Евгений Писарев - Дифирамб - 2015-10-11
11.10.2015
К. Ларина
―
14 часов 8 минут. Добрый день ещё раз. У микрофона Ксения Ларина. Сегодня в нашей студии художественный руководитель Московского драматического театра имени Пушкина Евгений Писарев. Женя, приветствую. Здрасте.
Е. Писарев
―
Приветствую.
К. Ларина
―
Хотела сказать «народный артист». Нет таких званий. Где они все? Есть звания какие-то?
Е. Писарев
―
Нет, есть. Я заслуженный артист.
К. Ларина
―
Слава Богу. Заслуженный артист Российской Федерации. Я хочу напомнить, что Евгений Писарев с 2010 года возглавляет Театр имени Пушкина как художественный руководитель. До этого он был актёром этого театра сразу после института. Родное место.
Е. Писарев
―
Да. Потом у меня был кратковременный отпуск во МХАТе. Потом оттуда вернулся по основному месту жительства.
К. Ларина
―
Когда узнали, что будешь ты в нашей передаче, спросили: а у него, может быть, юбилей какой-нибудь, потому что смотрим – там передача по телевизору, и тут. Я проверила: юбилея нет, если нам Википедия не врёт.
Е. Писарев
―
Нет. Я сам удивлён, что вдруг ко мне… Главное, что информационного повода даже… Я спектакль не выпускаю сейчас никакой. Никакого юбилея нет. Но как-то меня вдруг и в газетах, и по телевидению.
К. Ларина
―
Ну и хорошо.
Е. Писарев
―
Не знаю. Я раньше этого стеснялся и вообще всё время думал о том, что режиссёр, актёр должен на сцене, меньше говорить, ещё что-то. А сейчас понимаю, что это в какой-то степени, извините, двигатель торговли.
К. Ларина
―
Конечно.
Е. Писарев
―
Поэтому, безусловно, и это тоже, конечно. А, потом, вообще всегда приятно к хорошему человеку, к своим людям.
К. Ларина
―
Смотри, я хотела, конечно же, поговорить о том, что из себя сегодня представляет Театр имени Пушкина, который ты выстроил как художественный руководитель. Учитывая, что всего лишь 5 лет, это первый юбилей по сути.
Е. Писарев
―
Если искать какой-то юбилей, то 5 лет, как я руковожу.
К. Ларина
―
Тот театр, в котором ты работал как актёр и тот театр, в котором ты работаешь как художественный руководитель – это разные театры на сегодняшний момент?
Е. Писарев
―
Конечно, и разные. Но в чём-то это один и тот же театр. Потому что очень многие люди, с которыми я работал в 1990-е годы, они остались и работают. И не было в Театре Пушкина какой-то мощной революции, сметающей целые поколения. В общем, как-то так мы умудрились всё-таки без скандалов. А если они и были, то они как-то оставались внутри театра. И мы как-то внутри разбирались.Поэтому в большинстве своём удалось работать с теми, кто был. Это сложный период. Это сложный момент. Я помню, что тогда ещё мы на эту тему спорили с Кириллом Серебренниковым. И не потому, что он такой жёсткий и жестокий, а я такой прекрасный и мягкий, а просто потому, что каждого из нас разное стимулирует на творчество. Каждого из нас. Я помню, что когда я приходил, то Лев Абрамович Додин, с которым я имею честь быть знакомым, он мне сказал: первый год – это оглядеться; второй год – это присмотреться…. Я говорю: что такое? Как это присмотреться, оглядеться? А Кирилл говорит: у тебя что, жизнь длинная? Откуда ты знаешь, когда она кончится. Жизнь коротка. Нет времени. И так далее, и так далее. Я пытался балансировать где-то между этим «осмотреться, приглядеться, не рубить с плеча» и так далее всё-таки с необходимостью делать какие-то реформы, перемены, всё-таки с необходимостью привести какую-то новую режиссуру, обновить труппу. Хотя с труппой, надо сказать, покойный Роман Козак сделал большое вливание. И те молодые артисты, студенты, которых он привёл, когда был художественным руководителем театра, к моему приходу они подоспели, они стали уже основой, они стали молодыми мастерами. И, собственно говоря, на них, на учениках Козака, я в большинстве своём построил костяк труппы.
К. Ларина
―
Театр Пушкина для тех, кто, может быть, не помнит или не знает – он из тех театров, в которых нескладно всё было, не слишком красивая история, начиная с самого основания, я думаю, что мы об этом поговорим, с периода камерного театра, и потом я помню, что там было немало потрясений, в том числе очень нервозных и человеческих. Я помню, как Борис Афанасьевич Морозов уходил оттуда очень тяжело. Это был очень страшный период. Это была такая волна демократических преобразований, когда все встали и сказали: а пошёл ты отсюда, главный режиссёр. Подняли руки, и он ушёл. В общем, была драма невероятная.
Е. Писарев
―
Да нет.
К. Ларина
―
И до этого было, и после этого.
