Армен Джигарханян - Без дураков - 2008-10-15
СЕРГЕЙ КОРЗУН: Всем добрый вечер. С Вами генеральный продюсер радио "Бизнес ФМ" и ведущий программы "Без дураков" на "Эхе " Сергей Корзун и мой сегодняшний гость, которого Вы сразу узнаете по голосу, человек легенда, можно сказать, не просто культовый персонаж российской действительности, человек, о котором сложено множество баек, мы еще о них поговорим, и человек, на которого писали эпиграммы. Как, например, "Гораздо меньше не земле армян, чем фильмов, где сыграл…" Кто?
АРМЕН ДЖИГАРХАНЯН: Джигарханян.
С. КОРЗУН: Да. Да, Армен Борисович. Именно так и по голосу узнать нельзя. И сразу… А Вы, кстати, Валентину Гафту достойно ответили эпиграммой? Пишите эпиграммы, нет?
А. ДЖИГАРХАНЯН: Нет, нет.
С. КОРЗУН: Гафт – драфт что-нибудь срифмовать. Или Гафт – ты не прав. Нет?
А. ДЖИГАРХАНЯН: Нет, ни в коем случае. Наоборот, он таки прав. И это замечательно.
С. КОРЗУН: Так что не отвечаете. И со стихосложением…
А. ДЖИГАРХАНЯН: Нет, я очень прозаичный человек.
С. КОРЗУН: Кстати говоря, вопрос пришел из Америки, сейчас уже не буду искать. Вопрос: это правда, что вы рекордсмен по количеству фильмов, в которых Вы снимались. Там насчитывают более 300. Ну, некоторые от 200 до 300.
А. ДЖИГАРХАНЯН: Да, наверное. Думаю. Я отвечу на это очень примитивно. Если говорить о количестве. Да, со временем становится важно качество. Поэтому из этих 300 фильмов, которые я не отказываюсь, у меня нет чувства похмелья никогда. Я всегда отвечаю за все, что я сделал. У меня свои уже дела отдельно переживать это. Но вот эти 300 – это моя жизнь, и я через это прошел, я бы так оставил, ну я не знаю, 50 фильмов, которые мне я горжусь. И могу сказать, что я не случайный человек.
С. КОРЗУН: Это был вопрос от Марины из США. Нашел я этот вопрос. И еще вопрос сразу тогда, мы же без дураков, да?
А. ДЖИГАРХАНЯН: Да, да, да.
С. КОРЗУН: Александр пишет, житель России, 26. Секундочку, именно он: "Я видел, что подобный вопрос уже был, но все-таки. Зачем Вы, один из величайших актеров всех времен, снялись в этом убожестве "Самый лучший фильм"? Фильм не видел и смотреть не буду". Ну, приписка, в общем, о многом говорит.
А. ДЖИГАРХАНЯН: Да, хорошая, да. Я думаю так. Что мы когда затеваем дело, когда мы рожаем ребенка, только душевнобольные люди могут сказать так: мы сейчас будем рожать урода. Поэтому когда меня зовут, я всегда надеюсь, что мы наше новое знакомство, и мы полюбили друг друга. Я имею в виду партнеров, режиссеров и т.д., я всегда надеялся и продолжаю так думать, что мы должны сделать, как сказала Пиаф, не для всех, а для каждого. Вот если мы выйдем на это, то это будет хорошо.
С. КОРЗУН: Лучшие, самые плодовитые актеры в США, в Европе кое-где в других странах, имеют фантастические гонорары, они мультимиллионеры по совокупности своих картин. Без дураков, Вы много получаете за Ваши роли вот сейчас? Понятно, что в советские времена это был скорее…
А. ДЖИГАРХАНЯН: В советские времена, Вы знали, были ставки, назначенные Госкино и т.д. Я вроде в советские времена добрался до высшей ставки, если мне не изменит память, по-моему, у меня было 75 рублей съемочный день.
С. КОРЗУН: Это при том, что средняя зарплата там порядка 150, наверное, была. Минимальная 60. В месяц т.е.
А. ДЖИГАРХАНЯН: Да. Достаточно высокая была ставка. Сейчас появилась возможность торговаться. Ну, мне там определяют, мне говорят, что вот ниже не соглашайся, выше, сколько хотят. Иногда думаю, что как бы не прозевать что-то хорошее в смысле какой-то встречи, какого-то общения. А иногда думаю, что это ведь мой заработок. У меня другого нет заработка. Тем более, уже не говоря о том, что я не жалуюсь естественно, но я все меньше и меньше востребован.
С. КОРЗУН: У Вас есть свой импресарио?
