Сергей Есенин и "Скифы" в русской революции - Ярослав Леонтьев - Цена Революции - 2015-10-18
М.Соколов
―
В эфире «Эхо Москвы» программа «Цена революции», ведет ее Михаил Соколов, и сегодня наш гость – доктор исторических наук Ярослав Леонтьев, специалист по многим вопросам, в частности, по истории партии левых эсеров, о них мы и поговорим. А также о «Скифах», о Сергее Есенине – благо тут, в начале октября, был юбилей поэта. Праздновали его, кстати говоря, не без скандала, который поэта, наверное, и порадовал бы, поскольку такой пиар, - так бы многие об этом так и не узнали, - и опечалил бы.Потому что есть неравнодушные люди, пытались публично показать альтернативу застройки заповедных мест есенинского Константинова. Ну и этих уважаемых людей в его родном селе скрутила полиция и оформляет им штраф как за несанкционированную демонстрацию. Вот так вот защита есенинских мест оборачивается для архитекторов и активистов тамошних неприятностями. Ну а мы поговорим о других революционных неприятностях.
Я.Леонтьев
―
Добрый вечер.
М.Соколов
―
Добрый вечер, Ярослав.
Я.Леонтьев
―
Кстати, Михаил, простите, что перебиваю – вообще этот год литературы, 2015-й, и начался с другого скандала, напомню. Когда в Москве уже наша замечательная мэрия сносила дом мемориальный, в котором была редакция журнала «Млечный путь», где начинал печататься Есенин. Вот год Есенина и год русской литературы начался с такого. Я помню, еще подписывал петицию в начале года
М.Соколов
―
И снесли ведь.
Я.Леонтьев
―
Снесли. Легко.
М.Соколов
―
Да, это, к сожалению, такое отношение к исторической памяти легкое, оно у нынешней власти хорошо заметно. Ну что же, давайте о том, откуда началось. Собственно, Сергей Есенин как появляется в Петрограде-Петербурге и был ли он в это время, молодой, начинающий поэт, уже связан с лево-народнической прессой и вообще с этой идеологией?
Я.Леонтьев
―
Так в Петрограде, или в Петербурге? Он же там дважды появлялся.
М.Соколов
―
Ну, я чтобы все вместе совместить.
Я.Леонтьев
―
Как мы знаем, туда Сергей Есенин попал впервые, в Питер, - давайте Питером называть для краткости. Он попал туда для того, чтобы свои стихи «устроить» - как он писал. Он несколько оставил нам автобиографий, и делал там акцент, в автобиографиях, что начал писать с 8 лет, но печататься только с 18 лет. А когда разослал свои стихи по разным редакциям разных изданий, очень удивился, что их никто не печатает. Поначалу. Потом, конечно, это все было быстро вошло в свою колею. Но вот он как раз в Питер и приезжал познакомиться. Он пришел - вот этот знаменитый его визит на Офицерскую, к Блоку, их разговор, когда с него капал пот, как сам Сергей Александрович писал в автобиографиях. Познакомился с Сергеем Митрофановичем Городецким, который создавал тогда группу новых крестьянских поэтов, - в этот момент это течение называли «новой крестьянской литературу», группу КРАСА. Познакомился с Клюевым. Ну и началось такое уже творческое сообщество.
М.Соколов
―
А «Скифы»? Когда появились «Скифы», вот это скифское движение литературное?
Я.Леонтьев
―
Альманах «Скифы» был задуман под таким названием в 16 году, хотя литературный наставник Есенина, Разумник Сергей Васильевич Иванов, или Иванов-Разумник – это его псевдоним –перевертыш, этого известного лево-народнического действительно публициста, и в то же время выдающегося литературного критика и литературоведа. У него был такой момент, когда он пользовался таким псевдонимом – Скиф, но еще как скиф-одиночка. Но потом они размножились, «скифы», и в 16 г. сотоварищи решили назвать так альманах. Кстати, среди этих товарищей были как раз партийные эсеры - Сергей Мстиславский, будущий потом известный советский писатель, автор книги «Грач – птица весенняя» о Николае Баумане, еще ряда, биограф Молотова, между прочим. Был также Сергей Порфирьевич Постников, тоже крайне интересный человек, но у него совсем по-другому судьба сложилась.
М.Соколов
―
Это один из создателей Русского зарубежного архива.
Я.Леонтьев
―
Совершенно верно. Поскольку он эмигрировал в Прагу. Но Постников нам интересен еще и тем, что у него в 17-м году, когда он был выпускающим редактором газеты «Дело народа», центрального органа эсеров, работала никто иная, как Зинаида Николаевна Райх. А в стенах «Дело народа» и произошло знакомство Есенина с его будущей первой официальной женой, Зинаидой Райх.Но вернувшись чуть назад, к «Скифам», в 16 г. осенью они придумали это название, и Иванов-Разумник начал собирать такую литературную компанию вокруг будущего альманаха, и собственно, поскольку он общался плотно уже в это время с Есениным, а напомню, что Есенин к этому времени был призван в армию. Служил санитаром на поезде Царскосельском, привилегированном, - не без блата туда его устроили. Тоже жил в Царском селе и постоянно общался с Ивановым-Разумником. Так что здесь все очень просто ларчик открывается.
М.Соколов
―
А в это движение входили такие интеллектуалы, близкие к эсерам и настроенные антивоенно в то же время?
Я.Леонтьев
―
Да, несомненно. И Иванов-Разумник вовлек туда Александра Блока, и вообще стихотворение Блока «Скифы» и должно было стать поэтическим манифестом этой группы, - собственно, и стало. Просто оно не попало, по разным причинам, именно в альманах «Скифы», потому что третий по счету альманах они уже не смогли в 1918 г. выпустить, - просто, может быть, мы еще коснемся этого сюжета чуть позже Андрей Белый с самого начала тоже участвовал в этой группе, Ольга Форш, Евгений Лунберг, такой литературный критик и публицист. Вот такая компания.Они занимали яркую антивоенную позицию. Потому что Иванов-Разумник – мы как-то еще об это говорили, он еще в 1915 г. написал такой текст, который ходил в самиздате, на гектографе он его распространял-тиражировал, «Испытание огнем», и этот текст потом, в 1917 г. был напечатан в альманахе «Скифы» - вот этот манифест «Испытание огнем» был напечатан. Евгений Лунберг вообще занимал такие толстовские позиции, был ярко выраженным пацифистом, радикальным даже, можно сказать, пацифистом, антимилитаристом. И Сергей Есенин, - прямо по его стихам это видно. В «Анне Снегиной» такие знаменитые строки:
Я бросил свою винтовку,
Купил себе "липу".
