Правда и ложь в историческом кино: как пропаганда уродует искусство - Алексей Герман-мл. - Культурный шок - 2020-04-12

12.04.2020

Правда и ложь в историческом кино: как пропаганда уродует искусство - Алексей Герман-мл. - Культурный шок - 2020-04-12 Скачать

Ксения Ларина

―

Добрый день! Начинаем программу «Культурный шок». Здесь в студии, привыкла так говорить, Ксения Ларина у микрофона. В другой студии тоже микрофона мой сегодняшний гость кинорежиссер Алексей Герман. Леша, приветствую Вас! Здравствуйте!

Алексей Герман-Мл.

―

Здравствуйте! Здравствуйте!

К. Ларина

―

Я, кстати, когда Вас увидела и стала Вам рассказывать, когда мы выходим в эфир, я вдруг поняла, что это 12 апреле. Это день космонавтики. И у нас получается очень как… как-то красивая встреча, поскольку Алексей Герман, если вы помните, снял замечательный фильм, как раз посвященный этому празднику, говорю я с иронией, но фильм «Бумажный солдат», он как раз о том, о том времени, о том апреле 1961 года. А тема, которую я сегодня придумала для нашей встречи: «Правда и ложь в историческом кино: как пропаганда уродует искусство». Почему решила про это поговорить? Потому, что чем больше фильмов мы смотрим, особенно сейчас очень много выходит ретро фильмов, и всё чем… чем ближе или чем дальше эпоха, тем больше о ней вранья. И мне кажется, это уже стало таким общим местом и такой естественностью для нынешних кинорежиссеров, когда они то ли стали разучились его создавать, время. Ведь дело же не только в исторических правдах и неправдах, их каких-то ляпах, связанных с бытом, но и атмосферой времени, которую Алексей Герман-старший и Алексей Герман-младший, унаследовав этот, как мне кажется, особый дар, в своих фильмах всегда очень тонко воспроизводит. Каким образом здесь не обмануть, как угадать эту интонацию, Лёш?

А. Герман-Мл.

―

Ну, а я вообще не уверен, что это надо угадывать. Мне кажется, что надо делать, как тебе кажется, и как ты чувствуешь, потому что ты всё равно никогда не попадёшь в то ощущение времени, которое рисуют… рисуют себе самим разные зрители, потому что у каждого свое время. У каждого своя эпоха. У каждого свой Сталин. У каждого свой Хрущев. У каждого свой Брежнев. Это абсолютно не означает, что одни люди хуже, другие люди лучше. Но это означает, что они живут в той парадигме восприятия действительности, которая им комфортна, удобна и совпадает с их мировоззрением. Поэтому мне кажется, что как только ты начинаешь метаться и пытаться создавать картину мира, чтобы как бы понравиться какой-то одной категории, то ты уже уходишь от исторического кино, потому что любое историческое – это по сути дела миф. Это миф. Это твоё ощущение от времени. И это твоё восприятие этого времени. Ну, вот смотрите, что произошло с «Довлатовым», допустим, – да? – которого там одна часть людей ненавидела за то, что время показано слишком благополучным, а другая говорила нет, нет, время показано ужасно, всё было… всё было цветным и чудным. Ну, понимаете же, невозможно угадать. Поэтому в «Довлатове», допустим, я пытался ориентироваться на тот Ленинград пусть не 70-х, а 80-х годов, который я помню, на эти разговоры интеллигенции, которые я помню, на те поступки интеллигенции, которые я помню. Поэтому вот эта вся дискуссия, которая у нас сейчас разворачивается довольно часто в обществе на тему того, что вот… вот такое было, а такое не было, она… Ну, она не всегда справедлива. Ну, давайте разберем там «Рядовой Райан», фильм Спилберга. Он же тоже миф по-своему. Но это миф художественный. Это миф, который увлекает за собой какое-то достаточно большое количество людей в мире. А когда нет как бы художественности, нет сострадания, нет любви к героям, нет попытки для тебя понять, где мы живём, как мы живем и так далее, а на передний… а на передний план влезает какая-то идеологема, то она и остаётся идеологемой. И это ответ, почему, допустим, какой-нибудь американский исторический фильм проходит в 120 странах мира, а русский нет. Советские проходили лучше, потому что… Потому, что одно есть так или иначе, хуже или лучше, но тем не менее произведение кинематографического искусства, а другое сделано, чтоб понравиться либо одним, либо вторым, либо третьим, либо… либо четвертым. Это как… как пел… Это преамбула. Да? Говоря, почему у нас сейчас так много, ну, как Вы говорите, я просто не смотрю, плохого исторического кино, мне кажется, ответ, он предельно… как бы предельно простой. Если ты берешь какую-то… какую-то тему важную, выстраданную. Да? Потому, что, ну, если мы говорим о военном кино – да? – то надо всегда помнить, на мой взгляд, замечательную фразу, что такое народ. Народ – это общая судьба. Ну, вот так в глубине. Если… если… если присматреться.

К. Ларина

―

Ну, да.

А. Герман-Мл.

