Художник-постановщик в театре кукол - Анна - Изнанка - 2019-03-09
А.Нарышкин
―
Здравствуйте, с вами Алексей Нарышкин и очередной выпуск программы «Изнанка», программы о профессиях. В этом эфире вы сами рассказываете о вашей редкой или наоборот очень распространенной специальности, рассказываете анонимно, чтобы избежать возможных последствий со стороны начальства, коллег или кого-либо еще. Сегодня у нас художник-постановщик в театре кукол, зовут ее Анна. Анна, я вас приветствую.
Анна
―
Здравствуйте. Меня зовут Анна, я училась в Московском художественном училище памяти 1905 года на театральном отделении. Правда, никакого отношения к театру кукол оно не имеет. И попала я в театр кукол случайно.
А.Нарышкин
―
Про обязанности давайте сразу скажем. Потому что художник-постановщик, понятно, что он, наверное, отвечает за нечто визуальное, что в фильме, в спектакле. Вот в театре кукол?
Анна
―
Вообще, у нас в учебных заведениях есть разделение, есть художник-постановщик, он отвечает за декорации, есть художник по костюмам, он отвечает за костюмы. Еще отдельно учат на художника по куклам, он отвечает за кукол. Я совмещаю в себе всегда все. Я занимаюсь и декорациями, и костюмами, и куклами, не представляю, как можно по-другому. Потому что это настолько цельное должно получиться результат… Хотя были спектакли, где я работала только по декорациям. Но сейчас я предпочитаю все делать сама.
А.Нарышкин
―
Смотрите, опять же. Если мы приходим в театр образцовый. Допустим. Я – ваш знакомый, я хочу понять, что Анна сделала для этого спектакля. Я смотрю на сцену…
Анна
―
Картинка.
А.Нарышкин
―
Картинка?
Анна
―
Вся визуальная картинка. Хотя, кроме визуальной картинки, я еще предпочитаю сама выстраивать свет. Вообще это – отдельная профессия, художник по свету.
А.Нарышкин
―
То есть, как в такой присказке, кто там, и швец, и жнец, и на дуде игрец?
Анна
―
Понятно, что есть какие-то сугубо профессиональные технические вещи, которые мне незнакомы, и я всегда… Очень интересно работать с художником по свету, объясняю, какая мне нужна картинка, и он уже технически это обеспечивает.
А.Нарышкин
―
В театральной иерархии художник-постановщик на каком месте?
Анна
―
Уточняющий вопрос. В театральной иерархии или в иерархии тех, кто ставит спектакль конкретно сейчас?
А.Нарышкин
―
Давайте НРЗБ, кто работает над спектаклем?
Анна
―
Режиссер и художник-постановщик, они, на мой взгляд, на одной доске. Можно быть художником-оформителем, тебе говорят: «Вот должна быть дверь, два окна, стоять кактус». Ну ты придумываешь, делаешь. А если режиссер объясняет тебе какое-то решение спектакля, и тебе нужно его художественно подчеркнуть и усилить, собственно, тогда и получается хороший спектакль, то ты придумываешь это решение. Ты не оформляешь просто по описанию, а ты придумываешь какое-то решение, которое действительно усиливает идею режиссера.
А.Нарышкин
―
С чего для художника-постановщика начинается работа над спектаклем?
Анна
―
Безусловно, с драматургического материала. Мне дают пьесу.
А.Нарышкин
―
Чуть еще даже раньше. Вот вы, например, пришли на работу. И вам кто объявляет, что будет новая постановка? Как это обычно выглядит?
Анна
―
Вообще-то художник, он, как и артист, достаточно зависимое существо, потому что во главе современного театра стоит режиссер. Иногда продюсеры теперь еще. И художника, в общем-то, выбирает себе режиссер. Безусловно. Я не могу прийти и сказать: «Вот, я такая-то, и я сейчас с вами буду оформлять…». Это режиссер должен взять себе этого художника, они должны совпасть.
А.Нарышкин
―
В театре один художник?
Анна
―
Их может быть несколько. Есть, правда, главный художник, как и главный режиссер. А на каждом конкретном спектакле может быть вообще приглашенный художник. То есть, не обязательно художник, который в штате. Он может прийти со стороны, поставить этот проект и уйти. То есть…
А.Нарышкин
―
Вы получили задание, вы знаете, что над такой-то пьесой, постановкой вы работаете. Дальше что?
Анна
―
Дальше идет самый интересный, например, для меня период, когда идет обсуждение с режиссером. Режиссер пытается мне объяснить, о чем он хочет поставить, а я пытаюсь ему предложить какие-то вариации, собственно, как это сделать.
А.Нарышкин
―
Это на словах, это эскизы, может быть, что-то из пластилина…
Анна
―
Это – огромный процесс обсуждения. В моей практике, как правило, это параллельный подбор музыки, то есть, чтобы все работало на одно и тем самым его подчеркивало. Безусловно, какие-то почеркушки приносятся режиссером, мы это обсуждаем, что-то отметается, придумывается что-то новое. Как правило, от первой идеи почти ничего не остается. Потом мы останавливаемся на каком-то варианте, и я его уже разрабатываю более подробно и детально, создаю эскизы. Эскизы декораций, эскизы костюмов и эскизы кукол, если мы говорим про театр кукол. Потому что я как бы и в обычном театре работала, и в театре кукол. После этого…
А.Нарышкин
―
Смотрите, про эскизы. Какие это объемы? Сколько вы тратите бумаги, сколько вы тратите, я не знаю, красок?
Анна
―
Во-первых, я сама придумываю, как художник, в какой технике я это делаю. Я могу это сделать на маленьких блокнотных листах шариковой ручкой, бывает и так. И этого достаточно.
А.Нарышкин
―
Это на ваше усмотрение или это зависит от режиссера?
Анна
―
Режиссеру – главное увидеть, что будет, и согласиться с этим. Художнику еще важно получить подпись режиссера, потому что потом режиссер говорит: «Нет, я этого не утверждал». Вот. А дальше уже художник сам определяет. Потому что у меня, например, в практике многие спектакли так и оставались в результате только в почеркушках, потому что просто не было времени рисовать полноценные выставочные эскизы. А если я планировала этот материал потом еще и на выставке представлять, тогда я создавала эскизы уже полноценные, в материале, доводила их до какого-то результата выставочного. А для работы, для постановки, можно достаточно сырые эскизы иметь. Главное, чтобы с ними согласился режиссер, чтобы он понял их, увидел…
А.Нарышкин
―
И подпись.
