Повседневность Петрограда 1918-1920: голод, террор, заговоры - Владлен Измозик - Цена Революции - 2018-07-29
М. Соколов
―
В эфире «Эха Москвы» программа «Цена революции». Ее ведет Михаил Соколов. Мы записываем эту передачу в Санкт-Петербурге в отеле «Гельвеция». Мой собеседник - доктор исторических наук, профессор Владлен Измозик, соавтор книги «Петербург советский. «Новый человек» в старом пространстве» вместе с Натальей Лебиной. Очень хорошая и интересная книга. Вот и мы поговорим о людях в Петербурге в пространстве, которое и стало советским после октября 17-го года.Владлен Семенович, добрый вечер! Поначалу такое впечатление, что часть жителей Петрограда тогдашнего просто не поняла смысла Октябрьского переворота и думала, что жизнь будет в нормальном смысле продолжаться при новом правительстве. Однако, произошел почти мгновенный слом старой жизни. Как это произошло?
В. Измозик
―
Добрый вечер, уважаемые радиослушатели. В этом плане, наверное, даже с февраля месяца 17-го года наступила эпоха перемен. Как говорят китайцы, не дай бог жить во время перемен. И перемены, продолжавшиеся многие годы. Второй момент я бы сказал. Понимаете, когда мы говорим о жителях Петрограда, я убежден, что, вообще, во время вот таких политических катаклизмов большинство населения занимается выживанием просто, а главную роль играет активное меньшинство, которое и проводит эти преобразования по разным причинам. Есть люди, которые мечтают о каких-то светлых идеалах, но при этом, что называется, ломают через колено. Все эти тяготы, выпавшие на долю жителей страны и, конечно, в огромной степени Петрограда, начинаются, я уже сказал, с февраля 17-го года.Здесь уже звучат предложения о переименованиях, о снесении памятников. Известный журналист Амфитеатров, ярый противник большевиков, потом – эмигрант, предлагал в марте 17-го года снести памятник Николаю I на Исаакиевской площади. То есть, понимаете, вот это принцип вливания нового вина в старые меха. Названия станций именем Родзянко, Керенского и так далее, и тому подобное. Да, переименование мостов уже начинается. Ну, конечно, большинство надеялось, что соберется хозяин земли русской, Учредительное собрание, и наступит некое успокоение. Но приходят к власти большевики. И я, честно говоря, не думаю, что… Скорее, все-таки основная масса была напугана.
Другое дело: она надеялась, что большевики продержатся не очень долго. Ведь светлые умы российские, они в июле месяце заявляли, что с большевиками уже покончено, и после взятия большевиками власти заявляли: ну, большевики продержатся неделю, две. Потом давали месяц. И так далее. А большевики все продолжали держаться. И при этом началась то, что Ленин называл «красногвардейская атака на капитал», притом не только в форме национализации и тому подобных вещей, но на жителей обрушился шквал декретов. Обычный человек, просыпаясь утром, не знал, что он прочтет в сегодняшних газетах.
Это не только отделение школы от церкви, церкви от государства. Это и новое правописание (правда, давно предложенное Академией наук), это и новое летоисчисление. Представьте, что у вас день рождения между 1-м и 14-м февраля…
М. Соколов
―
А этих дней нет.
В. Измозик
―
Этих дней нет, да. Они исчезли. Это отмена сословий, это отмена чинов и званий. Ну и так далее. Можно продолжать очень долго в этом плане.
М. Соколов
―
Мне кажется, что очень важным было покушение на частную собственность обычного гражданина, который хоть что-то имел. Вот это, во-первых, конфискация вкладов и ценностей и в банках и фактическая национализация жилищного фонда, да?
В. Измозик
―
Да.
М. Соколов
―
С уплотнениями, подселениями. Вот это, наверное, очень сильное впечатление производило.
В. Измозик
―
Конечно, потому что это непосредственно затрагивало огромную часть жителей. В августе 1918-го года появляется Декрет «Об отмене прав частной собственности на недвижимое имущество». То есть начинается вот это знаменитое уплотнение. Кстати, сразу скажу, что Петроград все-таки это затронуло не в такой степени, как, например, Москву. Дело в том, что после переезда особенно правительства в Москву и в связи с последующими событиями население Петрограда сократилось за годы Гражданской войны в 3 раза с 2-х миллионов до 700 тысяч человек. Отсюда свободных площадей было достаточно много.И, по сути дела, вот эта проблема жилья не очень волновала, наверное, почти до конца 20-х годов, когда начинается индустриализация, начинается массовый завоз рабочей силы. Да, притом многие рабочие вообще не хотели ехать в центр города, они привыкли жить вблизи своего завода, своей фабрики с тем, чтобы ходить пешком. Другое дело: это, конечно, морально угнетало многих. Да, плюс в этом плане выделялись дома, вот в частности знаменитый дом 26/28 по Каменноостровскому проспекту.