―

У нас, правда… Мы все разные. У нас немножко разное восприятие общей судьбы, но тем не менее. Да? Но это колоссальный вызов. Это колоссальный вызов в лицах, которые поменялись со временем, в деталях времени, в ощущении времени, в разговорах, в которые почти невозможно пропасть. Ну, когда это делается, ну, очевидно, для галочки и для… для как бы того, чтобы отрапортовать, то… ну, то естественно… то естественно, это как бы это вся… эта вся история не работает. И она… И она и не может… Она и не может работать, понимаете, потому что жанр пропаганды не всегда подразумевает то, что ей способны заниматься способные… способные люди. Вот.

К. Ларина

―

А разве нужны для этого особые таланты?

А. Герман-Мл.

―

Ну, Вы знаете, я думаю, что нужны для этого особые таланты. Ну, вот…

К. Ларина

―

Ну, правда, да, все великие советские режиссеры, именно советские, официальные советские режиссеры…

А. Герман-Мл.

―

Официальные.

К. Ларина

―

… они, конечно, были вот режиссёры 1-го ряда, которые были способны на кино большого стиля. Они по сути занимались пропагандой. Это такие Лени Рифеншталь в своём роде. Да? Кого мы можем назвать? Там не знаю, того же Бондарчука, допустим. Да? Это все равно пропагандистское кино, как ни крути.

А. Герман-Мл.

―

А вот чуть-чуть мне кажется, сложнее, понимаете, всё. Вот я вот… Я вот не совсем… Понимаете, как бы я не совсем согласен. Мне кажется, что безусловно было внутреннее соревнование таланта и госзаказа, и очень часто… очень часто видно, когда вот здесь талантливо, талантливо, талантливо, талантливо, талантливо, а вот здесь… А вот здесь кусочек госзаказа. Но это просто… просто все-таки советский кинематограф, ну, во всяком случае довольно часто далеко не всегда, но тем не менее делали, в общем, какие-то… какие-то талантливые… какие-то талантливые люди. Ну, что плохой фильм «Они сражались за Родину»? Нет, неплохой фильм. Он неплохой фильм! Можно… можно такие какие-то претензии предъявлять или не предъявлять, или восторгаться, или наоборот находить… находить недостатки, ну, это, ну, как бы… Это… ну, это не стыдно. Ну, вот это… вот это не стыдно. А что? «Балтийское небо» плохой фильм?

К. Ларина

―

Но он своё и получил за то, что он хороший. Как-то чистый… там Чистое небо» - фильм прекрасный, который тоже получил свое.

А. Герман-Мл.

―

… «Хроники пикирующего бомбардировщика»?

К. Ларина

―

Прекрасный фильм.

А. Герман-Мл.

―

Да, замечательный.

К. Ларина

―

Но он не пропагандистский, конечно.

А. Герман-Мл.

―

Торпеда… «Торпедоносцы»?

К. Ларина

―

Это Вы называете абсолютно альтернативное кино, которое вопреки появлялось.

А. Герман-Мл.

―

Да. Да. Но оно было. Но оно было тем не менее как бы. Оно было. Оно… оно… оно существовало сложно, тяжело, но оно было. А где у нас сейчас вот… вот-вот там за последние 15 лет фильмы такого уровня про войну? Ну, их почти нет. Тут вот… Тут сложное… Тут сложный разговор, значит, потому что, понимаете, ну, кино должны делать какие-то личности. Как бы они… Это должно быть… Это должно быть мучительно. Они должны на… Они должны болеть. Они должны сражаться за этот фильм. Они должны на… выискивать… выискивать какую-то… выискивать какую-то правду. Понимаете? Поэтому, ну… Поэтому не знаю! Я думаю, что, понимаете, как бы если продолжать этот разговор, то мы придем к тому, что всё вообще немножко обмельчало.

К. Ларина

―

Увы! Это правда. Как мы говорим, что… что все великие фильмы о войне уже сняты. Да? Собственно…

А. Герман-Мл.

―

Всё немножко обмельчало! Понимаете, как бы вот распался Советский Союз при всей репрессивности, при всей… при всем маразме, при всем отсутствии еды, о которой сейчас старательно пытаются все… все забыть, утверждая, что в принципе-то всё было. Ну, конечно, не было. Вот. Люди науезжали, поумирали. Школа разрушилась. Ну, вот. Вот. Вот. Это откуда? Ксюш, откуда вообще?

К. Ларина

―

А я вот почему вообще об этом заговорила? Потому, что увидела совершенно потрясающую историю, сюжет из Вашей сегодняшней жизни, хочу сказать нашим слушателям, кто не знает, что Алексею случайно передали интервью Алексея Германа-старшего, которое он записывал с Наташей Рюриковой.

А. Герман-Мл.

―

Да.

К. Ларина

―

Сколько лет назад это было? 30 лет назад? Да?

А. Герман-Мл.

―

Это было 30 лет назад. Мне, наверное, год-полтора назад позвонила какая-то очень милая женщина. Я, к сожалению, поскольку сижу в самоизоляции, у меня где-то имя записано, и оно лежит в другом месте. Она позвонила и сказала, вот у меня есть диски. Пожалуйста, я Вам хотела бы их передать. Мы с ней встретились в метро. И она мне тогда отдала эти 2 диска. Я их… Я их скопировал и понял, что это надо как-то… это надо как-то обнародовать. Ну, естественно не коммерческим путем никаким, потому что там… И да, да, да, да. это 30 лет назад было. Другая… Другая страна.