Е. Писарев
―
И после этого. И в 1990-е годы, когда я пришёл, и Юрий Иванович Ерёмин был режиссёром. И, в общем, это был мой учитель по школе-студии МХАТ. И он привёл меня в театр. С другой стороны, конечно, то, что происходило в театре в этот момент… Вообще в стране было трудное время. И всем было не до театра. Но в Театре Пушкина как-то всё очень уныло происходило. Очень всё было серо, тяжело. Он как-то всё варился в собственном соку. И я, тогда придя в театр, очень много чего играл.Если сказать даже, что я играл Хлестакова. Я играл очень много. Но если бы я думал, что я сыграл Хлестакова в то время в каком-нибудь другом театре, не знаю, в Ленкоме, в Современнике – это точно стало бы каким-то если не событием, то стало бы каким-то заметным фактом моей биографии. А в Театре Пушкина в 1990-е годы я мог сыграть Хлестакова, кого угодно, Гамлета, никто об этом не знал, хотя находилось это всё в центре Москвы на Тверском бульваре. Но кто, что. Ну так, для близкого какого-то круга и для случайных зрителей. И что, мне кажется, важное произошло сейчас, происходит – что всё-таки театр обрастает своим зрителем. Это на самом деле очень важно. Потому что любой хороший театр имеет, помимо того, что это просто бренд, на который люди часто не знают, на что идут, в Ленком или Современник. Что говорить? МХАТ, Большой театр. Я работал в этих театрах. И я знаю по зрителю, что очень часто люди не понимают, на что они идут. Они идут в этот театр. В Театре Пушкина такого не могло быть. Туда только случайные зрители приходили. Сейчас действительно есть свой зритель, существуют и появляются какие-то фан-клубы. Люди требуют встреч, экскурсий в театр и так далее, и так далее. Но и артисты Театра Пушкина, в общем, становятся не артистами, как это раньше было. Они могли бы очень талантливыми быть, но они были всё равно немножко второго эшелона, второго сорта. А сейчас, мне кажется, у нас по-настоящему столичные артисты, у нас очень много молодых артистов, которые являются личностями.
Е.ПИСАРЕВ: Для меня это был ужас: 800 человек зал, 100 человек в зале, и из них половина уходит
К. Ларина
―
На них ходят.
Е. Писарев
―
На них ходят. И они любопытны и своей позицией, и своей личностью жизнью, и так далее, и так далее. И вообще они активно существуют во всём театральном и не только театральном пространстве Москвы.
К. Ларина
―
Жень, вопрос такой: а чем отличается… я знаю ответ.
Е. Писарев
―
Что я скажу.
К. Ларина
―
Да. Для публики. Чем отличается работа режиссёра от работы главного режиссёра?
Е. Писарев
―
Кардинально. Потому что, конечно, мне поначалу было особенно сложно. Я никогда не задумывался о том, откуда, извините, что берётся. То есть я приходил к Табакову или до этого к Козаку, я приходил и говорил: вот, мне нужны эти артисты, хочу поставить это. А откуда бралась декорация, откуда брались деньги, что вообще происходило, как это всё собиралось, я понятия не имел. И только сейчас я понимаю, что я выпускал во МХАТе такие дорогостоящие мощные проекты, как, скажем, один только «Конёк-Горбунок» чего стоит. И я понимал, что всё это было на плечах, и от всех этих проблем, от всех этих знаний Олег Павлович Табаков меня освободил. И хотя я был его помощником, я был исключительно творческим помощником, смотрел на таком уровне спектакль, советовал что-то артистам, участвовал в каких-то творческих вещах, но не сильно был посвящён в финансовую, фактическую составляющую театра.
К. Ларина
―
То есть даже если ты не являешься директором, ты всё равно должен быть чуть-чуть и директором тоже.
Е. Писарев
―
Конечно. Потому что сегодня художественный руководитель – это всё равно и менеджер, это всё равно и организатор. Это невозможно от этого сейчас…
К. Ларина
―
А что касается кастинга, мне тоже кажется, что главный режиссёр более зависим, как это ни странно, чем просто режиссёр.
Е. Писарев
―
Конечно. Поэтому, собственно говоря, не буду уж открывать всех тайн и всех фамилий, но, тем не менее, какие бы режиссёры ни приходили ко мне, я понимаю и сам по себе знаю, что надо давать тех артистов, которых хочет режиссёр. Но я как художественный руководитель должен занимать и тех, которые работают в труппе. И, может быть, которые хорошие артисты, и я совершенно не собираюсь и не хотел бы с ними расставаться. Но в последнее время мало играли, например, сейчас не на виду, или возраст такой, что сложно найти роли какие-то. То есть я всё равно не могу это выкинуть из головы. Конечно, мне проще было бы работать с небольшой группой очень близких мне людей, что я периодически и делаю всё-таки. Но я понимаю, что я должен раз в сезон, раз в два сезона делать какой-то большой спектакль или делать какой-то спектакль на другое поколение и так далее, и тому подобное.Всё равно художественное руководство – это тактика и стратегия. И ты должен постоянно этот баланс удерживать. Поэтому какие-то такие взрывы проще делать не в доме, где ты живёшь, а куда-то прийти и где-то что-то взорвать. Как у нас прекрасно пришёл Юрий Николаевич Бутусов и взорвал, можно сказать, Театр Пушкина, чему я очень рад.
К. Ларина
―
«Добрый человек из Сезуана».
Е. Писарев
―
И сам это продюсировал, да, я про «Добрый человек из Сезуана» говорю, которому уже будет 4 года сейчас, а по-прежнему это один из наших хитов.