А. ДЖИГАРХАНЯН: Нет, такого нет. И, думаю, что нет. Пока нет. У нас так же, как брачный контракт, это еще пока не для нас. Это хорошая вещь, к которой мы будем стремиться. Тоже импресарио. Было время такое, когда могу даже сказать, Лева Прыгунов вдруг затеял, он звонил мне, давай. И вдруг оказалось, что это хорошая вещь, потому что кто-то будет мною заниматься. Говорю Вам честно, думаю, что мы еще не готовы. У нас еще проблема - завидую, не завидую, этому больше платят, этому меньше, думаю, это нам будет мешать. Мы рано или поздно, мы, я имею в виду мое поколение, и боюсь, что еще одно поколение будет так, что мы будем уже забывать. Мы будем Сольери.
С. КОРЗУН: Армен Джигарханян – голос, который, как я уже говорил, спутать с другим невозможно. Был, кстати, один из вопросов по поводу байки и по поводу этого голоса. Вот нашел. Даниэл Чекасский, финансовый аналитик и баянист. Очень хорошо. Тоже пора переходить. Из США. Ну, у нас тоже, наверное, финансовые аналитики в баянисты подадутся скоро. "Уважаемый Армен Борисович, Вы человек легендарный, слышал о Вас следующее придание. Говорят, когда Вы переехали в Москву, у Вас был южный выговор, который мог помешать Вашей театральной карьере. Более того, читал, что Вы даже не поступили в театральное училище в Москве в институт из-за выговора…"
А. ДЖИГАРХАНЯН: Да, да.
С. КОРЗУН: Будто бы. "Говорят, - продолжает финансовый аналитик и баянист Даниил Чекасский, - что Вы каким-то неизведанным способом, уйдя от мира на несколько месяцев полностью избавились от своего акцента. Есть ли в этой байке хотя бы доля правды?"
А. ДЖИГАРХАНЯН: Байка, правда в том, что думаю, да, сказали, что у Вас акцент. Почему Вы… Я показывался в ГИТИС. И почему Вы, у Вас есть театральный институт в Ереване, почему Вы не поедете туда, да. Вот это так сказать, юридическая сторона этого разговора. Но я думаю, что я не был готов. Я не знал, что к чему. Я выучил какую-то одну басню. Я не был, мой организм, моя энергетика не была готова к этому. Потому что дальше я уже в жизни это понял, что каждая новая роль – это надо заново начинать жизнь. Надо вытаскивать из себя то, что ты до сих пор не пользовал.
С. КОРЗУН: Т.е. методики не было специальной, по которой избавлялись от акцента?
А. ДЖИГАРХАНЯН: Нет, такого не было. Я вернулся в Ереван. Поступил в театральный институт в Ереване. Счастлив, надеюсь, что я не обижу ГИТИС этим. Потому что я попал к человеку, который был моим учителем, до сих пор остается моим учителем, хотя его уже давно нет в живых.
С. КОРЗУН: Вы тогда в свое время приехали покорять Москву? В ГИТИС. Какое было самоощущение?
А. ДЖИГАРХАНЯН: Нет. Я… У меня какие-то были какие-то мои тайные пристрастия. Я Москву очень любил и люблю сейчас. Меняется эта любовь. Я очень любил калорийные булочки были такие знаменитые.
С. КОРЗУН: Классные, с изюмом. Или с орешками.
А. ДЖИГАРХАНЯН: Потрясающие. Вот я очень любил запах метро. Театр – я сходил с ума. Настолько любил, потому что видел какое-то совершено замечательное искусство, и меня это очень. И я хотел туда попасть. Но видно желания были мощные, сильные, но я не был готов. Я это знаю точно.
С. КОРЗУН: Вернулись расстроенным?
А. ДЖИГАРХАНЯН: Сильно расстроенным. И прошел год, потому что я опоздал, я даже год работал в Ереване на студии помощником оператора. Мне сказали, что это тоже творческая работа…
С. КОРЗУН: Т.е. таскали штативы, по сути. И камеры. Здоровые были в то время то.
А. ДЖИГАРХАНЯН: Там я научился, фотографировать не научился. Хотя мне говорили: учись, это кусок хлеба. И я вот ловко заряжал камеру, там были такие достаточно старинные камеры. А так поэтому я всегда вот я Вам приведу пример. Я вырос частично у меня бабушка работала в институте гинекологии, акушерства и гинекологии. А дома у меня никого не было, я оттуда приходил там заниматься, учиться, ну, чтоб не сидеть на улице, или моя мама работала в совете министров Армении. Или я туда приходил. Значит, вот это, или я должен был быть врачом, или должен был…
С. КОРЗУН: Министром.
А. ДЖИГАРХАНЯН: Как минимум. Но видите, меня не туда, не туда не потянуло. Я почему-то вот так упорно хотел быть актером. Вот что-то там меня манило очень. Я до сих пор не очень понимаю это. Потому что думаю, что это все-таки скажу грубо, что это зуд. Такой зуд. Не понятно почему.