Анна: Художнику важно получить подпись режиссера, потому что потом режиссер говорит: «Нет, я этого не утверждал»
Анна
―
Ну, подпись да, подпись – это уже технический момент.
А.Нарышкин
―
Анна, художник-постановщик в театре кукол, сегодня – герой программы «Изнанка». Продолжаем. Самый длинный и самый короткий период подготовки спектакля в вашей карьере, это сколько?
Анна
―
Который был или который вообще возможен?
А.Нарышкин
―
Ну, в вашей карьере. Вот вы готовили, самый длинный – это полгода, вы прокляли все, 10 раз, может быть, был переписан сценарий…
Анна
―
Самое длинное – был спектакль, который так и не вышел на сцену, два года. Я действительно прокляла все.
А.Нарышкин
―
Это очень грустно.
Анна
―
Это очень грустно, я параллельно делала какие-то другие работы, но, в общем, да, это было грустно, он так и не вышел.
А.Нарышкин
―
А самый короткий?
Анна
―
За две недели поставили оперу «Риголетто». И практически за месяц сделали все мягкие декорации классические живописные, кукол, костюмы пошили за две недели какими-то сумасшедшими темпами, днями и ночами… Были обстоятельства такие, что вот пришлось выпустить.
А.Нарышкин
―
А вот за две недели, это просто вы понимали, что у вас дедлайн…
Анна
―
Да.
А.Нарышкин
―
Или это история про вдохновение?
Анна
―
Нет. Нет, ну вдохновение по любому присутствует, иначе ничего не получается, такая профессия. Если ты это любишь, тебе это нравится, у тебя все идет. Ты можешь сесть и за ночь все нарисовать. Серьезно. Понятно, потом будешь доводить до ума…А иногда ходишь месяц, тебе уже: «Ну, давай, где эскизы?». Ну, не идет и не идет. Я тогда, как правило, иду в какой-нибудь музей хороший…
А.Нарышкин
―
Вот, вдохновение где черпать? Кроме музея.
Анна
―
Кроме музея? На самом деле…
А.Нарышкин
―
Конкуренты?
Анна
―
Нет.
А.Нарышкин
―
В какой-нибудь театр кукол зайти, наши областные, провинциальные…
Анна
―
Нет. Как правило, вдохновение… Ну, от материала иду.
А.Нарышкин
―
То есть?
Анна
―
Ну, то есть, если мне нравится решение, которое предлагает режиссер, то я заряжаюсь этим решением и дальше уже вперед-вперед.
А.Нарышкин
―
Над чем интереснее вам работать? Опять, в силу того, что профили у вас абсолютно разные. Декорация, куклы или…
Анна
―
Не могу разделить. Я могу сказать, что мне интереснее работать в театре кукол. Я работала и на драматической сцене, и с мюзиклами, но в театре кукол гораздо больше инструментарий, он широкий. И для решения, и для воплощения этого решения.
А.Нарышкин
―
Например? Что вы имеете в виду?
Анна
―
Например, кукла дает возможность сделать некоторые вещи… Например, никто на сцене так не умрет, как кукла. Живой артист никогда не будет умирать так, как кукла.
А.Нарышкин
―
Как интересно.
Анна
―
Конечно. Потому что, когда у меня кукла в руках, она живая. Как только руки оставили, все, это – тряпка. Она действительно мертвая.
А.Нарышкин
―
Смотрите, это очень интересно. Я правильно понимаю, что вы отвечаете не только за то, как кукла выглядит, но вы отвечаете и за механику куклы?
Анна
―
Конечно. Каждая кукла придумывается для чего-то. Поэтому, когда мы ее придумываем с режиссером, я понимаю, для чего она нужна. Поэтому, когда я рисую эскиз, я должна держать в голове…
А.Нарышкин
―
Весь функционал, который у нее должен быть.
Анна
―
Безусловно. И потом это уже обсуждается с художником-изготовителем. Вот, например, у нас был спектакль по «Мертвым душам», «Концерт для Чичикова с оркестром». И там была сцена показана до непосредственно сцены Плюшкина с Чичиковым, была показана предыстория Плюшкина. Ну, вставлена. И там был такой длинный стол, и были марионетки. Классические марионетки. С одной стороны сидела жена Плюшкина, с другой стороны – молодой Плюшкин. И здесь дети, все, о которых он писал. И вот постепенно исчезали куклы, уходили в черноту, одна, вторая, третья… И вот этот огромный, многонаселенный, дружный веселый стол оказался пустым. Сидит один Плюшкин.И дальше было сделано уникальное самое Олегом Ермаковым, тоже уникальный мастер. Кукла-марионетка, которая на сцене, она вставала из-за этого стола, шла, и она постепенно сгорбилась, и с нее облетала, как листья, одежда. И он оставался в этой ветоши. И он, пока шел по сцене, он превращался вот в этого Плюшкина, который сейчас будет говорить с Чичиковым, и выходил уже НРЗБ Чичиков, и шла сцена.
А.Нарышкин
―
Самая дорогая кукла?
Анна
―
Марионетки – очень дорогие куклы. Подождите, а мы о чем говорим? Мы говорим о стоимости труда мастера или о материалах, которые идут на куклу?
Анна:Марионетки очень дорогие
А.Нарышкин
―
Мы говорим о себестоимости.
Анна
―
Ну вот если заказывать, марионетки очень дорогие.
А.Нарышкин
―
Давайте, вы вот как профессионал, кодифицируйте. Марионетка. Потому что, мне кажется, для большинства людей куклы просто в театре кукол, марионетка это примерно одно и то же.
Анна
―
Смотрите, можно пойти купить этих страусов за 500 рублей, которые продаются…
А.Нарышкин
―
Крестик, палочки…
Анна
―
Да, четыре лесочки, пенопластовые шарики и какая-то меховая…
А.Нарышкин
―
В цирках продают перед представлением.