К. Ларина
―
А вот тоже вопрос. Поскольку главный режиссёр всё-таки некую стилистику определяет, лицо театра, безусловно, так нас учили, а когда ты приглашаешь режиссёров уровня Бутусова, это личность, конечно, невероятного масштаба на сегодняшний день, каким образом здесь, или ты сам это чувствуешь, что это твой человек, и по эстетическим убеждениям тоже? Нет ли тут никаких противоречий? Чтобы он вписался именно в эту картину под названием «Театр имени Пушкина», а не выглядел там вставным зубом.
Е. Писарев
―
Это больше всего всё-таки, мне кажется, ощущение «твой человек – не твой человек». Человек, который всё-таки на созидание или на разрушение. Эстетически я довольно открытый человек. И я наоборот готов принять очень многие вещи. Я уже стал такой капризный худрук. Когда приходит человек просто с идеей, я говорю: а каких артистов вы хотите, а что вы у нас смотрели? И человек говорит: я не знаю ваших артистов, я у вас ничего не смотрел, но у меня есть вот такая вот идея. И мне становится как-то уже не очень интересно. Потому что мне всё-таки кажется, что человек должен понимать какую-то энергию этого места, людей этого места. Я говорю: ну что же, вы у нас не видели ни это, ни это, не знаете совсем артистов? А с кем вы… «Мне всё равно кто» или «я приведу своих». Нет, вот уже это меня не очень интересует. И мне кажется, что артисты Театра Пушкина сейчас существуют в очень разном эстетическом рисунке, что очень у разных режиссёров, потому что Бутусов и Донолан – это совершенно разные вещи. Серёжа Землянский или всё-таки более такое народное и популярное направление, как Роман Сангин, который сделал замечательный спектакль «Доходное место», и он пользуется популярностью. Или Владимир Мирзоев. Но мне кажется, что это всё разные люди. Но всё равно они делают спектакль, и это спектакль Театра Пушкина. Всё равно это спектакль Театра Пушкина. Потому что всё-таки спектакль «Добрый человек из Сезуана» того же Юры Бутусова, у которого мощнейшая энергетика всё-таки отличается от его спектаклей в Театре Вахтвангова или Сатириконе. Это другое. Значит, Театр Пушкина сам уже обладает какой-то силой, энергетикой, чтобы не только режиссёры влияли, но и артисты, но и сам театр влиял на режиссёра. И если есть вот это совпадение, то тогда получается.
К. Ларина
―
Давай немножко поговорим о ближайших премьерах. Я поизучала афишу и поняла, что впереди нас ждёт ближайшая премьера – это как раз Сергей Землянский с драм-балетом, так мы теперь это называем, «Жанна д’Арк».
Е. Писарев
―
Да.
К. Ларина
―
Это кто вообще придумал? Мне кажется, впервые в Москве это у вас появилось. Или всё-таки было до этого?
Е. Писарев
―
Мне бы. конечно, приятно было сказать, что это появилось у нас, у меня.
К. Ларина
―
На маленькой сцене материнское…
Е. Писарев
―
По крайней мере Сергея Землянского открыли мы. И это было самостоятельной работой. Неизвестно, что из этого вышло бы, когда ко мне пришли сначала ребята с предложением сделать по Чингизу Айтматову пластический спектакль. Я говорю: ой, ребята, я что-то не очень в это верю. Это что будет такое? Вы всё равно не сможете танцевать лучше, чем в балете. А почему без слов? Айтматов – это проза. И так далее. Они самостоятельно работали. Я даже не видел, где это всё происходило. И где-то через месяц они мне показали 20-минутный кусочек. Его хватило, для того чтобы я сказал «срочно в работу, да, делаем, включаемся, оплачиваем» и так далее.
К. Ларина
―
А артистов он приводил своих? Или это всё с труппой?
Е. Писарев
―
Это всё были артисты труппы. И после того, как он сделал такой пронзительный и очень лично относящийся к каждому спектакль в филиале, он пришёл с совершенно другой… Я ему сказал: что следующее? Давай дальше. И он пришёл с идеей «Дамы с камелиями», что совершенно у меня не соединялось.
К. Ларина
―
Огромный роман.
Е. Писарев
―
Огромный роман, да. После Чингиза Айтматова Дюма. И он сделал такой спектакль. И сейчас, в общем, он уже ставит… в театре Ермолова у него есть спектакли и так далее, он уже известный режиссёр. И, конечно, пластические спектакли появляются. Они появляются и в Театре Вахтангова, то, что Анжелика Холина.Е.ПИСАРЕВ: Не было в Театре Пушкина какой-то мощной революции, сметающей целые поколения
К. Ларина
―
Да, Холина. И Максим Диденко… сейчас подключился тоже.
