Роковой август 1917-го: мятеж Главковерха Корнилова или ошибка премьера Керенского? - Александр Шубин - Цена Революции - 2017-08-27
27.08.2017
Роковой август 1917-го: мятеж Главковерха Корнилова или ошибка премьера Керенского? - Александр Шубин - Цена Революции - 2017-08-27
Скачать
Михаил Соколов
―
Добрый вечер! В эфире программа «Цена революции», в прямом эфире. Я напомню, у нас есть Твиттер аккаунт «Вызвон», и есть эфирный телефон для ваших смс +7 985 970 45 45. А в гостях у нас доктор исторических наук, профессор РГГУ, главный научный сотрудник института всеобщей истории РАН Александр Шубин. Добрый вечер!
Александр Шубин
―
Здравствуйте!
М. Соколов
―
Ну что, что ж, мы сегодня говорим о так называемом деле Корнилова – один из ключевых эпизодов 1917 года. Событие, которое, как многие считают, расшатало власть Временного правительства, обрушило все прежние коалиции вокруг Керенского, ну, и дало шанс Ленину и большевикам в конце концов взять власть в Петрограде, затем и в России. Александр, давайте, мы с одного вопроса такого, дальнего немножко начнем: происхождение генерала Лавра Корнилова. И собственно чем он прославился к 17-му году так, что он стал одной из ключевых фигур?
А. Шубин
―
Да, он действительно уже успел прославиться, но так умеренно. Из казаков. Его жизнь была связана с военной службой, как мы понимаем, но с такой, я бы сказал, научной составляющей. Он осуществлял географические разведывательные экспедиции, участвовал в них, и он специалист по Кашгарии, у него есть книга по Кашгарии.
М. Соколов
―
Знал азиатские языки, по-моему...
А. Шубин
―
Знал языки и был в Китае представителем России. Ну, военным естественно. Он участвовал, очевидно, в Русско-японской войне: Сандепу, Мугден. То есть, в общем, к началу 1-й Мировой войны это такой уже человек с отличиями. Командовал потом во время войны дивизией, Но, надо сказать, с такими узкомахновскими особенностями по части дисциплины, потому что когда русская армия, значит, подошла к Карпатам и оседлала Карпаты, он, как утверждается начальниками, вопреки их указаниям, спустился, значит, в Венгрию равнинную, там его окружили. Большие потери. В общем, ему за это досталось. А потом он еще и в плен попал, ну тут уже его вина...
М. Соколов
―
Раненый, по-моему, да?
А. Шубин
―
Да. Потому, что это 15-й год, это стратегическое отступление русской армии. Так он из этого плена сбежал. То есть человек, мы видим, с такими немножечко уже авантюрными, ну, в данном случае в хорошем смысле слова, в смысле побега, склонностями. И вот, так получилось, что имея определенную уже славу как человек бежавший из плена, он был назначен, как раз 2 марта 17-го года военным губернатором Петербурга, Петрограда на тот момент. И именно он арестовывал царскую семью.
М. Соколов
―
А кто его продвинул, ну, вот на пост на этот...
А. Шубин
―
Разные...
М. Соколов
―
Есть разные версии...
А. Шубин
―
Да, есть просто разные версии. Поэтому я на этом остановлюсь, что версии разные, потому что с одной стороны он имел, видимо, такую теневую репутацию не монархиста, и соответственно Комитет Государственной Думы... Временный Комитет Государственной Думы эти назначения осуществлял, но, считается, что решено это дело было до Февральской революции. То есть, может быть, это просто в случае ротации он рассматривался как такая кандидатура, но, я думаю, что вот эта 2-я версия, что дело было решено до Февральской революции хромает, потому что Хабалов, если бы не Февральская революция, видимо, бы и оставался на этом посту. Поэтому, скорее всего, все-таки вот либералы...
М. Соколов
―
Гучков. Вот называют Гучкова.
А. Шубин
―
Ну, например, Гучков.
М. Соколов
―
Ну, он же военный министр был.
А. Шубин
―
Ну, он же в этот момент еще не был военным министром. Временный Комитет Государственной Думы. Хоть Энгельгардт там военной комиссией руководил до Гучкова, может он.
М. Соколов
―
Но он не долго ведь был, собственно, этим военным губернатором, да?
А. Шубин
―
Он был... Он там прославился.
М. Соколов
―
Вот давайте... Как?
А. Шубин
―
Он был аккурат до апрельского кризиса 17-го года. Тут мы уже вступаем в 17-й год. Это уже ближе к нашей теме. Он показал себя, потому что во время апрельского кризиса, когда массы, возмущенные нотой Милюкова, вышли на улицы, массы вооруженные, он вызвал к правительству, к правительственному зданию артиллерию.
М. Соколов
―
Там к Мариинскому дворцу там... Да?
А. Шубин
―
К Мариинскому дворцу и... В общем, намерения у него... Ну, это как раз они в связке с Гучковым делали. Поэтому с Гучковым они, конечно же, друзья в этот период. Но солдатские комитеты, совет ему артиллерию не дал. Нет, ребята, артиллерию я вам не дам. В итоге апрельский кризис завершился сдвигом власти очень серьезным, образованием коалиции либералов и социалистов. Корнилов был возмущен такими нарушениями дисциплины. Вот тогда ему не дали навести порядок, и попросился в действующую армию. В действующую армию он уехал не один. Уехал с таким интересным человеком — Василий Завойко, который был у него теперь ординарцем.
М. Соколов
―
Speechwriter, да...
А. Шубин
―
Ну это вот Вы правильно сказали, это speechwriter, и не просто speechwriter, а еще и топ-менеджер...
М. Соколов
―
Политтехнолог.
А. Шубин
―
Человек с крупными бизнес-связками. Он входил в совет общества «Эмбе» там... Он... Вообще, такой человек Путилова на самом деле. Но действительно издатель, speechwriter. Speechwriter, правда, очень специфический. Корнилову нравилось. Он писал таким выспренным тоном, вот если у Корнилова каким-то чудом вся эта эпопея получилась, то ему бы... Оду ему как Минину и Пожарскому Завойко бы написал хорошо, спасителю Отечества. Но когда читаешь это и сравниваешь вообще с документами того времени вот бросается в глаза некоторая архаичность его слога и такая пафосность. Но, во всяком случае связи у Корнилова образовались очень интересные с бизнес-кругами, и Завойко сразу же начал его активно пиарить. Он командовал 8-й армией Юго-Западного фронта...
М. Соколов
―
Корнилов.