С. КОРЗУН: Армен Джигарханян. Стали актером, ну, не просто актером, а выдающимся актером. А мы решили задать вопрос о том, чем же особенен, как актер Армен Джигарханн Вашим коллегам. И два мнения практически сразу. Александр Калягин сначала.
АЛЕКСАНДР КАЛЯГИН: Армен – он наимудрейший актер, Вы знаете, актеру вообще не присущ особый блеск ума, но он наимудрейший актер. А дальше не свойственное мужскому слогу – прелестный человек. Контактный, коммуникабельный, во всех отношениях, доброжелательный, очень принципиальный в мужских отношениях, в дружбе. Поэтому я счастлив, что еще в актерской братии существует такая мудрость. Но Вы знаете, это такая редкость – увидеть мудрого актера. Знает жизнь, знает, понимает юмор в жизни, иронию жизни, абстрактность жизни. Увидеть сложно себя в зазеркалье, Вот Армен умеет и это.
С. КОРЗУН: Это был Александр Калягин.
А. ДЖИГАРХАНЯН: Замечательно, спасибо.
С. КОРЗУН: От Сократа что ли идет? От Вашей одной из самых известных ролей в театре?
А. ДЖИГАРХАНЯН: Я думаю, что помните, хорошо, это меня не касается, хорошо говорит Лука. Ты, говорит, дедушка, очень мягкий. Лука говорит: мяли много от того и мягкий. Меня не мяли. Меня не мяли. Но я видел, я видел людей, вижу людей, и пытаюсь не руководствоваться иллюзией. Хотя да над вымыслом тоже иногда слезами обливаюсь. Но, наверное, в этом и может быть трудность работы в театре. Трудно. Потому что театр самый близкий организм к природе. А там, Вы знаете, есть жесточайшие законы, и их надо соблюдать. Нельзя закрывать глаза.
С. КОРЗУН: И второе мнение, которое я обещал, это мнение Владимира Меньшова, который начинает, в общем, с того же самого практически.
ВЛАДИМИР МЕНЬШОВ: Мне кажется, он производит впечатление мудреца, но в глубине это не совсем правильное впечатление, потому что он чрезвычайно хулиганистый и такой мальчишеский у него какой-то посыл внутренний сохраняется до сих пор. Он очень живо реагирует на хороший анекдот, даже с грубоватостью какой-то. При том, что, в общем-то, по его поведению, и обращению с миром, он действительно мудрый человек. И он много знает про эту жизнь, не слишком обольщается в отношении жизни. Он знает, как она жестока, несправедлива, дурна и т.д.
С. КОРЗУН: Владимир Меньшов.
А. ДЖИГАРХАНЯН: Да, мне дороги эти два человека. И Меньшов, и Калягин, я очень их люблю и благодарен за эти хорошие слова. Мне дальше жить хочется.
С. КОРЗУН: Две реплики. Первая по поводу Вашей реакции. Вот люди, которым как бы предъявляешь звуковой документ, мнение о нем обычно они начинают напрягаться. Идет мучительная внутренняя работа. Что такое про меня могут сказать. Вы с самого начала были расслабленным. Вот улыбка, как была такая, Вы так это и воспринимали. Вы на самом деле не боитесь там никаких разговоров. Мнений о Вас?
А. ДЖИГАРХАНЯН: Не просто не боюсь, люблю. Я когда находятся люди, которые хотят там обо мне фильм снять, или что-то рассказать, я всегда им говорю: спровоцируйте тех, которые не воспринимают. Это не потому, что я так хочу немного грязи вокруг себя, нет. Я это всегда очень. Тем более, если ты имеешь дело с умным человеком. И в этой, и вот я сейчас слушал и Володю, и Александра. Там они хорошие слова говорили, там интонация хорошая, они говорят это без умилительности. Что для меня самое дорогое.
С. КОРЗУН: А вообще… Ну, среда актерская, режиссерская достаточно сложная по взаимоотношениям.
А. ДЖИГАРХАНЯН: Абсолютно.
С. КОРЗУН: Вот Вы можете их назвать друзьями, или у Вас есть друзья вот в этой среде?
А. ДЖИГАРХАНЯН: Я могу так сказать. Я в данном случае этих двух, а есть еще, не очень много, я их очень люблю. Скажу еще проще. Я в них очень нуждаюсь. Вот это для меня важно. Друзья, не знаю, я, например, не знаю, что такое друзья.
С. КОРЗУН: Т.е. вообще откровенно не знаете при всей Вашей мудрости.
А. ДЖИГАРХАНЯН: Не знаю, нет.
С. КОРЗУН: Ни из ереванского прошлого, ни из московского настоящего, или американского.