Е. Писарев
―
Многие это делают. Но «Жанна д’Арк» возникла, мне так кажется, после того, как мы в прошлом году с Сергеем же вместе занимались юбилеем Камерного театра. И открыли очень много разной драматургии, которая сейчас редко ставится. И тогда редко ставилась. Но в Камерном театре происходили такие истории. И открыл я для себя пьесу Бернарда Шоу «Святая Иоанна», которую Таиров в 1920-е годы поставил с Коонен, про Жанну д’Арк. Пьеса любопытная, очень интересная. Но, конечно, на сегодняшний день такая многословная и такая… Бернард Шоу, понимаешь, да? И вдруг я смотрю: его не отпускает и не отпускает. Сначала мы говорили о том, что, может быть, это сделаем вместе, а потом я понял, что не возьмусь за это, тем более, что и соблазнительно было, безусловно, но и опасно. Там настолько эта пьеса современна и настолько вообще история Жанны д’Арк сейчас может звучать просто страшновато.
К. Ларина
―
А без слов – тем более.
Е. Писарев
―
А без слов, может быть, даже и страшнее. Потому что там поднимаются все темы сегодняшнего дня, те, которые, может быть, осторожные люди стараются не прикасаться к ним. Это и темы религии, и богоборчества, и темы войны, и освободительного движения, и так далее. И всё это в одном произведении. Мы всё-таки решили из слов перевести это в движение. Но, по-моему, получается очень мощный спектакль.
К. Ларина
―
А музыка?
Е. Писарев
―
Музыку делает Павел Агинкин, который работает много с нами, работал во всех спектаклях Сергея. Вообще это полностью сочинённый спектакль. Конечно, в основе Бернард Шоу «Святая Иоанна». Но по сути это всё-таки оригинальное либретто, основанное по мотивам этой пьесы. Команда, в общем, Сергея работает здесь. И все, кто у него обычно работают. И Анастасия Панина вроде Жанны д’Арк, а также Антон Феоктистов, Александр Матросов, Владимир Моташнёв – в общем, многие все наши…
К. Ларина
―
Оказалось, что все умеют танцевать.
Е. Писарев
―
Не то слово. 18 человек. И после спектакля «Дама с камелиями» главный вопрос, который задавали мне все: а сколько здесь балетных артистов, а что здесь танцуют…
К. Ларина
―
Ни одного балетного.
Е. Писарев
―
Ни одного. Это всё артисты Театра имени Пушкина. Это всё артисты, которые играют в основном в драматических спектаклях.
К. Ларина
―
Если говорить о начале этого движения драм-балета, я думаю, что здесь, конечно, стоит вспомнить замечательную Аллу Михайловну Сигалову, которая по сути, работая хореографом в драматических театрах, так собрала вдруг свою независимую труппу из актёров драмы, которые до неё работали…
Е. Писарев
―
Надо сказать, что в Театре Пушкина очень много учеников Аллы Михайловны. Потому что всё это выпускники школы-студии МХАТ, выпускники Романа Козака. А именно она преподавала на курсе танец и она ставила спектакли. Поэтому они все прошли школу Сигаловой. Это другой язык, конечно, язык Сергея Землянского. Это танцевальный.
К. Ларина
―
Меня поражают хореографы, в данном случае Землянский и многие другие, кого мы сегодня вспоминали из тех, кто этим жанром занимается. Им как-то так интересно работать с непрофессионалами. Они не раздражаются, не кричат, где выворотная нога. Это просто поразительно. По сути они работают с дилетантами. И получают от этого удовольствие, да?
Е. Писарев
―
Ну, да. Сейчас вообще какое-то проникновение жанров, режиссёров драматических в музыкальный театр, в оперу, балет. Наоборот какие-то балетные хореографы и балетные постановщики идут в драматический театр.
К. Ларина
―
А кто тебя вообще учил режиссуре?
Е. Писарев
―
Вообще у меня актёрское образование.
К. Ларина
―
Это мы знаем.
Е. Писарев
―
Режиссуре я учился с самого начала. У меня, во-первых, преподавали всё-таки режиссёры. Это был и худрук курса Юрий Иванович Ерёмин, который режиссёр. И что касается какой-то школы, это, безусловно, от него. Он совершенно потрясающе владеет вот этим. Недаром уже много лет в Америке преподаёт. А также мне преподавали Вячеслав Долгачёв и в какой-то степени Роман Козак, немного, но тоже не имеющий режиссёрского образования, он же на самом деле актёр.
К. Ларина
―
То есть ты начал работать режиссёром стихийно, когда работал в театре актёром? Что-то самостоятельно стал делать.
Е. Писарев
―
Самостоятельно стал делать именно, может быть, от какой-то безысходности 1990-х, когда всё меня раздражало, и мне не казалось самому, что зачем я сюда пошёл. Я как-то пошёл в ощущении какого-то праздничного актёрского существования. А попал в ситуации, в которую все в основном попали. И как-то я пришёл к Ерёмину и сказал, что мне всё не нравится, не хочу я играть в этих спектаклях и так далее, и так далее. И он мне говорит: вам не нравится спектакли Театра Пушкина – поставьте лучше. И я сначала подумал, что это шутка. Но он вообще не шутник. И где-то через неделю я определился с названием. Конечно, он сам мне сказал – начинать надо с чего-нибудь такого, сказку. И я тогда поставил спектакль «Остров сокровищ», который до сих пор идёт в Театре Пушкина, что забавно, конечно. 18 лет назад это уже было. Но первый раз я попробовал, что это такое. Первый раз я пощупал, что это такое. И оказалось, так жизнь сложилась, что как режиссёр я гораздо востребованнее стал с каждым годом, нежели актёр. Я продолжал что-то играть, но как режиссёр я вдруг стал всем интересен.
