Игорь Ясулович - Дифирамб - 2016-12-04
К. Ларина
―
Ну что же, мы начинаем нашу программу. Я очень рада, что у нас сегодня в гостях такой замечательный собеседник — народный артист России Игорь Ясулович. Игорь Николаевич, здравствуйте.
И. Ясулович
―
Здравствуйте.
К. Ларина
―
Актёр Театра юного зрителя, актёр кино, педагог известный, имеет много учеников, следит за их судьбами. Дорогие друзья, ещё раз напомню номер SMS: +7 985 970-45-45 — для ваших вопросов. Кстати, мы уже начали, до начала эфира поговорили о делах наших скорбных с Игорем Николаевичем. И я хотела спросить у вас: а когда было хорошо? Вот когда? Вы вспомните, когда было хорошо? Когда вы просыпались и говорили: «Я горжусь, что я гражданин Российской Федерации»?
И. Ясулович
―
А я вам сейчас расскажу. И это для меня было большим открытием.
К. Ларина
―
Давайте.
И. Ясулович
―
Дело в том, что, ну, уже больше 30 лет мы купили в деревне дом, за 400 километров, и там у нас были местные друзья. И однажды наша подруга прибежала, когда случился дефолт. Прибежала с этим известием, стала охать. Стали обсуждать это всё дело. Все качали головой, вздыхали, разводили руками. Ну, поговорить поговорили. Потом она поднялась и говорит: «Побегу работать». И сказала такую фразу: «Ну что? Два года как люди пожили». Вот её оценка была того времени. И когда вспоминаешь то время… Тяжёлое, замечательное было время. Я о себе говорю, о своём отношении.
К. Ларина
―
Это девяностые годы, да?
И. Ясулович
―
Девяностые годы. Потому что была надежда. Знаете, по-моему, это слова Черчилля, он сказал: «Все великие вещи можно определить простыми словами: милосердие, справедливость, надежда, честь, достоинство». Замечательно. Вот тогда была надежда. Казалось, что мы справимся, мы движемся, что-то происходило.
К. Ларина
―
Ну да, если уж такую гидру победили, как коммунизм, который казался нам бессмертным, то казалось, что уж тут точно мы справимся.
И. Ясулович
―
Ну, нам ведь так нравится, это уже стало таким клише… Несправедливо — это значит что? Потоптать то время: «Вот оно было поганое, оно было ужасное!» Хорошо, а почему перед этим не вспоминают время, когда талоны были? И ничего, жили.
К. Ларина
―
Это советское ещё время было, кстати.
И. Ясулович
―
Да. В общем, несправедливо, я думаю, неправильно.
К. Ларина
―
Кстати, тогда уж если говорить об этом времени, вот вы сами вспомнили — для вас оно было такое знаковое, поскольку перемена жизни вашей творческой случилась как раз в девяностых годах, когда вы пришли в 1994 году в Театр юного зрителя к Генриетте Яновской.
И. Ясулович
―
В Театр юного зрителя, замечательный театр. Замечательных два режиссёра. Не всякий театр может похвастаться этим. И конечно, напряжённая творческая жизнь — это замечательно. Я перечитываю Лотмана всё время и студентам советую читать. Он так спокойно, просто, внятно пишет о воспитании души. У него и книга называется «Воспитание души». Понимаете?Когда я задумываюсь о том, вот что же было… Вы вспомнили приход в Театр юного зрителя, а я хочу вспомнить ещё и институтские годы, когда мне посчастливилось попасть на курс к Михаилу Ильичу Ромму. Просто он личностью своей предметные уроки давал нам, понимаете? Ну, смешно. Могут сказать: «Господи, какой сентиментальный рассказ, ах!»
Но я, мальчишка, заканчиваю институт, и меня отрядили к Михаилу Ильичу уладить (у нас был Театр пантомимы, который нам удалось создать при помощи Ивана Александровича Пырьева) расписание наших дипломных спектаклей и спектаклей Театра пантомимы. Тогда Михаил Ильич только-только построил в Красной Пахре дачу, кинематографистам выделили там землю. И меня послали договариваться, просить. И это был путь неблизкий, надо было на перекладных туда добираться и пешком ещё дойти.