А. Шубин
―
Ну, Корнилов. Да. Фронт этот был намечен к наступлению этому несчастному июньскому. И уже заранее вышла еще до наступления брошюра, вот какой хороший Корнилов, какой он славный человек.
М. Соколов
―
А Корнилов там создавал всякие ударные отряды?
А. Шубин
―
Да. Ну их вообще-то создавал не только Корнилов, потому что само решение было принято Брусиловым, главнокомандующим. Ну соответственно Керéнский там... Кéренский. Извиняюсь. Керенский был в этих рассуждениях. Это здравая была идея, раз армия разлагается… Армия, в общем, воевать не очень хотела. Это было уже очень заметно и заметно это было к февралю, а не после февраля. То нужно брать людей наиболее мотивированных, наиболее боеспособных, как-то их дополнительно готовить, чтобы они шли в первых рядах... Вот эти вот части, которые потом будут называться ударники. И, действительно, эти части создавались, в том числе и Корниловым. И Корнилов вот в июньском выступлении уже ими располагал. Правда, они ситуацию не очень изменили, но, во всяком случае были такие...
М. Соколов
―
Но у него же там был какой-то особый канвой там из каких-то среднеазиатских всадников?
А. Шубин
―
Да. У него, значит, были текинцы. Текинцы...
М. Соколов
―
Это туркмены, да? По-моему.
А. Шубин
―
Нет... Ну, здесь боюсь – да – сказать вот туркмены ли они точно, но тюрки. И они были ему лично преданны, они, так сказать, вот с 1-й Мировой войны как-то вот у него... сложилось эта специфическая, значит, воинская...
М. Соколов
―
Личная гвардия, да?
А. Шубин
―
Личная гвардия. И очень она потом пугала политиков, потому что когда он 10 августа приехал на заседание Временного правительства, он их выставил у здания с пулеметами. Спросили: «Зачем?» «Ну, мало ли что», - сказал Корнилов, намекая на то, что не очень доверяет Временному правительству уже в этот момент.
М. Соколов
―
Ну, он объяснял там что-то, что покушение готовится, – да, – все такое...
А. Шубин
―
Возможно...
М. Соколов
―
В общем, 2 пулемета притащили. Это правда.
А. Шубин
―
В общем, от террористов они бы отстрелялись или от тех, кто бы решил его арестовать внутри, если б такая мысль кому-то пришла в голову.
М. Соколов
―
Так. И что вот с этим наступлением, как Вы сказали, несчастным, так сказать, происходило? Насколько я понимаю, у Корнилова что-то все-таки получилось в отличии от других.
А. Шубин
―
Да. Ну, в отличии... Не только в отличии от других, потому что некоторая продвижка Юго-Западного фронта была, но корниловская армия, она и назначалась в Юго-Западном фронте, правда, потому что основной-то удар должны были другие наносить. То есть идея-то была очень смелая. Вот забыли про овраги, а так нарисовали красиво. Но он и должен был наносить удар в центре, он нанес его, это так было задумано, чуть позже, то есть, когда уже австрийцы изменили конфигурацию там резервов своих. То есть все было для того, чтобы у него получилось. У него получилось. Он взял Калиш, Галич. Это хороший такой успех, немножко бессмысленный, потому что русская армия уже это все брала и потом оставляла. Там главная проблема была в том, что все рано бы это наступление, будь оно при Николае II или будь оно вот здесь, оно бы уперлось в Карпаты.
М. Соколов
―
Ну, это, во-первых, а, во-вторых, всегда, когда у австрийцев дела были плохи, они перебрасывали свои и останавливают русскую армию.
А. Шубин
―
Не просто останавливают, а наносят ей поражение с большими потерями. То есть в данном случае это и произошло. Под Тарнополем случился прорыв, войска покатились назад. Так вот Корнилов и его вот эти замечательные спичрайтеры, а тут эта команда начнет сейчас расширяться, мы об этих людях еще поговорим, они начали докладывать в Петроград, что русская армия побежала вообще при первом нажиме. Керенский сначала поверил, а потом по расследованию он другую точку зрения, так сказать, вот начал отстаивать, что они побежали не потому, что были разложены большевистской пропагандой... Ну, действительно, большевикам вести пропаганду на Юго-Западном фронте было не так просто как, скажем, на Северном или там в Петрограде все-таки. Это было, скорее, общее настроение войск. Но дело в том, что немцы, действительно, нанесли очень мощные артиллерийские удары, и очень большие были потери в районах их прорыва. Поэтому войска побежали, когда осуществился прорыв на фланге, началось наступление, ну, в общем... Ну, любая армия в таких условиях будет отступать, скорее всего. И все было не так просто, не так однозначно, но вот он очень сразу стал вносить, он и его окружение, политический такой контекст, что армию разложили злые силы, и необходимо срочно ввести смертную казнь в тылу. Для начала они...
М. Соколов
―
И за пропаганду там наказывать сурово.
А. Шубин
―
Да. И вот как... Как – это потом, давайте, введем, а там разберемся. Сначала введем на фронте. Причем еще до того, как смертная казнь была официально введена на фронте, это произойдет 12 июля, а, напомню, вот вся эта, значит... Наступление начинается 18 июня, все даты по старому стилю, естественно, 6 июля – контрнаступление немцев. Одновременно происходят волнения в Петрограде, никак с этим толком, не связанные. Ну, это как бы отдельная совершенно история. Но вот давайте введем смертную казнь против дезертиров, мародеров. Это же благородно. Это же все понятно. Только дело в том, что она уже осуществлялась в этот момент и совершенно законно. Потому, что декларация прав солдат такая была, принятая в мае 17-го года как раз Керенским как уже военным министром, и там давалось право применения оружия против мародеров и дезертиров в зоне военных действий, ну, как говорят, без суда и следствия, можно было, чтобы остановить вот откровенные преступления.
М. Соколов
―
Что собственно у Корнилова и происходило.
А. Шубин
―
Что происходило у Корнилова, происходило наверняка и у других. И офицеры, кстати говоря, потом как бы были такие уже даже, в том числе в эмигрантской литературе, что вот в чем-то мстили за февраль, потому что там же тоже были расправы над офицерами со стороны, так сказать, солдат, а тут офицеры получили некое преобладание в этой ситуации, как бы морально их поддерживали, что действительно бардак надо прекращать. И вот на этой волне, 12 июля вводится смертная казнь на фронте и начинают требовать… Вот образуется вокруг Корнилова некоторое окружение, которое начинает выдвигать политические требования, связанные именно со смертной казнью в тылу. Что же это за окружение? Мы уже знаем Завойко. Но тут появляются другие персонажи, гораздо более влиятельные на тот момент. Это два эсера: Савинков Борис Викторович и Филоненко Максимилиан Максимилианович. Причем, Савинков – это эсер с очень громкой фамилией, с очень громким прошлым, и Керенский просто влюблен в него... вот, как аура борца революции.