К. Ларина
―
Это Евгений Писарев, художественный руководитель Театра имени Пушкина. Мы сейчас слушаем новости, потом продолжаем нашу творческую встречу.НОВОСТИ
К. Ларина
―
Возвращаемся в программу «Дифирамб». Сегодня у нас в гостях Евгений Писарев, художественный руководитель Московского драматического театра имени Пушкина. Я не напомнила нашим слушателям номер СМС для вопросов. Если они есть – пожалуйста, +79859704545. И там, кстати, люди не искушённые, как я понимаю, театром, обычные зрители задают вопрос, как мне кажется, очень резонный: а почему из театров не сделать тоже систему таких трейлеров, чтобы люди понимали, на что они идут? Показывать на сайте, публиковать.
Е. Писарев
―
Так они и есть.
К. Ларина
―
Тизеры?
Е. Писарев
―
Тизеры, трейлеры, я не знаю. Конечно, на сайте театра есть страничка каждого спектакля. Можно нажать в репертуаре, и там есть… Меня даже иногда, наоборот, немножко эти тизеры раздражают. Я говорю: ну что же вы? Всё понятно.
К. Ларина
―
Спойлеры.Е.ПИСАРЕВ: У нас очень много молодых артистов, которые являются личностями
Е. Писарев
―
Что же это такое? Никаких сюрпризов не будет. Потому что кинотизеры делают же – сюжета особенно непонятно, но какие-то эффектные вещи. А что делать? Это всё тоже…
К. Ларина
―
Ну а куда деваться? Я людей понимаю. Тем более, извините, у нас лучший театральный город мира по разнообразию, концентрации событий театральных, не успеваешь всё охватить даже.
Е. Писарев
―
И понятно, что люди очень избирательны. А всё-таки сейчас, что греха таить, во всех театрах есть небольшой упадок зрителя. Но это происходит не потому, что интерес потерялся, а просто потому, что ситуация более тревожная финансовая.
К. Ларина
―
Дорогие билеты.
Е. Писарев
―
Действительно, билеты дорогие. Но что делать? Это условие выживания театров. И, конечно, люди очень избирательны. И, конечно, если они уж на что-то идут, то они хотят быть в чём-то хотя бы уверены.
К. Ларина
―
Жень, а провалы были уже в твоей жизни?
Е. Писарев
―
Как у худрука?
К. Ларина
―
Как у худрука.
Е. Писарев
―
Конечно, были. Но, мне кажется, это нормальная жизнь. Это было бы очень странно, если бы сплошное триумфальное шествие.
К. Ларина
―
И что, снимал спектакли?
Е. Писарев
―
Да. К сожалению. У нас был очень любопытный опыт общения с норвежским режиссёром, тоже таким, который совсем его драматическим не назовёшь, Йо Стромгрен. И он сделал спектакль «Эстроген». Замечательно, очень интересно было с ним работать. Но не нашёл спектакль своего зрителя.
К. Ларина
―
Он на большой сцене вышел?
Е. Писарев
―
Он вышел на большой сцене, прошёл всего раз 5, наверное. Но проблема в том, что, конечно, время трудное, финансово театр живёт трудно. Он, к сожалению, не имеет права сейчас на эксперименты на большой сцене. Всё-таки должен быть какой-то просчёт.
К. Ларина
―
Гарантия полного зала. Хотя тоже никто не даст.
Е. Писарев
―
Никто не даст. Я был уверен, что «Добрый человек из Сезуана» - кому это сейчас будет… То, что это будет не только какое-то художественное высказывание, но ещё и коммерческий хит, я этого совершенно не мог предугадать. А иногда, наоборот, думаешь: вот сейчас какие-то известные артисты, вот какая-то пьеса духоподъёмная – и никому это тоже не нужно.
К. Ларина
―
Расскажи нам страшную историю про спектакль Константина Богомолова «Турандот».
Е. Писарев
―
«Турандот»?
К. Ларина
―
Я просто хочу нашим слушателям сказать, что я врагу не пожелаю этот опыт повторить. Я не знаю, что чувствовал Евгений Писарев, когда из зала рядами вставали люди и уходили во время спектакля. Это был не прогон, это был спектакль премьерный, когда из зала кричали «Позор!». Я сидела, мне просто было страшно.