Анна
―
Да, много где их продают. Но это – один вопрос. А если серьезную куклу с определенным заданием техническим, это – очень серьезная работа. Я вот например марионетку сама для своего спектакля не буду делать, я закажу. Потому что это должен быть такой мастер, который всю жизнь этим занимается.
А.Нарышкин
―
Ну сколько это стоит?
Анна
―
Ну, марионетка такая, если такое слово вообще можно употребить, среднестатистическая театральная, мне кажется, дешевле 40000-50000 она не может стоить. Ну… Поскольку я кукол сама практически не заказываю, делаю сама, мне очень трудно дать какую-то оценку. Но верхнего предела не существует.
А.Нарышкин
―
Марионетка для театра, какой у нее минимальный функционал? Что она должна делать, чтобы в этой конкретной… Ну, тоже среднестатистической постановке, кукла каким-то образом воплощала художественный весь замысел режиссера?
Анна
―
Вообще все эти вопросы, говорю вам сразу, и наверняка большинство последующих провокационны, потому что какое отношение к реальности… Ответы на эти вопросы будут мало иметь. Потому что здесь надо говорить конкретно, здесь нельзя говорить «вообще». Но мы попробуем обобщить, сразу просто предупредила.Ну, наверное, марионетка должна ходить, садиться, работать головой, чтобы она у нее в разные стороны работала. Руки, кисти… Ну, это какой-то минимальный функционал. Вообще, ведь каждая кукла придумывается для чего-то. Вот эта кукла должна выйти ис танцевать, значит, она должна уметь танцевать. У Образцова, например, в его известнейшем танго, вот в этом концерте, там было несколько подмен, несколько кукол. Зритель думал, что это одна кукла танцует все время. Ну, две – мужская фигура и женская. А там для разных эпизодов танца сделаны разные куклы, потому что здесь кукла должна уметь перекувыркнуться, здесь кукла… Руки у них в какой-то момент соединены, они должны уметь резко поворачивать головами, как танцуют танго. Тут насколько все индивидуально в зависимости от того, для чего делается кукла.
А.Нарышкин
―
Для вас, как для художника, что первичнее? Чтобы это выглядело красиво или чтобы было функционально?
Анна
―
Чтобы это отвечало замыслу режиссерскому.
А.Нарышкин
―
Вы слушаете «Эхо Москвы», это «Изнанка». И сегодня выворачиваем наизнанку удивительную профессию художник-постановщик в театре кукол. Моя собеседница Анна. Кроме кукол вы еще занимаетесь декорациями. Об этом направлении расскажите поподробнее.
Анна
―
Я вообще в своей творческой жизни пропагандирую театр синтетический. Хотя, наверное, могу, если захочу, поставить и классический театр, какой-то…
А.Нарышкин
―
Синтетический – это характеристика, это не про материал вы имеете в виду?
Анна
―
Естественно. Синтетический театр – это там, где есть и куклы, и драматические артисты. Поэтому, естественно, там достаточно большая декорационная часть. Опять-таки, в зависимости от того, что нужно. Можно сделать все на пустой сцене с двумя поломанными крыльями, «Маленького принца» поставить. И песочницу с песочком. А можно понаставить там, построить город и, не знаю… Что угодно можно сделать. Опять-таки… Какой замысел, какое решение, к чему должно все прийти и о чем мы ставим? Все подчинено этому.
А.Нарышкин
―
Кстати, вспомните самую куклу такую любимую, которую вы сделали? Которую по вашим эскизам нарисовали. Ну вот не нарисовали, а мастер собрал, или вы собрали.
Анна
―
Мы поставили два года назад спектакль «12 стульев» с детьми, со старшеклассниками. И там все куклы были сделаны… Взяли пример с коммунальной кухни. Ковшики алюминиевые, дуршлаги, терки, кастрюли. И все эти куклы реально были сделаны из этой утвари. Половники, шумовки, причем старые такие, не современные. И это настолько органично легко на материал, насколько… У меня эти куклы вылетали, делались… Просто за ночь кукла рождалась. И весь этот ансамбль кукол мой любимый сейчас.
Анна: Это – отдельная профессия, художник по свету
А.Нарышкин
―
Сколько кукла средняя в театре кукол живет? Срок службы.
Анна
―
Сколько живет спектакль, столько и она живет. Образцовский концерт уже сколько, лет 40-50, это вторая редакция, причем. Понятно, что куклы изнашиваются. Все зависит от того, сколько идет спектакль в месяц в репертуаре, сколько его возят. При перевозке часто куклы страдают. Куклы реставрируют.
А.Нарышкин
―
Кукла вообще какого размера?
Анна
―
Перчаточная, самая такая классическая, она небольшая. Ростовые куклы ходят эти ужасные по улице…
А.Нарышкин
―
Нет, мы говорим о театре.
Анна
―
В театре тоже могут быть ростовые, только они будут сделаны соответствующе. Планшетная средняя кукла от 60 см…
А.Нарышкин
―
Планшетная – это какая?
Анна
―
Планшетная – это та, которой нужен планшет. То есть, НРЗБ, скамейка, стол. Но есть нужен пол, чтобы она по нему шла. Ног, как правило, у нее нет…
А.Нарышкин
―
То есть, марионетка тоже может быть планшетной?
Анна
―
Марионетка может по полу ходить, по столу, по чему угодно.
А.Нарышкин
―
Летать.
Анна
―
Ну, летать – вряд ли, летать будут тростевые куклы, на тростях. Тростевые – это верховые куклы, которые работают на ширме. Артисты не видно, как правило, хотя у меня они будут в открытом приеме ходить, будет виден артист. Это – машинка, голова, в которую встроена машинка, идет трость основная, которая в руке кукловода создает движение головы. Две трости, идущие к рукам, это – самая среднестатистическая, классическая. Потому что тростевые бывают животные, я говорю про человека. И вот артист, если у него хорошее мастерство и руки чувствующие, он один ведет. Если нет, ему на помощь, на трости рук, встает второй артист.
А.Нарышкин
―
То есть, два человека – это максимум, который управляет…
Анна
―
Нет. Вот номер образцовского танго, там… Я могу сейчас, правда… Давно это было, когда я смотрела. Но там человек 10, по-моему, это танго делают.
