Литва в борьбе за независимость (1917-1940 годы) - Альфонсас Эйдинтас - Цена Революции - 2017-05-28
М. Соколов
―
В эфире программа «Цена революции», ее, как обычно, ведет Михаил Соколов. Мы сегодня в гостях в Вильнюсе, беседуем с профессором Альфонсасом Эйдинтасом, послом Литовской республики и историком, одним из авторов книги «История Литвы», которая недавно вышла и имеет 12 переводов на различные языки. А поговорим мы о Литовской республике, которая возникла после революции 2017 года, после распада Российской империи. Добрый день.
А. Эйдинтас
―
Добрый день.
М. Соколов
―
Когда активизировалось и фактически стало политической силой национальное движение, движение за независимость Литвы в Российской империи?
А. Эйдинтас
―
Первое такое ярко выраженное желание было сделано во время революции 1905-07 года, когда в Вильнюсе состоялся, мы называем Сейм, съезд литовцев, 2 тысяч кандидатов, и который принял резолюцию о будущем литовских земель и выдвинул идею автономии Литвы в составе Российской империи.Когда началась Первая мировая война, эта линия продолжалась, потому что в начале поступления российских войск в Восточную Пруссию уже в июле литовские депутаты консервативные и другие представители написали так называемую Янтарную декларацию, где выразили лояльность Российской империи и желание помогать в войне, и чтобы результат был собирания всех литовских янтарей в одну кучу, то есть всех литовских земель в Российской империи и в Восточной Пруссии, где проживали литовцы, около ста тысяч, малая Литва так называемая, от которой потом остался только Клайпедский край.
Но российское правительство, прочитав этот текст, как-то премьер-министр был тогда, который сказал: что вы, собственно, хотите с этой декларации? Это чепуха. Потом он поблагодарил, когда ему объяснили, что это выражение лояльности, словом, никакой реакции не было, и вообще, так как началась игра с Польшей, с козырем Польши между Германией и Россией, вот тогда возник вопрос, а что будет с Литвой, и литовцы разделились на три части. Первая часть была в Вильнюсе, остались те деятели, которые не служили в российских госучреждениях, а депутаты Государственной Думы и чиновники выехали в Петербург и вместе с беженцами, вместе с литовскими гимназиями и школами, а в Петербурге и Воронеже был второй центр литовский, около 250 тысяч человек.
И третьи – тоже около 250 тысяч жили в США. И вот между тремя этими центрами, имели они, конечно, лидеров своих, начался такой диалог медленный во время войны, и уже в 1916 году начали формировать как цель Литвы после войны, после мирного договора, самоопределение нации и независимость так осторожно, но уже в 1917 году более четко, это в США, в Швейцарии и в России после революции сразу, потому что уже много можно было делать декларировать, а Литва была оккупирована кайзеровской Германией.
М. Соколов
―
А что немцы делали в это время?
А. Эйдинтас
―
А немцы тем временем придумывали, как лучше аннексировать эти захваченные территории, в том числе Литву, уже после, и когда Брестский мир уже приближался, немножко изменили тактику в виде аннексии, создать такие квази-государства, потребовать от них декларации о связях с Германией, и вот таким образом декларировать эти желания в Бресте на переговорах.И начинается вот эта большая игра, в Литве создается, немцы разрешили избрать Литовскую Тарибу, или Совет Литвы из двадцати человек, в основном консервативных деятелей, 16 было консервативных, 4, как мы называем, радикалы, но в основном это либералы, консервативная партия, это националисты, и христианские демократы. Вот и начинается эта игра. Кончается она тем, что, конечно, Литовская Тариба была, немцы переводили «совет доверия», никаких функций администрации они не давали, военные тут диктовали всё, но все-таки Тариба тогда и решила то, что тактика – получить формальное признание Литвы, а потом посмотрим, что после войны будет.
Вот так примерно и шел этот вопрос, имея желание получить самостоятельность в виде независимости уже в 1917 году декларации, а реальности войны были такие, что даже от послереволюционной России было тяжело что-то ожидать, никаких кредитов Временное правительство тоже не давало, но потом начались переговоры с большевиками, но это уже позже.
М. Соколов
―
Когда все-таки формально была объявлена идея независимости?