Е. Писарев
―
Я только пришёл в театр. И я был совершенно к этому не готов. Да я вообще был тогда не готов к художественному руководству. Это сейчас просят какие-то программы, утверждают худруков. Если бы я шёл по программе и по конкурсу, я бы никогда в жизни не стал никаким худруком, потому что всё это случилось спонтанно довольно, и я был не готов. И то, что «Турандот», который, собственно говоря, мне кажется, что Константин своё будущее направление, которое пользуется невероятной популярностью, это было до всего, и до этого я себе представлял… Я видел до этого спектакли «Старший сын», ещё что-то. «Турандот» здесь. И то, что это будет вот так, я не ожидал. Но то, что агрессия публики, я тоже не ожидал. Я помню, что мы стояли с Константином в конце зала, я повернулся к нему и сказал: Костя, ужас. А он говорит: Женя, класс.Е.ПИСАРЕВ: Такие взрывы проще делать не в доме, где ты живёшь, а куда-то прийти и где-то что-то взорвать
К. Ларина
―
Да, да, да…
Е. Писарев
―
Да, да. Как будто он именно об этом и мечтал. И я понял, что мы с трудом с ним договоримся, потому что я пришёл в театр, для того чтобы каким-то образом вернуть туда зрителя. И, конечно, было с ним удовольствие работать и артистам, и артисты продолжают с ним дружить, очень уважают то, что он делает. Безусловно, он яркий персонаж и яркий режиссёр. Может быть, самый яркий на сегодняшнем театральном небосклоне. Но, конечно, это было очень трудно, тяжело. Это было ещё при старой дирекции. Дирекция с первого же показа стала требовать от меня, чтобы я это закрыл. Но всё-таки 5 спектаклей, по-моему, мы продержались. Но не покупали билеты. Это сейчас Константин Богомолов – бренд. И, может быть, сейчас, появись спектакль «Турандот», может быть, это совершенно иначе воспринималось бы. А тогда просто те сто человек, которые… Для меня это был ужас: 800 человек зал, 100 человек в зале, и из них половина уходит. И какая-то жалкая кучка 30 человек, которые в конце орут «браво!». Но среди них оставались и другие, которые подходили к зрителям, дёргали их за подол платья или за брюки и говорили: «Как вам не стыдно? Почему вы в этом участвуете?». Потом поджидали у служебного входа.
К. Ларина
―
То есть к актёрам подходили?
Е. Писарев
―
Подходили к актёрам. Нет, это вообще была трудная ситуация, потому что Виктор Александрович Вержбицкий, который сейчас работает много с Константином Богомоловым и успешно в разных театрах, и в Ленкоме – он в какой-то момент пришёл и сказал: «Я больше в этом спектакле выходить на сцену не буду, потому что это стыд и позор, потому что меня поджидают зрители и говорят – как вам не стыдно, и так далее». Он просто отказался в какой-то момент играть в спектакле, что, собственно говоря, облегчило мои весы – снимать спектакль, не снимать. Было понятно, что артисты уже просто боятся выходить на сцену. Но, с другой стороны, мне кажется, что спектакль «Турандот», жизнь у него не получилась, но какой-то легендой, какой-то красивой он, безусловно, стал. Поэтому, может быть, особенно лет через 20-30 мы будем, как Марк Захаров рассказывает о «Доходном месте», там сняли спектакль, у них точно это был какой-то потрясающий спектакль, острый и так далее, новый. Будем рассказывать про спектакль «Турандот».
К. Ларина
―
Но это было трудно принять это решение, что спектакль надо закрыть, снять? Как Косте сказать об этом?
Е. Писарев
―
Вообще трудно принять решение. То есть что ты должен делать, когда ты становишься худруком? Это точно совершенно, что ты должен научиться принимать решения. Для меня всегда это было трудно. Я в ресторан прихожу и полчаса не могу ничего заказать, потому что, Господи, и это хочется, и это. И не знаешь… То есть вообще вопрос выбора, вопрос решения, куда – сюда или туда, куда ехать летом. Для меня это всю жизнь было… А тут жизнь меня специально так повернулась судьба, чтобы я научился принимать решения. Может быть, непопулярные, может быть, трудные. Но мне кажется, что Костя с пониманием отнёсся. Собственно говоря, если цинично говорить, то всё, что Костя мог получить от этого спектакля, он получил. Я сейчас говорю даже не про какие-то пиар-вещи и так далее, а, мне кажется, он в какой-то момент утвердился, что это, вероятно, именно тот путь, но, может быть, с какими-то оговорками, который для него правильный, я не знаю, или ещё что-то. Но мне кажется, что это по-прежнему важный спектакль для него в первую очередь. Но в истории Театра Пушкина это такой непонятый… Всё-таки совсем был зритель к этому не готов. Всё-таки это было место, где ничего подобного никогда не было. Никакого даже не было там рядом… Ну, в филиале возникли иногда какие-то новые спектакли Володи Агеева или Кирилла Серебренникова. Но на большой сцене она всегда была такой бархатно-плюшевой. Она всегда была такой позолоченной. И, в общем-то, там успешно получались только коммерческие спектакли. У Козака, у меня до этого. Но только такие комедии или…
К. Ларина
―
Театр бульваров.
Е. Писарев
―
Театр бульваров. И, в общем-то, я в какой-то момент даже думал.
К. Ларина
―
Ну и пусть.