В общем, я пришёл, меня встретили, поднялся на второй этаж в кабинет к Михаилу Ильичу и объяснил, в чём дело. Он сказал: «Ну да, всё. Подожди, ты что, за этим приезжал?» Я говорю: «Да». — «Можно же было по телефону». — «Ну, Михаил Ильич, для нас ведь это так важно». — «И что сейчас?» — «Ну, вот домой». — «Ну, ты же голодный». Я говорю: «Нет-нет, спасибо. Я поеду». Он меня вывел за калитку проводить, не успокаивался, всё-таки остановился и говорит: «Нет, невозможно! Давай, пойди борща поешь, Лёля сварила».
Вот я и говорю — ну что ему до меня, мальчишки? Но не мог он отпустить. Там путь был полтора часа, назад полтора часа. Его это мучило. Он по-человечески… Вот замечательно. Понимаете? Ну как эти вещи могли проходить?
Или как он уговаривал режиссёра-студента не снимать тот сценарий, который он ему принёс. Долго-долго как-то находил аргументы какие-то, объяснял что-то, говорил, а тот был непреклонен. Михаил Ильич сказал: «Ну что? Ну ладно». Начал читать лекцию. Читал, читал… Где-то минут через двадцать остановился и в сердцах говорит: «Ну не нравится мне это!» — сказал он. Понимаете?
Ну да, мне могут сказать: «Господи, ну надо же! Ну и что, что ты вспоминаешь?» Но ведь эти вещи воспитывают тебя. Ты видишь — великий человек, замечательный режиссёр. Картины: «Девять дней одного года», «Обыкновенный фашизм», великое кино. Мы видели, как он мучился после «Убийства на улице Данте», которую он терпеть не мог и считал своей неудачей. Какая внутренняя работа проходила на наших глазах, когда ломалось всё-таки это! Понимаете?
Дальше, пожалуйста — Эраст Павлович Гарин, Александр Александрович Румнев, это мейерхольдовский театр, камерный театр, таировский. Они нам из рук в руки передавали то, что пытались затоптать, уничтожить, с корнем вырвать, понимаете. Они нам это передавали. Сегодня я благодарен им, низко кланяюсь до земли, потому что сегодня меня это кормит. Сегодня я выхожу на площадку и… Я не смею думать, что я наследник, но я знаю, что очень многое… Зосим Павлович Злобин, который придумывал эти биомеханические упражнения для Мейерхольда.
И.Ясулович: Мы этим и занимаемся — промежутками между слов, силовыми полями
К. Ларина
―
И всё через одно рукопожатие получается. Тот самый случай, да?
И. Ясулович
―
В том-то и дело, да. Был замечательный момент, когда мы сыграли премьеру в Доме кино тогда нашего театра, вот открыли Театр пантомимы. Иван Александрович Пырьев на банкете сидел, мы окружили его. А он сидел рядом с Зосимом Павловичем Злобиным, они же работали вместе там. И вдруг Иван Александрович Пырев сказал, положив руку на плечо Зосиму Павловичу: «Ну что, Зосим, помнишь, как мы с тобой по проволоке ходили?» А Валера Носик, который стоял рядом, сказал: «А вы, Иван Александрович, и сейчас по проволоке ходите».
К. Ларина
―
Прекрасно!
И. Ясулович
―
А потом — бочком-бочком. И сказал: «Вы знаете, он на меня так посмотрел, что мне кажется, что закроют театр».
К. Ларина
―
Слушайте, вообще, конечно, артисты молодцы. Я вспоминаю, как Евгений Миронов, к которому приехал Владимир Путин на открытие Театра наций, он говорил какие-то слова приветственные (Женя) и сказал такую фразу, после которой просто вопросов не было. Он говорит: «Владимир Владимирович, я вас так уважаю! Вы же и в огне не горите, и в воде не тонете!» И это, конечно, было… И ты понимаешь, что актёра всегда спасёт это чувство иронии. Вот умного хорошего артиста это спасёт, чтобы в эти игры не играть с властью. Вот вы рассказываете про таких людей.Во-первых, хочу сказать, дорогие друзья: Ясуловичу не 150 лет, а всего лишь 75. Потому что уже… Я помню, как я вам рассказывала, когда наши слушатели просили вам рассказать, как вы работали с Мейерхольдом.