К. Ларина

―

А почему оно не было вообще опубликовано нигде? Эта съемка почему осталась такой заброшенной?

А. Герман-Мл.

―

Я не понимаю. Я не понимаю. Возможно, оно и было где-то опубликовано. Возможно, оно где-то прошло по телевизору. Возможно. Но я… я поискал. Я поискал и не нашел. Вот. Ну, Вы ж понимаете… понимаете, какое количество передач, программ и всего погибло, и… НРЗП выкинутые и ничего невозможно найти. Вот.

К. Ларина

―

То есть это получается интервью, которое было записано на излете советской власти, Советского Союза. 89-й или 90-й год, по-моему. Да?

А. Герман-Мл.: 91

―

й.

К. Ларина

―

А! Под конец.

А. Герман-Мл.

―

Под конец. Тут уже всё, страна уже доживала, страна уже разваливалась, уже коллапсировало всё. Да, да, да.

К. Ларина

―

Это удивительно. Я смотрю и думаю, куда ушло это всё? В том смысле ушло… Вот Вы говорите про школу, а я говорю про отношение к своему делу, к профессии, к себе в конце концов. Это требование, которое человек в кадре сам себе выставляет, они вот не сопоставимы с тем отношением, которое сегодня торжествует во всех сферах, ну, будем говорить творческой… творческой жизни в театре, в кино. Это совсем другое… Я не могу сказать служение. Это слишком пафосно. Это… это труд. Это ремесло. Но требования, уровень… уровень требований к себе совсем другой. Это связано с чем-то… Индивидуально касается каждого человека? Или всё-таки это ещё… ещё и примета времени?

А. Герман-Мл.

―

Ну, Вы такой, Вы знаете, Вы задаете вопрос невероятной глобальности. Вообще куда всё ушло? И как это было… было всё и закончилось? Но если… Вот представьте себе, вот тому же режиссеру Бондарчуку, который снимал картины лучше, который снимал картины абсолютно замечательные, великие такие… такие как «Ватерлоо». «Ватерлоо» - великая картина, на мой взгляд. Ну, к примеру. Приходит какой-нибудь такой востренький молодой человек в пиджаке и говорит: «Ну, вот когда Вы свой продукт закончите?» Вот… Вот как он воспримет слово «продукт»? Он что? Вот куда бы… куда бы полетел этот молодой человек и с какой лестницы, и сколько пролетов бы он… Я не говорю про Тарковского. Я не говорю про моего отца. Я не говорю про Шепитько. Шепитько. Я не говорю про Климова. Господи! Про многих замечательных режиссеров. Я боюсь, что даже интеллигентный Балаян… Балаян бы в него что-нибудь запустил бы. Понимаете? Ну, что ж сразу… что значит продукт? Это жизнь была. Люди умирали. Люди жертвовали. Это с одной стороны. С другой стороны все-таки мы какой-то вот такой индустрии, которая может на равных бороться в мире, пока не построили. Вот строим, строим, строим, строим, но не построили.

К. Ларина

―

Только разрушаем.

А. Герман-Мл.

―

Ну, это вот, понимаете, это вот такая… Есть такая вещь – невидимая рука рынка. Вот как мы видим последние годы эта невидимая рука рынка не очень оказалось, что она работает, к сожалению. Вот. Ну, вот… вот не… не очень вот как… как-то вот. То ли рынок не тот, то ли руки здесь что-то не то берут. Но поэтому, ну… Ну, послушайте. Ну, поколениями придется восстанавливать то, что было потеряно. Поколениями. Придется восстанавливать в вузах. Придется восстанавливать на киностудиях и так далее, и как бы и так далее, и так далее. Вся отечественная киноиндустрия – это маленький пригород Лос-Анджелеса, где… где-то рядом с неблагополучным… с неблагополучным районом.

К. Ларина

―

А, Лёша, то есть Вы считаете, что это рынок всё-таки свою руку приложил к тому, чтобы и сделать, ну, вот такую… Даже не знаю, с чем это сравнить. Ну, такой достаточный продукт… достаточный продукт, достаточно дешевый и понятный, и примитивный. А постойте…

А. Герман-Мл.

―

Нет…

К. Ларина

―

Ну, вот мы же говорим про американское кино, про Голливуд. Да? Вот роскошная индустрия. Это тоже продукт. Я думаю, что там никто не запустит в человека в костюме, который придёт и скажет, что когда будет готов твой продукт. Они к этому, как я понимаю, они относятся к этому именно как к продукту. Но уж у них и требования другие.

А. Герман-Мл.

―

Ну, смотрите, хотите ли Вы меня завуалированно спросить, если ли у нас еще, значит, вот это вся… вся история, что начальники говорят, а давайте сейчас снимем про это, про это, про это. Поэтому все в едином порыве начинают… начинают снимать… начинают снимать…

К. Ларина

―

Спортивные драмы.

А. Герман-Мл.