А. ДЖИГАРХАНЯН: Все есть. Есть вещи, которые я хочу забыть. Я приехал в Ереван вот сейчас и вдруг встречал людей, которых я не узнавал. Я действительно не узнавал. Это были деформированные люди. Потому что много лет прошло, 42 года я живу в Москве. И потом мне 73 года. Значит тех, которые меня окружают, они такого же возраста, и жизнь, Вы знаете, никого не щадит. Поэтому это для меня очень сложная ситуация. Я ехал на гастроли в Ереван со страхом. И об этом сказал со сцены. Что я боюсь, потому что вдруг мое время прошло. Вдруг, это самое страшное такая, мол, спасибо, все, давайте заканчивать, лишь бы не умер на сцене. Вот чтобы этого не было.
С. КОРЗУН: Вы сказали очень важную и очень страшную, на мой взгляд, вещь о друзьях. Т.е. Вы сказали, что у Вас друзей, Вы не знаете что такое друзья. А с кем Вы советуетесь в моменты когда вам тяжело там, или переезд, мебель надо перенести, в конце концов. Я понимаю, что вызываете грузчиков и все, не вопрос.
А. ДЖИГАРХАНЯН: Конечно, сам с собой. Конечно, я главное я. Я отвечаю за все после слова я.
С. КОРЗУН: Это всегда так было?
А. ДЖИГАРХАНЯН: Нет. Естественно, я собирался с годами, потому что что-то я терял, я, например, не понимаю, когда говорят, вот это вот не понимают меня. Такого нет для меня вопроса. Нет вопроса. Значит, надо, чтобы поняли, надо, чтобы не поняли. Значит, это и есть наши взаимоотношения. Это и есть, у нас же есть на людей, друг на друга аллергия. Вот она и существует.
С. КОРЗУН: Ну, есть и симпатия.
А. ДЖИГАРХАНЯН: Симпатия – тоже это не очень проявляется моментально. Вот в чем эта сложность. Это мои проблемы. Мои. И я с ними должен ночью лежать на подушке, не спать и решать для себя все это.
С. КОРЗУН: Армен Джигарханян, гость программы "Без дураков" на радио "Эхо Москвы". Мы вернемся к этой беседе, к Вашим вопросам, и к нашим вопросам буквально через 2 минуты, сразу после выпуска новостей.
НОВОСТИ
С. КОРЗУН: И я напомню, что мой сегодняшний гость Армен Джигарханян. Армен Борисович, ну, после новостей, может быть, о политике два слова. Я так по-простому, не по эховски сформулирую вопрос. Вот Россия со многими соседями разругалась. Причем на таком уроне, на государственном. Можно сказать. С Прибалтикой, с Украиной во многом, с Грузией – вообще дошло до вооруженного конфликта прямого. С Арменией почему нет? Глупый, дурацкий вопрос. Что такого особого в армянах или в руководстве Армении?
А. ДЖИГАРХАНЯН: Слава Богу.
С. КОРЗУН: Слава Богу, конечно, это вообще не вопрос.
А. ДЖИГАРХАНЯН: Я думаю, это, наверное, и России, и соседям трудно, потому что перешли на какой-то новый способ общения. Я, как актер, знаю, что такое менять партнеров. Это трудно. К этому должно быть время, чтобы к этому приспособиться. И поэтому тяжелое время, естественно. Я не вдаюсь, мне единственное жалко, что мы что-то еще теряем. Вот мы сегодня говорили, я рассказал, у нас такой проект намечался. Еще идет, там знаете, как сейчас трудно с кинематографом. И там одним из главных персонажей должен был быть Кахи Кавсадзе, замечательный грузинский актер и человек. И вдруг на секунду представить, что вдруг этот проект получается, и мы не можем вызволить Кахи в Москву, чтобы сниматься, потому что там говорят, какие-то нужны, более того, чтобы не дай Бог, ни одна из сторон не рассмотрела это, как предательство.
С. КОРЗУН: Т.е. это моральные какие-то принципы, или это виза нужна, а некому ее поставить.
А. ДЖИГАРХАНЯН: Ну, виза нужна. Потом видите, там Кикабидзе отказался от ордена. Думаю, это нежелание сердца, души. Там какие-то, я всегда вспоминаю…
С. КОРЗУН: Ну, себя трудно, наверное, поставить на место, хотя можно, наверное, да, Вахтанга Кикабидзе или Нани Брегвадзе.
А. ДЖИГАРХАНЯН: Да, трудно. Потому что я вот скажу Вам. Я Киев обожаю, люблю. Мы каждый год 20-25 лет каждый год летом ездили в Киев. Это была Киев, Санкт-Петербург. И сейчас удлинилась дорога. Мы вместо 12 часов едем 15 часов. Несколько таможних проездов. Потом могут не пустить, это не украшает нашу жизнь, не украшает.