И вот с такою-то подготовкой
Я встретил 17-й год.
М.Соколов
―
То есть, в принципе, он был пацифистки настроен, Сергей Александрович?
Я.Леонтьев
―
Ну, антивоенно. Позиция все-таки левых эсеров отличалась от позиции толстовцев – я упомянул Евгения Германовича Лунберга-толстовца. Но это особая позиция. Кстати, Лунберг, между прочим, тоже очень интересен нам тем, что, если Иванов-Разумник влиял сильно на Есенина, то Лунберг очень сильно влиял на молодого Пастернака – когда они вместе были на Урале, это как раз период войны.Но вернемся к Есенину и Иванову-Разумнику. Позиция немножко все-таки была не просто пацифисткой, а именно антивоенной, соответствовала скорее формуле «война – войне». Они считали себя социалистами и именно в этой связи считали войну, первую мировую. Империалистической, чужой войной, но никаким пацифистом Есенин, конечно, не был. Если он потом добровольно вступил в качестве волонтера в боевую дружину левых эсеров.
М.Соколов
―
Ну, это отдельная история. Ее надо, конечно, обсудить. Знаете, я хотел у вас спросить о самом Иванове-Разумнике. Разумник Васильевич, - откуда такое странное имя, что мы можем про его биографию сказать до «Скифов», до Первой мировой войны – откуда у него была такая популярность и влияние в литературной среде?
Я.Леонтьев
―
Да нормальное имя. Просто мы не очень хорошо знаем с вами, наверное, свято-отеческие канонические святцы. А это имя христианское, из Древнего Рима, одного из первых христиан-мучеников. Просто он был назван по святцам, не более того.
М.Соколов
―
То есть, это не выпендреж?
Я.Леонтьев
―
Никоим образом. Конечно, злые языки потом любили это обыгрывать, но никакой это не выпендреж – так нарекли его родители. Ну, мы знаем, что иногда есть - и Флоренский об этом писал, как имена влияют на судьбу человека. Может быть, конечно, что-то в этом, несомненно, было. И он стал известен, пожалуй, примерно со времени первой русской революции, когда он опубликовал двухтомник «Истории русской общественной мысли». До этого он публиковал его тоже, как бывает часто, фрагментами, в разных известных журналах, типа «Русской мысли» и иных. И уже его имя было на слуху, он уже пользовался таким псевдонимом. А потом он выпустил книгу, которая выдержала, если мне не изменяет память, только до Революции около 5 изданий. Потом она вообще, в 17 г., аж чуть ли не в 7 томах вышла, - просто более тонкие они были, чем первые издания.
М.Соколов
―
То есть, в принципе, человек было достаточно влиятельным в литературной среде и мог продвигать Сергея Есенина.
Я.Леонтьев
―
Конечно. Он же еще возглавлял и литературный отдел журнала «Заветы», это был очень популярный журнал. Кстати, там многие, вся плеяда серебряного века - что ни имя назови – хоть Ахматова, хоть Мандельштама, хоть того же Клюева – кого угодно. Все они авторы как раз «Заветов». В «Заветах» Савенко, - конечно, В.Ропшин, он же Борис Савинков, опубликовал роман «То, чего не было». И Иванов- разумник был литературным редактором этого чисто, кстати сказать, эсеровского журнала, но легального журнала. Потому что политическим редактором был Виктор Чернов, который находился в Италии, в это время в эмиграции. А Мванов-Разумник с ним находился в контактах, ездил туда, в Италию. Журнал был крайне популярен, но во время войны его закрыли - как раз в 14 г. он был по цензурным соображениям закрыт.
М.Соколов
―
А что-то его заменило в этот период, до 17 г., эти «Заветы», были какие-то другие издания?
Я.Леонтьев
―
А собственно, это и есть генезис «Скифов». Нет, они не могли. Ну как, это же был именно эсеровский, народнический журнал, они не говорили прямо, не ставили на логотипе «орган партии социалистов-революционеров». Но все прекрасно знали.
М.Соколов
―
ну, она была не разрешена.
Я.Леонтьев
―
Конечно. И более того, не просто не разрешена, а сама принадлежность к этой экстремистской и террористической организации каралась по уголовному уложению. Каралась вплоть до каторжных работ – просто чисто принадлежность, если она, конечно, была доказана по суду. Потому что суды тогда хорошо работали. Отнюдь были не «Басманными», другими словами. Поэтому очень часто не доказывали принадлежность, и тогда люди могли под залог уехать за границу – мы много раз с такими фактами сталкивались в разных биографиях. Но если было доказуемо - то все, человек получал минимальный срок каторжных работ.И поэтому логотипа такого не было, но все прекрасно знали, что это журнал левых народников, как они сами себя идентифицировали. А «Скифы» это был следующий литературный проект, он вытекал из этого. Коль скоро один журнал был прикрыт. То есть, они даже сначала, какое-то время еще использовали это название и хотели продолжить выпуск этого журнала. Это потом, просто к этому времени, возникла такая "скифская" идеологема и решили все-таки название изменить.
М.Соколов
―
Кстати, еще чуть-чуть в довоенное время. Вы сказали про Зинаиду Райх, первую жену поэта Сергея Есенина. Я видел у вас текст, что довольно много документов оказалось, что в молодости, в юности даже, гимназисткой, будущая супруга Есенина, а потом Мейерхольда, была под наблюдением полиции, да?
