Сергей Волков - Без дураков - 2015-04-11
11.04.2015
С.Корзун
―
Всех приветствую! Сергей Корзун – это я. Сегодня в гостях у меня – вспомним, какой день завтра: в том числе, 12 апреля, я вас поздравляю с этим праздником – Сергей Волков.
С.Корзун
―
Здравствуйте!
С.Волков
―
Здравствуйте!
С.Корзун
―
Не первый Волков в космической отрасли России, однофамильцы есть. Сразу напомню для тех, кто в танке и не помнит, что, во-первых, первый член космической династии, можно сказать. Это, по-моему, единственный вообще случай в истории космонавтики не только у нас в России?
С.Волков
―
Нет, не совсем так. Есть еще Роман Романенко, сын Юрия Викторовича Романенко. Он тоже со мной вместе в одной группе и полетел буквально полгода после того, как я полетел.
С.Корзун – А
―
а! Ну, значит, первый. Не единственный, но первый создатель династии. Космонавт по российским меркам 101-й номер, 475-й в мировой табели о рангах.
С.Волков
―
Там сложней запомнить.
С.Корзун
―
Это я подсматривают, читаю… Герой России, да, совершенно верно. Настоящий полковник, но в отставке уже.
С.Волков
―
В запасе.
С.Корзун
―
В запасе это называется. Но погоны носите, вообще, на службе, нет?
С.Волков
―
С ношением формы одежды… Пока еще до пенсионного возраста реального далеко, поэтому считается, в запасе. Отставка – когда уже не призовут никогда.
С.Корзун
―
А вам, собственно…
С.Волков
―
42.
С.Корзун
―
42, в апреле родились, кстати, 1 апреля, так что недавно исполнилось 42. То есть молодой полковник в запасе, но с военной пенсией уже, можно сказать, что пенсионер отчасти.
С.Волков
―
Можно сказать, и пенсионер.
С.Корзун
―
Где-то писали, что вы в 15-м году должны были полететь, но последний полет, насколько я понимаю, дублером были?
С.Волков
―
Программа построена таким образом, что бы сначала дублируешь, и потом через полгода уже твой старт. Поэтому пока 15 год у нас же только начался, поэтому я сейчас как раз отдублировал в марте месяце. Стартовал экипаж: Геннадий Падалко, Михаил Корниенко и Скотт Келли. Я был дублером как раз Михаила Корниенко. И вот с понедельника приступаю уже готовиться к своему полету в качестве командира корабля, который, я надеюсь, состоится в сентябре этого года.
С.Корзун
―
Сразу интересный вопрос: Как назначают дублером, и в полной готовности, вообще, дублер, или это за неделю, за две можно уже расслабиться?
С.Волков
―
Расслабляться, наверное, нельзя до того момента, пока ракета не ушла со старта, потому что в жизни всякое бывает, и дублер готовится, так скажем, по программе корабля, станции – это 100%, по большинству экспериментов мы тоже готовы. Но, когда уже идут какие-нибудь специализированные эксперименты медикобиологические, то есть медицинские эксперименты, то, конечно, с нас фонов собирают значительно меньше, чем с ребят, которые в основном экипаже. А так полная готовность. Весь инвентарь - я имею в виду ложемент и скафандр – вывозятся на Байконур, все лежит там. И примерку корабля проходим точно так же, как и рабочий экипаж.
С.Корзун
―
Рабочий день на орбите многие себе представляют и даже лучше, наверное, чем рабочий день по подготовке. Вот сейчас только из одной подготовки вышли, в другую вошли, и, вообще, их было много в вашей биографии. Как строится рабочая неделя, скажем, когда вы находитесь в курсе подготовки: учеба, спортивные занятия, выходные – суббота, воскресенье?
С.Волков
―
Тут, конечно, зависит от того, к какому ты полету уже готовишься. Конечно, когда к первому полету, то там несколько больше теоретических занятий, когда ты уже идешь во второй или третий полет, потому что система построена, таким образом, что не дают засидеться. Прилетел – полгода на привыкание к земной жизни, и если все нормально, если медицина дает добро, и обстоятельства складываются хорошо, то можно рассчитывать, что тебя назначат в очередной экипаж. Ты все помнишь, потому что ты только что практически прилетел – еще звездная пыль кое-где остается. И дальше ты приступаешь, и уже, конечно, вспоминаешь, что уже пройдено; что-то ты прекрасно закрепил, работая на борту, иногда даже знаешь больше, чем уже инструктора, потому что ты работал на практике с изделием. И основная роль отводится, конечно же, подготовке к экспериментам, потому что даже, несмотря на то, что многие эксперименты идут насколько лет подряд, все равно добавляется новый материал, новые знания, и поэтому на это время уделяется. А так нормальная рабочая неделя…
С.Корзун
―
С 8 до 6?
С.ВОЛКОВ: Прилетел – полгода на привыкание к земной жизни, и если все нормально, то тебя назначат в очередной экипаж
С.Волков
―
С 9 до 6 и потом самоподготовка.
С.Корзун
―
Еще! Себе-то удается время уделять, потому что история известная, собственно, и с вашим отцом, и вы сами жаловались на то, что с сыновьями хорошо, если раз в неделю удастся пообщаться?