С. КОРЗУН: Вы человек имперский? Ну, в смысле, вот была советская империя, космополитичная во многом, где-то национальная. Как Вы ощутили вот этот распад Советского Союза?
А. ДЖИГАРХАНЯН: Я должен быть честным. Я ничего не испытал. Ничего. Ни плохого, ни хорошего. Если я говорю о тех частностях, которые там таможни прибавилось, в Прибалтику нельзя ездить. Мы сейчас были год тому назад, мы были в Вильнюсе на гастролях. Мы, я имею в виду наш театр. Я могу Вам сказать, это любой человек поймет, о чем я говорю. Самого большого успеха в Вильнюсе пользовался спектакль "Три сестры". Наша администрация говорила, что было поставлено 62 дополнительных стула. Вот это показатель.
С. КОРЗУН: А могли бы жить в маленькой стране? В Литве той же? В Армении? Кстати.
А. ДЖИГАРХАНЯН: Да, да, я…
С. КОРЗУН: Т.е. Вам не важно, большое государство за Вашей спиной стоит? Там самое большое по-прежнему по территории или маленькое.
А. ДЖИГАРХАНЯН: Я должен быть в своем времени и со своими людьми. Чтобы языком жестов, языком этого народа я мог бы говорить. Вот Вы сказали, что я живу в Америке, я не живу, к сожалению, в Америке, или, к счастью, я не знаю.
С. КОРЗУН: Но Вы бываете там часто.
А. ДЖИГАРХАНЯН: Бываю. Я каждое лето еду туда отдыхать. И это еще Довлатов заметил, что Америка – страна, где себя никогда не чувствуешь чужим. Вот у меня языка нет английского, мне там комфортно. Погода близкая к моему Еревану. Понимаете. Потом улыбчивые люди. Они извиняются, что я не знаю английского языка. Совсем они не знают, что я актер. Абсолютно. Просто сорри говорят, что, к сожалению, я не знаю, и так далее. И убежденно говорю Вам, это нужно людям. И это замечательно. А простите это грубое слово – баламутить, создавать какую-то ненависть среди людей – это совсем. Кто-то хорошо сказал, что имея в виду сцену, сказал, что ни один человек в жизни не хочет умереть. Это на сцене хотят умереть, а в жизни человек хочет жить. Жить. А это любить, хотеть, двигаться друг другу на встречу. Значит, все это выдуманные какие-то истории. Выдуманные.
С. КОРЗУН: Армен Джигарханян в программе "Без дураков" на "Эхе Москвы". Вернемся к нашим экспертам. И не случайно на национальную тему как-то заговорил. Вот Вы, как армянин, с азербайджанцами нормально?
А. ДЖИГАРХАНЯН: Замечательно.
С. КОРЗУН: Ну, вот один из московских, правда, азербайджанцев…
А. ДЖИГАРХАНЯН: Я Вам скажу такую вещь. Нет азербайджанцев вообще. Нет армян вообще. Есть каждый конкретный человек.
С. КОРЗУН: Кстати говоря, Ваша семья из Тифлисских армян, как писали.
А. ДЖИГАРХАНЯН: Да. Тбилисских. Моя мама.
С. КОРЗУН: Мама оттуда из Тбилиси.
А. ДЖИГАРХАНЯН: Савлабара.
С. КОРЗУН: А вот Юлий Гусман, бакинец.
ЮЛИЙ ГУСМАН: Армен Борисович Джигарханян. Думаю, что Вы обойдете всю нашу страну, облазите от Кушки до Владивостока все наше снговье, Вы не найдете такого человек, кто скажет, что он не любит актера Армена Джигарханяна. Его улыбку, его душу, его сердце, его талант. Жалко, что нет возможности налить сейчас хорошего вина и выпить за здоровье любимого актера, огромного я желаю здоровья, счастья, он должен знать, что его любят, его обожают, его ценят. Все его роли в кино замечательные. Потому что даже в том фильме, которые мне не очень нравится "Самый лучший фильм", он все равно играет хорошо. Потому что играет сердцем.
А. ДЖИГАРХАНЯН: Спасибо.
С. КОРЗУН: Юлий Гусман. За что я люблю Гусмана, за такую восточную витиеватость. Но с таким с очень острым умом таким. А Вы тамадой выступаете, нет?
А. ДЖИГАРХАНЯН: Нет. Так должна быть ситуация очень кому-то, тост ведь очень хорошая вещь. Знаете, тост имеет несколько важных моментов. Во-первых, например, на Кавказе вовремя тоста другие не пьют. И если у нас хороший тамада, то мы гарантированы, что за столом пьяных не будет.
С. КОРЗУН: Т.е. такие длинные тосты.