Я.Леонтьев
―
Вы наверное имеете в виду мою книгу «Скифы Русской революции партии левых эсеров и их литературные попутчики»? Да. В Государственном архиве РФ, в фонде департамента полиции, мне впервые, - кстати, эти документы публиковались в книге, потому что до этого они не были востребованы. Ну, к сожалению, так бывает, что многие архивные документы, увы, еще не нашли свой путь к читателю.Так вот я поднял эти документы и обнаружил там многое, ну, не сотни донесений, но немало донесений о ее очень активной эсеровской работе. То есть, она была кадровой действительно эсеркой, лен партии эсеров, как минимум, с 12 г. Она в это время была еще гимназисткой старших классов Бендерской гимназии в городе Бендеры, в Приднестровье, другими словами, в Бессарабской губернии тогда. Активно общалась с одесситами, одесскими эсерами. Там был в это время, он занимался организацией контрабандной переправки литературы, «транспортов», как это называлось на языке нелегалов, эсеровской литературы, такой тоже очень интересный издатель, литературовед. Он, кстати, почему нам интересен в контексте Есенина - именно в его квартире, точнее, снимаемой издательством, которое он возглавлял в 17 г., поселятся молодожены, Есенин и Зинаида Райх. Этого человека звали Ферапонт Иванович Сиденко. И больше он все-таки был известен под псевдонимом Петр Витязев. К нему, кстати, попал архив, когда он находился в вологодской ссылке, он очень увлекся наследием, ну, как эсер тоже, Петра Лаврова, и через дочку Лаврова в руки Витязева-Сиденко попал архив Петра Лаврова – он активно его издавал.
Ну, довольно заметной был фигурой, особенно в качестве издателя партийной литературы. В 17 г. он возобновил отношения с Зинаидой Райх, а за 5 лет до этого он руководил как раз этим кружком.
М.Соколов
―
То есть, гимназическое подполье.
Я.Леонтьев
―
да, молодежное подполье.
М.Соколов
―
И чем они занимались?
Я.Леонтьев
―
Они помогали распространять эту литературу нелегальную, устанавливали контакты с аналогичными группами. В частности, Зинаида Райх тогда и ее брат, Виктор Райх, который тоже был вовлечен, он был тоже участником, но реального училища. Они, например, в Одессе установили связь с таким, тоже будущим известным литературоведом, автором книги «Три любви Достоевского», Марком Слонимом, который тоже был известным партийным эсером в это время. У них была связь с таким, тоже довольно крупным эсером, Иваном Прилежаевым. То есть, довольно такие имена, может быть, не первой величины, но далеко и не второстепенные, - с кем лично общалась Зинаида Райх.
М.Соколов
―
Но она, в общем, под какие-то репрессии полиции не попала.
Я.Леонтьев
―
Случайно. Она уже очень активно была в разработке, что называется. Но она закончила гимназию и переехала в Петроград. А тут началась Первая мировая война и просто, видимо, стало не до нее, - может быть, на какой-то момент она отошла от сугубо активного эсерства. Но зато в 17 г. она возглавляла общество распространения эсеровской литературы в Петрограде. И работала помощницей редактора в газете «Дело народа», о чем я уже сказал.
М.Соколов
―
И в партии состояла.
Я.Леонтьев
―
Конечно. Само собой разумеется. Она напишет потом заявление, если не ошибаюсь, где-то примерно в 20 г., будет опубликовано в газете «Правда», или в «Известиях» - в какой-то советской газете – о том, что она выходит из партии. А до этого она состояла в партии.
М.Соколов
―
Вернемся к «Скифам», куда втянули Сергея Есенина и вошли многие другие литераторы, я так понимаю, там и Клюев, и другие. Как вы сформулировали идеологию этой литературно-политической группы?
Я.Леонтьев
―
Тут немножко нужно развести этот вопрос. Дело в том, что там все-таки была не единая идеология, а скорее, два в одном. Ибо у новокрестьянских поэтов, поименованных вами, у них было свое еще представление о светлом пути, к которому должна стремиться Русь, Россия-матушка, а именно, - такой Град-Китеж, "Страна Инония", как это у Есенина.
М.Соколов
―
Опоньское царство.
Я.Леонтьев
―
Да, такие мечты о крестьянском царстве, о крестьянском земном царстве. Но, впрочем, даже соединенным и с небесным тоже.
М.Соколов
―
Подозреваю, что им должна была понравиться книга Чаянова, вышедшая уже позже, «Путешествие моего брата Алексея в страну крестьянской утопии».
Я.Леонтьев
―
Так простите, а кто был Чаянов? Александр Васильевич был выходец из такой же среды, точно так же, как они, такой же тоже крестьянский сын, как и его друг Кондратьев, знаменитый другой экономист. Конечно, просто Чаянов, может быть, еще и академизмом определенным обладал. Хотя тоже, перечисленные вами литераторы, они тоже не лаптем щи хлебали. Есенин вообще-то учился в Народном университете. Кстати, возможно, слушал курсы у того же Чаянова, который там преподавал – сейчас как раз, как мы знаем, там РГГУ и как раз улица Чаянова и есть. Собственно, Клюев «кумекал» на иностранных языках, мог вполне объясниться. То есть, не все так просто было.
М.Соколов
―
Два в одном. А второе?
Я.Леонтьев
―
два в одном. А второе это «скифство». А "скифство" это более широкая, объемлющая идеологема. Потому что "скифство" здесь соединяло, с одной стороны, действительно эти мечты, крестьянскую утопию, - назовем ее так. С другой стороны, это были, конечно, идеи социалистов-революционеров – те построения народничества, исходящие от Герцена, от Лаврова упомянутого, отчасти от Чернышевского, от Михайловского - такая политическая, что ли, составляющая. И кроме того, еще, собственно, уже определенная мифологема, которая поэтами Серебряного века, кстати, не только Блоком и Белым, но и Валерием Брюсовым, - это идея о какой-то особой миссии России. О мессианской миссии.
М.Соколов
―
«Особый путь» - да?