М. Соколов
―
Вы как раз в книге пишите о нем.
В. Измозик
―
Да. Одновременно на Кронверкской улице 23/59. И даже кусочек дома выходит на Большую Пушкарскую улицу. Дом, построенный с поразительной скоростью, современный дом, с 1911-го по 14-й год. Это были совершенно квартиры для среднего класса, но с серьезным достатком. И вот этот дом был взят в ведение Петроградского Совета и здесь такой Ноев Ковчег появляется. Часть старых жильцов все-таки остается, одновременно появляется масса новых жильцов, и рабочих…коммуналки, и квартиры для партийных советских военных работников, и для зарубежных коммунистов, особенно финский анклав здесь мощный. И в этом плане, идет очень любопытно... Вот Наталья Борисовна как раз обнаружила очень интересные мебельные дела, которые показывают, как обустраивались люди, пришедшие к власти.
М. Соколов
―
Ну, за чужой счет, естественно.
В. Измозик
―
Ну да. И понимаете, вспоминается невольно Булгаков, слова Воланда, что москвичей испортил жилищный вопрос. Но не только жилищный, а и мебельный вопрос. Потому что составляются описи мебели и начинаются просьбы закрепить это в собственность, передать письменный стол ковер, картины, посуду и так далее, и тому подобное.
М. Соколов
―
Это новая большевистская номенклатура занимается грабежом бывших так называемых, да?
В. Измозик
―
Ну, я б сказал, что, наверное, не вся, конечно. Но соблазны оказались очень большими. Плюс, еще обеспечить не только себя, но и родственников. Как ни порадеть родному… Понимаете, классика во все времена остается классикой: как ни порадеть родному человечку? Вот ответственный партийный работник Бабайлов стремится обеспечить своих родителей и братьев. Ну и в этом плане, здесь поселяются видные… Кстати, здесь сразу с жильем еще отмечу. Появляются Дома советов.
М. Соколов
―
Это гостиницы?
В. Измозик
―
Гостиницы. Первый Дом Советов – это «Астория». И второй Дом Советов – это «Европейская». Вот есть мнение, что это было связано и с идеей коммуны, и с возможностью обеспечить условия проживания. Но я думаю, еще один момент был подспудный. Понимаете, власть ведь постоянно боялась собственного населения. И она вовсе не была уверена в прочности своего положения. А события в других городах показывали, что когда руководители живут на квартирах, то их стреляют как куропаток. В частности, июльские события в Ярославле: убийства Нахимсона и других. И в этом плане, вот гостиница, она представляла собой возможность обороны более надежную. Она, естественно, охранялась, гарнизоны и так далее. И здесь тоже занимают в зависимости от положения апартаменты по несколько комнат, как Зиновьев, например; как дочери Троцкого.И, в общем, переселение в отдельные квартиры начинается только, пожалуй, с конца 22-го – начала 23-го года, когда большевики почувствовали себя уже достаточно прочно, более прочно. Хотя, опять же, вот Наталья Борисовна нашла место жительства Зиновьева, по-моему, с конца 22-го года. Это 9-я парадная в этом доме 26/28, там всего по одной квартире на этаже. И там вместе с Зиновьевым живут Федоров и кто-то еще из руководителей города Петрограда. То есть понятно, что обеспечивать охрану такой парадной было гораздо…дом 5-этажный, то есть всего на лестнице 5 квартир.
Ну, или, например, появляется даже не в этом доме, а в соседнем – дом 21 по Кронверкской. Там именно селятся уже основные руководители Ленинграда. Кстати, любопытно, что Зиновьева после его политического падения с Олимпа переселяют в том же доме, но во двор, ближе к Кронверкской улице, в квартиру 118-ю уже дома 23/59. Но фактически он почти там не живет. Он больше уже времени проводит в Москве.
М. Соколов
―
Скажите, а вот эти вот Дома Советов. Наверное, там еще был какой-то номенклатурный уровень жизни. Голодный Петроград, да, а там пайки, снабжение и так далее, да?
В. Измозик
―
Ну, там столовая гораздо лучше. Прежде всего обеспечивалось…это известно благодаря работам особенно Александра Николаевича Чистикова. Особый уровень жизни в Смольном: обеды, снабжение великолепное, когда там проверяют на наличие вредных веществ в мясных продуктах и так далее. Ну и плюс, в гостиницы имели право заселяться люди определенного ранга, хотя вы знаете, что одно дело – законы, а другое дело – реалии. Между законами и реалиями всегда есть некий люфт. Живая жизнь гораздо богаче. Отсюда поселялись и знакомые. Время от времени гостиницы чистили на предмет выселения не имеющих право на поселение.Ну, потом опять происходили вот такие метаморфозы, естественно. Кстати, да. Ну, в этом плане устраивали не только в гостиницах. Но вот знаменитый Шатов, комендант Петрограда, одно время – один из руководителей 7-й армии и так далее, в связи с «делом Дюкса» в 19-м году Петроградская ЧК вела следствие о его связях, подозревая, вообще, не являлся ли он осведомителем английского шпиона. Но выяснилось только единственное, что он предавался разгульным вечерам на квартирах уже не в Доме Советов, куда привозили актрис, привозили музыкантов, накрывали стол и так далее. В общем, он расслаблялся от нагрузок. Кстати, бывший даже…это анархо-синдикалист.