А. ДЖИГАРХАНЯН: Длинные тосты, они слушают, переживают и т.д. Второе, что можно не стыдиться говорить в лицо то, что думаешь. Юмора, любви, и т.д. Поэтому тост хорошая вещь. Бывает, когда хочется вот по этим признакам хочется что-то сказать. Потому что опять повторяю, не жалуюсь, но повторяю, что мне 73 года, уже потери всякие в моей жизни. Уже становятся почти роковыми. Что я знаю, что, я всегда это говорил и буду это говорить, что моей мамы больше не будет, что моего Фила, это мой кот, что больше его не будет. И поэтому…
С. КОРЗУН: И дочки…
А. ДЖИГАРХАНЯН: И дочки моей не будет. Людей, которые они являются моей частью, куском моего тела. Поэтому я знаю, что это уже не будет никогда.
С. КОРЗУН: Это о потерях. А о приобретениях? Что приобрели в жизни?
А. ДЖИГАРХАНЯН: Приобретения – сейчас я это надо, чтобы я этим занимался. Я должен придумать это. Вот я сейчас сработаю в театре, с актерами, и для меня это счастье. Потому что я, они меня многого не понимают, я их во многих вопросах не понимаю. Но все равно общение с ними мне интересно. Иногда я могу не спать ночь, и думать, как найти к ним, как их уговорить на это. Понимаете. А это вещь трудная.
С. КОРЗУН: В каком-то интервью Вы признавались, что стали отчасти нетерпимым в работе с актером. Все труднее убеждать, все больше непонимания того, почему они не понимают то, что Вы хотите сказать и то, что нужно сыграть. Как боретесь с этим? Или не боретесь. Что есть то, есть. Что выросло, то выросло.
А. ДЖИГАРХАНЯН: Все, все, все, унижаюсь, хочу им понравиться. Анекдот рассказываю, чтобы расслабить их. Потому что все равно я говорил, и им говорю, и сейчас говорю, что мы все равно, я имею в виду искусство, я имею в виду театр, все равно мы занимаемся любовью. Мы должны уговорить друг друга в этом вопросе. Иногда за счет того, чтобы стать чуть ниже, чтобы вот я как-то читал красивое, но хорошее изречение, что такое учитель. Это человек, способный опустить до невежества ученика и вместе с ним подняться к высотам знаний. Красиво. Но мне очень нравится.
С. КОРЗУН: Вы говорите "занимаемся любовью" в смысле не насилуем друг друга, это не акт изнасилования, это не может быть. Это только по согласию.
А. ДЖИГАРХАНЯН: Нет, любовь не может быть насилия. Это насилие. За насилие судить надо. А в искусстве нельзя насиловать. Нельзя.
С. КОРЗУН: Ну, Вы можете сказать, что ты дурак, ничего не понимаешь, и иди отсюда.
А. ДЖИГАРХАНЯН: Нет. Я должен, тогда я должен этого актера взять за плечи и сказать, что мы видно у нас группа крови разная. Или давай решим, чтобы у нас не было потом и т.д. Но все равно, я должен разобраться в этом. Искать в ком-то, я много раз потому, что говорил об этом. Что нет ничего страшнее коллективного творчества. Творчество очень интимная вещь, очень индивидуальная. А здесь приходят люди, возрастное у нас, просто какой-то даже не знаю с чем сравнить, какая у нас пропасть какая. Потом разные они трудно живущие люди. В них разбудить доброту очень трудно. Потому что разозлить можно, впрыснуть ненависть можно, готовность есть. А вот любовь очень трудно. Очень трудно. По-настоящему, не делать вид. А именно вот это раскрыть, понимаете.
С. КОРЗУН: Костяком Вашего театра был же Ваш курс, которые Вы вели. Это, собственно, Ваши студенты. Насколько сменился состав за это время?
А. ДЖИГАРХАНЯН: Там никто не остался с курса. Никто. В свое время я был у Гончарова, работал много лет с ним. И как-то пришел, рассказал ему насчет вот желания, мне жалко было, что они уйдут куда-то на улицу. И тогда Гончаров мне сказал фразу, я не обратил на это внимание. Он сказал: из одного курса театр не получается. Я до сих пор даже не знаю, какое лекарство применить, чтобы получилось. Там ну очень так я не рискну сейчас сказать, почему. Но там есть какая-то видно, когда они учатся 4 года вместе, видно они очень много знают друг про друга. А тогда главное, что движет актером – тщеславие, сказать, что я лучший артист, чем Вы все, может быть, у них не хватает энергии для этого, не знаю.
С. КОРЗУН: Но в актерской профессии остались большинство из них или нет, или ушли в другие области?
А. ДЖИГАРХАНЯН: Нет, остались. Да. Остались. Многие остались, даже работают в театрах. Даже время от времени вдруг, когда мне особенно грустно, я думаю, может, вернуть их, может быть нарушить это вот в одну реку нельзя дважды войти. Даже откровенно Вам скажу, я несколько разочарований испытал в связи с этим. Когда оказалось, что мы отдалились, мы не приблизились. Мы отдалились.