Я.Леонтьев
―
Да, и особый путь и мессианизм. Это тоже очень важно. И вот мессианизм как раз русского варварства, русского "скифства", - поскольку свет идет с Востока, эти, именуемые варварами люди, тем не менее, они должны принести свет тем, кто себя считает культурными, продвинутыми, цивилизованными. Это на самом деле, если угодно, революционное славянофильство, как иногда тоже называли "скифство" еще.
М.Соколов
―
В чем-то и детали будущего евразийства здесь есть. Хотя там воспевание еще и орды татарщины добавилось к тому.
Я.Леонтьев
―
Не без этого. Ну, так и у Блока «мы, азиаты» и монголы. Это тоже.
М.Соколов
―
так эта идея - «мы азиаты» уже была в самом начале, когда первый сборник готовился, или нет? Или в процессе все?
Я.Леонтьев
―
вообще-то это еще и учитель Блока и Белого, это Сергей Сергеевич Соловьев, если уж на то пошло.
М.Соколов
―
Но он как-то пугал все-таки «желтой опасностью» в своих разговорах. Не воспевал Азию. Кажется, там наоборот, тревога была.
Я.Леонтьев
―
А ученики всегда превосходят учителей. Ну что ж, и что-то несут. Здесь наловилось, между прочим. Здесь тоже все причудливо соединилось. Здесь причудливо соединилось с этим с антивоенным пафосом, если возвращаться к войне.
М.Соколов
―
То есть, Запад принес войну, а мы хотим принести мир на штыках?
Я.Леонтьев
―
да, вот эта культурнейшая германия, с ее философскими школами, с ее поэтикой и вообще с ее наукой, с ее продвинутым производством, - но они обратили это производство в гурды железной смерти.
М.Соколов
―
А там был тоже «zonderveg», тоже «особый путь», вот он и завел германию в тупик. Тут, знаете, не все так просто.
Я.Леонтьев
―
Не все, согласен. И славянофилы тоже любили очень Шеллинга. Я согласен, что здесь немецкий идеализм и русский идеализм, немецкая романтика тоже есть здесь, определенное сходство. Но это интересные исследовательские вопросы, кстати, с разных точек зрения, - как видим. Конечно, я все-таки политический историк, в первую очередь, но может быть еще и литературный взгляд, культурологический взгляд, социологический аспект - здесь можно разными глазами смотреть на это, крайне интересное явление.
М.Соколов
―
Кстати, а политически каков был эффект такого взаимодействия этой скифской группы весьма модных и популярных писателей и поэтов и, собственно, партии? То есть это был, как бы сейчас сказали, хороший пиар?
Я.Леонтьев
―
Нет, я думаю, что это пошловато выглядит к той ситуации. Это был нормальный, - можно другое слово применить – это был хороший литературный бренд такой для партии социалистов-революционеров. Понимаете, я вот много рассуждал об этом. Все-таки, когда мы сейчас – я не буду специально это делать, позволю себе уйти от этого, но если мы назовем именем каких-то сегодняшних узнаваемых прозаиков, поэтов, мы сразу будем понимать, о каком лагере мы говорим – о почвенниках, о либералах, о каких-то иных, о леваках, в конце-концов.
М.Соколов
―
да, одни радуются Нобелевской премии Алексиевич, а другие ядом истекают. И мы видим, кто есть кто.
Я.Леонтьев
―
не вопрос. Но я еще раз говорю – я лично ухожу от оценок в данном случае. Но если говорить о той ситуации, то когда называли имя Горький, то было понятно, что это РСДРП. Когда называли другие имена, то было понятно, что это, может быть, партия кадетов. А в данном случае – партия эсеров. И, собственно говоря, вот эта вся компания перечисленная, она тоже участвовала. И давала – это тоже нам важно понимать, - что они давали разрешение выставить их имена на аншлаге газет, выходивших на первой полосе, на первых страницах. Когда читатель, опосредованный читатель, обыватель, покупал газету «Дело народа» или «Знамя труда» и видел, что среди постоянных сотрудников там Александр Блок. Сергей Есенин. Борис пастернак, туда добавившийся чуть позже, Осип Мандельштам. И с этими людьми, конечно, была прямая ассоциация. И если мы покопаемся в таких биографиях попристальнее – того же Мандельштама, допустим, - /Мандельштам сам об этом не раз писал, что, как он тоже пытался вступить даже в боевую организацию эсеров, еще в молодости, конечно.Круг общения Пастернака – через Лунберга, и не только, у него же там еще был роман с одной из сестер Высоцких, или влюбленность, по крайней мере, - он тоже знал весь московский круг таких немножко богемных эсеров.
М.Соколов
―
И спонсоров эсеров, кстати.
Я.Леонтьев
―
Да, совершенно верно, и спонсоров. Поэтому это все не случайно. Так вот просто люди давали добровольно свои имена и сотрудничали с этим. Значит, они все-таки симпатизировали и сочувствовали как раз этим идеям, по меньшей мере.
М.Соколов
―
Еще один маленький, но интересный вопрос. С первым альманахом «Скифы» связана история, о которой вы пишите – Есенин уничтожил гранки своей пьесы «Крестьянский пир», и пропала эта пьеса. Но была же рукопись, с которой делался набор, - она куда-то исчезла, может, есть шансы ее найти до сих пор?
Я.Леонтьев
―
Боюсь, что нет. Скорее всего, рукопись, конечно же, была. Но либо она была изъята в 33 г., во время одного из арестов Иванова-Разумника, - там отдельная история, может быть, мы уйдем сейчас в сторону, но впрочем, с Есениным ее тоже надо вспомнить был такой следователь по фамилии Коган тогда в полномочном представительстве по ленинградскому военному округу, как называлась структура. Он вел допросы и он был известен в качестве большого собирателя литературных автографов, всяких раритетов.
М.Соколов
―
Подворовывал, грубо говоря.