А. Эйдинтас
―
Первая декларация была уже под прямым влиянием немцев сделана 11 декабря 1917 года, первая часть, которую послали России, что Литовская Тариба объявляет независимость Литвы. Вторая часть, уже которую требовала Германия, что Литовская Тариба идет на уступки Германии и подписывает четыре конвенции – таможенная, военная, сообщений и финансовая. Вот это должна Тариба была обещать немцам. Почему? Потому что немцы тогда обещали признать независимость Литвы.
М. Соколов
―
Королевство Литовское?
А. Эйдинтас
―
Это было уже летом 1918. А 16 февраля был большой скандал, конечно, эти четыре конвенции обещали союз с Германией и после конфликта в самой Тарибе, ушли там четверо, вот эти радикалы, протестуя. И потом после долгих переговоров 16 февраля была объявлена полная независимость Литвы от всех государств со столицей в Вильнюсе, причем, строй государственный и так далее в этом акте написано, что должен быть установлен Учредительным собранием после свободных выборов.Вот это был самый неприятный момент для немцев, потому что Тариба не имела полномочий от народа, такие подобранные представители выбрали Тарибу не всеобщим голосованием, немцы не разрешили делать такие выборы в оккупированной территории. И вот этот акт стал символом независимости Литвы после 16 февраля 1918 года, хотя, конечно, и после этого никаких функций Тариба не получила.
М. Соколов
―
А королевство когда могло возникнуть на территории Литвы такое под контролем немцев?
А. Эйдинтас
―
Они пытались контролировать, но был парад кандидатов, даже испанский король был кандидат и другие. Но здесь Литовская Тариба установила флирт с германским Рейхстагом, католическим центром, потому что Литва – католическая страна, и католики поддерживали, как и социал-демократы Германии, самоопределение нации, тут и все российская революция провозгласила мир, и Вильсон, американский президент.Тут Германия имела несколько центров политических. Стали известны планы, что Литву будут присоединять к Пруссии, потому что близко граница. Это был самый опасный вариант. Или к Саксонии, персональной унией, тоже монархией объявляется. Было очень опасно тогда, Тариба установила контракт с династией Баден-Вюртемберга, был такой князь фон Урах. И избрали его в июле 1918 года, чтобы остановить эти комбинации, избрали тихо так, секретно королем Литвы Миндаугасом II и написали Конституцию короткую и большую, около 40-ка страниц. Но это потому что немцы опять игнорировали, особенно военные были злые, это было не на руку существующим планам, и тогда эта монархия повисла в воздухе. Никому она не была нужна, а реализовать ее было невозможно, потому что немцы контролировали бы приезд короля. Так вот эта идея уже под конец войны, когда Германия уже проиграла, 2 ноября Тариба отозвала это решение, и восстановление монархии не состоялось.
М. Соколов
―
А что происходит в конце войны, когда Германия терпит поражение и начинает уходить с этих оккупированных земель? Как вот возникает литовское независимое государство, и какие были ему угрозы?
А. Эйдинтас
―
Так как немцы не давали никаких полномочий владеть чем-нибудь, когда они разрешили формировать правительство первое, и первое правительство было сформировано 11 ноября 1918 года.
М. Соколов
―
А кто его возглавил?
А. Эйдинтас
―
Аугустинас Вольдемарас, профессор Пермского университета бывший, историк известный очень, способный и такой интересный человек. И он объявил в декларации, что Литва – мирная страна, армию не нужно создавать, хватит милиции, тут мы воевать не собираемся. А тут пришлось, потому что немецкие войска начали отступать с восточного фронта, и так как Брестский мир был аннулирован, дивизии Красной армии пошли на запад.И в конце 1918 года в декабре литовские большевики под руководством, естественно, российских большевиков объявили советскую власть, и Красная армия начала входить уже на территорию Литвы, и угроза была прямая, потому что шли они с лозунгом против власти Тарибы, все свергнуть и сделать большевистскую власть.
С другой стороны, польские легионы начали бороться и с большевиками, и начали приближаться к Вильнюсу тоже. Так что, литовское правительство в первых днях января 1919 года отъехало в Каунас полностью с только что созданными министерствами, и там уже в Каунасе начали формировать первые литовские полки, в армии брожения тоже, фронт они держали. Так что ситуация была очень, много властей было, ну, и постепенно большевики заняли почти одну треть литовской территории.
М. Соколов
―
Они объявили литовско-белорусскую республику.