С.Волков
―
Стараюсь, по крайней мере, выходные, хотя видите, вот сегодня суббота, а я с вами. Выходные, конечно, стараюсь проводить в семье. И, если получается, вечерами, конечно, тоже. И пока у нас в России, наверное, работа на первом месте.
С.Корзун
―
Звездную пыль упомянули – жена, наверное, пылесосом вычищает, типа «Тайфун»?
С.Волков
―
Ну да.
С.Корзун
―
А запах космоса – разобрались или третий раз собираетесь? Нашел в одном из ваших интервью о том, что, когда возвращаешься после выхода в открытый космос, то некоторое время стоит этот запах, причем не зависит от отсека.
С.Волков
―
Да, он недолго присутствует. Буквально, может быть, после того, как открыли люки в станцию, полтора часа максимум какой-то след остается. Не знаю, но пахнет необычно. Не сказать, что неприятно, но и не противно, ты его воспринимаешь, и он такой… загадочный, наверное.
С.Корзун
―
Но, может эффект радиации космической, жестких лучей? Тут, кстати, один из вопросов: «Какую дозу получили?» «Какой степени космического облучения, - спрашивает Бастер-77, - подвергли свой организм?» Насколько серьезная, вообще, проблема?
С.Волков
―
Эта проблема достаточно серьезная. И по количеству аппаратуры, которая меряет радиацию на борту, если не брать систему обеспечения, какие-то другие жизненно важные приборы, то у нас количество датчиков как внутри станции в разных местах, так и снаружи… и обязательно дозиметр с собой мы носим. Но дозиметр запакован в пластиковый чехол, с него снимают данные – говорят, что все хорошо.
С.Корзун
―
То есть вы не можете сами?
С.Волков
―
Знаете, сами мы не можем посмотреть, причем опять же измерения радиации, оно в разных идет…, есть в радах в зивертах и так далее, поэтому это достаточно сложно, поэтому одни датчики в одном снимают, другие – в другом. И если смотреть на те цифры, которые мы проверяем, записываем и на землю сдаем, то там совершенно какие-то нереальные цифры: «е» в степени 2-й, 3-й - ну это, конечно, микродоза. Если серьезно, то примерно внутри станции мы получаем двойную дозу, тройную от той, которую получает человек, находясь на Земле. Хотя прежде, в каком месте отсека даже находится – это тоже играет роль. Ну а во время выхода - двойную по сравнению с тем, когда находишься внутри станции.
С.Корзун
―
Поэтому и ограничивается помимо всего прочего время выхода?
С.Волков
―
Время выхода ограничивается на самом деле работоспособностью скафандра. У нас есть такой параметр… или так скажем: литиевый поглотитель, который поглощает СО2, то есть углекислый газ. И, собственно, этот литиевый поглотитель, он может работать в течение 6 часов. Сейчас новая модификация вышла, которая позволяет уже и российским космонавтам работать до 8 часов в открытом космосе. И, собственно, только это ограничение было. Потому что по запасам кислорода там еще остается намного, и по всем остальным параметрам тоже.
С.Корзун
―
Тяжело в открытом космосе работать? Чужая среда – тоже ваши слова.
С.Волков
―
Тяжело.
С.Корзун
―
Психологически тяжело, или есть ощущение того, что там не дай бог оторвется, улетит или что, из-за чего тяжело?
С.Волков
―
Потому что ты работаешь в скафандре, который надут. То есть перепад у нас атмосферы получается 0,4. То есть стальной корпус, у тебя рукава и перчатки – все надуто. Постоянно работаешь, все перемещения – в основном руками, конечно, потому что только этим ты можешь держаться или перемещаться, - и все перемещения, так как у нас идет двухфаловая страховка, постоянно: хочешь переместиться – два карабина - раз, два – четыре нажатия. И вот так в течение 6 часов, 7 – ну, сколько получится, задача насколько поставлена. Поэтому – если вы смотрели уже мои интервью – то это, как попробовать можно: взять эспандер кистевой и попробовать покушать с кистевым эспандером постоянно – вот уже будет ощущение, что это такое. В основном «забиваются» руки и, конечно, плечевой пояс тоже устает. Но мы готовимся к выходу, то есть делаем упражнения физические перед выходом. У нас тесты всякие есть, поэтому выходишь подготовленным.
С.Корзун
―
Ощущение этого избыточного давления, для космоса избыточного – это что, тяжесть в руках дополнительная как бы?
С.Волков
―
Это постоянное сопротивление. Ты постоянно преодолеваешь сопротивление.
С.Корзун
―
Именно это есть как с резиной.
С.Волков
―
Да, да, то есть ты постоянно… у тебя здесь получается два кистевых эспандера, а здесь у тебя стандартный наш эспандер. Вот ты так и работаешь. Притом, надо еще крутить гайки, которые не всегда получается закрутить, прокладывать кабели, которые не всегда угадываются в размеры: бывают чуть покороче. Хорошо, когда длиннее. То есть всякие нюансы в работе. Но то, что вы спросили вначале об этом психологическом барьере, наверное, здесь все зависит от человека, с кем ты идешь. То есть, если ты идешь с нормальным партнером – мне повезло: все три выхода у меня были хорошие ребята, - то здесь просто надо быть внимательнее. Но это вся профессия космонавта.
С.Корзун
―
А что значит, не нормальный партнер. Какой партнер не может считаться нормальным, или вы считали его нормальным?