М. Соколов
―
И в этот момент он управляющий военным министерством.
А. Шубин
―
И в этот момент он еще не управляющий...
М. Соколов
―
А! Нет...
А. Шубин
―
… военным министерством, он комиссар Юго-западного фронта...
М. Соколов
―
Точно. Да.
А. Шубин
―
А Филоненко комиссар как раз при Корнилове, оказывается. Тут вот они тоже сходятся.
М. Соколов
―
Ну, штабс-капитан, по-моему, да? И…
А. Шубин
―
Эти люди понимают, что у них в руках колоссальный козырь — человек, которого можно продвинуть, который имеет некоторую популярность, который имеет хорошие связи в бизнесе, хороший, так сказать, пиар, и можно продвигать свои идеи, давить на Керенского, потому что Савинков находился правее Керенского. У него концепция была такая, у Савинкова, что коалиция эта дряблая, она, ну, может, дотянет до Учредительного собрания, но все равно она же не подавит вот эти все левацкие силы, которые, так сказать, изо всех подворотен все равно вылезут, хоть и потерпели поражение, все равно вылезут. Поэтому нужно установить режим гражданских лиц, преданных революционеров, ну, у которых рука не дрогнет бороться за демократию самым каленым железом. Военно-полевые суды, революционно-демократические суды в тылу, смертная казнь, в том числе, конечно, за пропаганду всяких вредных идей. То есть вот это савинковская такая позиция. У Корнилова позиция параллельная, потому что, зачем нам эти гражданские, когда мы все это...
М. Соколов
―
Мы сами разберемся.
А. Шубин
―
Прекрасно военно-полевые суды можем сделать офицерским, так сказать, порядком. Надо сказать, что вот здесь...
М. Соколов
―
А Филоненко на позиции Савинкова?
А. Шубин
―
Ну, практически. Да. И левее их оказывается Керенский, чтоб мы полностью расклад поняли, его задача вот, вроде как он держит ситуацию, довести ее до Учредительного собрания, Учредительное собрание примет все основные решения, и революция закончится успешно демократией и социальным прогрессом.
М. Соколов
―
Ну, и врага победили заодно.
А. Шубин
―
Ну врага победили... Тут вот это от англичан уже теперь зависит с французами, потому что наше...
М. Соколов
―
И американцами.
А. Шубин
―
Наше наступление... Да, и американцев. Наше наступление что-то не задалось. Но мы должны понимать, что общественное-то настроение в городах еще левее. И для них Керенский – это очень правый политик. Почему? Потому, что нарастает социально-экономический кризис. Керенский с ним не борется, социальные реформы заблокированы. И за них активно выступает Чернов, тоже эсер, но более левый. Большевики в этом раскладе находятся где-то далеко-далеко на левом фланге, но время работает на них, потому что социальный кризис углубляется. Вот Корнилов решил все это остановить. И здесь он нашел, конечно, поддержку более правых кругов, которые в этих условиях после апрельского кризиса деморализованы. Это вот кадеты. Они вообще вышли из правительства на какое-то время в этот момент.
М. Соколов
―
Ну, вообще в кадетскую партию влились многие те, кто были активистами...
А. Шубин
―
Те еще правее, конечно.
М. Соколов
―
Поправее...
А. Шубин
―
То есть, конечно, буржуазия — сторонники порядка, частной собственности, либеральных ценностей, они все там. Но страна хочет социальных преобразований и не либеральных. Вот шоковая терапия, так сказать, – это непопулярная идея в этот момент. Скорее вот какие-то социально-демократические реформы. Вот чего хочет страна. И проблема заключалась в том, что Савинков это понимал и думал каким образом совместить, – да? – так сказать, обещания все-таки какого-то левого курса и жесткую руку. А Корнилов считал, что жесткой руки будет вполне достаточно.
М. Соколов
―
Левая политика правыми руками.
А. Шубин
―
Скорее правая политика левыми руками, потому что...
М. Соколов
―
Вот они и боролись, как это сделать.
А. Шубин
―
Да. То есть здесь вот очень важно, чтобы слушатель понял все эти нюансы, потому что это некий политический спектр, в котором Корнилов оказывается вне своего времени и пространства. Он, условно говоря, чувствует себя Пиночетом. А 17-й год – это даже не Франко в Испании, понимаете? Это гораздо более левая ситуация, и шансы просто совершить государственный переворот очень малы. Он этого не понимает. И это очень важно.
М. Соколов
―
А вот как получается его продвинуть? Вот на этой волне поражений он быстро: армия, потом фронт, потом Верховный главнокомандующий буквально там меньше, чем за месяц.
А. Шубин
―
Получается очень здорово, потому что у меня есть такой лоббист как Савинков. Савинков приходит к Керенскому. Савинков для него, ну, так сказать, герой, тем более фронт, идеи, он понимает, как надо…
М. Соколов
―
А Брусилов не справился.
А. Шубин
―
А Керенскому нужно на Брусилова все и свалить, потому что Керенский же пиарил это наступление. Все говорили Керенскому, не надо, не справитесь, не получится. Нет, получится! Не получилось. Значит кто виноват? Брусилов виноват. Нужно кем-то заменить. И вот было такое совещание 16 июля, где генералы, правда, ну, по воспоминаниям, скорее, Керенского вели себя как истеричные бабы... Вообще слово «бабы» тут будет звучать часто. Попрошу женщин не обижаться. Это не про них. Это про определенный тип политика.
М. Соколов
―
Про мужчин.
А. Шубин
―
Да. Вот чуть ли не расплакался Деникин и так далее. И все они требовали, ну, навести какой-то порядок. И пришла телеграмма, которую, как мы теперь понимаем, писали Савинков и Филоненко, с такими более-менее здравыми суждениями, что нужен порядок, но демократический. Керенский… Ну вот! Вот здравый человек, нормальный, и Савинков его рекомендует. Ну, наши по всей...
М. Соколов
―
То есть это телеграмма Корнилова собственно.