А. Эйдинтас
―
Да, сначала Литовскую советскую республику, потом, уже увидев, что слаба она и опирается только на дивизии Красной армии, добавили Белоруссию, и был создан Литбел чисто для политических целей, сколько-то, очень не долго просуществовал, потому что большевики как-то не сумели получить много симпатии от местного населения, и тут реквизиции для армии и все такое. Не успели они развернуться полностью, но было такое, и арестовывали, и допрашивали людей. Словом, Литва тоже сделала при помощи еще саксонских пяти полков после создания литовской армии, уже в апреле был примерно, уже Литва имела территорию, от которой можно было уже драться с большевиками, и летом 1919 года Красная армия была вытеснена, осталась проблема с Польшей.
М. Соколов
―
Вот это интересный вопрос, потому что было много же проектов создать некую федерацию, то ли Польши и Литвы, Речь Посполитую восстановить в каком-то новом виде, и Пилсудский это хотел, то ли вообще с Белоруссией такую триединую конфедерацию. Почему эти проекты не состоялись?
А. Эйдинтас
―
В начале еще войны были такие листовки, и программа написана для восстановления конфедерации Великого Княжества Литовского, и в нем думали иметь такие четыре сегмента – литовский, белорусский, польский и еврейский. Потому что это были основные нации, которые жили на территории бывшего Великого Княжества Литовского. Но конфедерация была и в планах, как вы правильно сказали, польских политиков. Юзеф Пилсудский – дворянин из Литвы, Пилсудский – старая фамилия, он думал восстановить бывшую Речь Посполитую. Но как элемент составной федерации национальную Литву, литовскоговорящую Литву он не разглядел. Он думал, что если так останется, немцы все равно ассимилируют литовцев, что высшая культура литовцев на низком уровне, они не создадут полноценной жизни на литовском языке. Словом, эта конфедерация будет все равно базироваться на польском языке и высшей польской культуре. Словом, он не видел как субъекта литовцев.
М. Соколов
―
А он вообще хотел Литву разделить на несколько…
А. Эйдинтас
―
Это было уже позже, когда конфликт начался – кому принадлежит Вильнюс, и польские легионы как заняли Вильнюс, тогда уже понимая, что Литва не войдет в федерацию, поляки организовали в Вильнюсской области выборы такие, причем, их легионы были на этой территории, литовцы, белорусы, евреи не очень признавали, так что эти выборы не выразили волю всего населения. И эту так называемую срединную Литву создал.
М. Соколов
―
Это чуть позже. Мы так забежали немножко. Это интересный, конечно, сюжет. Но вот я все-таки хотел как раз по поводу Вильнюса сначала попытаться объяснить. Вот действительно это Вильно, Вильня, Вильнюс – такое яблоко раздора, многонациональная территория, опять же, была ли возможность каким-то образом решить этот вопрос, поскольку на эту территорию претендовали и поляки, и сама Литва, и Белорусская народная республика тоже существовала такая.
А. Эйдинтас
―
Да, Вильнюс был, конечно, центром и столицей Великого княжества Литовского. Этого факта никто не смог опровергнуть. Так что, литовцы, конечно, считали если не этническим городом, то историческим городом, столицей. Поляки здесь аргументов не имели, но по национальному составу литовцы не были даже близки к одной трети. Конечно, наши политики говорили, что все равно жители те же самые, они католики, они родом из тех земель. Давным-давно они были литовцы, и возвратятся в родное, так сказать, потому что главный вопрос был: на каком языке говоришь. Если говоришь на литовском – ты литовец, если на польском – ты поляк, так получилось.
М. Соколов
―
А белорусы?
А. Эйдинтас
―
А белорусы уже были белорусы, их в Литовскую Тарибу призвали, как и еврейских представителей. Поляков – нет. Вот эти старые литовцы, по-польски которые говорили, их называли старыми литовцами, но они были в сфере культуры уже польского языка, и они поддерживали формирование Польши. Но, видите, ясно, как там закончилось, и Польша формировалась как национальное государство поляков, нет федерации без обещания каких-нибудь прав автономных или этнических, и вот поэтому литовцы тоже начали формировать литовское государство этническое, обращая большое внимание для национальных меньшинств, потому что, например, если взять парижские мирные переговоры, там литовцы сделали, потому что надо было получить поддержку полную автономную для евреев. Полную, все права, и было это сначала выполнено, потому что надо было получить каких-то союзников в создании государства. И вот евреи поддерживали большую Литву с Каунасом и Вильнюсом, поляки – только с Каунасом.
М. Соколов
―
А большевики как себя вели? Они, я так понимаю, пытались столкнуть Литву и Польшу и разыграть тоже эту карту, где-то в 1919, в 1920 году?