Я.Леонтьев
―
да, просто после обыска Иванов-Разумник вдруг не обнаружил, точнее, не просто после обыска, а после отсидки многомесячной в ДПЗ, в Крестах, после ссылки саратовской. Но когда он попал в очередной раз домой, - ну, может быть и раньше ему жена об этом сообщила, он очень аккуратно вел свой архив, все фиксировал. Он обнаружил там пропавшие целый ряд рукописей. Это первое. Ну а второе, конечно, потом дом попал в зону боевых действий, это Пушкин, бывшее Царское село, бывшее Детское село в 20-е годы - город по-разному назывался, то есть, это питерский Пушкин, и посему большая часть архива тоже пропала во время великой Отечественной войны.
М.Соколов
―
И может быть, последний вопрос для первой части - «Скифы» вышли уже к осени 17-го года.
Я.Леонтьев
―
Первый – в августе.
М.Соколов
―
Успешно?
Я.Леонтьев
―
Абсолютно, конечно. Был очень удачный издательский проект. Благодаря, собственно, - многие люди даже и вошли в литературу, в громкую литературу, благодаря этому проекту.
М.Соколов
―
Ну что же, в студииМы говорим о Сергее Есенине и продолжим нашу беседу после недолгих объявлений.
РЕКЛАМА
М.Соколов
―
Продолжаем программу. Сегодня наш гость –Говорим мы о «Скифах», Сергее Есенине, партии левых эсеров. Собственно, вот 17-й год. Думаю, нам нужно напомнить, как произошел раскол партии эсеров, как они разошлись, на каком вопросе? Наверное, это важно, потому что разошлись и писатели тоже по разным лагерям.
Я.Леонтьев
―
Совершенно верно. Если коротко и емко, то было два камня преткновения. Первый камень преткновения это, конечно, война, все та же война. Потому что левые социалисты-революционеры, «интернационалисты», как они себя называли - эта фракция, - они предлагали немедленно прекратить войну. То есть они отстаивали лозунги вот этих конференций антивоенных, прошедших - Циммервальдской конференции, Кинтальской конференции, которые в Швейцарии в 15-16 гг. состоялись, и где лидеры эсеров были представлены. Другая часть партии эсеров исповедовала позиции революционного оборончества, как они говорили – что вот германия может похоронить все завоевания, если она победит германский милитаризм, пруссачество, похоронят все завоевания молодой российской революции, и все такое прочее.Ну и второй вопрос, конечно, - земля. Матушка-землица, для крестьянских поэтов, конечно, это вообще вдохновение и их почва, питательная среда. Затягивалась, увы, передача земли народу, и вот эти два камня преткновения были. Началась дифференциация, началось обособление левого крыла. Потом оно вылилось уже в октябрьские дни.
М.Соколов
―
И участие в перевороте.
Я.Леонтьев
―
ну, я бы сказал по-другому.
М.Соколов
―
В пособничестве большевикам.
Я.Леонтьев
―
ну, называйте, как хотите. Я не об этом вовсе. Люди оказались, которые вместе были на каторге, учились в одних и тех же университетах – будь то «Народный университет» или какие-то серьезные академические университеты. Они оказались по разные стороны баррикад, они начали стрелять друг в друга. В этом же как раз заключался трагизм. И Есенин, пожалуйста, он и говорил, что он всецело принял Октябрь, но с крестьянским уклоном, - он подчеркивал.
М.Соколов
―
Потому что землю дают?
Я.Леонтьев
―
Потому что он женат был уже к этому времени на эсерке и общался с эсерами.
М.Соколов
―
Но он же не был членом партии.
Я.Леонтьев
―
А это неизвестно, между прочим. Да, в автобиографии он писал, что работал с эсерами не как партийный, а как поэт – в одной из автобиографий. Но в мемуарных источниках встречается информация, что Есенин был членом партии, что он оформлял членство в партии левых эсеров. Или, пожалуйста, вот такие строчки могу вам тоже процитировать, это строфы, которые не вошли в окончательный вариант «Анны Снегиной»:Хотя коммунистом я не был,
От самых младенческих лет,
Но все же, под северным небом,
Винтовку держал за Совет.
В этих строчках он очень четко свою позицию демонстрирует. Он себя дистанцирует от коммунистов, с одной стороны, от большевиков, как раз, с другой стороны он говорит, что «за Совет», да еще «держал винтовку» - это имеется в виду по-видимому, тот случай, когда он вступил действительно в боевую дружину партии левых эсеров.
М.Соколов
―
А когда это было?
Я.Леонтьев
―
Есенин писал, что это было в Октябре 17-го года. По моим представлениям, не совсем так получается. Может быть, он иногда не совсем точные сведения сообщает в автобиографиях о том, что, например, он изъездил всю Россию от Северного Ледовитого океана до Китая и Индии, - как он выражается. Ну, конечно, это некоторое политическое преувеличение.
М.Соколов
―
Через книги.
Я.Леонтьев
―
Даже и в Персии не был, а «Шаганэ» писал в Баку, не добрался идо Персии, где, кстати, были его друзья в это время, революцию персидскую делали. Но к этому сюжету можно еще вернуться. А в октябре он, по-видимому, все-таки тоже не вступал – не получается по летописи жизни Сергея Александровича. Скорее всего, это произошло – да и левые эсеры еще тогда не создавали никаких боевых дружин, там они просто были в составе действительно Красной гвардии, у них там была военная организация, - по-другому это тогда немножко называлось.А вот в феврале 18 г., когда шло активное наступление немцев на Петроград, предполагавшееся, когда немцы уже до Пскова дошли, Ригу заняли, еще перед этим, - вот тогда действительно началась массовая запись добровольцев. В Смольном проходили бурные заседания, лидеры левых эсеров там постоянно на них выступали, - кстати, Есенин был знаком со всеми лидерами левых эсеров. Есть целый ряд примеров, когда он выступал в качестве поэта, опять же, на вечерах, где выступали в качестве трибунов, в качестве ораторов, выступали Мария Спиридонова, Борис Комков, Донат Черепанов, который потом устроит взрыв в Леонтьевском переулке, где находился ЦК левых эсеров в Москве, - помните?
М.Соколов
―
А потом большевики устроили.