С.Волков
―
Опять же каждый свои критерии выдвигает, как и любой человек. Ну, если ты как-то не можешь ему доверять полностью.
С.Корзун
―
То есть нет этого чувства плеча.
С.Волков
―
Да.
С.ВОЛКОВ: Мне кажется, вероятность полететь на Луну значительно выше. Это же интересно - построить что-то, пожить там
С.Корзун
―
А это бывает? То есть у вас, как вы сказали, не было, а вообще, бывает.
С.Волков
―
Мы же все люди, и хотя нас подбирают по определенным, в том числе, психологическим параметрам, но все-таки есть определенные экстремумы, где даже, казалось бы, ты попадаешь в этот квадрат или круг вроде как одинаковых людей по психологическим, физическим данным, по взаимоотношениям, но все равно есть некие противоположности. Поэтому, наверное, есть такие космонавты. Но мне повезло, у меня нет таких коллег среди моих коллег, с которыми я, наверное, не смог бы летать – я так надеюсь, по крайней мере.
С.Корзун
―
Опять же в одном из интервью вы сказали, что на Марс не полетели бы: слишком далеко и пока непрогнозируемо, но с удовольствием – так, поработать несколько недель.
С.Волков
―
Да.
С.Корзун
―
Но Луна-то уже освоена. Марс не притягивает в этом смысле? Почему? В чем главная проблема? Об этом много пишут, но, тем не менее.
С.Волков
―
Вы знаете, может быть, потому, что где-то внутри себя как реалист, что ли, то есть мечтать о том, что возможно, сбудется, чтобы не было какого-то горького разочарования, что ты положил жизнь и усилия огромные, какие-то жертвы, а оно вдруг – раз! – и не сбылось не по твоей причине, а по каким-то независящим от тебя причинам. И все-таки, мне кажется, вероятность полететь на Луну, она значительно выше. И опять есть уже определенные задачи, что делать, по крайней мере, даже развернуть базу – это же интересно, - построить что-то, пожить там.
С.Корзун
―
А длительный полет не смущает? Вы пока в общей сложности год были на орбите. Два раза по полгода, если так уж примерно брать. Но туда – там побольше немножко как бы в один конец. В чем проблемы длительного полета, если вдруг?
С.Волков
―
Вообще длительном?
С.Корзун
―
Ну да.
С.Волков
―
Вы знаете, это достаточно много факторов. То есть мы можем рассматривать только человеческий фактор, мы можем рассматривать технический фактор – вот, как бы два направления, но если взять человеческий фактор…
С.Корзун
―
Человеческий ближе всего.
С.Волков
―
…То все-таки… мы говорим о полете на Марс?
С.Корзун
―
Да.
С.Волков
―
Конечно, это замкнутое пространство и ограниченное количество людей, с которыми ты можешь пообщаться. Плюс накладывается – если здесь, когда мы разговариваем с Землей, с Центром управления полетом, у нас вообще нет никакой задержки, может быть задержка полсекунды, если ты разговариваешь через спутник, - там же уже будет задержка, причем она будет даже не секундная, а будет уже в минутах выраженная. И как-то, мне кажется, этот дефицит общения с людьми, он будет сказываться. Это тоже психология. Психологический фактор, наверное, один из таких, основных.
С.Корзун
―
А биологический, медицинский в смысле? Тренировки достаточно обеспечивают? Сколько раз вы выходили первый и второй раз – это разное время – из состояния невесомости на Земле или адаптация земная?
С.Волков
―
Вы знаете, примерно то же самое получается. Субъективно, так как организм вспоминает, как в невесомость летишь, он вспоминает, что был уже здесь, что это среда…
С.Корзун
―
Привет своим – говорит.
С.Волков
―
Примерно так, да. То есть он помнит уже что-то. Он понимает, что это враждебная среда, но он в ней был и спокойней реагирует. Точно так же и во время возвращения. То есть где-то на подсознании ты готов, что гравитация будет, опять все будет тяжелое, опять все будет падать, какое-то время будет дискомфорт, какое-то время, может быть, будут даже и проблемы, которые решаются. И все-таки, так как ты все это понимаешь, ты прогнозируешь, мне кажется, что второй раз было полегче выходить из этого состояния. Где-то, может быть, берегся больше. Потому что первый раз возвращаешься…
С.Корзун
―
Это на Земле вы береглись, да?
С.Волков
―
Да, да.
С.Корзун
―
А в космосе больше работали на беговой дорожке, интенсивней?
С.Волков
―
Когда я сказал «беречься», имеется в виду, что первые трое суток, особенно даже первый день пребывания, когда ты прилетел первый раз и чувствуешь: «вроде бы как я себя хорошо чувствую, все нормально – я могу походить побольше…» - и ты наступаешь на самом деле, на все те же грабли, на которые наступали все твои предшественники. На следующие сутки все ухудшается, и ты выползаешь из этого плохого состояния… А если ты побережешь себя – допустим, вместо того, чтобы стоять, ты сядешь, а если есть возможность еще и полежишь, то потом ты остановишься на этой полке, и тебе уже, соответственно, не отсюда надо выходить… и поэтому вот так вот, к хорошему самочувствию ты выходишь насколько быстрее.