А. Эйдинтас
―
Да, там тактика, ну и вообще они уже нашли лагеря образовавшиеся, но они пытались быть любимыми всем, они объявили тоже, что 5 языков будет в Литве равных, но так как большинство понимает русский язык, будет он преобладать в администрации, судах и так далее. Националистам это не очень нравилось, и не удовлетворили.Но большевики тогда все-таки в этом споре не получили такой значимой роли, какую они получили уже позже, когда государства стали уже реальностью и Польша, и Литва, они начали играть на этой карте, поддерживая Литву и ее амбиции иметь столицу Вильнюс, и играли на раскол Польши и Литвы в этом едином антибольшевистском фронте, который формировался по линии санитарного кордона, независимое государство между Германией и Россией. Это было потом.
М. Соколов
―
Еще один вопрос. А вот Антанта какую позицию заняла вот в этом конфликте Польши и Литвы?
А. Эйдинтас
―
Надо сказать, что Антанта не была единой, в этом вопросе такого конфликта Польши и Литвы Франция поддерживала полностью Польшу и все ее стремления, а вот Великобритания, как только уже Литва отказалась от немецких частей, внимание Великобритании очень усилилось и экономическое, во-первых, и политическое. И вот такое шефство над Литвой уже со второй половины 1919 года берет Великобритания в Литве, желая и немножко ограничить влияние Франции, и, естественно, держать подальше от литовских дел Германию, амбиции еще были, но, конечно, страна проиграла, наказана и так далее, и Великобритания была очень важна и в смысле признания независимости, и уже де-факто призывы в сентябре 1919 года, еще не все большие страны признавали, присылают уже военные миссии и дают какую-то помощь, и изучают, действительно Литва такая пронемецкая, как говорит французская и польская пропаганда, и этого не находят, и они были очень заинтересованы.Так что, в этом смысле в конце 1919 и в начале 1920 года Литва слушала Великобританию, но до того, когда советская Россия предложила мирные переговоры, потому что Британия вначале запрещала даже начинать, но потом уже в литовском правительстве была дискуссия, и решили, что сама Британия уже сделала несколько договоров с Москвой, так что тут смотреть – она уже признала преемственность советской России от Российской империи, и что мы будем смотреть? Нам тоже нужен мирный договор, какие-то гарантии, чтобы не возобновились какие-нибудь действия, и начинаются мирные переговоры, которые кончаются в 1920 году, в июле, подписанием мирного договора между Литвой и советской Россией.
М. Соколов
―
Вильнюс был признан литовским?
А. Эйдинтас
―
Да, Вильнюс был признан литовским, и большая территория так называемой настоящей Литвы, исторической Литвы. То есть, три такие основные губернии – Ковенская, Виленская, Гродненская, не православные части, а те части, которые были католическими.
М. Соколов
―
1920 год – это советско-польская война. А не оказалось ли так, что Литва в каком-то смысле стала союзником советской России в борьбе своей за Вильнюс?
А. Эйдинтас
―
Надо вообще сказать, что во все время независимости Литва имела очень хорошие отношения с советской Россией и с Советским Союзом. Во-первых, только советская Россия и Советский Союз признавали права и интересы Литвы в Вильнюсе, только одно государство откровенно.Второе, что надо сказать, для Литвы таким большим пугалом советская Россия и Советский Союз не был, мы не имели общих границ. Такого прямого вторжения, как, например, в Таллинне 1924 года, военный мятеж большевики там поднимали, в Литве был неосуществим, потому что, как эти диверсанты могли бы появиться большевистские. А местных было мало. И в 1920 году мирный договор, конечно, укрепил позиции Литвы с Россией, была признана территория большая с Гродно, и с Лидой, и с Вильнюсом. Конечно, не зафиксирована была тогда, потому что шла война, раз советская Россия выбивала окна в Европу этими договорами, 3 миллиона золотых рублей были даны как компенсация. Договор был такой интересный, хотя Иоффе, переговорщик главный от советской России утверждал, что не были в состоянии войны оба государства, но мирный договор подписали. Потом были обещаны архивы Великого Княжества Литовского, много леса и так далее, но это не было сделано, но главное было признание, что навеки веков советская Россия признает независимость Литвы, это уже было большим делом для Литвы.