Я.Леонтьев
―
Московский комитет. Да, и там где Загорский был взорван насмерть, а Ленин не доехал, а Бухарин был ранен. С Ириной Каховской, которая устраивала покушение на фельдмаршала фон Эйхгорна в Киеве, - мы уже обсуждали с вами этот эпизод. И которая сидела в киевской Лукьяновской тюрьме, арестованная, - сохранились ее дневниковые записи, ее тетради тюремные, где она на память стихи Есенина как раз в 18 году, можно сказать, себя импульсировала, утешала.
М.Соколов
―
Подбадривала.
Я.Леонтьев
―
да, совершенно верно, подбадривала.
М.Соколов
―
Слушайте, получается, что Есенин, после какой-то большой гулянки, записался в отряд добровольцев. Но, видимо, винтовку не получил и воевать не пошел?
Я.Леонтьев
―
Секунду, ну какой гулянки? Есенин был женат.
М.Соколов
―
Сами пишите.
Я.Леонтьев
―
нет, «кофейный период» русской литературы, простите, еще не начался. Это произошло позже, когда действительно он уже был имажинистом, когда он увлекся ненадолго анархизмом - к этому вопросу тоже можно вернуться, и с анархистами связался. Это позже произошло. А тогда он, во-первых, семьянин, Зинаида Николаевна в положении, между прочим, она готовится к родам их первенца, дочки Татьяны, которая в Орле родится через несколько месяцев – ничего и близкого тогда себе Есенин не позволял, никаких гулянок. Нет, думаю, это был абсолютно сознательный порыв. Естественно, может быть, его подогрели речи ораторов, но отнюдь не вино, нет. И думаю, была массовая запись. А воевать действительно не пришлось, потому что, как известно, «Брестский мир» был подписан, и в итоге питерцам не пришлось строить баррикады. Между прочим, о записи в дружину есть и у Блока еще свидетельство. Блок тоже в записных книжках это отмечал.
М.Соколов
―
А как шел раскол среди прогрессивной интеллигенции? Там даже получились две основных газеты – «Знамя труда» левоэсеровская, «Воля народа» правоэсеровская, и писатели тоже разошлись.
Я.Леонтьев
―
«Дело труда» - орган центрального комитета. И еще и третья газета была. Да, конечно, разошлись. Скажем, Михаил Пришвин, большой приятель Иванова-Разумника – они потом восстановят с ним отношения, в будущем, и по-прежнему останутся ближайшими друзьями, но Михаил Михайлович тогда как раз пошел в правый орган, в правоэсеровский, «Воля народа», так же поступил и другой их общий приятель, Алексей Михайлович Ремизов. Да, вот такие «наибольшие скифы», наиболее радикальные «скифы» - они с левыми эсерами остались. Ну, я уже их называл, мы по второму кругу вернемся, я даже сказал, что наоборот, они даже потом увеличили еще свои ряды, хотя не участвовали в сборниках «скифов», но в этих же литературных отделах этих же газет, левоэсеровских, «Знамени труда», журнале «Наш путь» и так далее, в киевском журнале «Борьба» потом, публиковались и пастернак с Мандельштамом. В разных изданиях.
М.Соколов
―
И Есенин, естественно?
Я.Леонтьев
―
Конечно. Есенин и Блок - во всех упомянутых. А Мандельштам и пастернак где-то да, а где-то нет.
М.Соколов
―
Кстати, по поводу «Брестского мира» была какая-то ясная позиция у этой группы писателей, у того еж Есенина, - что об этом известно?
Я.Леонтьев
―
По Бресту совершенно очевидно.
М.Соколов
―
Ведь среди левых эсеров были и те, кто был за Брест, как Мария Спиридонова.
Я.Леонтьев
―
Были. Но, тем не менее, это был важный маркер. Мария Спиридонова очень недолго была, она быстро разочаровалась в этом. Она была вынуждена, потому что понимала, что все-таки Красная армия находится в процессе создания, декрет о создании, кстати, декрет подписывал и левый эсер Порошьян. Потому что декрет был не 23 февраля подписан, а на порядок раньше, еще в начале января 18 г.Но Мария Спиридонова занимала более осторожную позицию, не компромиссную, а более осторожную в этот момент. Потом она довольно быстро все-таки изменила свое отношение.
М.Соколов
―
А Есенин – за революционную борьбу?
Я.Леонтьев
―
да, Есенин однозначно. Ну, если он вступил в боевую дружину, наверное, он находился под воздействием Иванова-Разумника, возможно.
М.Соколов
―
Но были и другие аргументы за войну. На конференции, которая проходила в понедельник, я услышал замечательную цитату, к сожалению, не помню, кто это сказал, что проливы, - имеются виду Константинополь, Босфор и Дарданеллы, - это дорога к европейской культуре. Это нужно России именно для этого, чтобы напрямую получить доступ к европейской культуре. Это кто-то из видных эсеров предложил такой лозунг. В общем, выглядит, конечно, забавно.
Я.Леонтьев
―
Не Бунаков ли Фондаминский? И что?
М.Соколов
―
Или Иванов-Василенко. Ну, кто-то из них.
Я.Леонтьев
―
Только не Иванов, - Иваницкий-Василенко. Да, правда, на Третьем съезде партии эсеров, который был в Москве в июне 17 г.
М.Соколов
―
Эти аргументы – они не сводили снова правых и левых эсеров? Одни за войну революционную, другие за войну патриотическую? Почему они не сомкнулись в 18 году?
Я.Леонтьев
―
Потому что была разница. Левые эсеры были за Советы уже четко, и участвовали.
М.Соколов
―
Но против Комбедов.
Я.Леонтьев
―
Против Комбедов однозначно, но декрет о Комбедах появится чуть позже, в июне 18 г., но в то же время против Учредительного собрания. А правые эсеры все-таки настаивали, что это «хозяин земли русской», Всероссийское учредительное собрание. И кроме чисто позиции по войне, которая могла их в чем-то сблизить, - это гораздо более серьезно были.