И. Ясулович
―
Ну, что я могу сказать, дорогие друзья? Всеволод Эмильевич был очень строгий!
К. Ларина
―
Так что нет, ещё молодой человек практически Игорь Николаевич, да. Теперь я просто хотела вас спросить вот что. Это же люди, которые всё равно из советского времени, хоть мы и говорим, что через одно рукопожатие от дореволюционного времени. Значит, какой-то шлейф другой России и той истории, до 1917 года, они в себе несли.
И. Ясулович
―
Несли.
К. Ларина
―
Это то, что остаётся генетически в них, да?
И.Ясулович: Великие произведения искусства ведь для чего? Чтобы глаз радовался или чтобы тебя ударило в самое сердце
И. Ясулович
―
Так я об этом и говорю! Я об этом и говорю. И с годами просто, понимаете… Не сочтите это за манию, не знаю, величия. С годами я… Понимаете, вот всё чаще и чаще я вспоминаю фразу Умберто Эко: «Не надо забывать, что мы — карлики, стоящие на плечах у гигантов». И в этом нет никакого уничижения. Просто когда ты ясно сознаёшь, что до тебя были те, кто создал, на что ты можешь опираться, и ты можешь внести свою лепту в это… И замечательно. И замечательно!Понимаете, что такое — наше дело? Вот мне очень нравится, был такой (светлая память ему) академик Гаспаров, и у него есть книга «Записи и выписки». И я люблю её листать, потому что там… Ну, увлекательнейшее чтение! Вот там такую запись он сделал: «Наука не может…» Сейчас, слово…
К. Ларина
―
Своими словами скажите.
И. Ясулович
―
«…представить диалектику, а искусство может, потому что наука пользуется останавливающими словами, а искусство — промежутками между слов, силовыми полями». Понимаете? Вот эти силовые поля… Мы этим и занимаемся — промежутками между слов, силовыми полями. Когда это удаётся, тогда и возникает то, что Кама Миронович любит говорить — «мурашки на теле».
К. Ларина
―
То есть никаких чётких критериев всё равно невозможно найти, которые бы отделили искусство от неискусства? Как вы это определяете для себя?
И. Ясулович
―
Я слышал, что сейчас какая-то, не знаю, дискуссия, не дискуссия… Ну, что об этом говорить? Кто будет определять?
К. Ларина
―
А, это то, что Путин говорил на совете по культуре, да?
И. Ясулович
―
Да.
К. Ларина
―
«Давайте вы, профессионалы, придумайте мне чёткие критерии, чтобы мне было удобнее закрывать ваши произведения».
И. Ясулович
―
Ну да. Но это абсолютно невозможно. Во-первых, сколько нас, столько мнений. Посмотрите, даже в советское время один театр не был похож на другой, понимаете. Был «Современник», был театр Товстоногова, был театр Марджанова, Вахтангова…
И.Ясулович: Мы выходим на подмостки, чтобы человек в результате испытал счастье, даже если это будет тяжёлое что-то
К. Ларина
―
Любимова.
И. Ясулович
―
Любимова. Это всё были личности, и это был их театр, понимаете. Вот кто будет определять? Ну, кому-то опять-таки нравится один, другому нравится другой. Все будем любить одну женщину, что ли? Дедушка моей жены говорил: «Конфуций говаривал: «Сей мир тем и хорош, что его населяют самые разные люди». Вот и всё. Самые разные. Что тут спорить? Тебе не нравится — ты не будешь это смотреть. Из сердца не откликается — ну, что тут поделаешь?Скажем, когда я смотрю… Вот вспоминаю, какие были потрясения у меня. В институт пришёл — господи, экзамен третьего курса по пантомиме, румневский. Помню, я впервые в жизни увидел это. Потом, оказывается, это называется «красноречивое молчание». Так оно и есть. Я был потрясён! Потом я вспоминаю товстоноговские спектакли, спектакли Ефремова. А какой удивительный театр… До сих пор я вспоминаю «Бурю», понимаете. Или тот восторг, который я испытал — они в Малом театре играли «Слугу двух господ». Взмыл занавес — и всё! И я влетел туда и такое счастье испытал!