Был один момент негативный для Литвы, вышел ей боком. Был секретный договор с советской Россией еще добавлен, что во время польско-советской войны Литва разрешает передвижение Красной армии по своей территории и железным дорогам. Вот корпус Гая, Тухачевского, все, которые тут и туда, и сюда, и потом они использовали этот момент, и Литва получилась как бы союзником советской России, что, конечно, разрушало единую блокаду советской России со стороны Европы. Вот это было тяжело что-то объяснить, потому что был одним из условий вот этот секретный протокол.
М. Соколов
―
Мы продолжим наш разговор с Альфонсасом Эйдинтасом, профессором, послом Литовской республики, после короткого перерыва.РЕКЛАМА
М. Соколов
―
В эфире программ «Цена революции», ведет ее Михаил Соколов, продолжаем разговор с профессором и послом Литовской республики Альфонсасом Эйдинтасом. Как Литва, новая республика потеряла этот вильнюсский край, как была организована вот эта хитрая гибридная, как бы сейчас сказали, война, в результате которой польские войска заняли часть Литвы, вот эту серединную Литву и создали якобы самостоятельную страну.
А. Эйдинтас
―
Можно считать несколько неудачной дислокацию наших войск. Во-первых, в южной Литве как-то сконцентрировались до (неразб.) Сейны, Сувалкия, а в вильнюсском направлении было не столько, сколько было нужно, и, конечно, и Польша, и Литва очень смотрели, как будет реагировать Антанта на всякие движения войск, конечно. Получилась война не война, официально ни Литва Польше, ни Польша Литве войну не объявили, но военные действия были.Пилсудский придумал очень простую операцию, и его генерал родом из Литвы тоже, Люциан Желиговский со своими дивизиями изображая, что они местные жители, просто маршем занял Вильнюс, и там начался спектакль срединной Литвы, будто бы…
М. Соколов
―
Народной республики.
А. Эйдинтас
―
Да, Люциан Желиговский поднял бунт против военного руководства Польши, и вот таким образом задали и эти выборы, и потом Сейм выбран, принимает резолюцию, что они хотят воссоединиться с Польшей, так где-то и фиксировано было, и к сожалению, конференция послов в 1923 году признала.
М. Соколов
―
Почему Лига Наций признала, сначала конференция послов, почему они признали эту территорию, так сказать, самоопределившейся, а потом присоединившейся к Польше?
А. Эйдинтас
―
Признали, фактически были выборы – правильные, неправильные, организованные, конечно, под оккупацией, были польские войска, признали, просто при поддержке большой Франции было сделало такое решение, Пилсудский думал, что если он заберет Вильнюс, он решит все проблемы между Литвой и Польшей, но получилось, что наоборот, вопрос остался камнем на все 20 лет, Литва прервала дипломатические отношения с Польшей, после этого не было их, и на дороге Вильнюс – Каунас выросли березы, не было сообщения, железнодорожное сообщение было только через Латвию. Наверное, не было двух в Европе тогда более враждебных государств, как Литва и Польша.
М. Соколов
―
Прямо как Россия и Украина сегодня.
А. Эйдинтас
―
Да. Было всякое – и конфликты на границе, мелкие, конечно. Конечно, самый большой вопрос – почему Пилсудский не занял всю Литву. И вот здесь, я думаю, два момента надо подчеркнуть. Во-первых, дальнейшее продвижение польских войск стала останавливать Антанта. Военные миссии уже были в Литве, они видели ситуацию. Между прочим, даже французская миссия хотела опросить солдат Желиговского, являются ли они из этих мест, но поляки успели обучить их, сказали, что - да, я из ближних городов, и они ничего не успели сделать. Так что, формально выглядело как…
М. Соколов
―
Ополчение.
А. Эйдинтас
―
Да. Самоопределяются. Очень похожие некоторые моменты, вообще в Европе это состоявшегося факта политика была тогда популярная, было много таких вещей. Так получилось, конечно, это очень затруднило все международные отношения, Литва, будучи маленьким государством, все-таки из-за проблем Вильнюса и Клайпеды имела очень много международного внимания между двумя войнами, так как Литва, воленс-ноленс, стала ревизионистским государством. Европа установила мир, а Литва требовала изменения границ, потому что Вильнюс наш.
М. Соколов
―
Германия все-таки хотела Клайпеду, то есть, Мемель.