―

… примерно одинаковые… примерно одинаковые фильмы. Да? И, ну, конечно… И, конечно, это тоже как бы… как бы тоже существует. Но понимаете, на этот вопрос невозможно коротко ответить. Вы знает, что ХХI веке к примеру средний уровень IQ падает? Он в ХХ веке рос, а в ХХI он падает. Повсеместно. А у нас, я думаю, что ещё… ещё больше, чем повсеместно с нашим образованием, с ЕГЭ и так далее. К примеру. А потом все-таки… все-таки там в Америке существует такое полунезависимое кино, там какая-то «Зелёная книга» и так далее. Ну, к примеру. И так далее, и так далее. Да? Это достаточно интересная, сложная… сложная история. Но поскольку я человек, который глубоко убеждён, что мир находится в универсальном кризисе ценностном. Он находится в кризисе… в кризисе искренности. Он… он… Что мы живём в таком пост-пост-постмодерне, когда, собственно говоря, события уже не стоят ничего, а стоит всё, что накручено на события. То я могу сказать, что это везде так существует. Просто у нас, поскольку мы себе со счастьем и с радостью всем обрубали корни на протяжении… на протяжении столетий… столетия, когда… ну, так и до этого было, потому что, значит, царская Россия – не то что-то потрясающее… потрясающее было по грамотности крестьян и так далее, и так далее. Это сейчас, значит, малограмотные люди пытаются рассказывать, как там ого-го всё было хорошо. Нет, не было ого-го, не хорошо. И, кстати, Владимир Ильич в чем-то был прав при всем том, что людей покрошил массу, но…

К. Ларина

―

Ликвидировал безграмотность.

А. Герман-Мл.

―

Ну, как минимум.

К. Ларина

―

Народ просвещался.

А. Герман-Мл.

―

Да.

К. Ларина

―

Пиликали на скрипочках, приезжали. Ростропович приезжал в колхоз. Людей… Людям вкус прививали. Говорю я вещи страшные. Меня тоже трудно заподозрить в любви к советской власти, но этот… Куда это денешь? Это так действительно.

А. Герман-Мл.

―

Да.

К. Ларина

―

Мне кажется, вкус, уровень вкуса был всё-таки, ну, другой. Во всяком случае людям было неудобно признаваться в том, что они любят какую-то дешевку. Да? Как-то это было неудобно. Или… или это имеет значение? Ну, так молчат.

А. Герман-Мл.

―

Молчат. Согласен. Молчат. Ну… ну, конечно. И мы с такой многолетней потерей корней, мы бы, конечно, особенно… конечно, особенно уязвимы. И уязвимей, чем… чем те же… чем те же американцы. Вот. Но понимаете, к сожалению, ведь мы понимаем, что и в Германии не очень хорошо с кино. Еще как-то сейчас как-то… Существует Франция. Италия как-то по новой… по… по новой начала входить в этот кинематографический мир. Существует же еще вот это вот общество… общество потребления. Мы живем в новой информационной эпохе, которая абсолютно непонятно куда приведет. Вот это вся мгновенность информации, мгновенность обретения выдуманной дружбы в интернете. Вот это вот… Вот эта вот публичная… публичное самолюбование и одиночество с экраном… с экраном телефона и социальными сетями, в которых я недавно появился, потому что мне вот скучно дома сидеть. Ведь… Ведь это всё приводит к тому, что каждое поколение более инфантильное становится.

К. Ларина

―

Это точно.

А. Герман-Мл.

―

Всё инфантильнее и инфантильнее. Понимаете? Поймите, все вот эти, как мне кажется, идеологемы, которыми мы жили 70 лет назад, 50 лет назад, 20 лет назад и даже 10 лет назад, они прекратили работать. Посмотрите, какой уровень поддержки социализма у американский молодёжи. Там какие-то колоссальные… Там какие-то колоссальные проценты. Это в Америке, где в принципе как коммунист – это ругательное… ругательное слово. Посмотрите на уровень поддержки Берни Сандерса! Посмотрите на запрос к справедливости у молодых. Молодые ищут справедливости. И часто это не справедливость… Часто это не только справедливость, так сказать, общественного мира, мироустройства. Но часто… часто это… часто это справедливость комфорта. Вот.

К. Ларина

―

Мы должны прерваться сейчас…

А. Герман-Мл.

―

Да.

К. Ларина

―

… на этом моменте. Напомню, что сегодня в нашей передаче в гостях, как вы понимаете по «Скайпу» режиссер Алексей Герман. Мы продолжим через несколько минут.

**********

К. Ларина

―

Возвращаемся в программу «Культурный шок». Говорим мы сегодня о правде и лжи, о правде и вранье в кино историческом, в кино, которое представляет некий срез времени прошлого. И сегодня я, Ксения Ларина, разговариваю с Алексеем Германом, кинорежиссером. Лёш, хотела начать другую тему сейчас про фильм «Воздух», который сейчас у вас в производстве. Почему Вы решили, возвращаясь как бы к теме, к которой мы с Вами же прикоснулись, про великое кино о войне, почему Вы решили все-таки пойти вот в это… в это время? Чем оно Вас привлекает?

А. Герман-Мл.

―

Я абсолютно не объявляю свой фильм великим.

К. Ларина

―

Да, обращаю внимание, этого сказано… сказано не было.

А. Герман-Мл.