С. КОРЗУН: Еще вопрос, пришедший на интернет. Это от Александра Васильевича Спивака, математика из Москвы: "В театре Вашем есть спектакли для маленьких 4-6 лет детей?"
А. ДЖИГАРХАНЯН: Обязательно. Я настоятельно приглашаю Вас. У нас 2 спектакля. Называются "Сказки ученого кота" это по Пушкину. Это история Балды и его хозяина. Это очень хороший спектакль. Но еще больше, лучше для меня спектакль, это "Необычные приключения Красной Шапочки". Это не буду открывать Вам секреты, но очень добрый. Я об этом рассказывал. Могу буквально двумя словами рассказать, что я вышел, шел спектакль детский "Красная Шапочка", и я увидел, что ребенок плачет. И мама там. И я говорю, а что такое, может там что? А мама говорит, что он испугался волка. И для меня это было такое, значит, мы что-то неправильно делаем, если ребенок боится.
С. КОРЗУН: Ребенок не должен бояться?
А. ДЖИГАРХАНЯН: Нет, ни в коем случае.
С. КОРЗУН: Но ведь смотрите, старые фольклорные сказки уже обработанные, наверное, в 20 веке после 50-х годов, они же изначально такие страшные. Такие там Баба Яга костяная нога, которая там деток поедает. Раньше на этом воспитывались, или время прошло, цивилизация меняется?
А. ДЖИГАРХАНЯН: Думаю, что эти костяные ноги. Думаю, что много плохого сделали в нашей жизни. Я так думаю. Потому что все равно я убежден, что свет в конце тоннеля, он должен быть. Настоящий должен быть свет, а не подстава. И костяная, шмастяная, я не люблю это. Не люблю. Потому что это чего мы добиваемся? Чего мы добиваемся?
С. КОРЗУН: Учим жизни.
А. ДЖИГАРХАНЯН: Нет. Жизни можно учить только любовью. Только любовью. Только зная, какая хорошая вещь жизнь. Только этим.
С. КОРЗУН: Армен Джигарханян. И мнение Алексея Митрофанова, единственного человека, который напрямую к искусству отношения не имеет из наших сегодняшних экспертов.
АЛЕКСЕЙ МИТРОФАНОВ: Армен Джигарханян – один из главных актеров советской эпохи для меня, был приметой этой эпохи. Просто трудно было себе представить советское кино и телевидение без Армена Джигарханяна. Лично мне он, как ни странно, запомнился в одной картине, которую, может быть, он рассматривает как не самую главную в своей жизни. Мне запомнилось, как он армянский дедушка, приехавший в гости, жарил шашлыки на балконе. Очень такая милая интонация этой картины запомнилась сильно. Мне тогда было совсем немного лет, и конечно, это дико врезалось в память. Ну, и равно, как и многие другие роли, которые легко назовут все.
С. КОРЗУН: Алексей Митрофанов.
А. ДЖИГАРХАНЯН: Да, спасибо.
С. КОРЗУН: Все роли помните? Эту точно помните роль?
А. ДЖИГАРХАНЯН: Я ее очень люблю. Очень. "Когда наступает сентябрь" так называется, очень люблю. Картина Эдмонда Кеосаяна. И думаю, что я вот я Вам в начале говорил, что есть несколько картин, которыми я горжусь. Одна из таких картин – вот "Когда наступает сентябрь".
С. КОРЗУН: А в жизни шашлыки жарите?
А. ДЖИГАРХАНЯН: До сих пор не умею. Кеосаян очень упорно меня учил именно для съемок. Но я все время этим шампуром не туда вставлял. Особенно мне не удавались помидоры. Мясо еще более или менее. А вот помидоры я все мимо ударял и т.д. и т.д. Это очень хороший фильм. Думаю, опять вот о чем мы с Вами говорим, что да, мы не должны обманывать людей, детей. Я видел одну, я даже не знаю, это реклама, или где это, потрясающая для меня. Потрясающая. Там дети дауны, у них соревнования, и они бегут, бегут на какое-то расстояние. И когда они бегут, бегут, бегут, вдруг один из этих ребят падает. И тогда они останавливаются, повернулись к этому ребенку, который их друг, даун, они подходят к нему, поднимают его, обнимаются вместе, и вместе бегут к финишу. Вот я думаю, что это та суровая правда о любви. Потому что, не дай Бог, чтобы мы не окрасили это соплями.
С. КОРЗУН: Армен Джигарханян. Армен Борисович, вопрос Сергея Тимофеева, пенсионера из Санкт-Петербурга: "Скажите, гениальный актер ощущает свою гениальность? Если да, то как?" А вот интересно, что ответите.