М.Соколов
―
То есть, в принципе, никакого социалистического блока против большевиков невозможно было создать. А в области культуры так прошло шло сплошное сотрудничество, я так понимаю, тех, кто шел за левыми эсерами и тех, кто шел за большевиками, и даже все эти газеты из одного бюджета подкармливались – и большевистские и левоэсеровские.
Я.Леонтьев
―
ну, что значит «из одного»? Ну да, в каком-то смысле.
М.Соколов
―
«Знамя труда» получало дотацию государственную и «Правда» получала.
Я.Леонтьев
―
Пока были правящие партии. Но в основном все-таки, на самом деле, что значит «дотация государства»? Центропечать да, была создана, развернута, и, кстати, возглавлял ее левый эсер Борис Малкин, который находился, - он был земляк Мариенгофа, - если дальше продолжать разговор о Есенине, из Пензы. И он способствовал продвижению Анатолия Мариенгофа уже осенью 18 г., он его взял в издательство ВЦИК, помог ему устроиться. Он возглавлял Центропечать. Но Центропечать не занималась финансированием издания газеты, она занималась распространением, подпиской, распространением, - немножко другая функция была у Центропечати.Дотаций таких уж не было – в современном понимании этого. Там было другое – были национализированы типографии. Это – да.
М.Соколов
―
«Знамя труда», по-моему, разместилось в помещении «Биржевых ведомостей», с захватом.
Я.Леонтьев
―
Ну да, конечно, первоначально, после национализации типографий – да. Но это не совсем то государственное финансирование в сегодняшнем понимании.
М.Соколов
―
Но поэты и писатели все-таки получали гонорары?
Я.Леонтьев
―
Конечно. Потому что огромные были тиражи газет. На самом деле, все ровным счетом наоборот, как раз издание этих газет было одним из главных источников финансирования партий, тиражирование и распространение этих газет.
М.Соколов
―
ну да, телевидения же не было.
Я.Леонтьев
―
Да. Между прочим, эта ситуация – совершенно другой сюжет, но мне приходилось читать книгу одного, если не ошибаюсь, британского автора, который рассматривал вопрос финансирования, скажем, национал-социалистической партии Германии, будущей, распространением массовыми, миллионными тиражами «Майн Кампф» и каких-то других нацистских изданий – они тоже были главным источником финансирования партии. И в такой же ситуации были и российские партии, да и не только российские, думаю, это было вообще нормой для любых политических партий того времени.
М.Соколов
―
Поэтому было важно национализировать типографии, захватить запасы бумаги.
Я.Леонтьев
―
Конечно.
М.Соколов
―
И монополизировать печатное дело, как тогда говорили.
Я.Леонтьев
―
Конечно. А за счет уже выручки, конечно, можно было заплатить гонорары. Кстати, я разыскал в Государственном архиве Российской Федерации тоже неопубликованный текст Сергея Есенина, который, к сожалению, не попал в академическое издание в 7 томах, который выпускал Институт мировой литературы, и сейчас его тоже переиздает Рязань. Правда. Текст, конечно, заключается в виде всего лишь денежной расписки за недополученный гонорар за вторую книгу «Голубень» Сергея Есенина и издательство «Революционный социализм», это главное издательство левых эсеров. И чем интересен этот документ – что он завизирован двумя подписями. Написана, сама заявка на получение гонорара написана рукой Есенина. Там же есть его расписка уже в получении, но завизирована подписями двумя очень крупными и видными членами левоэсеровского ЦК Владимиром Карелиным и Владимиром Трутовским – пожалуйста, еще два фигуранта, с которыми напрямую - Есенин пришел в издательство, с ними поговорил, и тут же они оформили ему гонорар, выплатили.
М.Соколов
―
А какова была судьба этих «попутчиков» левых эсеров из числа писательской среды после 6 июля, как повел себя тот же Есенин после того, как тут начались аресты, обыски?
Я.Леонтьев
―
очень интересный вопрос. Дело в том, что буквально, - тут я чуть-чуть назад вернуть. Есенин находился в этот момент в Рязани, в Константиново, ну ив Рязань, думаю, приезжал тоже – благо, это рядом. И в июне 18 г. он публикует в « Известиях» Рязанского Губисполкома «Иорданскую Голубицу» - вот в ней знаменитые есенинские строчки:Небо как колокол,
Месяц – язык,
Мать моя, Родина,
Я – большевик.
Я – большевик.
Кстати, единственные строчки Есенина. Потому что во всех иных текстах он наоборот, дистанцирует себя от коммунистов, помните, там «Разговор с дедом»:
Да, время – ты не коммунист? – нет.
А сестры стали комсомолки.
Какая гадость – просто удавись,
Вчера иконы выбросили с полки.
Есенин постоянно: «И Ленин не икона» - Есенин постоянно в других текстах себя абсолютно дистанцирует и наоборот, противопоставляет. А здесь он говорит «я большевик». Кстати, тоже довольно забавно семантически с этим разобраться, это может быть "а-ля" Василий Иванович Чапаев: «вы за кого, за коммунистов, али за большевиков?»
Так вот это четверостишье, попавшее в «Иорданскую Голубицу», выходит буквально за пару недель до событий 6 июля. Вряд ли бы после событий 6 июля, как мне кажется, такие строчки Есенин вообще запустил бы в печать, скорее, аннулировал, как упомянутый вами «Крестьянский пир». Но произошло то, что произошло. А дальше вообще-то Есенин продолжает сотрудничать, продолжает публиковаться в последующих изданиях, в журнале «Знамя», который редактировал уже левый эсер и член ЦК Александр Шрейдер, с издательство м берлинским «Скифы», когда «Скифы» перебрались уже в Берлин.
М.Соколов
―
Это 20-е годы?