А. Эйдинтас
―
Германия, конечно, очень хотела, но Антанта отняла Клайпеду и Клайпедский край по Парижскому мирному договору и передала для администрации французов. Французы взяли администрировать, батальон солдат послали в Клайпеду, и тогда Литва в 1923 году, потому что в Париже даже Клемансо сказал, что население вокруг Клайпеды в большинстве литовское, Клайпеда, конечно, город немецкий, но Литве нужен порт. Получили признание, можно будет передать. Но в конце 1922 года так получилось, что очень популярным в Клайпеде стал статус Клайпеды как свободного, как Данциг, свободный порт, и Литва, понимая, что после объявления этого Антантой она уже Клайпеду не получит, просто организовала операцию и заняла Клайпеду при поддержке местных литовцев.
М. Соколов
―
А что французы делали?
А. Эйдинтас
―
Французам было сказано, что восстание в Клайпеде идет против немецкой Директории, не против них. И премьер-министр сказал, что если будет борьба, старайтесь не застрелить много французов – только два француза и погибли там – чтобы не иметь проблем с Францией. А немцам сказали, что восстание против французов. И так вот выкрутились, и потом уже Клайпеда была передана Литве с такой автономией с (неразб.) пяти государств.
М. Соколов
―
Мы не сказали о других политиках кроме Вольдемараса. Когда вот выдвинулся такой персонаж и ваш герой – я знаю, что вы и биографию писали – Антанас Сметона на ключевые роли?
А. Эйдинтас
―
Да, Сметона очень контраверсионная личность в литовской истории. Юрист, закончивший Петербургский университет, после этого начинает работать в 1903 году в Земельном банке в Вильнюсе и активно участвует в литовском движении. Известный публицист, примерно придерживается программы российских кадетов – экономическая культурная деятельность, усиление нации молодой, никаких революционных действий не надо, никакой силы, работаем на культурном поприще. Редактор двух очень важных газет литовских.И, естественно, становится лидером, одним из лидеров в 1905 году, с теми, где, я упоминал, в Вильнюсском Сейме и потом во всех последующих событиях. И был избран в 1913 году председателем Литовской Тарибы и довел Литву до независимости, Тариба была как база, на которой все литовцы всех центров следовали ее решениям, Тариба потом преобразовалась в такой временный парламент, когда было создано Временное правительство. И потом в 1920 году после выборов передала свои полномочия как временный парламент Учредительному собранию Литвы, которое установило все – и строй, и республику, и Конституцию, и земельную реформу, и все законы основные принял. Так что, тут заслуги Сметоны очень большие. И в 1919 году его избрали президентом страны, государства. Президентом государства он пробыл год, первый президент Литвы.
М. Соколов
―
А если все так получилось хорошо с Учредительным собранием, как мечтали в России, но не вышло, и с земельной реформой, и со всем. А получилась ли Литва такой нормальной для того времени демократией? Вот была ли эта демократия устойчивой, или это было такое внутреннее противостояние все время там?
А. Эйдинтас
―
Естественно, выборы в Сейм всегда были шумные, партии критиковали других, и самые такие сильные партии были христианские демократы и крестьяне-народники, левого толка крестьяне-народники, антицерковные такие, ну, типичная левая политическая партия.
М. Соколов
―
Типа эсеров?
А. Эйдинтас
―
Да, где-то, не такая, может быть, боевая, но вначале и эсеры литовские присоединились к созданию этой партии, а националисты, это немножко неправильно переводится, как бы националисты, но будем называть, чтобы слушателям было более понятно. Партия Сметоны, она не получила голосов в Учредительном собрании даже, они были такие известные интеллигенты, мыслители, организаторы, но вот работать в массах не любили, и это продолжалось 5 лет. А вот в 1925 избрали… (неразб.) христианские демократы, таким был жестким.
М. Соколов
―
Это центристская партия?
А. Эйдинтас
―
Более такая консервативная партия, тоже ввела ограничения не печать, все еще были свежие воспоминания о большевизме и так далее. И в 1926 году летом проиграли выборы христианские демократы.
М. Соколов
―
И выиграли левые.
А. Эйдинтас
―
И выиграли социал-демократы и крестьяне-народники. И, к своему несчастью, создали коалицию. И вот это левое правительство со своими реформами задело все уже столбы состоявшегося государства, как говорил Сметона, как говорил, демократия показала, что это слишком маленькие ботинки для детей у нас. И военные, испугавшись вот этой большевизации, как они говорили, страны, там было много что сделано, они осуществили военный переворот в декабре.
М. Соколов
―
А большевизация – это действительно была угроза, или это были просто такие социальные реформы?