С.Корзун
―
Что медики говорят – необратимых изменений не происходит при нынешних методиках тренировки? После невесомости. Ну там понятно: костная ткань, мышечная ткань.
С.Волков
―
Костная ткань, к счастью, восстанавливается, и буквально пару месяцев назад возили на обследование как раз в рамах прогнозирования. Сказали, что все нормально, полностью восстановился даже как до первого полета, получается. И сейчас, как ни парадоксально, летаем даже не один десяток лет, а появляются новые проблемы. Вот никогда не было, а сейчас появилась проблема с глазным нервом. Сейчас врачи и у нас в России и американские – они, собственно, начали это дело инициировать, бьют тревогу, что у космонавтов не просто ухудшается зрение, а вообще до потери зрения. Почему – никто не знает пока. Вот сейчас разбираются.
С.Корзун
―
Ну, будем надеяться, что не будет таких…
С.Волков
―
Будем надеяться.
С.Корзун
―
Медицина справится.
С.ВОЛКОВ: Дефицит общения с людьми, он будет сказываться. Психологический фактор, наверное, один из таких, основных
С.Волков
―
И, конечно, слух может садиться, если не защищаться, то тоже можно потерять слух, потому что тяжело: постоянно работающие вентиляторы, то есть в среднем 70 децибел белый шум, поэтому, если как-то не использовать, грубо говоря, затычки…
С.Корзун
―
Молодежь надо набирать ту, которая в наушниках жизнь свою проводит.
С.Волков
―
Им уже не страшно.
С.Корзун
―
Им не страшно уже. Один из способов набора. Начальником хорошо было быть? Вы же были руководителем, как это называлось…?
С.Волков
―
Командиром отряда.
С.Корзун
―
Командир отряда космонавтов, даже две итерации.
С.Волков
―
Это очень сложная позиция в Центре подготовки космонавтов…
С.Корзун
―
А что зависит от этой позиции? Назначение на рейс зависит?
С.Волков
―
В экипаж? Да, конечно. Командир отряда космонавтов, он принимает участие во всех комиссиях по назначению в экипаж. То есть изначально, как толькосадятся специалисты Центра подготовки, руководство, - на карандаше, собственно, расписывается очередность, назовем ее так. Потому что планирование начинается примерно за два с половиной года до старта, такое, предварительное. Конечно, кто еще лучше знает своих подчиненных, как ни командир отряда.
С.Корзун
―
Много народу, вообще, принимает решение о назначении?
С.Волков
―
Изначально предложения нарождаются в Центре подготовки космонавтов на основании экзаменов, медицинских обследований, и порядка 5-7 человек.
С.Корзун
―
То есть это всегда коллективное решение.
С.Волков
―
Как правило. Потому что опять же, конечно, естькомандир отряда космонавтов, который знает своих подчиненных. Есть начальники направлений, которые курируют определенные направления, то есть теоретическая подготовка, практическая подготовка, выживание, медицинское управление. Опять же у них, может быть, более полная развернутая информация по конкретному космонавту. Поэтому, когда принимаются решения не конкретный полет иногда, то очень важно знать, а как вот здесь. То есть один человек – ты не можешь охватить всю подготовку так, чтобы досконально… А мелочей нет.
С.Корзун
―
Организация по типу чисто военному, то есть единоначалие в отряде подготовки космонавтов, либо с армейской службой, но… вы же служили летчиком – с чем вы можете сравнить, есть какие-то послабления или особенности?
С.Волков
―
Послабление, может быть, только в том, что мы теперь не строимся по утрам, как это, когда мы были в армии, как это традиционно делается в воинских частях. А так да, единоначалие, хотя некоторые вопросы, они выносятся на общее обсуждение в зависимости от, скажем так, важности или какой уровень этого вопроса. Могут привлекаться или космонавты уже с опытом полета, то есть эксперты. Может это приниматься на общем собрании отряда. Но, вообще, конечно да, командир отряда – он, как и любой командир, несет ответственность и, собственно, последнее слово за ним.
С.Корзун
―
Насколько я понимаю, когда в запас вас уволили, то вы не перестали быть, а были переназначены командиром отряда, или я чего-то недопонял?
С.Волков
―
Там получилось так, что пока мы были военными, то я был зам командира отряда, а, когда мы стали гражданскими, то есть при увольнении из армии, при переназначении меня назначили командиром отряда.
С.Корзун
―
То есть командир отряда – гражданское, в общем, фактически лицо – так получается?
С.Волков
―
Сейчас да, конечно. Ну у нас сейчас все гражданские.
С.Корзун
―
Как это? Я что-то значит упустил. Космонавты все стали гражданскими?
С.Волков
―
Да.
С.Корзун
―
Чисто гражданская организация.
С.Волков
―
У нас сейчас Центр подготовки космонавтов – это полностью гражданская организация уже с 2009-го года.
С.Корзун
―
О, как интересно.
С.Волков
―
У нас оставалось некоторое время 210 военнослужащих, в том числе, и космонавты были, но потом министр обороны Сердюков принял решение, что военные космонавты не нужны и нас всех сделали гражданскими.
С.Корзун
―
То есть даже тех, кто приходит – летчиков со службы – они тоже становятся гражданскими?