А. Шубин
―
Телеграмма от имени Корнилова. Да. В итоге они его сначала на Юго-Западный фронт продвигают. Это Савинкову легко было сделать, он комиссар фронта. А затем они предлагают его Главнокомандующим. Керенский говорит: «Да, давайте. Действительно отличная идея. Отличный человек, популярный. Сплотится, так сказать, страна. Все поймут, что сейчас будет как бы новое возрождение армии». Но первое... Первое, что случилось после того, как это назначение было сделано, Корнилов тут же разочаровал Керенского, он выставил ему условие, что я буду назначен, но только если буду отвечать перед народом и своей совестью. Керенский немножко ошалел...
М. Соколов
―
В кадровые дела не вмешивайтесь.
А. Шубин
―
Вообще в военные дела никак не вмешивайтесь. И к тому...
М. Соколов
―
Ну, может это и логично.
А. Шубин
―
В тылу надо навести порядок. Ну, как бы тон ультиматума не понравился премьер-министру, а он как раз вот стал премьер-министром в этот момент.
М. Соколов
―
Да, Львов ушел в отставку.
А. Шубин
―
Да. Он как-то поколебался, Керенский, но Савинков уговаривает. Савинков тут был назначен управляющим военным министерством, то есть де-факто военным министром, потому что у Керенского много вообще задач, но, как бы вот, заниматься военными делами будет Савинков. Но Савинков объяснил, ну, мне так удобно будет вот с этим... Ну, договорились, ладно. Ничего. И в итоге, вроде бы все получилось очень здорово и хорошо. Есть популярный главнокомандующий. Есть управляющий военным ведомством, который с ним союзе. Керенский занимается большой политикой. Режим стабилизировался. Ну как бы война более-менее вошла в какое-то стабильное русло.
М. Соколов
―
Да, немцы дальше не идут.
А. Шубин
―
Нам нужно ждать Учредительного Собрания, выборы в Учредительное Собрание.
М. Соколов
―
И тут...
А. Шубин
―
И тут. Корнилов... Выясняется, что ему мало фронта. И, в общем, это тоже логично, потому что тыл разлагается, фронт не удается как-то ему, значит, стабилизировать, чтобы установить порядок на фронте, нужно установить порядок в тылу.И по итогам этого вот совещания, о котором мы говорили, 16 июля, была дана команда, такому генералу, ну... Плющевский-Плющик такой был. Составить некоторый меморандум, где обобщить вот все требования всех генералов, которые были высказаны на совещании.
М. Соколов
―
Ну, типа программы такой сделать, да?
А. Шубин
―
Ну, сначала просто записку. Он сделал эту записку. Савинов, Филоненко, Корнилов говорят: «О, какая хорошая записка. Давайте это будет записка Корнилова. Давайте мы ее сейчас еще доведем». И сначала ее довели Корнилов и Завойко. Когда они показали Савинкову, это не очень понравилось Савинкову, который в этот момент составлял свою записку, он сказал, давайте, я возьму это на изучение... Тут начинается, знаете, программа «500 дней», помните, ее...
М. Соколов
―
Ну, все… все улучшают.
А. Шубин
―
Все пытались ее сделать своей. Вот. И вот эта вот записка, значит, этого генерала, она стала обрастать начальниками и подробностями. Но Корнилов решил ее презентовать первым, поехал с ней на заседание Временного правительства, и состоялось первое заседание с его участием 3 августа, где он начал подробно, занудно рассказывать о тех мероприятиях, которые он собирается реализовать на фронте, с тем, чтоб потом перейти к гражданской части, где были такие вещи, которые тут же бы вызвали его отставку, потому что он предлагал ввести военную дисциплину на транспорте и на всех предприятиях, которые работают на оборону, а мы помним, это 17-й год.
М. Соколов
―
А кто работает плохо, тех в армию забирать.
А. Шубин
―
Нет. Не в армию забирать, а сажать.
М. Соколов
―
А, ну это тоже нормально.
А. Шубин
―
Сразу сажать. А потом надо же еще ввести смертную казнь в тылу и тоже понятно, что, может быть, и не сажать. Керенский потом очень интересно в своих мемуарах рассуждал, что, ну, это же было невозможно, нельзя же посадить за поломку детали человека. Он спрашивал...
М. Соколов
―
Ну, товарищ Сталин как раз показал, что это возможно. Тут мы сделаем небольшой перерыв с Александром Шубиным и вернемся чрез пару минут после объявлений.**********
М. Соколов
―
Ну что ж? Мы продолжаем с Александром Шубиным, доктором исторических наук, говорить о Корнилове. И вот что-то было важное на этом совещании.
А. Шубин
―
Да-да. Вот вы представьте себе эту картину...
М. Соколов
―
Ключевой момент.
А. Шубин
―
Да. Занудный, долгий доклад Корнилова и Керенский думает, как бы он не дошел до внутренних вопросов, потому что это вызовет скандал: правые на левых бросятся, и будет кризис правительственный. И он говорит: «Ну, Лавр Георгиевич, ну, не надо-таки подробностей, все-таки это Правительство. Давайте, потом меморандум передадите и все». И Корнилов как-то смутился, быстро закруглился и спрашивает у Савинкова: «А что такое-то?» Савинков ему говорит: «А ты смотри тут какие люди-то сидят. Чернов сидит». А про Чернова тогда ходили слухи как про Ленина собственно. Правая пресса как раз начала атаку, что Ленин уж явный шпион, но посмотрите на этих других левых, и даже вот в Правительстве у нас заседает левого направления эсер, он не был то, что мы называем «левые эсеры», но он левого направления эсер. А он ведь тоже в эмиграции-то был пораженец. И Корнилов решил, что Савинков просто ему сообщил, что не надо говорить военных подробностей, потому что Чернов сейчас побежит просто сейчас телеграмму в германский Генштаб отбивать.
М. Соколов
―
Хотя, в окружении, как выяснилось потом, у Чернова был один человек, который действительно шпионил.
А. Шубин
―
Он не шпионил. Это было, во-первых, в эмиграции, не в этот период, и он давал политические обзоры немцам, действительно будучи таким, нейтральным человеком... И действительно был знаком с Черновым. Но это было давно, и он давал общеполитические обзоры.
М. Соколов
―
Ладно, это боковая тема. Вот в общем... В общем...
А. Шубин
―
В общем, во всяком случае Чернов шпионом не был.
М. Соколов
―
Да.
А. Шубин
―
Это было доказано. И...
М. Соколов
―
Это точно.
А. Шубин
―
… официально признано.
М. Соколов
―
Но, в любом случае, Корнилов ушел оттуда с таким...
А. Шубин
―
С тяжелыми чувствами.
М. Соколов
―
Очень... С подозрениями большими.