Я.Леонтьев
―
Да, с 20 г. Там выходят книги Есенина, он выступал в 21 г. на вечере памяти Блока в московском клубе левых эсеров на Петровке. То есть, контакты достаточно тесные. Ну, может быть за исключением периода – был у него период, - правда, это апокриф, потому что четкого заявления мы не знаем, письменного заявления Есенина. Есть один апокриф, что он подал заявление на вступление в РКПб, но потом сам его и забрал.Ну, не знаю, может быть, это все-таки апокриф и не более того. Текста, по крайней мере, мы не знаем. Но зато знаем его строчки из автобиографии, что он не принадлежит и не принадлежал к коммунистом, потому что он «гораздо левее РКПб». А что значит «левее»?
М.Соколов
―
Как левые эсеры.
Я.Леонтьев
―
как левые эсеры и анархисты. С анархистами у Есенина тоже был период сближения. Если интересно, могу рассказать, если мы успеваем?
М.Соколов
―
Успеваем. Кто-то из видных «Скифов» подпадал под обыски, под аресты, особенно в 19 г. некоторые видные левые эсеры и погибли, были расстреляны в Петрограде. Была ли угроза жизни таким фигурам, как Есенин, тот же Блок, Иванов-Разумник?
Я.Леонтьев
―
Иванова-Разумника тоже арестовывали в феврале 19 г., привезли из Питера в Москву, Дзержинский его допрашивал.
М.Соколов
―
Блока тоже задерживали.
Я.Леонтьев
―
Да, Блока ненадолго задерживали, но Блока даже не довезли до Москвы, его буквально через пару дней выпустили с Гороховой, где тогда находилось Петроградское ЧК. Иванова-Разумника довезли на Лубянку, во внутреннюю тюрьму, - нет, пожалуй, тогда еще внутренней тюрьмы не было, в этом здании тогда еще страховая компания располагалась. Другими словами, его все равно допрашивал Дзержинский. Его выпустили, разобрались. Потому что, все-таки, они не вели именно партийную деятельность, не занимались именно подпольем. Хотя связи были. Там тоже не все так просто.Конечно, они же тоже не дураки. Чтобы все взять и рассказать чекистам, тем более, что Иванова-Разумника в первый раз арестовывали еще по студенческим протестным демонстрациям в 1902, 1903 гг., - у него был, конечно, этот опыт, он не был шокирован арестом, я думаю.
Есенина – нет, по левым эсеровским делам не арестовывали. Арестовывали, как мы знаем. По разным другим делам. Могли арестовать теоретически его, как ни странно, на съезде анархической молодежи в 19 г. - Есенин тоже выставил свое имя, это уже под влиянием Вадима Шершеневича. Вадим Шершеневич вообще на этом съезде летом 19 г., всероссийском съезде анархистской молодежи, предполагал делать доклад об искусстве и анархизме. И Есенин выставил свое имя на органе этой всероссийской организации, который назывался «Жизнь и творчество русской молодежи» - так назывался этот журнал в мае 19 г. Потом был созван съезд, и съезд был арестован в полном составе.
М.Соколов
―
К счастью, Есенина там не было.
Я.Леонтьев
―
Не дошел. Есенин просто не дошел до этого съезда. Если бы съезд продолжался еще несколько дней, он вполне мог бы угодить под арест. А так его заметали, бывало. Кстати, выручал его, в том числе, Блюмкин.
М.Соколов
―
Который уже стал чекистом.
Я.Леонтьев
―
Который к этому времени не был чекистом. Чекистом был до 6 июля, а в это время, когда Блюмкин выручал Есенина, он был слушателем восточного отделения Академии генштаба и был крупным и политработником одновременно, и вел диверсионную работу в тылу у Деникина, например, или потом ездил руководить отрядами курдов, разных повстанцев, возглавлял политотдел Персидской Красной армии. Но на работу в ОГПУ он вернется позже. Это ошибка, неправильное толкование Блюмкина – в это время он деятель Красной армии, РКК, а не ВКЧ и ОГПУ.
М.Соколов
―
Ну, так все-таки Есенин сблизился как-то с новыми коммунистическими лидерами? Тот же Блюмкин примкнул, в коцне концов?
Я.Леонтьев
―
Блюмкин, в коцне концов, к Троцкому пришел. Это очень интересный эпизод - заигрывание Троцкого с новой крестьянской литературой. А Есенин Блюмкину в начале 21 г. - тоже известный его автограф, и он как раз попал в полное собрание сочинений, такой замечательный автограф: "Тов.Блюмкину, с приязнью, на веселый вспомин рязанского озорника - С.Есенин, Москва», - прямо как стихи звучит сам автограф Есенина: «Тов. Блюмкину, с приязнью, на веселый вспомин рязанского озорника». Да, они в этот момент были большими приятелями, даже жили здесь по соседству с вашей редакцией. в Большом Афанасьевском переулке, в одной квартире, - был такой момент. Блюмкин на сей раз жил с молодой женой, которую он из Киева привез, и Есенин тоже в этой квартире подвизался.
М.Соколов
―
не могу не спросить – ваше отношение как историка ко всем этим версиям об убийстве Есенина - на потраву публике что можно сказать?
Я.Леонтьев
―
Как выражается один мой знакомый «полный балут» - ерунда это все, там совершенно ничего и близко не было.
М.Соколов
―
А как же в кино нам показывают?
Я.Леонтьев
―
Безрукова-то? Ну, им так хочется. А вот Захар Прилепин так категорически не считает, и скоро обещает нам об этом написать. Им хочется почему-то. А ведь еще Борис Лавренев написал статью «Казненный дегенератами» - тут можно только сказать «дважды казненный» Сергей Александрович. Нет, правильно пишет Захар Прилепин, хотя я далеко не во всем с ним согласен, что - что же, Есенин врет, когда он во многих текстах своих действительно уже подготовил читателя к такому уходу? Он пророчествовал на самом деле. И Блюмкин здесь, конечно же, ни при чем. И, между прочим, ни один эмигрантский журнал, который свободно мог написать, ни один эсеровский подпольный журнал, - а там были некрологи, посвященные Есенину, - об этом не написал.
М.Соколов
―
Спасибо вам. Сегодня гостемГоворили мы о "скифах", левых эсерах и Сергее Есенине – благо, прошел юбилей поэта. Всего доброго. Вел передачу Михаил Соколов.