―

… На всякий случай. Вы знаете, мой товарищ Андрей Генрихович Савельев, один из продюсером наших предыдущих фильмов, очень настойчиво… очень настойчиво меня об этом очень долго просил. Очень настойчиво просил, просил, просил. Я отказывался, потому что я… я говорю, ну, вот Вы хотите, чтоб мы сняли фильм о девушках-летчицах. Мы же не хотим снимать такой как бы пластиковый, с плохой компьютерной графикой блокбастер, где девушки с надутыми губами и вставленными сиськами, значит, с идеальными зубами изображают… И еще они такие, знаете, все постоянно на фитнес ходят. Они такие, значит…

К. Ларина

―

Упругие.

А. Герман-Мл.

―

Упругие. Да. Изображают, значит, девушек 1942 года. Мы довольно долго об этом дискутировали. И в какой-то момент мы с Леной Киселевой начали писать сценарий, и я сказал: «Андрей, значит, я предупреждаю вас, что будет очень тяжело, и будет очень сложно, что, ну, как бы это будет огромный труд». И я, и моя жена, прекрасный художник Лена Окопная, если мы за это возьмёмся, то мы не будем ориентироваться на современные отечественные образцы военного фильма. А мы будем ориентироваться а) на хорошее советское кино, и б) как ни странно, на удачное, их не так много, далеко не так много, иностранные фильмы, которые были сделаны. Нам придется, поскольку… Давайте вкратце, это фильм о том, как некоторое количество молодых девушек-летчиц и молодых девушек-механиков приходит на фронт в полк. Это 42-й год. Как они взрослеют. Как они влюбляются, ссорятся, мирятся, смеются, плачут, учатся летать. И при этом как многие из них гибнут. И для меня было важно вот через это рассказать о том, какая колоссальная боль и самопожертвование стоит в том моменте, когда вот эта фашистская армада остановилась и покатилась назад. Для меня… Я в этом плане не совсем как бы демократ этот типичный. Вот нетипичный. А я не знаю. Не… не как… Для меня война довольно эмоциональная тема. То есть она меня очень трогает вот внутренне. Я ничего не могу с этим делать. Внутренне меня трогает. Меня не трогают эти все… большинство фильмов, которых я не видел, но видел трейлеры, и они мне кажутся фальшивыми. Но для меня это всё… Для меня это всё как бы важно. Вот. И, собственно говоря, я сказал, что мы… Да, мы сделали историю этих девушек. Но мы пойдём ровно противоположным путем от того, чем идет наша отечественная индустрия. Мы будем искать молодых актрис на часть главных ролей. Да, кто-то у нас будет из известных актеров. Да. Но кто-то у нас будет обязательно дебютантками.

К. Ларина

―

То есть Вам были важны вот лица. Да? Для Вас это важно.

А. Герман-Мл.

―

Ну, конечно. Ну, это не должны быть, понимаете, это не должны быть вот это московские… московские бабы. Ту я изображаю. То я изображаю, значит…

К. Ларина

―

Содержанка злобную.

А. Герман-Мл.

―

Да. Сержанта… сержанта в 42-м году, то… то я скачу… скачу я по премьерам с платьями. С платьями с разными. Ну… Ну, как-то это не органично. Мы не будем использовать все эти наработки, которые сделаны за 20 лет в отечественном кино, которые связаны с тем, как показывают полеты. А мы изобретём свои собственные. Просто мы проведем engineering, потому что я к тому времени уже примерно понимал, что мы хотим сделать. И мы будем строить настоящие макеты самолетов, а фактически очень близко к оригиналу. То есть мы не будем… У нас один самолетик, остальные все нарисованные. Нет. И мы… и мы будем использовать технологии какие-то, которые даже в Америке являются технологиями, ну, не завтрашнего дня, но на начало следующих суток почти. Да?

К. Ларина

―

То есть простите, Лёш, сразу вопрос по ходу. То есть, на Ваш взгляд, технологии, они все-таки не убивают живую человеческую эмоцию? Можно их использовать, что называется, в мирных целях.

А. Герман-Мл.

―

Правильно…

К. Ларина

―

… Да?

А. Герман-Мл.

―

Правильное использование технологий. Правильное! Без арабского копирования, которое у нас существует, потому что у меня такое ощущение, что большинство наших фильмов – это копия китайского фильма, который в свою очередь хуже скопировал американский фильм про войну. Знаете, есть очень много очень дорогих китайских фильмов. Очень дорогих, но очень плохих про войну, про китайских героев. Вот. Я очень уважаю китайских героев, но фильмы – дрянь часто. И сделаем мы этот там в 15 раз дешевле, чем «Дюнкерк». И мы действительно начали этот процесс, который по миллиону причин шел невероятно тяжело. Мы действительно построили некие уникальные технические приспособления, которых до нас в России никто не строил, которые позволяют нам определённым образом, не хочу раскрывать, снимать… снимать пролеты самолетов. То есть, ну, чтоб Вы понимали, у нас есть некое количество девайсов, над которыми проведен довольно серьезный engineering, и на которые… которые поднимают полутора… полуторатонный самолёт над землей…

К. Ларина

―

Это же… А деньги откуда такие? У Вас деньги Министерства культуры Российской Федерации?

А. Герман-Мл.