А. Шубин
―
С тяжелыми чувствами. После чего у него начались трения... Вернее, начались трения на два фронта, как говорил Савинков: «Я веду борьбу на 2 фронта». Савинков вел борьбу с Корниловым и с Керенским. И это очень важно нам понять, чтоб понять вообще роль Савинкова во всей остальной драме, которая немножечко незаслуженно затмевается ролью Львова.
М. Соколов
―
Это он посредник, да?
А. Шубин
―
Они все тут посредники, потому что Завойко тусуется с предпринимателями, такой правый суетун, который им одну картину рисует, Корнилову — другую. Но лоббирует Корнилова вот идеи правых. Савинков посредник между Керенским и Корниловым, но при этом он не согласен ни с одним из них. Корнилова он давит в том направлении, что нужно... диктатура, но диктатура гражданских революционеров.
М. Соколов
―
И с участием Керенского естественно?
А. Шубин
―
Керенский наш будущий президент! Мы должны его продвинуть, но твердой рукой, и тогда, в общем, будет хорошо для России.
М. Соколов
―
А Вы спаситель Отечества.
А. Шубин
―
А Вы будете правой рукой, так сказать, президента нашего. А Корнилову это мало уже. При этом Савинков идет к Керенскому и начинает разочаровываться в Керенском, нашем будущем президенте, потому что тот не хочет вводить смертную казнь. Он же боролся всю свою жизнь сознательную, политическую против смертной казни. Забегая вперед, скажу, что в последний момент Савинкову удалось уговорить Керенского вынести вопрос о смертной казни все-таки на правительство, что, кстати, не гарантировало ее введение. И Керенский объяснял, что если бы это решение было принято, мы бы, скорее всего, ее не применяли, потому что мы бы обставили это таким количеством оговорок... Ну что вот... Только Чикатило, понимаете, вот можно. А у Савинкова была совершенно другая идея. Он, в общем, склонялся к массовому террору против политических противников. Ну, такой Сен-Жюст и Робеспьер, да? Вот собственно примерно с теми же такими обще демократическими в будущем идеями, а сейчас диктатура революционеров.
М. Соколов
―
Но они в конце концов до чего-то ведь договариваются, что надо усмирить, так сказать, этих крайне левых, войска там куда-то подтянуть к Петрограду...
А. Шубин
―
Вот в том-то и дело, что они в конечном итоге думают, что договорились, а договорились о разном. Каждый о своем. И уже 10 августа вот, как я уже говорил, в присутствии этих пулеметчиков, значит, Корнилов прибывает на заседание правительства, как ему говорил Савинков. И Савинков хочет, чтобы это было заседание правительства, потому что он понимает, что вот эти жесткие меры поддержат кадеты. Он рассчитывает опереться на кадетов. Керенский это все понимает, понимает, что в следующий момент развалится правительство, ему придется избавиться от левого крыла правительства, потому что они это никогда не одобрят. И он...
М. Соколов
―
А это конфликт с Советом, естественно.
А. Шубин
―
Значит, будет немедленно взрыв в Петрограде. Это уже все понятно. Будет взрыв в Петрограде, потому что Совет влиятелен. Совет – это не большевики, это те же эсеры-меньшевики, но они за радикальную демократию, они за все-таки какие-то социальные преобразования. Керенский их еле сдерживает, чтобы они не перегрызлись с кадетами. В общем, он человек-баланс. И вот сейчас ему этот баланс нарушат. В итоге, он правительственное заседание не собирает, он выслушивает Корнилова узким кругом...
М. Соколов
―
С Некрасовым и еще с кем-то.
А. Шубин
―
Некрасов и Терещенко. Присутствовали втроем.
М. Соколов
―
Масоны, между прочим.
А. Шубин
―
Да. И они все, ну, старые друзья, я бы так сказал, потому что сейчас уже эта масонская игра потеряла свое значение. Кстати, с Некрасовым они, по итогам этой всей истории поссорятся. Так что не столь прочны эти связи, как их малюют. Но во всяком случае они урезонивают Корнилова, они говорят: «Ты не лезь вот в гражданские дела. Ну, не твое это. Не разбираешься ты». Надо сказать, что генерал Алексеев как-то сказал, что Корнилов – это человек с сердцем льва, но головой барана. Вот Корнилов не понимал, что он не разбирается в политической ситуации. Он думал, что силой можно загнать вот это вот быдло в подворотню, не понимая, ну, реальной мощи самоорганизации в тот момент, ведь можно было бы захватить Петроград, но раскололась бы вся страна. Ну, собственно, вот есть там опыт Испании 36-го года, когда правый переворот провоцирует гражданскую войну. Так в 17-м году...
М. Соколов
―
В общем, Вы считаете, что надо было лавировать?
А. Шубин
―
Я констатирую просто ситуацию...
М. Соколов
―
Что и делал Керенский.
А. Шубин
―
Я констатирую, в случае даже успешного правого переворота, гражданская война случилась бы в августе 17-го года неминуемо, потому что вся страна покрылась вооруженными просто комитетами.
М. Соколов
―
Так, так, так. Мы отклонились. И они выслушали его втроем...
А. Шубин
―
В итоге, они его выслушали, и оказалось, что эта записка уже не Корнилова, а это была записка уже Савинкова. То есть Корнилов начал продвигать идеи Савинкова. Вот там были в основном савинковские идеи. И Савинков уже совершенно взбешенный потом приходил к Керенскому, говорил: «Почему Вы не утвердили, я с трудом уговорил Корнилова на то, что мы гражданские будем рулить этой всей ситуацией, что в армии сохранятся армейские комитеты, которые будут присматривать за реакционным офицерством, а Вы это не дали утвердить».
М. Соколов
―
То есть компромисс не состоялся.
А. Шубин
―
Компромисс не состоялся. Керенский в колебаниях. Савинков в колебаниях. И тут на арену... Значит, новая сцена открывается перед нами — Государственное совещание. Можно...
М. Соколов
―
Москва?
А. Шубин
―
Москва. Большевики не мешают.
М. Соколов
―
Не участвуют.
А. Шубин
―
Не участвуют. Смотр сил. И вот здесь можно презентовать программу. И здесь Корнилов выступает в качестве лидера правого фланга. То есть он начинает прямо опираться на то, что существенно правее Керенского, что Керенскому, конечно, не нравится. Он становится, ну, 2-м кандидатом в президенты.
М. Соколов
―
«Гряди, вождь, и спасай Россию!» - говорит один из лидеров кадетов Федор Родичев.