Ведь мы для того и выходим на подмостки, чтобы человек в результате испытал счастье, даже если это будет тяжёлое что-то, даже если это будет мучительное. Но всё равно, если это его ударит, если мурашки по телу будут, если это не оставит его равнодушным…
К. Ларина
―
А если его это будет раздражать и бесить?
И. Ясулович
―
Опять это? Он уйдёт раздражённый и, может быть, к чему-то придёт, понимаете. Но опять-таки, если нам кто-то будет говорить: «Вот это нельзя. И это нельзя», — и по ручкам бить, тогда у меня вопрос встречный: а почему они не хотят слышать наше мнение, что вот этого нельзя и того нельзя? И почему-то вы считаете, что вы прекрасно разбираетесь в экономике, в политике. Понимаете? Я не к тому, что верные решения, а я к тому, что мы выскажемся, а вы подумайте.
К. Ларина
―
Мы сейчас слушаем новости, а потом продолжим наш разговор. Напомню, в нашей студии Игорь Ясулович.НОВОСТИ
К. Ларина
―
Возвращаемся в программу. Напомню, что в гостях у нас сегодня народный артист России Игорь Николаевич Ясулович.Мы уже немножко в перерыве поговорили о том, что впереди и чем можно поделиться, какими ближайшими премьерами, и об этом обязательно скажем. Вот продолжая начатый разговор по поводу времени, смены времён и людей. Как вам кажется, откуда сегодня такой какой-то невероятный интерес к шестидесятым годам? Почему столько снимается фильмов, книг и спектаклей делается про это время? Что там ищут сегодняшние люди — люди XXI века?
И. Ясулович
―
Я довольно сдержанно могу говорить об этом, потому что оценивать работу коллег довольно сложно.
К. Ларина
―
А вы смотрели это всё?
И. Ясулович
―
Не говоря уже о том, что всё-таки надо посмотреть от начала до конца, а потом судить.
К. Ларина
―
Я вам помогу. Здесь есть конкретный вопрос от нашего слушателя: «Игорь Николаевич, шестидесятые годы в современных сериалах насколько соответствуют действительности? Это правда жизни? Она была именно такой?» — спрашивают вас.
И. Ясулович
―
Она была разной. Я могу говорить о жизни, так скажем, артистической среды. И должен сказать, что мы были довольно свободны в своих компаниях. Я пришёл в институт во время оттепели так называемой. Я жил в Таллине, какие-то голоса я слышал и слушал. Не то чтобы я приникал ухом к приёмнику, но что-то видел, что-то слышал. Творческая интеллигенция — вообще круг довольно остроумных и весёлых людей.Мы дурачились тоже благодаря этой атмосфере оттепели свободно. Вот абсолютная глупость: после спектакля мы идём (как раз, по-моему, это было в Крыму), и кто-то вдруг стремглав убегает. Мы не очень понимаем, куда убежал, и продолжаем свой путь. Мы идём мимо памятника Ленину и видим, что стоит наш коллега у памятника Ленину и отчаянно что-то с себя там стряхивает. Мы подходим поближе и говорим: «Что ты там делаешь?» Он говорит: «Я себя под Лениным чищу!» Не бог весть какая шутка. Вот надо же было подумать так, побежать, дождаться нас и так пошутить.
Вот так мы жили, не задумываясь о последствиях. Был какой-то момент… А потом кое-что стало в мозгах происходить, кое-что стали понимать, вспоминать об умолчании, которое в семьях. Мы свидетелями этого были, понимаете. «А что это за фотография? Кто это?» — «Это дядя Володя». — «А что? Откуда? Как?» Ни слова о нём. Вот фотография сохранилась — и всё. Что это такое было? А потом стало всё открываться, ты узнавал многое. Конечно, это было потрясением. И это воспитывало, это формировало мозги. Поэтому — ну что?
Возвращаясь к этим картинам. Время было разное, понимаете. Вот где-то я прочёл: «Вот какие они подонки были и гады! Вот какие они были неряшливые в личных отношениях! Вот как они позволяли себе вести себя!»