А.Нарышкин
―
Получается, два персонажа?
Анна
―
Да, два персонажа. Они даже в какой-то момент, когда они в открытую, они сначала играли на ширме. Потом переворачивали ширму, вставали с этой стороны, показывали на зрителя, как эти две фигурки танцуют. А тут внизу – кухня, народ бегает, ноги, туда-сюда летит все, целый танец под ширмой.
А.Нарышкин
―
У вас в карьере был случай, когда вы что-то такое придумали очень красивое, эскиз нарисовали, приносите режиссеру, а он говорит: «Супер, но вот это все будет дорого, давай без какой-нибудь…».
Анна
―
Как правило, это говорил директор. Я работала с режиссером, у него у самого была фантазия огроменная, поэтому я его всегда немножечко останавливала, потому что мне потом иметь дело с производством. Он вообще о финансах не думал, все время витал в каких-то творческих идеях. Он совершенно… Быт где-то у него был далеко. И в жизни тоже.А мне общаться потом с НРЗБ, с мастерскими, я еще по первости составляла сметы сама несколько лет по спектаклям. Поэтому я его всегда так немножко опускала. Но, кстати, когда бюджет ограничен, всегда придумывается что-то интересное. Знаете, когда в палитре много красок… А когда у тебя три или четыре краски, твои картины получатся фантастическими.
А.Нарышкин
―
Это – «Изнанка», на «Эхе Москвы», у нас в гостях художник-постановщик в театре кукол, ее зовут Анна. Как вы сами себе объясняете, на кого рассчитан театр кукол в 21 веке? 2019 год у нас на дворе. Например, если мы говорим о детях, хотя театр кукол не только для детей.
Анна
―
Ставить для детей сложнее, чем для взрослых.
А.Нарышкин
―
Вот. Но у детей сейчас столько всевозможных развлечений.
Анна
―
Поэтому захватить ребенка…
А.Нарышкин
―
Я просто по своему опыту знаю, что постановки в театре кукол не оказывают на моих детей сильного влияния. Когда, например, спектакль…
Анна
―
Вы не были на хороших спектаклях.
А.Нарышкин
―
Возможно.
Анна
―
Поверьте мне. Потому что театр кукол – такое искусство, где очень много ремесленников. Потому что он непосредственно связан с ремеслом. А ремесло, оно ну вот пошло с площади, оно интересное как фокус какой-то. Ну а театр – это нечто большее, чем фокус. Это – какая-то жизнь. Ты должен быть талантливый режиссер, художник, безусловно, они только в паре могут сотворить что-то. И артисты, которые могут это претворить в жизнь, чтобы вы забыли о том, что это – театр кукол. И вообще даже об этом…Понимаете, театр – это по любому какие-то правила игры. Вот каждое произведение, каждый спектакль, он создается по каким-то правилам игры. И судить его можно, исходя из этих правил. И вот в оперу ты приходишь, дети: «А что они все поют?». Это – условность такая. Приходишь в балет. «А что они все танцуют тут?». «А что он не скажет? А что он ногами или руками делает?». Это – условность. Так вот, театр кукол – еще более условное искусство, чем балет и опера.
Анна: Художник, он, как и артист, достаточно зависимое существо
Но, если артисту и всем постановщикам вместе удалось вас переключить, что вы не вспоминаете, «выключил ли я дома утюг, купил ли я сосиски в магазине», не знаю, о каких-то абсолютно бытовых вещах, и вы туда как в воронку вжух! И дальше удается вас из этой воронки не выпустить. Вы даже не представляете, какое сильнейшее воздействие спектакль в театре кукол может производить. И у меня в практике, мы ставим спектакли для взрослых. У меня нет для детей. Хотя последние мои спектакли для семейного просмотра, для детей и взрослых, но я не знаю, кто больше получает удовольствия вот по обратной связи.
А.Нарышкин
―
То есть, театр кукол – это не вымирающий жанр, по-вашему?
Анна
―
На мой взгляд, за ним – будущее. За синтетическим театром кукол. Потому что театр кукол, опять-таки… Ну, есть классический ширмовой. Есть площадной. Есть эти вертепы. Они хороши, но как в музее. В музеи же мы ходим. Вот эти вертепы есть, они тоже, кстати, могут быть очень интерактивными и замечательными. Но мне кажется как раз за театром кукол… Скажем так. За слиянием возможностей театра кукол и драматического театра, безусловно, будущее, потому что сам по себе драматический театр, на мой взгляд, сейчас тоже переживает переходный какой-то такой этап.
А.Нарышкин
―
Театр кукол как стыкуется с какими-то цифровыми технологиями?
Анна
―
Точно так же, как и обыкновенный. Технологии хороши, замечательны, если они оправданы и нужны, если они – не технология ради технологии. Если они вплетаются в это решение – отлично, и видео может быть, и какие-то голограммы. Пожалуйста, если они нужны.Понимаете, в театре ничего не может быть просто так. Даже если я вам не могу объяснить логично, зачем у меня вот здесь висит красная тряпка… Но я знаю, что она на вас воздействует. Вы сами для себя не поймете. Но если ее не будет, вы не воспримете всю картинку и действие. Вот нужна тут красная тряпка. И она будет висеть. Почему она тут нужна – трудно объяснить. Но интуитивно она тут нужна. Вот если нужна здесь голограмма, видео, я не знаю, какие-нибудь салюты, что угодно… театр вмещает в себя все, это – великое искусство. Там есть место всему. Только вопрос «Зачем оно там?». Вопрос отбора. Если не можешь объяснить, зачем, значит, оно здесь не нужно.
А.Нарышкин
―
Сегодня в «Изнанке» про профессию художника-постановщика в театре кукол, рассказывает Анна. Вы можете оказаться следующим героем нашей программы, для этого присылайте заявку на iznanka2019@gmail.com. Укажите, как вас зовут, кем и сколько вы работаете. Ссылки на ваши социальные сети тоже прикрепите, если вы из Москвы – вдвойне здорово, потому что встречаться с вами мы будем в нашей студии на Новом Арбате. Сейчас – небольшой перерыв на новости и рекламу, и мы к вам вернемся.НОВОСТИ
А.Нарышкин
―
Мы продолжаем. Алексей Нарышкин по-прежнему с вами, на мои вопросы сегодня в «Изнанке» отвечает Анна, художник-постановщик в театре кукол. Давайте про деньги поговорим. Насколько профессия художника-постановщика в театре кукол – это та специальность, которая может прокормить?