А. Шубин
―
Да, да. Причем, нужно понят антураж. Это стоит толпа. Ему под ноги кидают цветы. Родичев произносит эту пафосную фразу. Его хватают, значит, и несут. Рыдающие дамы в торжественных одеждах...
М. Соколов
―
Кино.
А. Шубин
―
Так это все кино вообще. Это вот... Почему до сих пор не снято... Это... Это просто трагедия, я считаю, что до сих пор не снят фильм на эту тему. Вот. Хотя отдельные эпизоды есть, там в «Тихом доне» есть этот эпизод. Потом молитва иконе Иверской Божьей Матери, и, наконец, мы, как розоперстая заря, как иронически пишет Суханов, предстаем перед Государственным совещанием, но в начале выступает Керенский. Ну, ему по рангу положено, и говорит, что я положу предел правым там всяким заговорщикам, если они появятся. То есть, намеки уже такие довольно жесткие.
М. Соколов
―
Довольно путаная речь, как писали все. Такая истерическая...
А. Шубин
―
Во-первых, когда он вступил, был там полный, так сказать, хаос, потому что одни встали с аплодисментами — правая часть. Левая часть сидела демонстративно.
М. Соколов
―
Это… Это когда Корнилов, да?
А. Шубин
―
Это когда Корнилов им… А, Вы про Керенского.
М. Соколов
―
У Керенского спутанная такая, пишут...
А. Шубин
―
Я как раз вот воспринял Вашу реакцию именно по поводу Корнилова, потому что она была тоже очень путаной. Там у всех были путаные речи. Речь Керенского внутренне логична, но дело в том, что Керенский вообще ориентировался на зрителя, а не на читателя. Зритель слушал сердцем. Эмоционально это все воспринималось. Любители были. А если читаешь...
М. Соколов
―
Не было радио и телевидения.
А. Шубин
―
Да. А если читаешь, – да, – это уже другое впечатление. Я думаю, что если наш этот разговор тоже просто расшифровать, он не будет книгой. Так вот Корнилов вступал на трибуну, и одни кричали другим, которые не хотят вставать: «Хамы!» Другие им кричали: «Холопы!» Микрофона не было тогда еще, и нужно было вот это все перекричать. И, в общем, Корнилов как-то немножко потерялся. Ну, в общем, он излагал, – да, – нужды офицерства. Его программу грамотно изложил Каледин. Вот там действительно была такая жесткая программа наведения порядка и дисциплины, тоже был скандал, но во всяком случае там хоть программа была. И Корнилов ушел крайне разочарованным, потому что он решил, что Керенский, в общем, его унизил на Государственном совещании. Он так и говорит. И, в общем, начинается уже история самого вот этого вот выступления Корнилова, по поводу которого есть дискуссия, был ли там заговор? Некоторые публицисты, особенно телевизионные, говорят, что не было даже мятежа Корнилова. Ну, здесь уж это, как говорится, ни в какие ворота, доказательства мятежа у нас на поверхности. Но интересна интрига, был ли заговор? То есть произошло ли недоразумение в ходе всех этих сложных переговоров, или Корнилов действительно планировал переворот.
М. Соколов
―
Я за недоразумение.
А. Шубин
―
Да. А я за переворот. Вот будет нам что…
М. Соколов
―
Доказуйте.
А. Шубин
―
Да. Доказательства нам приводят, ну, во-первых, все-таки материалы следствия. Этот 2-томник опубликован. Я его внимательно прочитал, проанализировал в своей книге. И те, кто вели следствие, сочувствовали Корнилову. Они вообще-то прятали концы. Но кое-что... И это кое-что я буду по ходу повествования, так сказать, вынимать на поверхность, кое-что осталось и там. Но дело в том, что потом довольно откровенно, в своих мемуарах об этом рассказывал Лукомский, который был собственно руководитель Генерального штаба, ближайший к Корнилову человек. Уже скрывать было нечего. И, конечно, там признаки заговора на лицо. Значит, что хотел Корнилов? Как он себе это дело представлял? Мы выдвигаем к Петрограду корпус, во главе которого назначаем нашего человека — Крымова. Александр Михайлович Крымов человек известный. Он еще хотел там чуть-ли не на царский поезд с пистолетом кидаться, значит, такой тоже авантюрного склада человек. Такой диктаторский республиканец. Ну, или там конституционалист, но во всяком случае диктаторского достаточно склада.
М. Соколов
―
Да, он к Родзянко ходил, тот его выгнал фактически, сказал, что он не может такие речи слушать.
А. Шубин
―
Да. Такие речи не может. Во всяком случае это был человек решительный, и между собой они говорили то, что они не говорили Керенскому. То есть о недоразумении речь не идет. Они скрывали свои истинные планы не только от Керенского, но даже кое-какие от Савинкова, с которым теснее общались. Значит, что они говорили? Они говорили, что, ну, Крымов… Конечно, нужен Крымов во главе этого корпуса. Он не постесняется перевесить всех кого надо, а при случае весь и Совет этих рабочих депутатов. Знаете, Совет рабочих депутатов на тот момент – это... Ну, элемент политической структуры фундаментальной страны, собственно его представители заседают в Правительстве. Если вы вешаете депутатов этого Совета, вы должны вешать часть Правительства. Ну, собственно, по поводу Чернова тут особых вопросов у Корнилова бы не возникло. По поводу Савинкова они говорят так, что Савинков, конечно, человек наш, он, конечно, понимает, что нужно навести порядок, но все-таки не надо ему всего говорить, потому что Крымов перевешает, с точки зрения Савинкова, лишних 30-40 человек, а Савинкову это не понравится. Он потом поймет нашу правоту, но все-таки.
М. Соколов
―
А Савинков просит все-таки Крымова не назначать во главе этого корпуса?
А. Шубин
―
А Савинков, он посредник, он передает от Керенского пожелание не Крымова. Керенский строго: не Крымова. Строго. Ему эта часть нужна. Она нужна ему, чтоб она подчинялась ему. На случай вот каких-то неприятностей большевистских...
М. Соколов
―
Ну, фактически это вот там как-то это подавалось, что будет создан некий Петроградский фронт, туда подойдут верные части, и когда премьер министру нужно будет они подавят мятеж – да, – большевиков.