М. Соколов
―
Билл Шатов, да?
В. Измозик
―
Билл Шатов, да
М. Соколов
―
Вот вы сказали, что выходили десятки Декретов мгновенно практически. В реализации этих Декретов на кого опиралась большевистская власть? В России законов много издается, но они необязательны, как известно, для исполнения. А тут с очень большим энтузиазмом людей гнали на какие-то принудительные работы или изымали, описывали собственность.
В. Измозик
―
Понимаете, мы говорили уже об активном меньшинстве. Я всегда твержу еще о чем – нельзя понять эти годы без памяти о колоссальном социокультурном расколе, который происходит в России со времен особенно Петра I. Даже сегодня у нас нет общего обращения к незнакомому человеку. Отсюда колоссальный ров невидимый, но оттого не менее глубокий между тонким достаточно верхним слоем и колоссальной массой людей: крестьян, солдат и рабочих…частично рабочих, я бы сказал. Потому что, если брать, наверное, рабочих квалифицированных, опять же, этот слой был очень тонким (так называемая рабочая аристократия), то, конечно, они не проявляли вот этого негативизма, агрессии и так далее.А вот огромная масса молодых людей… Кстати, в этом плане ведь проблема еще в чем: в России к этому времени чуть не половина населения была в возрасте до 30-ти лет.
М. Соколов
―
И с оружием.
В. Измозик
―
Плюс война, да. Конечно, война, которая развязывает инстинкты, приучает спокойно смотреть на насилие, на убийства других людей. Достаточно вспомнить Григория Мелехова, которого рвет после убийства первого человека (австрийца, которого он зарубил) и Григория Мелехова буквально через несколько лет, который убивает людей пачками, уже совершенно не задумываясь об этом. Плюс оружие, конечно, в руках вот таких людей придавало им агрессию, придавало им силу и безнаказанность. Это проявлялось уже и в течение 17-го года…даже раньше. Да, плюс в домах же были созданы домовые комитеты бедноты, то есть появляется самоуправление.
М. Соколов
―
Из дворников и швейцаров?
В. Измозик
―
Ну, видимо, из дворников, швейцаров, ну, наверное, некоторых желающих, которых туда принимали. В этом плане достаточно посмотреть на опись имущества в квартирах. То есть там такое понаписано, что иногда трудно вообще понять, что имел в виду человек. То есть люди, как правило…то, что мы называем малограмотными, делающими по 4 ошибки в слове из трех букв.
М. Соколов
―
Скажите, а вот трудовая повинность, которая была введена для буржуев так называемых – вот это что такое? Можно тоже объяснить?
В. Измозик
―
Ну, поскольку считалось, что буржуазию нельзя призывать в армию по причине ее ненадежности (исключение делалось для офицеров, естественно), то это вывод на работы по рытью окопов в частности, это уборка улиц – трудовая повинность. И опять же, здесь была реальная жизнь, когда можно было откупиться от трудовой повинности. Главное ведь было получить нужную бумажку.Это пошло уже с 17-го года, когда, например, уже весной и летом 17-го года в Петрограде вводятся запреты на продажу определенных продуктов. Например, молоко продается гражданам, имеющим детей до 3-х лет и во вторую очередь – больным, имеющим справку от врача. А дальше уже что остается – можно. Потому что, понимаете, что важно не иметь ребенка до 3-х лет, а важно иметь бумажку, что у вас ребенок якобы…
М. Соколов
―
Или болезнь.
В. Измозик
―
Или болезнь есть. Но как правило это труд малоквалифицированный и, в общем, по-моему, особых трудовых достижений…и работники, выводимые на эти трудовые работы, тоже энтузиазма не проявляли. Кстати, в этом плане и (может показаться как ни странным) заключенные в концлагерях. Концлагеря имели в этот период другое все-таки предназначение: это были не лагеря уничтожения, а лагеря для изоляции подозрительного элемента на время Гражданской войны.Отсюда все время разные организации заказывают людей из концлагерей на работы в театр, на строительство какого-то памятника, сооружения. И режим там был достаточно…ну, не всегда, конечно…это зависело уже от личностей начальников и охранников. Но не редко более свободные значительно, чем, например, в местах заключения, естественно.
М. Соколов
―
Если говорить о ситуации с переездом Совнаркома в Москву, как это изменило жизнь Петрограда? Вы уже сказали, что как-то начали освобождаться площади и так далее. То есть это что, чиновничество в значительной степени потянулось в Москву?