Анна
―
Это то же самое, что и в любом театре, и драматическом, и музыкальном. Художник-постановщик получает какой-то гонорар за спектакль. И потом получает авторские, авторское наше российское общество собирает…
А.Нарышкин
―
За каждый следующий показ?
Анна
―
Ну вот когда я была в штате и много очень ставила в государственном театре Образцова, собственно, да, я потом ближе к лету шла туда, снимала хорошую сумму и летом отдыхала на эту сумму, потому что на зарплату, которая была очень маленькой, отдохнуть не получалось.
А.Нарышкин
―
Где сейчас учатся художники-постановщики?
Анна
―
Для театра кукол? В Питере. Потому что у нас театра кукол… Там есть большая театральная академия, где есть факультет постановщик театра кукол, режиссер театра кукол, артист театра кукол. У нас этого нет. Но я вот залезла вчера ради интереса, потому что подумала, а где вообще на кукольников-то учат. Я сама училась на художника театра не кукол. И посмотрела, два года назад набрали какой-то, видимо, экспериментальный курс у нас в ГИТИСе как раз художников и режиссеров-постановщиков. Но это какое-то единичное. Вообще, если хочешь учиться на кукольную профессию, то это надо ехать в Питер.
Анна: Самое длинное – был спектакль, который так и не вышел на сцену, два года
А.Нарышкин
―
А за рубежом есть какие-то такие?
Анна
―
Есть. Но там это более элитное искусство, дорогое искусство. У меня сестра живет в Европе как раз, в Италии, и она в свое время в Испании жила, говорит: «Приезжай сюда жить, что ты там страдаешь, приезжай сюда, давай, тут это востребовано, такие возможности и заработка, и всего…». Там все, что сделано руками, в несколько раз дороже. Вот расписанный руками задник, сделанная руками кукла – это невероятно дорогая вещь. И вообще поставить спектакль театра кукол, я думаю, там очень дорого стоит.У нас людей много в стране, мастеров тоже много, платить много им не привыкли, они рады как папы Карло работать… Поэтому не настолько ценится ручной труд. Там – гораздо больше.
А.Нарышкин
―
О чем мечтает художник-постановщик в театре кукол?
Анна
―
Как и любой художник, о возможности реализовываться. Я могу сколько угодно писать картин у себя на кухне, но если у меня нет возможностей придумывать и творить чего-то для вот этого театрального процесса, когда оно живое на сцене, а не висит на стене картинкой. Я люблю, когда то, что я придумала, оживает с помощью артистов, света, монтировщиков, реквизиторов, костюмеров, режиссера. То есть, оно живет на сцене, это что-то удивительное, чудо какое-то.
А.Нарышкин
―
По-другому спрошу. Программа максимум… Не та, которая по телевизору была, а та, которая максимум для художника-постановщика? То есть, вот что-то происходит в вашей карьере, и вы понимаете, что вы достигли вершины, вы – признанный мастер, и что бы вы ни делали, дальше…
Анна
―
Для всех по-разному. Кто-то мечтает «Золотую маску» получить, условно.
А.Нарышкин
―
А можно получить?
Анна
―
Безусловно, конечно. И в формате театра кукол можно. Можно, не знаю, получить еще какую-то премию. У кого-то есть список названий, которые он хочется поставить успеть в своей жизни.
А.Нарышкин
―
Какие спектакли интереснее в работе, спектакли для взрослых или для детей. Какие сложнее?
Анна
―
Мне интереснее для взрослых, сложнее – для детей. Ребенка обмануть невозможно.
А.Нарышкин
―
Специфика в чем? И в том, и в другом.
Анна
―
Для детей, как правило, выбирается какая-то тема, материал драматургический. А уж особенно для современного ребенка… Когда его пытаются, как сказать, не обмануть, а играться с ним, ему это сразу не интересно, зачем. Мне кажется, с ним надо как со взрослым, но только на понятном ему языке. Поэтому – сложнее. Поэтому на самом деле это ничем не отличается. Просто ты должен все время ориентироваться, что это – для маленького зрителя. Ну, какое там возрастное ограничение. Есть от нуля до пяти, от пяти до двенадцати. То есть… Просто всегда с оглядкой, для какой аудитории ты ставишь. А ставить так же серьезно, не без поддавков, безусловно. Поддавки дети чувствуют сразу. И это – плохой театр. Он не запоминается. Как в цирк сходил, жвачку пожевал, посмотрел, кукол походил посмотрел и все. А внутри никак тебя не задело это.А так надо ставить, чтобы ребенка так же задевало, чтобы он переживал. Чтобы он потом, когда едет домой, спрашивал о чем-то, связанном с этим спектаклем, о том, что навеяло. Или потом пришел и прочитал это, посмотрел что-то на эту тему. Чтобы его задело. Театр должен внутри какие-то струны задевать. И с ребенком то же самое.
А.Нарышкин
―
В эфире «Эха» «Изнанка», программа о профессиях. Сегодня – про художника-постановщика в театре кукол. Анна, расскажите про ваш рабочий день.
Анна
―
Точно так же, как и у художника-постановщика вообще.
А.Нарышкин
―
Я могу предположить, что художник-постановщик – это такие представители богемы, можно проснуться часа в два, наверное, дня…
Анна
―
Можно еще часа в два дня и не лечь, если ты всю ночь работал. По-разному.
А.Нарышкин
―
А можно потом так не спеша прийти в театр, обсудить с режиссером постановку.
Анна
―
Все зависит от того, что сейчас в данный момент происходит и от того, в штате ты или нет. Я в свое время из штата ушла. Если ты в штате, ты обязан быть с утра там на месте.
А.Нарышкин
―
Скучно.
Анна
―
Почему скучно? Потому что с восьми или девяти работают мастерские, люди не могут тебя ждать до одиннадцати вечера. Ты приходишь и контролируешь весь процесс.