А. ДЖИГАРХАНЯН: Я Вам скажу. Если артист выйдет с чувством, что он гениален, то он провалит все, что должен был сказать. Наоборот, я выхожу на сцену. Вот когда я выхожу на сцену, вот когда я выходил, чтобы Вас уговорить в свою веру. И я супер напряжение мое состоит в этом. Если я говорю Вам без кокетства, если я выйду на сцену, зная, что вот зал сейчас ляжет, все, лучше не выходить.
С. КОРЗУН: А после спектакля: ай да Пушкин, ай да сукин сын.
А. ДЖИГАРХАНЯН: Замечательно. Но это разные вещи. Потом мы выйдем, посидим, букеты. Я посмотрю, что там было 50 роз. И дорого стоит. Но в ту минуту, когда я выхожу для того, чтобы рассказать про любовь, я должен рассказать про любовь, а не какой я гениальный.
С. КОРЗУН: Насколько Вы перевоплощаетесь? Или все равно остаетесь самим собой?
А. ДЖИГАРХАНЯН: Да, конечно. Самим собой. Конечно, это я. Это трудно, я не объясню Вам, что такое. Это как говорил великий Папазян. Он говорил, что это я в роли Отелло. Вот это соединение очень важно. У Станиславского эта фраза: я в предлагаемых обстоятельствах. Но я, не какой-то другой человек. Я в предлагаемых обстоятельствах. Вот это интересно.
С. КОРЗУН: Даже удивительно, насколько такой эгоцентричный человек, как Вы, актерство, вообще, дело такое достаточно эгоцентристское, наверное, да, смогли прожить, сколько, 42 года, с женой вместе…
А. ДЖИГАРХАНЯН: С женой 42 года, да.
С. КОРЗУН: Но Вы собственно расписались уже в Москве. Это такая история довольно известная.
А. ДЖИГАРХАНЯН: Да. В Москве мы поженились. И я думаю, что…
С. КОРЗУН: Как жена Вас терпит, спрашивали ее?
А. ДЖИГАРХАНЯН: Думаю, что она что-то решила. Какое-то приняла решение. Потому что это очень трудно, если бы она была актрисой тоже, может быть, это еще труднее, но во всяком случае, я отдаю должное ее терпению. Боюсь сказать мудрости. У меня ощущение, что она что-то решила про себя. Может, она что-то плачет ночами одна, может быть, она не верит мне. Но я проявлений не встречаю таких, мне с ней удобно жить. У меня нет, чтобы ой скорее бы убежать. Этого нет. Я люблю свой дом очень. Я люблю вот эту тишину своего дома. И у меня никого нет больше. Вот Фил был мой, его не стало.
С. КОРЗУН: После Фила никого не заводите?
А. ДЖИГАРХАНЯН: Нет, нет.
С. КОРЗУН: Даже рыбок? Они молчаливо же, так скрашивают чего-то.
А. ДЖИГАРХАНЯН: Нет, я все равно должен выдумать своего короля Лира. Он будет мой только. Мой. Я пока условно назвал короля Лира, потому что очень боюсь этого человека.
С. КОРЗУН: Чего хотите сделать в ближайшее время? Есть ли ощущение, что чего-то не успели. Или чего-то надо срочно куда-то успеть?
А. ДЖИГАРХАНЯН: Очень хочу, боюсь, волнуюсь, не знаю. Очень хочу вернуться к Чехову. Очень хочу, даже суеверие есть у меня, но все равно скажу Вам "Дядю Ваню". Вот эту историю детей даунов, почему-то у меня ассоциирует с Чеховым и именно с "Дядей Ваней". Какой-то там есть, я вообще дерзко скажу, не имею, может быть, права. Но у меня ощущение, что русский театр, пока 5-10% не могу сказать процентов, но пока плохо читают Чехова. Мы плохо читаем. Мы пока той информации, которой 100 с лишним лет тому назад, пришло из великого художественного театра, но прошло 100 с лишним лет, 100 с лишним лет…
С. КОРЗУН: Его по-прежнему надо читать, Чехова?
А. ДЖИГАРХАНЯН: Заново читать. Заново читать. Покопаться туда. Потому что в 900м году, где появился Чехов-драматург, появился Фрейд. И Европа, мир не приняли Фрейда Так и думаю и Чехова. Не приняли. Придумали другую эстетику. Чехов другой.
С. КОРЗУН: Армен Джигарханян. Очень быстро пролетело время. Спасибо огромное, Армен Борисович, за то, что пришли…
А. ДЖИГАРХАНЯН: Спасибо Вам.
С. КОРЗУН: На этот эфир и ответили на самые разные вопросы, которые нас интересовали.
А. ДЖИГАРХАНЯН: Спасибо.
С. КОРЗУН: Здоровья Вам и удачи. Всего доброго.
А. ДЖИГАРХАНЯН: Мне было хорошо с Вами.