А. Шубин
―
Они в случае чего подавят мятеж… Что собственно Керенский пытался делать в октябре 17-го года? Во главе, кстати, с тем же человеком, который планировался вместо Крымова, во главе с Красновым. А Краснов на тот момент был более лоялен к Керенскому. Крымов не была лоялен к Керенскому. Они просто планируют спецоперацию. Далее Керенский запрещает этому корпусу входить в Петроград, потому что в зону его действия, в зону чрезвычайного положения не входит Петроград. У Крымова есть карты, это есть в материалах следствия, где подробная карта Петрограда с разбивкой на участки, где какие части будут стоять, при этом указание разоружение войск петроградского гарнизона кроме военных училищ. Все продумали. Училища не трогаем. Наши люди.
М. Соколов
―
Ну, да. Разумно. Конечно. Это обольшевичная часть...
А. Шубин
―
То есть мы осуществляем, ну, обольшевиченая... На тот момент еще не обольшевиченая. Это процесс...
М. Соколов
―
Предвидели.
А. Шубин
―
Процесс… Да. То есть в этот момент мы разоружаем части лояльные правительству, устанавливаем чрезвычайное положение, вешаем всех, кто нам не нравится. И тут возникает тонкий нюанс, потому что сроки подхода корпуса согласуются с Савинковым. И не случайно. Потому, что Корнилов, когда уже вся эта заваруха началась, буквально в последний момент, отправляет Савинкову телеграмму в Петроград, что корпус будет готов 28 августа, нам нужно все к 28 августа. Что нужно? Здесь есть у них некоторая общая схема, потому что Савинков понимает, как только будет введена смертная казнь, Правительство развалится. Ну, потому что левые будут против, кадеты... Если вопрос будет вообще вынесен, кадеты будут ультимативно требовать ее введения. Если она не будет введена, они уходят. Правительство разваливается. Дезорганизуется правительство.
М. Соколов
―
И тут-то большевики-то и возьмутся за оружие.
А. Шубин
―
И тут... И не большевики возьмутся. А начнется новый Апрельский кризис. Я напомню, что в апрельский кризис солдат на улицу выводили никакие не большевики, а люди типа прапорщика Линде, которого потом... Который был комиссаром Временного правительства, погибшим, так сказать, наводя дисциплину. То есть...
М. Соколов
―
Ну, через несколько месяцев, да?
А. Шубин
―
Ну, то есть это будут волнения какие-то, которые мы подавим, перевешаем уж тут не очень разбираясь, кто прав, кто виноват. Устанавливаем чрезвычайное положение в Петрограде. А Правительства-то нет! И здесь можно и Правительство сформировать. А кто же его сформирует? Ну, конечно, мы возьмем Керенского, но нужны еще хорошие люди. Савинков заменит социалистов, он же социалист, но только очень правый. Ну, возьмем Плеханова еще, вот еще крайне правый на тот момент социалист. И нужны деятели более правые. А для более правых деятелей нужно с ними вообще проконсультироваться. Здесь у нас есть Завойко, и вдруг появляется еще одна персона, очень интересная, очень суетливая, и сыгравшая в этих событиях колоссальную трагикомическую роль.
М. Соколов
―
Да, это персонаж прямо гоголевский.
А. Шубин
―
Да. Появляется Владимир Николаевич Львов. Не путать собственно с Георгием Львовым, который бывший руководитель Временного правительства. Этот человек тоже входил в правительство в качестве обер-прокурора Синода, но из правительства был выгнан. И это важно. Его в новое правительство не взяли.
М. Соколов
―
Обиженный.
А. Шубин
―
Он обиженный. А появляется он прямо как лучший друг Керенского. Он появляется с, так сказать, объятьями. Я хочу вот вам помочь. Нужна опора на правые круги… Таких ходоков к Керенскому было много, но Львов был важен тем, что он как бывший член правительства, имел доступ к телу все-таки. Его...
М. Соколов
―
Бывший член Государственной Думы.
А. Шубин
―
Ну, да, его, так сказать, с порога не развернешь, Керенский говорит: «Да, да, конечно, ну... Узнайте, что там...»
М. Соколов
―
Вообще загадочная история, потому что у него никаких на самом деле связей ни с кем не было, он просто решил сыграть свою игру какую-то очень странную...
А. Шубин
―
У него связи в этот момент были некоторые. Во-первых, он был вписан в родзянковскую тусовку, которая все-таки заседала в Москве, и как… ну, все-таки бывшее государственное... Знаете, подайте бывшему депутату бывшей Государственной Думы немножко власти.
М. Соколов
―
Но с Корниловым он не был в контакте?
А. Шубин
―
С Корниловым вообще не был в контакте. Но он был в контакте с людьми, которые добивались контакта с Корниловым. Это кружок Оладьина и там были георгиевские кавалеры всякие, тоже такие суетуны, которые, в случае чего позови, вождь, мы прибежим и всех большевиков на вилы поднимем. И вот они хотели какого-то контакта. Но прямо к Корнилову ехать, а кто ты такой? А приехать от Керенского – это здорово! Меня типа Керенский послал для последних переговоров. Анекдот заключался в том, что эти переговоры шли полным ходом, и на миллиметр не сходилось. В этом была тоже проблема, потому что еще 25 августа, из Могилева, из Ставки уезжает Савинков, уезжает с совещания армейского, на котором возникло разногласие, потому что Корнилов говорил, что нужно ограничить, а вообще лучше убрать эти армейские комитеты, их контроль над офицерами. А Савинков говорил, что порядок надо наводить, и в этом нам помогут армейские комитеты. А почему это было так важно? Потому, что как показала корниловская история, эти армейские комитеты могли запросто арестовать...
М. Соколов
―
Любого генерала.
А. Шубин
―
… любого генерала. И если Корнилов начнет действовать против гражданских лидеров, то любой военный переворот будет пресечен на корню. Поэтому разногласие у них было. Савинков уезжает, говорит, ну мы почти все решили, корпус...
М. Соколов
―
А, собственно, они все и решили.
А. Шубин
―
Корпус движется,
М. Соколов
―
Он с 22-го, по-моему, начал двигаться....
А. Шубин
―
Комитет... Он начал двигаться с начала августа. То есть это тоже доказательство, что заговор был. Они выдвигали его...
М. Соколов
―
Ну, заговор, который должен был санкционировать собственно через Савинкова сам премьер-министр.
А. Шубин
―
Но дело в том, что если премьер-министр не санкционирует, мы продолжим действовать. И вот это нюанс, понимаете, есть подготовка хорошего дела, а есть заговор.
М. Соколов
―
Если он с нами не согласится. Но он же должен согласиться.
А. Шубин
―
Если он с нами не согласится, мы его уберем. Как же мы его уберем?
М. Соколов
―
Фарос.