С.Волков
―
И это стало проблемой, потому что мы потеряли этот ресурс, как военных летчиков набирать теперь мы не знаем. То есть набор, который был два с половиной года назад – пришло у нас трое военных. Один из ребят именно военный летчик, ему пришлось уходить в запас, он, конечно, потерял, и, может быть, даже в своей мечте стать – я не знаю – генералом.
С.Корзун
―
Продолжим через несколько минут. Напомню: Сергей Волков, Герой России, российский космонавт, герой программы «Без дураков».НОВОСТИ
С.Корзун
―
Напомню, что сегодня в гостях программы «Без дураков» космонавт Сергей Александрович Волков. Во второй части – о жизни и ответы на самые разные вопросы, которые приходят нам в эфир. Пишите, sms для этого есть, интернет для этого есть. Твиттер есть, много всего для этого у нас есть.Родились вы под Харьковом, по-моему, в Харьковской области в городе Чугуеве. Но уже, насколько я понимаю, в школе учились в звездном городке, так что довольно рано уехали.
С.Волков
―
Да.
С.Корзун
―
Родственники, знакомые там есть, на Украине?
С.Волков
―
Да, у нас все родственники там живут.
С.Корзун
―
Как оценивают нынешнюю ситуацию?
С.Волков
―
Здесь такой вопрос, что…
С.Корзун
―
Непростой вопрос. Вы к ним ездите, или они сюда приезжают, вы, вообще, общаетесь?
С.Волков
―
За этот год – нет.
С.Корзун
―
За этот год – нет. Звездный городок раньше был совсем, можно сказать, военный городок. Сейчас остался такой же, несмотря на статус гражданский или нет? Он все равно закрытый?
С.Волков
―
Он все равно закрытое административно-территориальное образование, поэтому забор остался, проходные остались. Просто не стало военных и солдатиков.
С.Корзун
―
В школе учились в Звездном. Чем-то отличается от других школ? Кстати, ваши сыновья, сын старший, он в школе там же в Звездном учится?
С.Волков
―
Да, в этой же школе учится. Наверное, у каждого школа, в которой он учился, это самая лучшая школа. Очень хорошая школа. Чем она отличалась, наверное, от других школ – тем, что у нас бассейн был в то время, наверное, единственный в районе. А так, наверное, школа, как школа. Углубленное изучение языка было у нас. А так, как я сказал: у каждого своя школа, мне кажется, самая лучшая, которую можно только найти.
С.Корзун
―
История известная – о вас рассказывали – я напомню, что космонавтом быть не мечтали. Хотели быть летчиком в какой момент. А потом история, когда подали заявление в отряд космонавтов – отец об этом не знал.
С.Волков
―
Да.
С.Корзун
―
И отцу пришлось уйти тогда по договоренности при вашем приеме в отряд космонавтов.
С.Волков
―
Да, это было условием, когда уже прошел отбор, мандатную комиссию, собеседование в Роскосмосе, и тогда было сказано, что… я даже не знаю, по какому закону рабоче-крестьянской еще армии, что отец и сын не могут служить в одном подразделении воинском, и поэтому как условие моего приема было то, что он пишет рапорт об увольнении. Хотя мы, получается, поработали месяцев 8, то есть они был командиром, я был подчиненным. Я не хочу сказать, что мне было легко, потому что жить с командиром отряда в одной квартире – это тяжело.
С.Корзун
―
На самом деле разобрались с отцом? Не осталось… как бы зуб на вас не держит за это?
С.Волков
―
Я надеюсь, я не разочаровал его и, конечно, это было для меня дополнительная ответственность, что если не дай бой не получится, то его жертва была напрасной.
С.Корзун
―
Ну не напрасной, есть шанс и третий раз полететь, а там и до Луны, в общем-то, относительно недалеко. Давайте про набор в группу космонавтов. Забыл вопрос, который хотел. Как сейчас набирают в космонавты? Понятно, что сейчас не только военных – мы начали об этом говорить немножко в прошлом часе – а скорее даже не военных, у военных возникают проблемы, поскольку приходится увольняться из армии в связи с набором в эту группу космонавтов.У вас росточек-то, в общем, немаленький. Мы рядом стояли – там 180 с небольшим. Это давно такие послабления случились, потому что в первых отрядах космонавтов – там ограничения были более жесткие.
С.ВОЛКОВ: Сердюков принял решение, что военные космонавты не нужны и нас всех сделали гражданскими
С.Волков
―
Да, там были пожестче ограничения с ростом. Сейчас допускается рост сидя 95 сантиметров, то есть не больше. И это больше ограничения, чем рост стоя, потому что ложемент, само это металлическое основание его, оно жестко привязано и больше его никто не сделает, оно стандартное. И у тебя еще должен быть запас на вырост, потому что во время космического полета мы вырастаем, каждый по разному, то есть межпозвоночное расстояние увеличивается, и поэтому, когда нам отливают уже ложемент, эту часть основную…
С.Корзун
―
Она чисто индивидуальная.
С.Волков
―
Она индивидуальная, потому что у каждого спина отличается по любому. Это же мы кажемся все одинаковыми. Всегда оставляют запас. И за три недели до посадки примерно одна из приятных процедур, когда смотришь: у тебя в расписании примерка ложемента перед посадкой, значит, осталось совсем недолго. И тогда мы летим в корабль уже свой и примеряем, замеряем сколько у нас там сантиметров остается, докладываем на Землю и так далее.