В. Измозик
―
Чиновники потянулись. Во-вторых, люди благополучные, увидевшие, что, в общем, это всерьез все происходит, начали уезжать из Петрограда. Это стремление уйти на Юг. Во-первых, голод в Петрограде…
М. Соколов
―
А голод был серьезный?
В. Измозик
―
Голод очень мощный. Вы понимаете, ведь сама проблема города, находящегося в северо-западном углу страны, и проблема инфраструктуры. Ведь снабжение города происходило во все времена происходило как? Морской путь – подвоз продовольствия, речные пути, железные дороги и гужевой транспорт. Начинается Первая мировая война – морской путь закрыт. Железные дороги в основном работают на армию, на фронт. Когда мне начинают говорить, что якобы всего 3 дня город не получал и так далее… Извините, проблемы начинаются впервые уже в 1915-м году - появляются хвосты, то есть появляются очереди, чего город, естественно, не знал на протяжении 200 с лишним лет.Да, вводится в стране (не только в Петрограде), по-моему, 3 или даже 4 мясопустных дня в неделю, то есть запрещается продажа мяса и подача мясных блюд в ресторанах и кафе. Осенью 16-го года вводятся карточки на сахар. В России уже 18 городов вводят карточки на хлеб. И в Петрограде тоже обсуждается проблема введения карточек. Что делает нормальный человек, узнав о том, что готовится введение карточек? Он старается запастись продуктами, которые можно хранить достаточно долго. То есть, если нельзя хранить свежий хлеб, то можно хранить сухари. В конце января градоначальник запрещает выпечку белого хлеба, кондитерских изделий и так далее.
На Пасху не дают положенной, как обычно, белой муки и так далее. Да, 25-го марта 17-го года вводится хлебная монополия – по сути, продразверстка. Кстати, здесь тоже нередка ошибка. Вот Риттих в конце 16-го года вводит так называемую продразверстку, но на деле это был продналог: было предположено собрать определенное количество, разверстать по губерниям. А вот в конце марта 17-го вводится действительно продразверстка. Что это означало? Земледелец имеет право оставить определенное количество продуктов, полтора пуда зерна, по-моему. Я пересчитывал: 8 золотников, по-моему, 43 грамма крупы в день из расчета на человека. Вот такие бюрократические упражнения.
Запрещается свободная продажа молока, запрещается свободная продажа других продуктов – масла, в частности; свободная продажа обуви, ну и так далее. Вообще, картинки, напоминающие… Может, отвлекусь. В Москве, например, придумали летом 17-го года продавать в одни руки не более одной пары обуви. И приказчик должен был ставить в паспорте штемпель о продаже этой пары обуви…
М. Соколов
―
А большевики уже в 18-м году начинают посылать экспедиции за хлебом?
В. Измозик
―
Да. Положение с хлебом становится еще хуже. В мае 18-го в Петрограде выдают по 50 грамм хлеб в день на человека, то есть совершенно положение жуткое. Отправляются самодеятельные экспедиции для закупок, для бартера, для обмена. Вводится продовольственная диктатура. Отправляются продотряды, что, кстати, и вызывает колоссальное возмущение среднего и зажиточного крестьянства, естественно. А в 19-м году уже продразверстка именно, более жесткая, чем 17-го года, заградотряды. И положение спасают мешочники. Александр Юрьевич Давыдов, у него прекрасная работа о мешочниках. Это как правило люди в возрасте от 20 до 40 лет, которые могли на своих плечах перевезти 1,5-2 пуда продуктов, то есть до 30 с лишним килограммов и которые отправлялись в хлебородные через линии фронтов.С заградотрядами часто договариваются, то есть отдавая определенные… Или иногда, когда собирается огромная масса мешочников, просто сметают эти заградотряды. Государство обеспечивало население, в том числе Петрограда, наверное, процентов на 60 примерно. Все остальное надо было приобретать у мешочников. Деньги теряют ценность, естественно и идет товарообмен.
М. Соколов
―
Я напомню слушателям «Эха Москвы», у нас в эфире программы «Цена революции» Владлен Измозик, доктор исторических наук. Мы в Петербурге беседуем о Петрограде 18-го года и времен Гражданской войны. Продолжим после объявлений.НОВОСТИ/РЕКЛАМА
М. Соколов
―
В эфире программа «Цена революции». Ее ведет Михаил Соколов. Продолжаем наш разговор с доктором исторических наук, профессором Владленом Измозиком о жизни Петрограда во время революции и Гражданской войны. Вы хотели, по-моему, дополнить.
В. Измозик
―
У меня есть внешний облик еще – снос памятников.
М. Соколов
―
Вот это очень интересно, как меняется публичное пространство, конечно.