Е. Писарев
―
Если ничего не получится – пусть это будет высокий бульвар, пусть это будет качественная комедия. Слава Богу, что всё-таки как-то театр развивался за это время, и его уже невозможно причислить к какому-то просто бульварному. Хотя мне кажется, что какое-то такое направление если не бульварное, то праздничное мы, безусловно, всё равно продолжаем. И я в прошлом сезоне потратил очень много сил, времени и денег на «Женитьбу Фигаро», потому что это, мне кажется, тоже… Но теперь я уже иначе отношусь к коммерческим спектаклям и к таким комедиям. Потому что после того, как я про Таирова почитал, узнал, я понял, что что бы ты ни делал, это ответ времени. Просто он может быть вдогонку времени, может быть противопоставлением времени, а, может быть, для полноты картины. Потому что есть замечательные режиссёры, которые существуют в своём каком-то жанре. А вот всё-таки очень мало кто сейчас может замахнуться и взять дыхание на какую-то красивую костюмную, при этом свежую, а не какую-то пыльную, какую-то историю духоподъёмную. Никто из меня этого всё равно не выбьет. И я, конечно, грустнею с годами, но всё равно пытаюсь как-то подбадривать себя и зрителей.Е.ПИСАРЕВ: Эстетически я довольно открытый человек
К. Ларина
―
Хочу напомнить нашим слушателям, что Евгений Писарев – не только режиссёр драматического театра и главный режиссёр Театра Пушкина, он ещё мастер различных юбилейных торжеств. Это раз. Во-вторых, он уже имеет достаточно большой опыт и в Оперном театре. Сколько постановок?
Е. Писарев
―
Две. Но зато в Большом и в Стасике.
К. Ларина
―
И, естественно, ещё и телевидение в твоей жизни присутствовало в качестве какого-то…
Е. Писарев
―
Путешествия, приключения.
К. Ларина
―
Мне кажется, что только азартный человек может себе это позволить. Когда ты говоришь про то, что мне всегда было трудно принять решение, сделать выбор – это совсем какой-то другой образ, не тот. Человек, который бросается сюда, в незнаемое, здесь, это же сплошные риски. Неизвестно, чем вообще всё кончится.
Е. Писарев
―
Я согласен. Но мне кажется, что во мне именно борется человек, который долго выбирает и долго не может решиться, а жизнь со мной играет в такую игру: наоборот, всё время предлагает мне… Сейчас вообще поступило предложение… боюсь говорить. Поступило предложение поставить балет. Я думаю: ну, зачем мне это? Зачем? Я только вроде освоился в опере и в музыкальном театре и готов развиваться в этом направлении. Мне кажется, это какой-то для меня интересный жанр и поворот. Я думаю: зачем мне это предлагают? И настаивают. Значит, надо, может быть, попробовать. Не знаю, пока не буду говорить, что это конкретно.
К. Ларина
―
Прям балет с настоящими балетными артистами?
Е. Писарев
―
Да, балет в Большом театре.
К. Ларина
―
Сейчас же Кирилл Серебренников поставил балет «Герой нашего времени». Я не видела, но слышала очень восторженные отзывы.
Е. Писарев
―
Я согласен. Это интересно. Но к этому всё-таки должна быть предрасположенность и должно быть какое-то у самого влечение к этому. Балет никогда не входил в зону моих интересов. Но я себе с другой стороны говорю: а что, юмористические передачи на телевидении входили в мои… Или опера входила в число моих каких-то увлечений? Да нет. Я вообще до звонка Урина знал, конечно, какие-то… Но предпочитал всё-таки какую-то другую музыку и другой вид проведения досуга. То есть я так это воспринимал. Мне казалось, это что-то для иностранцев, для каких-то гостей столицы – сходить в Большой театр. Но, с другой стороны, интересно. Вообще, конечно, это я наговариваю, что я долго выбираю. Я обожаю это. Но просто мне нравится сам выбор: идти, не идти, ставить, не ставить, выбирать, не выбирать.
К. Ларина
―
А не ревнуют дома?
Е. Писарев
―
Они ревновали бы, если бы я пошёл в другой театр ставить драматический спектакль. Но я всё время говорю, что я выхожу за пределы Театра Пушкина, только если я могу что-то сделать, что я не могу сделать в Театре Пушкина. Я не могу поставить оперу, я не могу там поставить мюзикл так, как я смог это сделать в Stage Entertainment, потому что это мюзикловая компания с другими мощностями, с живым оркестром и с кучей иностранных специалистов.
К. Ларина
―
А там что, я забыла?
Е. Писарев
―
«Звуки музыки» я делал, кажется, в 2011 году. В общем, какое-то такое. А что касается юбилеев, я пытаюсь уже как-то от этого откреститься и уже не делать.
К. Ларина
―
Да. Это же получается… Получается отдельный спектакль.
Е. Писарев
―
Просто очень много. Уже каждый год у меня был какой-нибудь во МХАТе или не во МХАТе какое-нибудь мероприятие или юбилей.
К. Ларина
―
Ты очень серьёзно к этому относишься. Другие вообще ничего не делают. Типа тут танец, тут песня и всё, а потом выходит этот человек, и всё.
Е. Писарев
―
Может, поэтому и приглашают меня по-прежнему и зовут. Но всё-таки мне кажется, что я из этого уже вырос.Е.ПИСАРЕВ: Я бы никогда в жизни не стал никаким худруком, потому что всё это случилось спонтанно довольно
К. Ларина
―
Ну, знаешь… вспомнить, конечно же, юбилей в твоём театре, который ты сделал, юбилейный спектакль, посвящённый столетию камерного театра. Это для меня какое-то невероятное открытие было. Я продолжаю настаивать на этом. Мне кажется, этот вечер должен стать спектаклем и просто идти в текущем репертуаре. Это, конечно, уникальная какая-то история. Там же драматург писал специально… делал не просто так.
Е. Писарев
―
Нет, у нас есть планы с Леной. Это, конечно, сильно должно измениться.