С.Корзун
―
Но заменить-то можно в случае чего или тогда не спустят, если не впишешься в ложемент?
С.Волков
―
Нет, заменить уже нечем, запасных же нету, и он конкретно про тебя…
С.Корзун
―
А смысл тогда примерки в чем?
С.Волков
―
Чтобы выдать рекомендации, то есть, если там вдруг как-то не вписываешься, то у нас есть костюмы, допустим, «Пингвин», который состоит из резинок, то есть быть постоянно утянутым, чтобы создавать давление на спинной каркас. Будет, конечно, рекомендоваться увеличить нагрузку во время бега по беговой дорожке. Потому что мы же там себе задаем сами себе вес. И, конечно, при занятии тяжелой атлетикой тоже будет рекомендация об увеличении нагрузки, чтобы немножко сжать позвоночник.
С.Корзун
―
Тяжелая атлетика. Вообще, трудно себе представить в невесомости – тяжелая атлетика.
С.Волков
―
Да. Сделан аппарат, называется НЕРАЗБ – это уже второе поколение силового нагружателя, который позволяет, действительно, заниматься штангой, качать пресс и так далее. Но работа не за счет веса, а за счет того, что ты работаешь с вакуумом, то есть задавая настройки…
С.Корзун
―
То есть амортизаторы там не резиновые.
С.Волков
―
Да, ты тянешь вакуум. Первый да, был резиновый. Но он был попроще. Этот – конечно, сейчас уже такая солидная машина, на терминатор, на трансформер похож.
С.Корзун
―
Сколько бегать приходится и чего еще делать в космосе? Два-три часа?
С.Волков
―
Два с половиной часа на физподготовку в сутки дается.
С.Корзун
―
Без выходных или выходные есть? Или лучше не устраивать выходные?
С.Волков
―
Вообще, по циклограмме три дня занятий, на четвертый день отдых, но лучше заниматься каждый день. Хотя делаются эксперименты, как и с нашей стороны, так и с американской, то есть попробовать нагружаться больше в один день, потом один день не нагружаться. Но опять же из личного опыта, когда у нас с сломалась беговая дорожка и мы 10 дней вынужденно не бегали, а только занимались на велоэргометре. Через 10 дней встал на «дорогу» - как будто вообще не бегал. Опять все заново, опять все тяжело, опять все сложно. И ты бежишь, и пульс зашкаливает и так далее. Поэтому лучше, может быть, меньше нагрузиться, но все равно пробежать, хотя иногда так же, как и на земле, бежать не хочется. Идешь на эту дорожку, плетешься…
С.Корзун
―
Там история с починкой дорожки была смешная. Кто придумал вот этот способ - гелем для бритья мазать, чтобы не разлетались…? Там же надо было слить… Это история такая была или это легенда.
С.Волков
―
Нет, действительно, применяется гель для бритья, чтобы стружка не разлеталась, не так сильно, по крайней мере, мелкая не разлеталась. Действительно, очень хорошо помогает, особенно эту мелкую собирать. Прямо смотришь, как она туда набирается-набирается… Главное вовремя успеть потом этот шарик снять, потому что он за это время накапливает критическую массу и может улететь, тогда большое количество этой мелкой пыли может попасть в глаза или куда-нибудь еще. Честно говоря, кто придумал использовать гель при сверлении, я не могу сказать, но нам сказали это на «Энергии», когда мы были там на занятиях по инструменту и подсказали, что вот, ребята, будете сверлить, помните, что надо использовать.
С.Корзун
―
А в вашей практике бывало, что надо было что-то придумывать, совсем такие, нестандартные задачи?
С.Волков
―
Нестандартные задачи частенько бывают. Одна из таких совсем неожиданных, нестандартных задача была – это мы меняли дверцу в туалете. Ну она там не дверца – шторка: ходит туда-сюда. Пришла новая совершенно дверца, можно сказать, одна из первых. Мы еще только тогда с Олегом Кононенко – первый полет наш был – и, конечно, старались все выполнить все максимально, как положено по бортовой документации. И нам прислали чертеж, настоящий инженерный чертеж. Я говорю: «Олег, слушай, я все понимаю, что у нас техническое высшее образование, но я-то не конструктор. Я так в целом понимаю, о чем тут речь. Ты у нас закончил гражданский вуз – давай, читай». В общем, мы начали крепить планку, дверцу. Все хорошо: закручиваю один болт, третий болт – смотрю: идет как-то с перекосом. А в самом низу разница в два с половиной сантиметра. Думаю, наверное как-то неправильно поставили. Посмотри, повертели, но она выглядит одинаково. У нас всякое может быть, может быть, надо перевернуть. Мы сняли, перевернули, поставили – все равно не хватает два с половиной сантиметра. Пришлось, конечно, досверливать.А так про нестандартные ситуации… опять же я не зря сказал про кабель, допустим, который может быть короче. Так и получилось во время третьего выхода. Мы тренировались в гидролаборатории у нас в Центре подготовки космонавтов, и мы видели, что у кабеля не хватает длины, то есть, если его прокладывать по этому маршруту, как положено, вдоль поручней, то буквально вот столько не хватает. И нам сказали: «Ребята, это для тренировок. Там не учли, но на борту будет настоящий, конечно, там все будет учтено, там не переживайте – все прокладывайте». Мы начинаем прокладывать кабель. Все аккуратненько подвязываем его, вставляем в специальные держатели, закручиваем их. И само место, где ждала ответная часть, очень неудобная для работы: там сходятся два модуля и получается, туда подлезаешь – там очень плохо все, не развернуться, потому что везде антенны – ты же в скафандре, габаритный размер несколько больше. И я бухту разматываю и Саша Смокутяев – как раз мы уходили, он как раз месяц назад вернулся со своего второго полета – говорит: «Слушай, не хватает». И я смотрю: он висит на фалах, у него на одной руке ответная часть, на другой руке – кабель. И он мне показывает те самые полметра. Что делать?