А. Шубин
―
Мы его красиво уберем. Фарос. Да. Значит, и... Но Фарос… А будет не Фарос. А будет тот же Могилев, город с интересным названием. Значит...
М. Соколов
―
И Львов. Что он делает дальше? Да. Идет к Керенскому.
А. Шубин
―
Нет, погодите, у нас...
М. Соколов
―
А! Да, он едет.
А. Шубин
―
… еще Савинков на паровозе едет в Петроград. Он приезжает в Петроград и говорит: «Я выиграл битву на право! Нужно срочно вводить смертную казнь в тылу».
М. Соколов
―
И войска к Петрограду.
А. Шубин
―
Потому, что войска подходят к Петрограду. Мы ставим на правительстве вопрос. Правительство разваливается. Начинаются какие-то волнения, какой-то кризис. Войска входят, громят это все под видом восстания большевиков. Хотя это явно будет не восстание большевиков, большевики как-то будут в этом участвовать, но тут уж кто разберется, и мы устанавливаем диктатуру, ну, во имя Керенского, но с сильным человеком Савинковым, который контролирует эти войска. Он как бы в тусовке корниловской. И переформатируем структуру власти. И тут появляется Львов пред ясные очи Корнилова и говорит: «Я приехал от Керенского, давайте, решать, как переформатировать структуру власти». Корнилов страшно рад. Наконец-то! Савинков, видимо, приехал, там поговорил, они прислали Львова, ну, потому что если Савинков будет ехать туда-обратно станет слишком заметно для... Ну, мы же государственный переворот делаем против той структуры власти, которая есть, в нее же не только Керенский входит, а еще вот эти вот проклятые левые. И они начинают обсуждать. Львов оказывается, ну, таким замечательным человеком, что Корнилов просто тает, потому что Львов говорит: «А что нам Керенский? Ну Вы, Вы вождь, Вы, так сказать, вот... Вы замечательный. Давайте, Керенского возьмем министром юстиции. Это самое ему место. Ну, Савинкова возьмем. Кого еще? Генерала Алексеева возьмем. Но, в основном же правые круги. Давайте, соберем здесь вот все правые круги, здесь в Могилеве. Пригласим сюда Керенского, Савинкова, Плеханова. Создадим здесь новое правительство. Старое же распадется вот-вот». Какая замечательная схема. Корнилов говорит: «Да, замечательная, интересная схема...»
М. Соколов
―
Но может не получиться.
А. Шубин
―
Нет, этого он не говорит, потому что, а почему это может не получиться? Когда все так обоснованно.
М. Соколов
―
Комитет национальной обороны. Как-то так это хотели назвать.
А. Шубин
―
А они... Дело в том, что Корнилов не хотел управлять страной, он не умел этого банально. Он это понимал. Он хотел руководить всем, но заниматься войной. Он видел в себе Наполеона. Хотя наполеоновских успехов не было, одни поражения, он как раз Ригу сдал незадолго перед этим. И активно думал, на что бы свалить, потому что, ну, конечно, разложение армии, значит. А тут я буду сидеть в Могилеве, возглавлять комитет этот, ну как бы, коллективное такое... коллективного президента. Но, я буду его председателем. А мы сделаем правительство и в это правительство войдет и Керенский, видимо, уже не председателем, ну решим, может быть... Ну, в общем, люди будут управлять в Петрограде, мои люди, там ну возьмите социалистов для вида и так далее. Вот такая схема. И с этой схемой Львов едет в Петроград к Керенскому. Приезжает и по дороге встречает кучу людей. И всем чего-то говорит. И все они потом в мемуарах нам это рассказывают, и мы очень радуемся, потому что одному офицеру он говорит, Керенский, да он оказался бабой. И мы понимаем, что Львов не любит Керенского. Львов хочет... И Львов понимает, что на самом деле он блефует, у него нет...
М. Соколов
―
Полномочий нет.
А. Шубин
―
Никаких полномочий. Он немножко, так сказать, вот обвел вокруг пальца Корнилова, он такой супер посредник, он приезжает к Керенскому и излагает это все в виде ультиматума, что... Более того он произносит потрясающую фразу: «Вы под колпаком». «17 мгновений весны» просто! Вы под колпаком у Корнилова. Керенский так выслушивает все это...
М. Соколов
―
Он просит его написать прямо...
А. Шубин
―
Нет...
М. Соколов
―
И тот прям по пунктам чтобы...
А. Шубин
―
Нет, не только...
М. Соколов
―
… формулирует…
А. Шубин
―
Не просто написать. А он просит его это повторить при свидетеле, который прячется за кулисами. То есть...
М. Соколов
―
Но это уже потом, это после разговора с Корниловым.
А. Шубин
―
Тут что интересно? Тут интересно во всей этой истории, что Керенский действительно оказался бабой. Но не той бабой, на которую они рассчитывали. Он оказался не трусливой бабой, вот как Львов употребляет это слово, он оказался такой актрисой. Знаете, это мне напоминает Сомерсета Моэма «Театр». Джулия Ламберт, которая увидела, что ее Эвис Крайтон хочет вытеснить со сцены. Что?! Ну, сейчас я вам покажу шекспировские страсти! И он начинает бороться с заговорами методами XVI века. Он берет с этого Львова этот ультиматум...
М. Соколов
―
А то уже пишет уже даже не то, что...
А. Шубин
―
Он пишет 2 вещи…
М. Соколов
―
… Корнилов…
А. Шубин
―
… 2 вещи, которые они согласовали и которые, конечно, с точки зрения Керенского и с точки зрения собственно той системы, которая существовала, они, конечно, преступные. Вся власть переходит к Верховному Главнокомандующему...
М. Соколов
―
Тут вопрос: согласовали, не согласовали. Мне кажется, что он сейчас себя... От себя добавил, а...
А. Шубин
―
Нет, дело в том, что...
М. Соколов
―
Времени-то мало.
А. Шубин
―
Дело в том, что потом, потом, Корнилов будет действовать против Временного правительства. Корнилов не отрицал на следствии, что эти разговоры велись. Он отрицал, что он выдвинул ультиматум. Он выдвинул как бы политическую концепцию, и вот эта политическая концепция, она у него в голове-то и была. Львов ее просто выдал. 28 августа они бы это сделали все равно.
М. Соколов
―
Но тут мы с Александром Шубиным вынуждены сделать паузу и сказать вам, что нам придется рассказывать дальше про генерала Корнилова, в следующей передаче, о том, что, собственно, происходило, после вот этого просто критического момента в российской истории. Всем спасибо! Всего доброго!