―

Ну, у нас деньги и Фонда кино. У нас деньги НРЗП. У нас есть какие-то частные деньги и так далее. Ну, это не так дорого. Понимаете как бы, если правильно это всё делать, это стоит значительно, знаете ли, как бы дешевле, чем если б то же самое было сделано в рамках, не знаю, какой-нибудь… госконтракта на что-нибудь. То есть это, ну, это главное… главное иметь голову, желание и так далее. Значит, мы на… мы начали строить вот эти макеты самолётов. Один в один. Частью с двигателями и так далее.

К. Ларина

―

Я где-то видела в какой-то сети какое-то было с Вами интервью…

А. Герман-Мл.

―

У меня есть, там на «Фейсбуке» лежит. Там момент посмотрите.

К. Ларина

―

Да, да.

А. Герман-Мл.

―

Да. Вот. Мы провели довольно большой поиск артистов в разных городах: и Новосибирск, и Омск, Екатеринбург там, Ростов, Крым.

К. Ларина

―

То есть искали как искал и Ваш отец – да? – своих героев в свое время, доставая из разных городов, да?

А. Герман-Мл.

―

Ну, да. Ну, кого-то – да. Ну, конечно. Вот. И дальше мы всё это… Дальше мы всё это начали в чудовищных корчах, мучениях снимать, потому что, значит, помимо… помимо коронавируса, у меня… у меня прекрасная идея у меня появилась. Прекрасная. У нас там немножко там по финансовым причинам перенеслись съемки у продюсеров, и мне показалось, что очень красивая идея действительно была. Это действительно правда, что на берегу Финского залива будет аэродром временный. И там будет полоса, стоять самолеты, лёд и так далее.

К. Ларина

―

Ну…

А. Герман-Мл.

―

Итак, оказалось, значит, шквалистый ветер. Эти все самолеты каждую ночь сдувало. Мы их крепили и так далее. То есть я долго говорил. Короче говоря… короче говоря, да, мы пытаемся сломать тренд. Мы пытаемся там отказаться в значительной степени от компьютерной графики, использовать там какие-то настоящие самолеты, летающие, которых, к сожалению, не осталось в России. Вот. Вот это вот… Вот это то, что меня потрясает. В России нет ни одного летающего самолета «Як». Их было множество модификаций. Не осталось, кстати, многих модификаций «Як», даже не летающих. Ну, ни одного летающего «Яка» нет к примеру. Как так может быть?! Они есть в Чехии, во Франции, да где угодно, в Америке, в Австралии, а в России нет. Постройте вы уже этот «Як», на параде его запустите. Что вам построить? Несложно. Вот. Вот. Ну, вот так вот.

К. Ларина

―

Слушайте, ну, Вы это не к юбилею делали? Не к 9 мая вот этого года? Это не был такой заказ к 75-летию, нет?

А. Герман-Мл.

―

Вы знаете, я это не делал к 75-летию. Мы это делали как… как… как в том ритме… В том ритме довольно иссушающем и довольно быстрым тем не менее, – да? – в котором возможно создавать большой исторический фильм, если его создавать правильно, если разбираться в модификациях танков, в модификации… в модификации вооружений, если не врать, если разбираться там в гаргротах самолётов, в окраске, в артистах, в пошиве комбинезонов. Понимаете, всё же утрачено. Всё же утрачено.

К. Ларина

―

Вот опять мы возвращаемся к этому же: всё утрачено.

А. Герман-Мл.

―

Ну, конечно! Ну, конечно! Вы понимаете, – да? – что там Лене Окопной приходилось делать? Она вот эти летные комбинезоны восстанавливала по лекалам, пыталась… пыталась поймать ткань нужную. Их же нет фактически нигде. Там им осталось… осталось не… осталось несколько штук. Очень многое утрачено. Приходилось… Для гимнастерок приходилось изготовлять пряжу, потом из пряжи, собственно говоря, изготовлять нити и так далее, и так далее, и так далее, чтобы это было… чтоб это было хоть как-то… хоть как-то похоже. То есть… то есть в чем ужас отечественного кино? Ужас в том, что любое движение, которое в советские времена не требовало бы как… как бы невероятных… невероятных напряжений, усилий, вот здесь оно требует. Вот вы приезжаете, снимаете, у вас стреляет оружие. Оно никакое не стреляет. Вот. Ну, к примеру. Почему? НРЗП в советские времена на «Ленфильме»… на «Ленфильме» осталось худшее. Не в советское, в постсоветское осталось худшее. Или приходит пиротехник, говорит: «А я что? Я что? Я… Это там до меня всё украли». Да? Ну, вот.