С.Корзун
―
Берешь кусачки, зачищаешь изоляцию, скручиваешь.
С.Волков
―
Сделали все точно так же, как в гидролаборатории. Просто вытащили из держателей, где-то по косой дорожке продолжили его. Надо было задачу выполнить, потому что кабель очень важный, обеспечивал работу аппаратуры, которую мы только что установили. И без этого кабеля нельзя было оставлять. То есть, если кабель не соединить, не будет подаваться обогрев, не будет сниматься телеметрия, не будет сниматься и информация и она погибнет просто через пару витков. То есть ее тогда надо было срочно демонтировать и тащить обратно. Потом было принято решение сделать точно так же, как тренировались.
С.Корзун
―
Понятно. Давайте к вопросам, которые пришли до эфира. Несколько вопросов. «Ест ли интернет на МКС и насколько быстрый?» - Юрий Кулешов спрашивает.
С.Волков
―
Интернет сейчас есть. Как говорят ребята, достаточно быстрый. В 11-м году я как раз делал наладку компьютеров, которые для интернета, но тогда он еще медленно работал, и если вдруг кто-то параллельно входил в сеть, то тогда вообще все сразу висло и поэтому тогда не работали. Но сейчас ребята говорят, что очень хороший нормальный интернет. Можно спокойно работать. Насчет просматривать ролики – не знаю, но у нас как бы две версии есть. Есть такая обрезанная, которая подгружается центром управления полета и ты в нем работаешь, но не совсем как бы в реальном времени. То есть та же самая почта, она как была: буфер, ты пишешь, потом это все скачивается и распространяется, и точно так же тебе.
С.Корзун
―
Во время сеансов связи.
С.Волков
―
Да во время синхронизации скачивается и распространяется. Две-три синхронизации в сутки было. Сейчас это уже, судя по тому, что у нас идет переписка: я написал и мне в течение пары часов ответили – ну понятно, занятость, не до письмоводчества – все быстро достаточно работает.
С.Корзун
―
Телефонная связь. Та история, когда еще в первом полете вы позвонили жене и сказали, что «выходи смотреть на нас – над Сочи пролетаем». А она, как работает? То есть это в реальном времени?
С.Волков
―
Да, это в реальном времени.
С.Корзун
―
Только в сеансы связи, либо можно в любое практически времени.
С.Волков
―
Телефонная связь возможна, когда есть спутники. Если смотришь: покрытие спутника есть – как правило, оно почти всегда есть, если орбита не солнечная, то есть аппаратура вся работает, - то, в общем-то, можно позвонить в любое время.
С.Корзун
―
Спутниковая, это понятно.
С.Волков
―
Это через спутник идет. И видеоконференция проводится раз в неделю, я имею в виду семейная, потому что там есть еще видеоконференция с врачом экипажа – тоже раз в неделю проводится. Но здесь мы в строго определенное время выходим.
С.Корзун
―
В компьютерные игры играете, кстати? С собой берете что-то?
С.Волков
―
Там нет, нету времени, и, честно говоря, столько много вокруг интересного, что тратить время на игры, какие бы они, может быть, увлекательными не были, просто даже желания нету. Хотя они есть на борту.
С.Корзун
―
А что? Фотографирование или что? Вы же, по-моему, говорили, что после любимого развлечения – разговоров с родными и близкими – на втором месте – это фотография в космосе в свободное время.
С.Волков
―
Да фотографирование каких-то мест, иногда любимых, то есть, если ты был в этом месте, этот городе или на курорте, то всегда интересно посмотреть, сфотографировать его. Если в этом городе живут твои друзья. Конечно, есть у нас сейчас различные ресурсы, которые ты можешь спокойно с любого телефона взять и посмотреть спутниковую картинку, но, мне кажется, как любая авторская работа, фотография, сделанная космонавтом, она все равно лучше, чем спутниковая, какая бы она, может быть, более крупная не была.
С.Корзун
―
Реальные исследования ведутся в космосе, либо это работа по сборке? Салют, когда еще летал, говорили, что работа, собственно, стала работа ремонтная – замена узлов и так далее. То есть вроде как ремонтники космонавты стали, потом монтажники стали: станцию собирали. Потом такелажники, когда прилетают грузовики и так далее. Остается, вообще, время на работу, либо космонавт - это придаточная функция фактически к космической станции?