К. Ларина
―
Неразборчивые в связях, да?
И. Ясулович
―
Но ведь это же неправда! Те, кто это пишет, оглянитесь на себя, посмотрите, как вы ведёте себя каждую минуту своей жизни. Вот проследите и скажите: «Я безупречен». Поэтому судить так легко, так просто, можно пнуть человека. Поэтому я не знаю…Другое дело — как снимают? Что волнует режиссёра? Какие болевые точки нащупываются? Понимаете? Опять я возвращаюсь к тому, что вот картина Михаила Ильича Ромма «Обыкновенный фашизм». Вот ты смотришь эту картину — и тебя это ударяет, ты уходишь, думая, возвращаясь к этой картине всё время, находя аналогии. Понимаете?
К. Ларина
―
Да, безусловно. И он не мог этого не понимать, когда он снимал эту картину.
И.Ясулович: Творческая интеллигенция — вообще круг довольно остроумных и весёлых людей
И. Ясулович
―
Безусловно. И больше того я вам скажу. Ведь что было ещё? Я помню своё потрясение, когда я какой-то немецкий фильм увидел, тоже посвящённый этому времени в Германии. Я помню, как я сам увидел, как это похоже на то, что у нас происходит. Там не было никаких сопоставлений, а просто я…
К. Ларина
―
Это то, что снимала Лени Рифеншталь. Её фильмы, когда мы впервые их увидели, я говорю: боже, мы же это видели в советское время — все эти парады, эту гигантоманию, этот культ здорового тела, здорового человека, этих простых, вырубленных топором людей, таких очень понятных. Это, конечно, сильно впечатлило тогда. Кстати, Лени Рифеншталь-то мы увидели только в перестроечное время, а тогда именно «Обыкновенный фашизм» так показал наглядно эту невероятную, страшную, преступную похожесть двух режимов.
И. Ясулович
―
Да.
К. Ларина
―
До сих пор, кстати, этот фильм нечасто показывают, обратите внимание, «Обыкновенный фашизм». Не самая любимая картина у властей всех времён и народов.
И. Ясулович
―
А главное — там, конечно, потрясающий комментарий самого Михаила Ильича. Потрясающий! Вот тоже ведь на наших глазах происходило это — внутренняя ломка. Понимаете, на наших глазах. И это был потрясающий, я говорю, пример, как ты можешь поступать, а как ты не можешь поступать. «Ну, ничего. Ну, бог с ним. Ну, нестрашно». Нет, страшно. Страшно!«Михаил Ильич, — студенты спрашивают, а он ходит по аудитории и курит, — вам нравится картина Калика «Человек идёт за Солнцем»?» — «Нет», — говорит Михаил Ильич. «А что же вы его защищаете?» — «Потому что он талантливый человек», — говорит он. Михаил Ильич ходил по кабинетам и отстаивал эту картину. И это же его фраза: «Помогать надо таланту, бездарь пробьётся сама». Он это и делал.
Вот я и говорю, что слава богу, перед глазами был человек, которому хотелось… вернее, даже не подражать, а… Понимаете, ну нельзя подвести. Я не могу сказать, что я ученик Михаила Ильича Ромма, если я позволил себе дурной поступок, понимаете. И нет в этом ни декларации, ни позы никакой. Так на самом деле, действительно. Может, кто-то думает по-другому. Может быть, для кого-то это неважно. Для меня это так. И вот я так тоже…
Александр Александрович Румнев, который говорил: «Для меня этическое выше эстетического». Мы, молоденькие, тогда посмеивались, молодые циники. А с годами стало понятно, что этическое выше эстетического, в том-то и дело, потому что тут же тень набрасывается на то, что ты делаешь, понимаете. Ну нельзя… Вот негодяя можно выйти и сыграть. Человека хорошего, если ты дерьмо, сыграть нельзя, понимаете. Ну нельзя! Сложного человека, умного, честного, нравственного нельзя сыграть, если ты пренебрегаешь важными вещами.
К. Ларина
―
Такая логика смелая, Игорь Николаевич. То есть получается, что художник талантливый — он априори порядочный человек не всегда?
И. Ясулович
―
Не всегда, но прокалывается. Вот ты смотришь: «Ну, это сыграно. Ну да, сыграно.