В. Измозик: 12
―
го апреля 18-го года появляется Декрет, к созданию которого активно приложил руку Ленин, «О снятии памятников, воздвигнутых в честь царей и их слуг, и выработке проектов памятников Российской Социалистической Революции». И пожелание – некоторые наиболее уродливые истуканы убрать к 1-му мая 1918-го года. Кстати, вместе с тем любопытно, что, по-моему, 2-м или 3-м в списке писателей шел Достоевский. То есть, когда мы говорим опять, что Достоевского большевики не принимают и так далее…Понимаете, тут процесс более сложный. Любопытно, кто входит в комиссию по снесению памятников в Петрограде. Это знаменитые Александр Николаевич Бенуа, это великолепный художник Чехонин, это Натан Альтман, то есть люди выдающиеся в российской культуре. Что ими двигало?
М. Соколов
―
Ну, паек, может быть.
В. Измозик
―
Ну, может быть, в какой-то мере. Вот мы знаем, что Лев Толстой не любил Шекспира. Возможно, некоторые из них действительно не признавали этих памятников. Амфитеатров тоже считал, что памятник Николаю I на Исаакиевской площади, который большевики не тронули, он позорит внешний вид города. Начинается снесение памятников, в частности, ряда памятников Петру, снесение памятника Николаю Николаевичу, Великому князю. Плюс, с этим идет переименование улиц с осени 18-го года. И, понимаете, немало, я думаю, граждан Петрограда оказывались в положении Остапа Бендера, который не мог попасть к мадам Грицацуевой, потому что извозчик помнил старые названия, а Остап знал только новые названия.
М. Соколов
―
Ну да, никакого Невского проспекта.
В. Измозик
―
Да. Проспект 25-го октября, Площадь Урицкого, улица 3-5 июля и так далее. Причем это продолжается вплоть до 23-го года в широком масштабе. И, конечно, это создает в голове рядового жителя, рядового петербуржца или петроградца некое столкновение – ты не знаешь, куда двигаться и так далее.
М. Соколов
―
А тут еще и памятники новые какие-то.
В. Измозик
―
Да. Причем памятники, понимаете, в одном случае – это кубофутуризм: пугавшие людей изображения Софьи Перовской в виде головы львицы; или, наоборот, это знаменитый памятник на Каменном острове – памятник Блоха «Освобожденный труд», рабочий, 10-метровая статуя, совершенно обнаженный, со всеми гениталиями; потом завесили фартуком, все-таки решили, что не прилично то смотреть. И колонна рабочих, вступавшая (Наталья Борисовна это описывает) на Каменный остров вообще замерла и была поражена этим видом.То есть, понимаете, в этом плане вот такая свобода творчества. Вместе с тем, любопытные массовые празднества, когда завешивают Александровскую колонну, чтобы не видно было ангела и прочего. Понимаете, любовь к массовым праздникам. Ну, считалось, что это объединяет людей…
М. Соколов
―
Футбола не было.
В. Измозик
―
Да, футбола не было еще в таком виде, но зато разыгрывание шахматных партий с участием кавалеристов, пехотинцев и так далее, притом такие постановки мощные. Да, вместе с тем, реальная жизнь, вот термин «пайколовство»…и знаменитый художник Юрий Анненков получал, в частности, усиленный паек Балтфлота, что он читал лекции матросам и великолепный паек матери, кормящей грудью, за просвещение акушерок. И все они бегают по разным местам службы, ловят эти пайки и так далее.
М. Соколов
―
Ну, там же комиссия по улучшению быта ученых, НРЗБ и так далее.
В. Измозик
―
Да. Но сначала умер ряд академиков. Вот здесь надо отметить, конечно, заслугу Алексея Максимовича Горького, огромную заслугу. Понимаете, ведь какие упреки предъявлял Горький в 17-м году и даже позднее… Горький очень ценил таких образованных пролетариев (рабочих интеллигентов) типа Глебова-Путиловского, например, и ряда других. И, в общем, относился очень худо к основной массе крестьянства. И отсюда он считал, что большевики бросили передовую часть рабочих в эту крестьянскую топку, губят ее.Да, и огромное преклонение Горького перед интеллигенцией, конечно. Здесь две роли Горького: это материальная поддержка, отсюда создание Комиссии по улучшение быта ученых. Вместе с тем, опять же, надо понимать, что немалую пользу для себя извлекали те, кто занимался этой комиссией: экспедиторы и те, кто выдавали…
М. Соколов
―
Ну, аппарат.
В. Измозик
―
Аппарат, да, да, да. Который часть, определенный процент этого присваивал себе.
М. Соколов
―
Горький еще защищал чекистов.
В. Измозик
―
Да. И второе, конечно. Вторая роль огромная – это защита людей. Петроградская ЧК буквально ненавидела Горького, потому что он, пользуясь своими связями с Москвой (он примерился с Лениным после 30-го августа 18-го года), он вытаскивал людей из ЧК и всячески пытался спасать людей.