А. Эйдинтас
―
Я тщательно посмотрел документы и особенно печать и левых, и правых. Угрозы переворота не было, левого военного переворота. Но левые были, их выпустили из тюрем, они даже коммунистов организовали, такие публичные, компартия была запрещена в Литве, но они организовали такие организации, которые шли от левых, фактически были коммунисты, и начали демонстрации делать и так далее, а улица, она показывает все. И вот красные флаги, демонстрации, они начали цепляться, приставать к военным, даже советский полпред писал в Москву, что было страшно смотреть на демонстрацию, вели себя как хулиганы последние. Одному генералу шапку сбросили и так далее.А потом были похуже дела. Разрешили открыть 70 польских школ частных. Это уже было очень плохо. Были отношения с Польшей плохие, а тут открывают. В Польше литовские закрывают, а мы открываем. Значит, предатели.
И потом, снизить, отнять заработную плату ксендзов, начали не давать деньги для католических организаций. И так постепенно епископы и студенты правого толка начали демонстрации делать. Словом, создалась такая атмосфера, что казалось, уже мир вот-вот рухнет. И вот тогда офицеры сделали свою работу – разогнали парламент и арестовали президента, премьера, министров и установили на 3 дня диктатуру и потом передали власть Сметоне.
М. Соколов
―
И расстреляли четырех коммунистов.
А. Эйдинтас
―
И расстреляли четырех коммунистов, чтобы иметь оправдание вот этого антиконституционного действия. И тогда Сметона и два дипломата в Каунасе, наши послы бывшие, сказали: что вы делаете? Диктатор невозможен, потому что нового правительства иностранные государства не признают, или вы делаете по Конституции все более-менее, или будет провал полный. И тогда собрали Сейм, и левые кандидаты не голосовали, а правые выбрали президентом Сметону, а старый президент сказал: если будете соблюдать Конституцию, я передаю власть, можете делать это. Вот так убедили его. И вот так полуконституционная власть переходит к Сметоне, и он удерживает до 40-го года.
М. Соколов
―
А вот об этой диктатуре, это первая из трех, собственно, диктатур, все прибалтийские государства через них прошли, два других позже.Была ли она эффективной, была ли она диктатурой развития, или это был 14-летний такой застой?
А. Эйдинтас
―
Очень коротко отвечаю. Да, она была, не тормозила экономического, спортивного, культурного подъема, и это продолжалось. Если ты не влезал в политику, ты мог работать, заниматься спортом, делать бизнес и так далее, все было в твоих руках. Кинули очень много денег на развитие культуры, начались очень большие проекты. Но в политическом смысле – не было парламента.
М. Соколов
―
Выборов не было?
А. Эйдинтас
―
Выборов не было. Но недовольство было таким, особенно христианские демократы нажимали и крестьяне-народники: давайте, надо парламент, вы распустили парламент. Но тогда был образован в 1934 году такой полувыборный парламент представителей, где самоуправление, выбирали представителей, конечно, немножко отобранных, проверенных и так далее, и чтобы обсуждать законы, и чтобы отвлечь всю критику от президента, тоже часть критики давать, это был, как и называли, сметоновский парламент.То есть, был авторитарный режим Сметоны, культа личности такого не было, хотя представляли. Был в основном культ Витовта Великого князя литовского, потому что Витовт Великий подходил всем. Во-первых, трезвенники говорили, что не курил и не пил – ну, курить не мог, но не пил никаких алкогольных напитков. Евреи были благодарны за то, что он пригласил их в Литву и дал привилегии, каких евреи еще не видели 300 лет в Европе. Татары тоже до сих пор до сих пор строят памятники Витаутасу в Литве, татары Крыма были приглашены как охрана великого князя. Потом имел сильную власть победитель Грюнвальдской битвы, поляки украли корону, он не успел короноваться – это официальная литовская линия была, поляки украли корону, и похоронен в Вильнюсе в кафедральном соборе.
Ну все для пропаганды готово, и, конечно, все прекрасно знаем, когда я сильный человек, второй сильный человек, президент Сметона, тоже приближается к сильному руководителю рядом с Витаутасом Великим. Вот так была выстроена пропаганда, и культ великих князей литовских был очень популярен, потому что из-за плохих отношений с Польшей не хотели вспоминать общее государство с Польшей. Вот языческая Литва наша, после крещения уже польское влияние, и теперь наша независимость. Вот так выглядел примерно концепт тогда современного литовского государства, идеологический концепт, которого придерживались.