К. Ларина
―
Всё понятно. Это история про человека, про людей.
Е. Писарев
―
Согласен. Но я уже это говорил. Наверное, повторюсь. Что всё-таки в этот вечер произошло чудо. Помимо всех наших усилий, помимо нашей с Леной годовой работой и встреч бесконечных и совместных переживаний по поводу её театра, который именно в этот момент переживал какие-то…
К. Ларина
―
Театр.doc, я напомню.
Е. Писарев
―
Театр.doc. Но, помимо всего этого, в этот вечер на сцене и в зале произошло какое-то чудо. Я боюсь, что не повторить той энергетики, которая была. Потому что если мы начнём это за деньги продавать и играть два раза в месяц, я не добьюсь того трепета от всех актёров. Потому что всё-таки там была практически вся труппа занята. И отношение, которое было в течение того короткого времени, когда мы всё это придумали и делали, мне кажется, и я сам переродился, и вся труппа переродилась. И мы сделали на закрытии сезона такую попытку вспомнить этот вечер и сыграли его в усечённом варианте. Успешно сыграли. Но я ещё сильнее утвердился в том, что прелесть этого спектакля была именно в том, что это была одноразовая акция, хотя это было сделано, как настоящий спектакль. Это не был вечер памяти, какой-то юбилей.
К. Ларина
―
И там нету непонятных вещей. Там совсем для того, чтобы понять этот спектакль и его прочувствовать и прожить зрителю, совсем ему не обязательно до этого почитать историю Камерного театра. Ну, как? Тут я просто объясню нашим слушателям, что по сути Женя и Лена Гремина поставили историю Камерного театра на сцене Театра Пушкина. То есть там были и Таиров, и Коонен, и время, и спектакли. Я вообще думаю: Боже мой, как он решился?
Е. Писарев
―
Всё это было конечно фантазией.
К. Ларина
―
Смоделировать спектакли Таирова. Но это получилось. Этот образ всё равно остался в памяти. И именно его… Я так понимаю, что по эскизам вы делали, придумывали.
Е. Писарев
―
По эскизам, по фотографиям. К сожалению, очень мало осталось. У Мейерхольда есть подробные записи за его репетициями, подробные по спектаклю запись и так далее. У Таирова очень мало что осталось. Практически ничего. Но мне кажется, что мы больше заразились каким-то духом этих двух таких нездешних людей каких-то. А то, что это ещё… не знаю, уж радоваться этому или огорчаться, так попало ещё и в сегодняшнее время, то это, конечно, как-то было… На сцене это было до дрожи. Но не из-за волнения, а из-за какой-то причастности к моменту. Вовремя неожиданно, не нами придумано, но во время сказанных слов, которые должны были прозвучать. Собралась вся театральная Москва. А те, которые не увидели, посмотрели потом на «Культуре». И после этого мне были звонки и от Олега Басилашвили, и от Светланы Крючковой, и от Эмиля Верника, и многих, многих, Веры Васильевой. Люди, которые не были, например, на самом вечере, но посмотрели. А самое главное, что огромное количество людей, что меня очень удивило, всё-таки Facebook, мы как-то… людей из разных городов, которые это увидели. И что люди, живущие в Новосибирске или в Томске, ещё откуда-то, что они всё знают и что они думают про Камерный театр. Люди из Барнаула писали, где Камерный театр был в эвакуации. И я просто почувствовал себя если не наследником Таирова, то каким-то ответственным, обязанным за судьбу этого театра и за судьбу самого Таирова и Коонен. И то, что мы подняли эту историю, оказалось…
К. Ларина
―
Восстановление исторической справедливости.
Е. Писарев
―
Да, восстановление. Надеюсь, всё-таки, может, удастся, сейчас мы по новой начинаем эту историю, всё-таки повесить мемориальную доску на театре. Но то, что мы это сделали, оказалось интересным и нужным большому количеству людей не только театральных, а вообще людей, населяющих нашу страну.
К. Ларина
―
Я хочу тогда напомнить, что этот вечер, о котором мы так много говорим, он есть в сети, его можете посмотреть на Youtube целиком и полностью. Просто всех призываю, кто не видел. Это совершенно поразительная история. Я не могу до сих пор даже забыть и часто вспоминаю, насколько она попала эмоционально и сердечно во всё. Это очень важно.Смотрите, мы заканчиваем нашу передачу фрагментом из юбилейного вечера в честь Олега Павловича Табакова, который тоже делал Евгений Писарев.
Е. Писарев
―
Да, в этом году опять у него юбилей.
К. Ларина
―
«Опять юбилей», - подумал и мрачно сказал.Е.ПИСАРЕВ: Я грустнею с годами, но всё равно пытаюсь как-то подбадривать себя и зрителей
Е. Писарев
―
Это уже делаю не я.
К. Ларина
―
Давайте этот фрагмент услышим. Там в этом фрагменте заняты и сам Евгений Писарев, и Марк Захаров, и Константин Райкин, и Александр Ширвиндт, и Римас Туминас. Это такая мафия московских режиссёров.
Е. Писарев
―
Ироничный номер.
К. Ларина
―
Женя, спасибо. Тебе удачи.
Е. Писарев
―
Спасибо большое.