М. Соколов
―
А, вообще, масштаб красного террора в Петрограде был выше, чем по стране? Можно это как-то оценить?
В. Измозик
―
Ну, вот здесь мне, честно говоря, сложно сказать, потому что после убийства Урицкого, конечно, это массовые расстрелы…
М. Соколов
―
Заложников.
В. Измозик
―
Да, да, да. Но сначала Бокий заявил о 512, по-моему, расстрелянных, потом это еще большей цифры достигло. Ну, знаменитая надпись на похоронах Урицкого: «Они убивают личности, мы убьем классы». Но, вместе с тем, опять, вот любопытно, понимаете, всю Гражданскую войну в Петрограде живет мать Врангеля. Да, кстати, вот Горькому удалось вытащить из заключения князя императорской крови Гавриила Константиновича и помочь ему уехать в Финляндию. Покинул Петроград, до сих пор не могу найти как, Елизавета Маврикиевна. Если дети ее были убиты в Алапаевске в июле 18-го года, то Елизавета Маврикиевна покинула Петроград.Сумел уехать из Петрограда Коковцев, которого вызывали не раз в ЧК. То есть здесь как-то вот такой абсолютно что ли жесткой, прямой линии трудно провести. Вот иногда вдруг возникает в частности жена Гавриила Константиновича, балерина Нестеровская. Она уже в воспоминаниях за границей очень хорошо отзывалась о Бокие и жене Бокия, которые дескать помогли освободить Гавриила Константиновича.
М. Соколов
―
Ну, повезло, видимо. Владлен Семенович, а вот все-таки сопротивление большевикам, оно же было там в Петрограде в разных формах. Вот, например, были религиозные выступления, скажем, против захвата Александро-Невской Лавры, так? Один из сюжетов. Все-таки большевики здесь отступили.
В. Измозик
―
Да, конечно. И в этом плане, вообще, надо отметить, что вплоть до конца 20-х годов наряду с революционными праздниками были выходные дни. Выходными днями были Пасха, Троица и целый ряд других церковных праздников. Да, кстати, большевики ведь хотели, по-моему, в 19-м году, по-моему, разместить крематорий в Александро-Невской Лавре. Это тоже проблема смерти. Но отступили. И вот такой опытный крематорий был создан на 14-й линии Васильевского острова. Конечно, и в Петрограде осталась масса людей, которые не принимали большевиков. И глупо считать, что эти люди были просто безвинны. Конечно, они организовывали сопротивление большевикам. Здесь появляется масса подпольных организаций.
М. Соколов
―
Вот как раз в «Дилетанте» написали. Сейчас очень интересная статья в последнем номере о заговоре так называемом Пола Дюкса. Я с большим интересом прочитал. Конечно, жутка история. Там больше 50 человек было расстреляно. Вот у меня как раз к вам вопрос: насколько вот такие истории про заговоры против большевиков это всерьез? Условно говоря, могут быть люди - один, два, пять человек, связанных с белыми, - а остальные попадали под общую гребенку или это все-таки были большие какие-то организации?
В. Измозик
―
Сразу хочу сказать, что вот то, что я пишу в «Дилетанте» - расстрел 55 человек – это только по заседанию Коллегии ЧК от 9-го января 20-го года. На самом деле было расстреляно гораздо больше, потому что приговоры выносились и в другие дни, групповые. И, наверное, общая цифра доходила…плюс часть в Москве была расстреляна…я думаю, человек до 90, если не больше было расстреляно. Плюс к этому, конечно, вот эти организации создавались прежде всего в целях разведывательных, для информации противников большевиков, белого движения. Это связь, конечно, с Финляндией; безусловно, это связь с английской, французской разведкой. Вместе с тем, это надежда на то, что удастся организовать какое-то восстание при подходе белых к городу.Понимаете, что любопытно: их арестовывают и расстреливают в 18-м году, например, Экспар-ре и Жижин; их арестовывают в 19-м году. Притом ЧК не может проследить всех, потому что вот по делу Дюкса там в показаниях упоминался уже Таганцев, но Таганцева не тронули, до него не дошли руки.
М. Соколов
―
Таганцевская организация – это уже 21-й год.