К. Ларина

―

Ну, вот Вы говорите о проблемах внутренних, которые скрыты от глаза зрителя, а я говорю как зритель, когда я вижу продукт уже на выходе, возвращаясь к сегодняшнему кино. То, что в годы советские, ну, считалось просто недопустимым. Ну, скажу так: не везде, конечно, а вот в таких наст… у настоящего человека, у настоящего режиссера, вот такой так называемый такой… сегодня это называют «гламурное кино», то, о чём Вы говорили про этих девушек. Они были и в то время такие же девушки. Накаченных губ ещё не было. Но вот это вот абсолютное не совпадение с эпохой, со временем оно всё равно было. Но невозможно сегодня представить кино, которое снял бы тот же Бондарчук вот в таких… в таких вот интерьерах богатых, если речь идет даже о прошлом, советском прошлом или о военном кино. Ведь все как с иголочки все гимнастерки, если это про войну, Отечественную войну, то сегодня все одеты так, как будто это костюмы им привезли из костюмерной. Идет речь о военном кино, идет ли речь о 60-х… про 60-е годы или про 70-е, ведь это бытовое вранье, оно рождает по сути враньё об эпохе. Это очень сильно связано. Почему вот этого не чувствуют сегодня люди? Для этого не нужно особо учиться. Это надо просто чувствовать и понимать.

А. Герман-Мл.

―

Ну, послушайте, я вот могу сказать, что у нас не все оборванцы, у нас все-таки летные части и все-таки летчики. Вот я…

К. Ларина

―

На всякий случай.

А. Герман-Мл.

―

… вспоминать… Послушайте, ну, я не совсем согласен, как бы выходили фильмы, где… последнее время, где старались… старались вот эту вот окопную… какую-то окопную правду как-то в цветном кино… Вообще насколько это возможно, большой вопрос. Как-то к ней… как-то… как-то к ней приближаться. Но понимаете, это как… как бы невозможно себе… невозможно себе представить условно прекрасный фильм моего отца «Проверка на дорогах» без Ролана Быкова. Вот если бы это был условно не Ролан Быков, а какой-то очень героический командир партизанского отряда и даже точно также одетый, это было бы все равно фальшиво.

К. Ларина

―

Да.

А. Герман-Мл.

―

Понимаете? Всё в жизни, во вселенной всё синергия. И только в синергии там костюма, артиста, там сценарий, ещё что-то должно что-то… должно что-то рождаться. Вы-то тут в 1-й части программы Вы правильно сказали, что кино для поколения там в том числе моих родителей – это было какое-то подвижничество. Это было то ради чего они живут. Они разговаривали в том числе и с вселенной, с Господом Богом, да с чем угодно! Для них это было то, что от них останется в вечности. Останется в вечности, не останется? Может, мы все… Может, мы все вымрем от новой пандемии через 50 лет. Это уже неважно. Но важно, что они вот так жили, и они… они так хотели. И только с таким подходом, наверное, правильно… правильно… правильно снимать фильм. Мне так кажется.

К. Ларина

―

Вы из последнего кино российского Вы могли бы что-то назвать? То, что Вас тронуло, и то, что Вам показалось интересным.

А. Герман-Мл.

―

У меня есть некоторые проблемы с российским кино. Видите ли, я его не смотрю.

К. Ларина

―

«Мальчик русский» не смотрели?

А. Герман-Мл.

―

Нет. Ну, нет. У меня… мне… Мне нравится…

К. Ларина

―

«Дылду»? «Дылду» не смотрели?

А. Герман-Мл.

―

Мне нравится… Мне нравится Хлебников про врача… про врача… про врача скорой помощи.

К. Ларина

―

«Аритмия». Да, да.

А. Герман-Мл.

―

Да, «Аритмия». Мне она… мне она, скорее… Мне она, скорее, нравится. Я по-разному отношусь к фильму «Дылда». То есть это, ну, как бы это не совсем… это не совсем моё кино. Это, скорее, такое… такое… От меня… От меня, скорее, что-то далёкое. Да? Там есть какие-то хорошие моменты, но вот тут не моё. Ничего не… не могу… не могу ничего… не могу ничего сделать. Но я, честно говоря, его-то почти не смотрю. У меня, понимаете, у меня есть потребность пересматривать фильмы, которые были сделаны довольно давно, даже тот же «Облако-рай», который постсоветский фильм прекрасный. У меня какая-то есть потребность, я чувствую… Я чувствую любовь к этим фильмам. А к тому, что вот сейчас делается, я ограничиваюсь, к сожалению, в основном трейлерами.

К. Ларина

―

А сериалы?

А. Герман-Мл.

―

Русские?

К. Ларина

―

Вообще.

А. Герман-Мл.

―

Ну, сериалы я смотрю. Конечно. Но не русские. Мне кажется, они плохо играют в большинстве сериалов. У меня трагическое несовпадение с режиссурой. Понимаете? Всё, что отечественное… Всё, что отечественной индустрии кажется прекрасным, восхитительным, необыкновенным, очень интересным, у меня… у меня вызывает легкую оторопь. И мне кажется, что это довольно… довольно грубо… грубо и топорно… топорно сделанное. Я не… Я не смотрел костомаровскую, по-моему, «Эпидемию» или вот до этого хорошее, надо посмотреть. Но, допустим, я прикоснулся к фильму, к сериалу «Содержанки». И я не испытал ни художественного потрясения, ни желания немедленно узнать, что же произошло… что же произошло далее.

К. Ларина

―

Нет ли у Вас ощущения, что у нас какое-то детское кино? Вот к вопросу, которого Вы уже коснулись в 1-й части по поводу инфантилизма. Вот когда мы сравниваем те же вот… ту же сериальную индустрию, выстроенную в Америке, и уже вполне себе конкурентоспособную, которая появилась и в Европе, это кино? Сериалы, я имею в виду, лучшие их предста… представители. Это кино для взрослых. А у нас всё время немножко какое-то всё детское, недоразвитое. Чем это… Если Вы согласны, конечно, то чем Вы это объясняете? Уровень разговора другой с публикой. Вот про что я пытаюсь сказать. Да?