А.Нарышкин
―
Творческая специальность, она немножко такой более свободный график, меньше обязаловки…
Анна
―
Обязаловки очень много, ты всем все время все обязан, ты весь день всем все должен, ничего не успеваешь, все на тебя злятся, ты в вечном цейтноте и всё всем должен. Вот это – факт. Потому что на тебе сходится очень многое. От тебя зависит и снабжение, они должны покупать… Ты им должен дать, что покупать, вплоть до последней пуговицы. От тебя зависят мастерские, ты каждый день должен быть в мастерских, потому что у всех есть вопросы. Вот есть у них рисунок твой. Хорошо, если художник вменяемо нарисовал и видно, где глаз, где рука, где что. А бывает еще иногда, что так абстрактно начеркал. Красиво. Вот ты приносишь ее мастеру. А как это сделать? А что это такое? А из чего это? А как? Что это в объеме? На мой взгляд, например, художник, работающий в театре драматическом или музыкальном, не любой может работать в театре кукол. Зато художник театра кукол может поставить любой спектакль. Вот на мой взгляд.
Анна: Вдохновение по любому присутствует, иначе ничего не получается, такая профессия.
А.Нарышкин
―
А вы, если к куклам вернуться, вы когда куклу придумываете и отдаете это потом уже для изготовления мастеру, вы прописываете, из каких материалов это должно быть сделано?
Анна
―
Однозначно. Кроме эскиза делается шаблон так называемый. То есть, ты рисуешь в натуральную величину, все прорисовываешь, все внутреннее. Вот принесут вам картинку, а как из этого куклу сделать? Не может же мастер влезть тебе в голову.
А.Нарышкин
―
Подсказки?
Анна
―
Это, собственно, расшифровка твоего эскиза. Потому что эскиз – то, что на выставке будет висеть, будут ходить с умным видом критики, коллеги, будут говорить: «Ух ты, классно, новаторство». А там еще раз, какая-нибудь закорючка нарисована. Она сама по себе красива. Но непосредственно к изготовлению куклы это не имеет никакого отношения.Ты пишешь техническое задание, что должны кукла уметь, какие особенности, что из чего сделано, даешь подборку материалов, из которых шьется одежка, все-все. Более того, я люблю для своих кукол еще лепить скульптуру лица, безусловно, сама. А шаблон дается еще в анфас, в профиль, прорисовывается все это. То есть, работы очень много, огромная. Эскизы – это самая приятная и маленькая часть работы.
А.Нарышкин
―
Где вот это все добро, которое вы произвели, хранится?
Анна
―
В театрах.
А.Нарышкин
―
А дома у вас?
Анна
―
Вы имеете в виду эскизы? Маски…
А.Нарышкин
―
Эскизы, маски.
Анна
―
Часть эскизов у меня забрал музей образцовский, когда я уходила. А так у меня лежат все эскизы. Но они особо никому и не нужны. А вся матчасть так и хранится в театре. Через некоторое время, как спектакль выходит из репертуара, ее списывают и уничтожают. Ну, какие-то особо уникальные, красивые, удачные куклы уходят в музей образцовский.
А.Нарышкин
―
А что чувствуете… Осознание того, что куклу сначала сделали, она свой век отжила, и потом ее просто в топку бросят? Может быть, есть отношение как к детям… Все-таки вы вот это лепили…
Анна
―
Безусловно, я каждую куколку своих спектаклей, каждую куколку, маску, знаю наизусть, это все мне очень дорого. Но парадокс в том, что все это хорошо, когда оно живет на сцене, еще раз. Ради чего существует театра? Ну вот ради чего? Для того, чтобы пришел зритель, вышли артисты. И в воздухе вдруг над зрительным залом возникло нечто, что вот соединяет зрителя, заставляет жить артистов, заставляет зрителя забыть обо всем. И вот полтора, два, три часа, вот ради вот этого вот, что очень трудно описать словами. Вот оно либо случилось, либо не случилось. Ради этого все и есть. А так… ну, можно расставить это по витринам, как в образцовском театре.
А.Нарышкин
―
То есть, кукла – это оболочка?
Анна
―
Да, безусловно. Я как бы никакой мистике… Не свойственна наделять их мистикой, как некоторые любят театральных кукол… Она живая, пока пальцы… Образцов любил говорить: «Сердце куклы в руке кукловода». Вот пока я… Я могу взять этот микрофон и сделать его сейчас живым. Только это повлияет, к сожалению, на качество записи. Он оживет, начнет бегать, прыгать. Разговаривать. Лампу помните пиксаровскую? Вот она живая, хотя это – лампа. Вот то же самое. Что угодно можно оживить. Но оно живое, пока я к этому прикасаюсь, кукловод.
А.Нарышкин
―
Рабочее место как ваше выглядит?
Анна
―
Мастерская художника-постановщика, там обязательно должен быть подмакетник, в котором он в пространстве прорабатывает макет спектакля.
А.Нарышкин
―
Подмакетик – это..?
Анна
―
Это – коробка, которая в масштабе изображает сцену конкретную, на которой я работаю в данный момент, на которую я ставлю спектакль. С кулисами, с подмакетником, с задником. У меня всегда еще механика работающая была, станки поднимались, это я сама себе подмакетники делала в училище еще, нас мастера учили. И ты в него делаешь макет. И, когда ты защищаешь свой спектакль либо перед худсоветом, либо с режиссером работаешь, ты в макете проигрываешь весь спектакль обязательно. Потому что, знаете, как было, режиссер говорит: «Давайте тут сделаем так». Я говорю: «Давай, все». Я приношу рисунок: «Я совсем не это имел в виду». Потому что я говорю слова… Все со слов представляют совершенно разное.
А.Нарышкин
―
Задача – максимально визуализировать и сделать приближенным к реальности?
Анна
―
Да, чтобы он понимал, что это будет. Безусловно, да. Макет – это очень интересно, у нас отдельная была дисциплина, когда мы учились. У нас был макетчик Малого театра, Глазунов.
А.Нарышкин
―
Подмакетник. Дальше что?
Анна
―
Ну а дальше – это мастерская художника, как любого… Хотя театральный художник, у него интереснее мастерская, безусловно. Особенно если еще с куклами… Там может быть все.