В. Измозик: 21
―
й год, да. Понимаете, а его упоминают в своих показаниях…в конце 19-го года называют. Притом это довольно, конечно, разрозненные группы. Но притом огромная масса арестованных – это люди, арестованные в засадах. То есть когда арестовывали какого-то человека, на его квартире оставляли засаду. И вспоминается…смех сквозь слезы…фильм «Москва слезам не верит» - «Всех впускать, никого не выпускать». Там, по-моему, по делу Дюкса, я подсчитывал, было арестовано 400 с лишним человек, из которых 200 с лишним было освобождено потом после разбирательств. То есть ЧК, конечно, еще…ну, что ли опыт был довольно небольшой и отсюда наиболее простые действия – массовые обыски…Ну, например, летом 19-го Петерс, приехваший в Петроград, организует массовые обыски квартир, посольств и так далее. Вместе с тем, что любопытно, понимаете, до сих пор у меня нет полного ответа на этот вопрос. Вот тоже, заседание петроградской ЧК 9-го января 20-го года с участием Зиновьева и Дзержинского… Да, кстати, сам Дюкс, я напомню слушателям, он ушел из Петрограда 30-го августа 19-го года. Тем более, что был в ЧК свой человек – Гаврющенко, бывший моряк, бывший капитан, по-моему, второго ранга, который снабжал информацией. И потом в решениях ЧК было отмечено, что он работал исключительно из идейных побуждений и денег не получал. И расстрелянный, естественно.
М. Соколов
―
Ну, среди арестованных два адмирала было, да?
В. Измозик
―
Да, Бахирев, Развозов, которые участвовали в этом последнем заседании у Кюрца. Но вместе с тем, что любопытно ведь… Вот на этом заседании, где обсуждалась судьба 102 человек, под номер 1 шла Надежда Владимировна Петровская, ближайшая помощница Дюкса, выезжавшая с ним в Москву для связей с тактическим центром. И под номер 2 – Илья Романович Кюрц, бывший агент военной разведки, вообще, личность авантюрная. Мы им занимаемся вместе с Александром Александровичем. И, естественно, их приговорили к расстрелу. И другим людям вменялось в вину то, что они вообще связаны были с Петровской и с Кюрцом.Самое любопытное: вот 50 с лишним человек по этому заседанию расстреляли, а Петровская, которая несколько лет провела в тюрьме в Москве, в феврале 22-го года была освобождена решением ВЦИК и умерла в 35-м году своей смертью в городе Горьком (Нижнем Новгороде).
М. Соколов
―
А Кюрц?
В. Измозик
―
А Кюрц тоже отсидел несколько лет, стал секретным осведомителем ОГПУ, работал в Москве по-прежнему по иностранным посольствам, был арестован в 30-м и расстрелян в 31-м году.
М. Соколов
―
Вот и возникает вопрос: не были ли они провокаторами?
В. Измозик
―
Понимаете, Петровская – убежден, нет. Сына ее расстреляли, кстати. Сына, работника политотдела 7-й армии расстреляли. А вот Кюрц…у меня у самого есть сомнения, но нужны документы.
М. Соколов
―
Есть, правда, другой сюжет, близкий к этому. Все-таки бывший Семеновский полк вместе с командованием перешел на сторону белых.
В. Измозик
―
Да.
М. Соколов
―
А они как-то были связаны с этой организацией.
В. Измозик
―
Понимаете, здесь установить точные связи тоже крайне трудно. И в этом плане, здесь снова хочу подчеркнуть, что жестокость проявляли не только красные, но и белые. Когда этот бывший батальон Семеновского полка, 3-й, по-моему, батальон в деревне Выра в июне 19-го года перешел на сторону белых, то были убиты не только коммунисты полка, в том числе комиссар полка Андрей Купше, комиссар бригады Раков, отстреливавшийся из пулемета, пока были патроны, но и одновременно были арестованы еще 16 человек, в том числе молодая жена Купше, которая оставила грудного ребенка и приехала к мужу рассчитывая побыть у него 2-3 дня.И вместе с женой Таврина и другими арестованными 16 человек их погнали по лесной дороге, затем в удобном месте поставили к яме, расстреляли. Она упала в яму раньше выстрелов, выползла и через 2 недели добралась до города. Девочка…чем она виновата? Только тем, что была женой. Ребенок, естественно, умер грудной без помощи, пока она добиралась снова в город. То есть, понимаете, в этом плане давайте, опять же, говорить об общей озверелости и красных, и белых…и зеленых, кстати.
М. Соколов
―
Владлен Семенович, в общем, если вернуться к повседневной жизни, то вот это - обыск, засады, реквизиция – это все норма тогдашней жизни.
В. Измозик
―
Да, это обычное, когда человек выходил из дома и не знал… Да, плюс еще преступность.
М. Соколов
―
Вот это я хотел спросить.
В. Измозик
―
Огромная преступность. Хотя большевики пытались с этим бороться очень жестко – расстрелами. Кстати, когда в январе 19-го года были расстреляны четверо великих князей, то вместе с ними были расстреляны 9 уголовников. И в газете «Северная коммуна» было написано, за какие грабежи они расстреляны (даже не за убийство).
М. Соколов
―
Вообще, такая амальгама в духе Французской революции: преступников и великих князей вместе.
В. Измозик
―
Да, вместе. И, конечно, преступность огромная становится, потому что на руках масса оружия, очень слабые органы правопорядка, естественно. И поэтому, конечно… Ну вот невольно вспоминается опять художественная литература: это Алексей Толстой…
М. Соколов
―
«Попрыгунчики»?