К. Ларина
―
То есть это всё равно читается? Одно на другое влияет?
И. Ясулович
―
Это моя точка зрения. Я не буду говорить: да, только так. Но это моя точка зрения, понимаете. Бытовало такое выражение: «Хороший человек — не профессия». Нет. Нет! И когда я это моим ребятам говорил, вдруг мне письмо пришло: «Да, Игорь Николаевич, вы были правы. Хороший человек — это профессия». Понимаете, я не к тому… Человек сложный, в человеке всё намешано. Речь ведь идёт не о том, что ты такой благостный Иисусик…
К. Ларина
―
Идеальный.
И. Ясулович
―
Речь идёт о том, что ты в себе преодолеваешь или не преодолеваешь, позволяешь слабость, ну простите, или не позволяешь.
К. Ларина
―
Малодушие.
И. Ясулович
―
Собственно это и есть суть профессии, ты этим и занимаешься. Вот я выходил на сцену в «Нелепой поэмке», играя Великого инквизитора. Но если ты не пропускаешь это через сердце, если эти вещи тебя не волнуют, их нельзя сыграть. Ну, я имею в виду — выучил и… Понимаете? Всё равно — хочешь ты не хочешь, ты вкладываешь душу, сердце.
К. Ларина
―
И свои по этому поводу рефлексии и свои размышления, да?
И.Ясулович: Я не могу сказать, что я ученик Михаила Ильича Ромма, если я позволил себе дурной поступок
И. Ясулович
―
Да. Ну, иначе нет смысла в профессии. Опять-таки извините за цитаты. Мы были в Омске на гастролях, в музее Фёдора Михайловича Достоевского висит цитата: «Человек — это такая загадка, разгадывать которую можно всю жизнь, но так и не найти ответа». Вот это и есть. Это загадка, и ты всё время… Если этим заниматься, то только для этого. Ты и должен этим заниматься.Это совсем не отрицает того, что ты должен владеть телом, потому что это твой инструмент, голосом. Ты должен уметь, ну, хоть как-то петь, танцевать, двигаться. Понимаете? Слава богу, что у нас был Зосим Павлович Злобин, который выучил меня этому. И что бы я ни делал, невольно тело выводит меня на это. Скажем, и в «Скрипке Ротшильда», и в «Чёрном монахе», и в других спектаклях это мне помогает. Это не главное, но это помогает. В общем, знаете, профессия потрясающая, профессия замечательная.
К. Ларина
―
Я помню эту формулу, которую вы подарили в нашем эфире, и я ей часто пользуюсь. Это очень точная метафора, когда человек, как вы говорите, превращается, когда проявляются в нём вот эти качества не очень хорошие в отношении других людей, ситуаций. Как часто вы это замечаете, по каким признакам, что человек превращается, когда он уже не тот, которым был несколько дней назад? Когда человек входит во власть, он превращается сразу же. Мы с вами как-то про это говорили. Это превращение возможно как-то от себя отодвинуть, как-то с ним себя не ассоциировать?
И. Ясулович
―
Превращение?
К. Ларина
―
Да. Или это обязательно? Если ты переступаешь эту черту, если ты встаёшь в эту позу перед сильными мира сего, ты играешь в игру, ты входишь в систему, в неё внедряешься, в неё встраиваешься, придаёшь какие-то внутренние вещи для себя и говоришь: «Ну, ничего-ничего. Это мне нужно для дела! Я это подпишу, потому что за мной театр. Я это сделаю, потому что за мной кино, а здесь мне не дадут издать какую-нибудь книжку», — это и есть превращение?