А.Нарышкин
―
Тряпки висят какие-то…
Анна
―
Тряпки висят. Картонки, холсты, паяльные инструменты, все для росписи, у меня еще все для шитья, для лепки, тут – глина, тут вечное…
А.Нарышкин
―
Подождите, у вас бардак там? Творческий беспорядок?
Анна
―
Я знаю, где лежит каждая булавочка. Это – бардак для постороннего взгляда. НРЗБ иногда приходит: «Что происходит, дай мне это!». Я за секунду достаю. «Да я тут день искал, не нашел!». Ну вот я знаю, где что лежит. Хотя, если бы у меня была большая мастерская, наверное, у меня не было бы беспорядка.
А.Нарышкин
―
Слушайте, а компьютер нужен художнику-постановщику?
Анна
―
Я очень пользуюсь компьютером, у меня еще такой большой экран. Хотя я люблю рисовать руками. Например, для изготовления афиш, программок, или например какого-то… Представьте себе экран белый. Мало денег у постановщиков, например, и мне нужно сделать какие-то живописные картинки сзади. Вот я их сижу рисую на экране. Хотя я все-таки традиционалист, можно так сказать. Я люблю НРЗБ, аппликацию, живопись. Это – театр.
А.Нарышкин
―
Есть ли какой-то у вас профессиональный юмор? Опять же, с учетом того, что у вас ваши друзья тоже художники.
Анна
―
Ну, наверное, да, конечно есть. Хотите, расскажу вам байку?
А.Нарышкин
―
Конечно.
Анна
―
Из истории театра Образцова. Ее там рассказывали, я пришла в 2000 году, там еще были живы некоторые старики, которые с Образцовым работали. И они нам рассказывали. У него есть спектакль «Лампа Алладина». И там сцена, когда в пустыню Алладин попадает, и там лев. По-моему, лев. Значит, там голова надетая такая перчаточная, с открывающейся пастью. То есть, там лев, который идет целиком, и вот он ложится на ширмовую грядку, и вот у него высовывается эта голова, которая открывает пасть, зевает. И две лапы. Две перчатки под львиные лапы. И вот к вопросу о том, насколько должен быть ансамбль, артисты должны делать свое дело очень ответственно, даже если они играют в сто первый раз спектакль, нельзя расслабляться.И вот в какой-то момент идет спектакль, лев ложится на грядку, зевает. И вот потом встает, голова уходит в одну сторону, а лапы пошли в другую сторону. И когда подходит… А лапы делала очень пожилая уже на тот момент артистка. И когда к ней подходят и говорят: «Ну, как же так, как это возможно, голова пошла в одну сторону, а лапы – в другую?». «Так, у вас своя партия, у меня – своя, все».
Вот это вот – плохой театр. Но вот эта вот история. «У вас своя партия». Я всегда детям говорю, «у вас общее дело, понимаете?».
А.Нарышкин
―
У нас в гостях Анна, художник-постановщик в театре кукол, и это – программа «Изнанка». Какие мифы окружают вашу специальность? Ну абсолютно какие-то искаженные представления о том, что вы делаете, они в чем заключаются?
Анна
―
Пожалуй, в том, что художник-постановщик должен прийти и, вот как написано, открываем пьесу Островского. Справа – дверь, слева – окно. Тут – входная дверь.
А.Нарышкин
―
Буквальное восприятие?
Анна
―
Что он оформитель. Непонимание сути самой профессии на самом деле молодой очень, потому что это – не такая древняя профессия, когда художник стал сопостановщиком с режиссером. И режиссер, собственно, не очень древняя профессия.
А.Нарышкин
―
Страшный сон или кошмар художника-постановщика?
Анна
―
У меня две. Первое – это когда я, почему-то, артист при этом. Я говорю сейчас про свои личные, у каждого свои кошмары. Первое – это когда я артист, я понимаю, что сейчас будет выход, я бегу и не могу найти сквозь эти выходы, я не могу вырваться на эту сцену, я понимаю, что вот сейчас – мои слова. Это вот первое такое. Хотя я – художник. У меня такое часто было.А еще, конечно, что сейчас вот уже будет премьера, причем это «сейчас» может длиться бесконечно. Но вот это ощущение, что через пять минут премьера, а у меня сцена пустая. Не привезли декорации, монтировщики там опять где-то весело проводят время, еще что-то. Я вот бегаю, пытаюсь до всех достучаться, а меня никто не слышит! Сейчас уже будет спектакль, давайте, вывозите, вешайте задник, свет! А все так на меня смотрят, как будто сквозь меня. «Да-да-да». И продолжают заниматься своими делами. Уже звонок звенит… Он весь сон, правда, звенит, первый звонок. Во сне со временем проблемы, оно растягивается.
А.Нарышкин
―
Приметы есть какие-нибудь?
Анна
―
Ну я вообще в приметы не верю. Есть самые общие театральные приметы. Мы как-то собрались на первую…
А.Нарышкин
―
Я вас перебью. У меня дирижер приходил, например, рассказывал, что, если… Вот у них такая примета, что если уронил ноты, то надо обязательно потом взять на них посидеть.
Анна
―
Это общее, везде все с театром и со сценой связано, оно очень похоже. Идем на первую читку. Наш заведующий литературной частью на тот момент, Мирошниченко, значит, несет сценарий, это в ее обязанности входило, на количество артистов ксерить. И вдруг она его роняет. Она уже достаточно женщина в летах, ей уже было лет 60, такая всегда в каких-то блузочках, юбочках. И вдруг она, уронив, как плюхнется со всего маху на этот сценарий. Мы: «Что с вами?». Но мы как-то в это особо не верили. Видимо, как-то пошли эти суеверия со старой школы. Не знаю. Я не верю.
А.Нарышкин
―
Самое приятное в вашей профессии – это что?
Анна
―
Момент репетиций.
А.Нарышкин
―
Неожиданно. Почему?
Анна
―
Потому что когда я вижу, что все это оживает и смотрится гораздо лучше, чем на эскизах, гораздо интереснее, когда костюм… Да, классный эскиз, но я смотрю, он приобретает какой-то характер, он проживает свою жизнь вместе с артистом, он от чего-то к чему-то приходит. Или декорации, естественно, потому что это – художественное решение спектакля. Как они… Если они хорошо все сделаны и придуманы, как вот это все выстреливает… Ну я почти никогда не пропускала никаких постановочных репетиций, меня считали маньяком, но…
А.Нарышкин
―
Почему тогда не спектакль? Ну ведь, в моем представлении, репетиция – это все такое дерганное, что останавливается, а на спектакле есть моментальная реакция людей.