М. Соколов
―
Забыв Речь Посполитую.
А. Эйдинтас
―
Фактически да. И это не наша культура, неясно, там на каком языке что шло, надо ценить то, что этническое и то, что приходит оттуда.
М. Соколов
―
Вот такой важный вопрос. А где были допущены ошибки во внешней политике Литвы, которые позволили в конце концов Советскому Союзу ее оккупировать?
А. Эйдинтас
―
Ошибки, не знаю, наверное, тяжело об этом говорить, когда два таких сильных соседа разделяют сферы влияния в твоем регионе, тебя, и что ты можешь сделать? Ну что Литва и балтийские страны придумали, это нейтралитет, держаться нейтралитета. Но при первых претензиях Сталин сказал: вы нейтральны, пока я хочу. Очень тяжело было сдержать этот нейтралитет. Конечно, если бы, может быть, стратегическая ошибка была очень сильным ходом под руководством Польши и барьер вот независимых государств между СССР и Германией и не разрешить им сойтись, потому что их, если они сходятся, то начинается какая-то агрессия при тогдашних режимах. И так и получилось. Только барьер исчез, и война скоро. Так что, больше что-то сделать, как вот тесное сотрудничество балтийских государств и Польши и, возможно, еще нескольких других государств Центральной Европы, ну а так как это не получилось, все имеют свои интересы, смотрели, во-первых, на национальные интересы, то, конечно, мы тут себя бить не можем, нас разделили и оккупировали.И это уже крути не крути, и апеллируй не апеллируй, делай заявления или не делай – как, в общем-то, не делали балтийские государства после ультиматумов никаких протестов, а еще была такая зеленая наивная идея, что, мы с 1939 года имеем советские военные базы. Ну, живем, не трогают, ничего не меняют, ну уже полузависимые, но все равно. Может, зайдет еще две армии – зашли и третья, и одиннадцатая, может, внутренних дел там не будет менять – хозяйства, строя – оставят. Вообще такая уже последняя мечта была – ну, статус Монголии-то может оставят.
М. Соколов
―
То есть, были такие наивные политики?
А. Эйдинтас
―
Были такие наивные политики, и немало их было. Потому что, ну как для Литвы вообще было странно вот это желание оккупировать, потому что мы имели очень много проблем с Германией из-за Клайпеды, а с Советским Союзом имели хорошие отношения, строили. И вот вдруг ультиматум и такие упреки, ну, вообще далеки от правды, обвинения в похищении солдат, так уже там премьер-министр в Москве сказал: что вы, дураки, что вас дразнить? Так все нормально идет. Так вот, это упреки без никакого основания, была оккупация уже готова, уже были лагеря для военнопленных приготовлены в прибалтийских странах, больницы у границы – все, армии сконцентрированы уже. И в 24 часа перед сражением узнал и президент, что страна блокируется с воздуха и с моря.
М. Соколов
―
Он все-таки сумел уехать.
А. Эйдинтас
―
Потому что мы имели границу с Германией.
М. Соколов
―
А в эмиграции Сметона что-то смог сделать для сохранения хотя бы символической независимости или памяти о независимости Литвы?
А. Эйдинтас
―
Ну да, фактически был президентом в эмиграции, но имел встречи с американскими политиками, такие визиты вежливости, получил заверения, что США не будут признавать оккупацию балтийских стран Советским Союзом, потому что ясно, что это не внутреннее желание, а инвазия, политику не признания США продолжали. А больше он ничего не мог, получая визу, он подписал неучастие в политической жизни и должен был соблюдать этот принцип. Он работал в основном среди его единомышленников в эмиграции литовцев, пока не погиб во время пожара дома в январе 1944 года.
М. Соколов
―
Альфонсас, скажите, на ваш взгляд, что самое главное сделала первая литовская республика?
А. Эйдинтас
―
Первая литовская республика показала, что мы являемся нацией, которая может управлять собой. Были созданы все институции государства, литовский язык стал государственным, и в основном было положено все то, что жило до 90-го года во многих генерациях, несмотря на их происхождение, когда родился, или уже в советское время родился, неважно, государство это оставалось, хотя и государство даже с авторитарным режимом Сметоны как идеал для будущего Литвы.
М. Соколов
―
Спасибо. Профессор Альфонсас Эйдинтас был гостем программы «Цена революции», а мы были у него в гостях в Вильнюсе. Большое вам спасибо!
А. Эйдинтас
―
Спасибо.