И. Ясулович
―
У меня есть пример, пример очень близкий перед глазами. Отец моей жены, Юрий Павлович Егоров, режиссёр, кинорежиссёр («Добровольцы», «Простая история»), он был назначен начальником Главка. Было время, когда вроде бы должны творческие люди прийти и командовать. Лукавство в этом было, конечно. А творческие люди, естественно, искренне поверили, что надо прийти: «Мы же лучше знаем — как». Кстати, к этому разговору: «А вы нам дайте рекомендации».Так вот, я помню этот вечер, когда открылась дверь и, не раздеваясь, Юрий Павлович прошёл по коридору в комнату, остановился, не снимая пальто, так постоял и сказал: «Всё, ребята, я больше не могу. Я превращаюсь. Надо уходить». И начал уходить. Ещё год висела табличка на кабинете, что он начальник Главка кино. И он ушёл. И для меня это было тоже потрясающим человеческим уроком. И я видел, что с ним происходило. Понимаете? Вот на глазах это было. И вот этот поступок, который тоже тебя ориентирует на что-то, выводит на что-то, что ты можешь, а что ты не можешь…
К. Ларина
―
А вы кому-нибудь говорили из своих знакомых, может быть, или друзей, предупреждали об этом: «Осторожно, ты превращаешься»?
И. Ясулович
―
Нет, такого…
К. Ларина
―
Нет?
И. Ясулович
―
Знаете, тут я вам должен сказать следующее. Это человек должен решать сам. Я не учитель. Я могу студенту сказать: «Мне не нравится это, это и это. Ты решаешь сам». Всё равно он сам должен решать. Каждый человек отвечает за себя, так я думаю. Если ты позволяешь себе эту слабость, то помни, что раз… «Ну, тогда и другой можно. Ну а что? Ну да. Ах…» А потом — кто как. Кто спивается, кто озлобляется, кто ещё что-то из себя начинает представлять. Понимаете?
К. Ларина
―
Так самое главное, что и лишается дара, это тоже исчезает. Когда человек превращается, тогда у него исчезает и талант потихонечку.
И. Ясулович
―
То есть?
К. Ларина
―
Талант исчезает.
И. Ясулович
―
Да, да.
И.Ясулович: Вот негодяя можно выйти и сыграть. Человека хорошего, если ты дерьмо, сыграть нельзя
К. Ларина
―
И мы такие примеры, кстати, знаем, да?
И. Ясулович
―
Да, да. Понимаете, ну откуда брать? Наше дело ведь не для того, чтобы уничтожить человека. Даже если ты показываешь что-то страшное, ты это показываешь не для того, чтобы ткнуть в человека и сказать: «Видишь, какое ты дерьмо? Вот смотри!» Не в этом же дело. Это мне так кажется, это моя точка зрения. А для того, чтобы: «Это ужас! Нельзя так. Нельзя! Очисти!» Понимаете? А иначе что? Вот так… Ну понимаете?Я ещё раз говорю: великая музыка создавалась не для того, чтобы убивать, да? Великие произведения искусства ведь для чего? Для того, чтобы глаз радовался или чтобы тебя ударило в самое сердце — «Герника» Пикассо. Ну, что тут говорить?
И опять-таки… Ну, может, это ни к селу ни к городу, я имею в виду — к нашей беседе. Очень быстро. В Веймаре… Это давно ещё было, в советские времена. Нас привезли в часовенку, и там по-моему Кранаха была картина на библейский сюжет. И он себя в уголочке, свой портрет написал. И с небес по диагонали в голову к нему красная тонкая стрела. И это такое смиренный знак: «Не я, а оттуда мне». Но ведь оттуда! Не из преисподней, а оттуда. Вот и нам надо быть открытым к тому, чтобы оттуда получать это всё, а не…
К. Ларина
―
Мы должны заканчивать уже. Ужасно жалко! Мы всё о высоком. Видите, вы куда нас унесли, Игорь Николаевич? В небеса. А мы хотели поговорить про премьеры последние, которые будут. А мы уже вам ничего не скажем, у нас уже время закончилось.
И. Ясулович
―
Премьеры? Ну, у нас же была «Плешивый мальчик». Вот пусть…
К. Ларина
―
И будет ещё, сразу скажу, «Всё кончено» Эдварда Олби. Замечательная пьеса! Ставит её Кама Гинкас.
И. Ясулович
―
Кама Миронович Гинкас.
К. Ларина
―
И Игорь Николаевич там в центральной роли.
И. Ясулович
―
Да нет, там все роли ровные.
К. Ларина
―
Могли бы промолчать!
И. Ясулович
―
Нет, нет, всё нормально. Мне моя роль очень нравится.
К. Ларина
―
Я вас люблю! Спасибо вам большое!