Анна
―
Да. Я, кстати, до определенного момента, в течение первых восьми лет из десяти, почти ни одного спектакля не пропустила. Вообще ни одного своего, потому что они всегда были живые.
А.Нарышкин
―
То есть, вы сидели в зале и «какая я молодец»?
Анна
―
Нет, нет. Поскольку они были живыми, и постоянно там что-то менялось благодаря режиссеру, было дико интересно… Вот, казалось бы, поменять там, какие-то маленькие акцентики расставить – меняется вообще восприятие всего произведения. То есть, это настолько живое что-то, и трепетно так на все реагирующее, спектакль, что что-то поменял – и все.
А.Нарышкин
―
Самое сложное в профессии?
Анна
―
Времени не хватает. Я вот иногда думаю, что, если бы меня клонировать хотя бы на парочку или троечку… И сколько бы я всего успела.
А.Нарышкин
―
Кому не надо идти в вашу профессию? А кому надо?
Анна
―
Ну. Вообще, художник-постановщик… Ну, это – живое творчество, особенно в театре. Во-первых, ты обязательно должен быть коммуникабельным, ты должен быть хорошим организатором. Ты можешь сколько угодно сидеть и рисовать эскизы, но если ты не можешь объяснить мастерским, что и как, если ты не можешь организовать свое время и время других людей…
А.Нарышкин
―
Будешь свои эскизы в стол складывать.
Анна
―
Нет, ты можешь рисовать сколько угодно, показывать друзьям, они будут говорить, что красиво. Но театр – это огромное коллективное искусство. В том числе даже последнего слесаря, токаря надо организовать, объяснить им.Это я помню, я пришла девчонкой, мне повезло, я познакомилась с режиссером, мы совпали очень с ним в творческом плане. В 20 лет я – художник-постановщик. А НРЗБ уже такие, как правило, прожженные, лексика такая хорошая лексика… И: «Ой, вы знаете, вот тут надо поставить, туда, пожалуйста, а вас не затруднит вот это сделать вот так, а еще вот это вот так…». Сидят, смотрят на меня: «Чего она хочет?». И вот добиться, чтобы они меня воспринимали серьезно, на самом деле, мне было труднее всего.
На самом деле, я там жила в театре десять лет, дневала и ночевала, все делала. Поэтому попрекнуть меня… Иногда, знаете, бывает, художник-постановщик приходит, дал распоряжение и пошел себе гулять. То есть… А я всегда была в мастерских, всегда в процессе непосредственно изготовления, придумывания. Всегда сама все с ними двигала. То есть, как-то оно пришло уже, года за два-три они меня стали воспринимать как, наверное, начальника. Потому что художник-постановщик он – начальник, его правая рука – завпост, который вообще отвечает за всю постановку, заведующий постановочной частью.
А.Нарышкин
―
Как вы относитесь к кукольной, я не уверен, что это так называется, к кукольной анимации?
Анна
―
Прекрасно. А как к ней еще можно относиться?
А.Нарышкин
―
А вы бы могли работать на студии? То есть, там же тоже куклы.
Анна
―
Да. Но я в этом работать не могла.
А.Нарышкин
―
Почему? Вы же не пробовали. Или пробовали?
Анна
―
Нет, у меня друзья и знакомые снимают мультфильмы, стали профессиональными аниматорами, и во ВГИКе я в свое время поступала, пообщалась с анимацией, там тоже отделение анимации. У меня такой темперамент, что мне нужна конкретная движуха. А там… Там оно все очень аккуратно. Вот у меня прозвище Мухина среди друзей, потому что мне побольше, помонументальнее, поэкспрессивнее… Собственно, в куклы я пошла, потому что такую экспрессию, как куклы, не даст вам ни один артист живой.
А.Нарышкин
―
А в кукольной анимации там же по одному кадру, по одному движению…
Анна
―
Да. В свое время я общалась, есть одна студия, что называется НРЗБ, они сняли всего Шекспира в куклах, они даже получили принца Чарльза грант, все эти бури кукольные сняли… У них как раз ставятся эти куколки, это отдельное вообще искусство делать кукол для анимации, потому что у них, например, глазки. Вот как они смотрят, глазные яблочки, а в серединке дырочка. И чтобы куколка повернула глаза, берут булавочки и подвигают. То есть, там – работа на миллиметры. Это – не мое.
А.Нарышкин
―
То есть, вы человек неусидчивый просто?
Анна
―
Нет, не неусидчивый. Просто… А, может, и неусидчивый, действительно. Наверное.
А.Нарышкин
―
Что смотреть, куда идти, чтобы не разочароваться в театре кукол? Чтобы уверовать в то, что театр кукол – это тоже круто, а не только Ютуб и смартфоны, которые есть сейчас у детей?
Анна
―
Идите к Резо Габриадзе, я детей туда водила. Это – театр художника тоже, он – художник, он пришел к режиссуре… Это видно, что это – художественный режиссерский театр, это всегда видно. Не знаю, видели вы… Он сюда иногда приезжает. Сейчас вот Сталинградскую битву привозил. Сходите. Видно, что это поставлено художником, потому что там такой набор картинок, которые, знаете, вызывают ассоциативно какие-то правильные, нужные ему, как постановщику, у вас ассоциации. Обязательно сходите.Вот сходите, а потом напишите мне. Или хотя бы вспомните, вот, что театр кукол может удивительные эмоции у вас вызвать. И непонятно, как… Иногда в кино редко такие эмоции вызываются тоже, но там для этого другой инструментарий.
А.Нарышкин
―
Спасибо, Анна. Мы сегодня говорили про профессию художника-постановщика в театре кукол. Этот эфир вы можете переслушать или прочитать расшифровку на сайте echo.msk.ru. Также можете стать героем следующего выпуска, для этого пришлите заявку на электронную почту iznanka2019@gmail.com. На этом все, с вами был Алексей Нарышкин, хороших выходных.