С.Волков
―
Остается время на работу, и постоянно прикладываются усилия, чтобы этого времени было все больше и больше. Даже между моим первым полетом в 8-м году и вторым – в 11-м, по-моему, на 30% времени уже больше было именно на науку. И здесь у нас тоже такой, мне кажется, факт известный, что подсчет сбитых самолетов у нас и у немцев: как мы считали и как немцы. Так и здесь. Как подсчитывается время на науку у американцев и как у нас. Они там, что «вот мы 40 часов в неделю делаем науки одной»; но они туда же включают и подготовку к эксперименту, то есть астронавт начал собирать оборудование по шкафам, грубо говоря, в одном месте – у него уже пошла наука. У нас наука идет: ты включил оборудование – выключил – вот это наука. Все, что ты делало до этого – сборы – это не считается. Поэтому в целом, так скажем, если рабочий день у нас, как и на земле 8 часов, часа три в день, если все нормально, никаких авральных работ, то каждый космонавт в день делает.
С.Корзун
―
Научной работы.
С.Волков
―
Именно научной работы, да.
С.Корзун
―
Мем пишет: «Возвращение к космическим челнокам неизбежно. Что делают проектировщики космических систем в этом направлении?» Вам, кстати, предстояло лететь на одном из шаттлов. Так и не случилось, по-моему, замена произошла?
С.Волков
―
К сожалению, да.
С.Корзун
―
Как думаете на самом деле по этой проблеме: одноразовые или челноки?
С.Волков
―
Вы знаете, если делать какой-то корабль, то нужно, прежде всего, представлять задачи: какие задачи мы будем решать, используя тот или иной тип корабля, который будет доставлять что-то, полезную нагрузку на орбиту, и, конечно же, возвращать? И, наверное, для нас важно, что мы возвращаем с орбиты, потому что в этом, собственно, цель – результаты экспериментов. Конечно, сейчас очень много благодаря современным технологиям – это обработка цифровая проходит на борту. Конечно, есть там эксперименты, ну как, если ты вырастил пшеницу – ты никак ее не обработаешь по цифровому. Если ты получишь какие-то результаты, ты их должен вернуть физически. Много аппаратуры, которая позволяет обработать всю информацию, которая получена в результате эксперимента прямо на станции, все это записать на видео, цифровые носители и вернуть. Поэтому гигабайты, терабайты памяти возвращаются и обрабатываются. Что же касается челноков, как показала практика, очень дорого. Очень дорого и опять же, какая задача, то есть, что мы им будем делать сейчас?Насколько у американцев? Мы все время сравниваем: мы – американцы, американцы – мы. Европейцы… Ну да, у американцев есть… она взяли вот наш «БОР» и начали его обрабатывать, тоже хотят как-то использовать. Но основное средство доставки астронавтов все-таки планируется, когда они его запустят, это будет одноразовый корабль. Точно так же, как и наш перспективный транспортный корабль тоже пока планируется как одноразовый. Опять же это можно называть условно. Вот одноразовый – что именно одноразовый? Одноразовая у нас на самом деле оболочка, капсула. Но если мы берем внутренности, у нас приборные доски летают по 5, по 7 полетов. У нас агрегаты внутри спускаемого аппарата летают тоже не один полет. И, если есть возможность мы даже системы стыковки возвращали, и они тоже летали у нас не раз. Поэтому здесь все так…
С.Корзун
―
Наши и американцы, а китайцев не берем в расчет с их программой, в том числе, или они уже продвинулись достаточно, чтобы считать их реальным технологическим движком в космонавтике?
С.Волков
―
В любом случае, они очень стараются, хоть идут полусвоим путем, как бы анонсируя всем, что идут своим путем. На самом деле, если посмотреть повнимательнее, то всегда можно найти, откуда это все взялось. Что-то из России. Из Америки практически мало что.
С.Корзун
―
То есть реальных технологических прорывов пока не видите, по крайней мере?
С.Волков
―
Что-то они даже копируя, наверное улучшают. То есть здесь им надо отдать должное. То есть все-таки, если взять бытовой отсек, он у них все-таки побольше в корабле, чем наш, хотя спускаемый аппарат – сложно найти десять отличий. Если взять станцию, то тоже уже где-то мы это видели все. Поэтому, я бы не стал недооценивать все-таки и говорить, что вот они – «младший брат». Как показывает практика, они очень быстро схватывают, очень быстро учатся. И, как знать? Вот этот момент, главное, не упустить, мне кажется, когда нужно вовремя подставить им плечо, чтобы стать их партнерами.
С.Корзун
―
Любопытный вопрос от Марата: «Интернет облетели фотографии с МТС, на которых показано, как фото Королева, Гагарина и других постепенно вытеснили иконы. Прокомментируйте, если сможете». Марат из Вятки спрашивает. Действительно так?
С.Волков
―
Не совсем так. Фотографии и Королева и Циолковского, и Гагарина, они присутствуют, никуда не делись. Иконы тоже есть, тоже никуда не делись. Здесь, наверное, идет еще от экипажа – какую часть сегмента назначить красным углом, то есть куда поставить иконы. То есть кому-то, может быть, по каким-то причинам нравится, чтобы иконы были вперемешку с фотографиями Циолковского, Гагарина, Королева. Кто-то считает, что иконы должны быть отдельно. Поэтому здесь все-таки снимки надо смотреть от экипажа к экипажу.
С.Корзун
―
Спасибо вам огромное! Еще раз поздравляю вас с праздником, замечательным праздником 12 апреля. И напомню всем, что в программе «Без дураков» был российский космонавт и Герой России Сергей Волков. Удачи вам!
С.Волков
―
Спасибо вам большое, с праздником!