В. Измозик
―
Да, «попрыгунчики» на Марсовом поле, когда у Даши произошел выкидыш в результате. Вот вам обычная жизнь. И, конечно, понимаете, люди выживают в этой ситуации, пытаются выжить всеми возможными, доступными способами. Плюс, действительно, голод: надо доставать какой-то минимум продовольствия. Отсюда огромная смертность населения в городе.
М. Соколов
―
А известны цифры?
В. Измозик
―
Ну, просто, у меня сейчас здесь при себе нет, но смертность резко выросла в городе в годы Гражданской войны. Плюс, естественно, это эпидемии: это знаменитая «испанка», грипп, в 1919-м году, это тиф, это холера. Естественно, когда нет нормальных бань - проблема помыться…и так далее. То есть, конечно, горожане неслучайно…вот 2/3 населения покидают город. И это не только призыв в армию, но это добровольный отъезд. Потому что все, я думаю, слушатели прекрасно понимают, что в таких чрезвычайных условиях гораздо легче выжить в деревне, потому что можно затопить печку, можно принести дров из леса, можно что-то вырастить. Кстати, и в годы Гражданской войны уже обзаводятся огородами петроградцы, в том числе и в центре города появляются огороды.Но, конечно, это не могло полностью обеспечить население. Отсюда знаменитая вобла, которой в то время было много и воблу вспоминают все: это и супы… Да, плюс общественные столовые. Но, понимаете, эти общественные столовые часто это грязь. В этом плане, правда, по-моему, это в Москве… Вообще, понятие коммунизма частью этих новых людей… Автор в газете «Правда», центральном органе партии, описывает чистую столовую, где чисто выставлены деревянные столы, где при входе дают чистую ложку и чистую миску. И он восклицает в конце: «Это и есть коммунизм!». То есть представляете, представление о коммунизме в глазах автора заметки в центральном органе партии – «Правде».
М. Соколов
―
Скажите, вот по всей видимости…ну, я по прочтении вашей книги…наверное, можно сделать вывод, что таким сакральным местом, обозначающим эту эпоху все-таки было Марсово поле, так?
В. Измозик
―
Ну да, конечно. Именно начало ведь с чего начинается? С марта 17-го года. Потому что, когда встал вопрос… Ведь у победившей революции есть 3 великих дня: день начала, день победы и день похорон погибших за революцию, естественно. И сначала идея была (как вы, конечно, помните) похоронить на Дворцовой площади. В Петроградском совете эта идея охотно была подхвачена. И тоже логика прямая: напротив царского дворца похоронить погибших за революцию. Слава богу, опять же, деятели искусства во главе с Горьким, Бенуа и другими убедили в том, что не надо, нельзя это делать. И обсуждались 2 места: это сквер перед Казанским собором и Марсово поле.Марсово поле, которое многие годы в запустении. Его называли петербургской Сахарой, потому что там проводились военные учения. Отсюда хоронят на Марсовом поле 23-го марта 1917-го года. Кстати, потрясающая организованность, минимум происшествий. И возникает идея построить там Дворец Свободы. Начинается создание памятника проекта Льва Руднева. Кстати, строительство ведется даже осенью 19-го года, когда белые на подступах к Петрограду. И затем индивидуальные похороны начинаются с 23-го июня 18-го года – это убитого Володарского. А затем там хоронят погибших в Ярославле привозят. И 7-го ноября 19-го года открывается Мемориал и Марсово поле становится вот таким местом сакральным действительно.
Там 37 индивидуальных захоронений. Притом решение о захоронении уже принимает, естественно, Петроградский губком партии. Масса просьб (вот бумаги смотрел): пожелания того или иного похоронить. Иногда даже принимается положительное решение, потом отказ все-таки, что он недостоин быть захороненным на Марсовом поле. Хотя иногда такие случайные…ну вот 9-летний мальчик Котя Мгебров-Чекан. И поледние похороны там были осенью 33-го года – это секретарь горкома партии Газа, бывший активный участник Гражданской войны.
Там сжигают чучела зарубежных капиталистов, в том числе французского премьера Барту, там проводятся вот эти церемонии и так далее. Кстати, была идея создать там еще один памятник Октябрьской революции с участием зарубежных скульпторов. Было уже вроде разработано положение, но я думаю, что проблема с деньгами, уже НЭП начинается. И от этой идеи отказались.
М. Соколов
―
Ну что ж, спасибо! Я благодарю Владлена Измозика, доктора исторических наук, профессора. Вместе с Натальей Лебиной соавторы книги «Петербург советский. «Новый человек» в старом пространстве». Я надеюсь, что мы этот разговор о новом человеке продолжим как-нибудь уже о НЭПе. Вел передачу Михаил Соколов. Всего доброго! До свидания!