А. Герман-Мл.

―

Ну, я же мало смотрю! Мне сложно судить. Я могу только предположить. Ну, как я… Как… как мы с Вами можем обсуждать диалекты китайского?

К. Ларина

―

Понятно. Да. Я поняла.

А. Герман-Мл.

―

Я могу только… я могу только предположить. Мне показалось, ну, во-первых, там есть какие-то… На самом деле есть какие-то, видимо, приличные фильмы типа «Я худею» и так далее, и так далее. Я просто небольшой поклонник жанра. Да? Но я… я… это я смотрел кусочками, да, нормальная… нормальная там, достойная… достойная комедия. Да? Ну, к примеру. Да? Ну, я это просто… Это не совсем мое. Но вот те кусочки наших сериалов, которые… которые я видел, мне кажется, что проблема… Проблема в том, что мы умозрительно у нас режиссеры представляют… представляют предмет изучения. У нас умозрительные следователи, которые не похожи на следователей. Ну, мне кажется, они не похожи на следователей.

К. Ларина

―

Да.

А. Герман-Мл.

―

Вот я когда, значит, под домашний арест сажали Рушана Насибуллина, который… который сопродюсер, значит, «Трудно быть богом». Но это не связано с кино. А это связано с бизнесом. Я походил на суды, посмотрел. И мне показалось, что… и мне показалось, что немножко… немножко в наших сериалах существует такое примитивное представление о фигуре… о фигуре…

К. Ларина

―

Вот я про это и говорю. Я именно это имею в виду.

А. Герман-Мл.

―

Да.

К. Ларина

―

Эта небрежность, она прошла…

А. Герман-Мл.

―

Свысока.

К. Ларина

―

Да?

А. Герман-Мл.

―

Свысока. Всё воспринимаем с высока. И вы можете быть идеологически, человечески, да как угодно, вы можете не воспринимать какого-то человека, но не надо воспринимать свысока людей. Вот у нас, допустим, на картине «Воздух» есть несколько… было несколько консультантов – военных. Тончайшие, образованнейшие, умные, склонные к рефлексии люди. То есть понятно, что военные бывают разные. Так же, как все бывают разные. Ну, это… это… Алексей Алексеевич, это… ну, это… это бабье… Нет. Тоже нет. Умный, тонкий, анализирующий, ничего не навязывающий. Никто ничего не навязывал. То же самое, когда у нас снимают о богат… какой-то… о какой-то богатой жизни фильмы. Это удивительная история, когда те люди, которые в принципе знают, как устроена это богатая… богатая московская жизнь, и потеряли множество частей тела на её… на её изучении: там почки, печень, не знаю, там железа, которая здесь… Не помню, как она называется. Всё равно делают это всё… Всё равно делают это всё фальшиво. Может быть, мы просто нечестные… Просто, может быть, мы нечестные с собой.

К. Ларина

―

И какое-то ложное, как мне кажется, какое-то ложное представление о зрителях, которые тебя смотрят. Там какая-то… какое-то несовпадение, вот как мне кажется. Здесь какое-то очень серьезное нарушение вот в этой цепочке, которое позволяет создавать такой фальшак – да? – и ориентироваться на достаточно примитивный уровень, который, кстати, примите… люди склада другого, которые смотрят сериалы выходного дня или что-нибудь такое непритязательное, они это тоже не смотрят. А для взрослой публики это достаточно, ну, скучно.

А. Герман-Мл.

―

Ну, понимаете, тут Вам… тут Вам появится человек, говорит: а вот есть рейтинги, а вот есть то, а вот есть сё…

К. Ларина

―

Я Вас умоляю! А то мы не знаем эти рейтинги! Да.

А. Герман-Мл.

―

Да. Всё-всё. Но это называется надменность. Оторвались, знаете ли, от народа. Понимаете, как бы абсолютно с глубоким уважением к 2-м следующим… к 2-м следующим героям моего высказывания, свадьба Ксении Анатольевны и Константина Богомолова – это омерзительно. Это не потому, что я их… Как-то это меня… как-то меня это беспокоит. Просто к слову. Может, они прекрасные люди. Я мало знаю обоих. Костю знаю с детства. Всегда был очень симпатичным, начитанным молодым… молодым человеком. Очень ходил серьёзным. Мы все в юности бухали, что-то еще делали, а он вообще ходил очень серьёзный. Ну, понимаете, это нарушение вкуса. Если ты нарушаешь вкус в быту, то ты, наверное, нарушишь его и в телесериале. Вкус нельзя выключить и включить. Он… Это как бы постоянная… Это какая-то… Это постоянно должно у тебя быть. Это то же самое, что, понимаете, нельзя быть в понедельник, вторник, среду порядочным, а… а четверг по пятницу – не очень порядочным. Значит, ты в принципе не очень порядочный. Это не к Косте имеет отношение. Я… Это просто вот пример. Сколько я сижу в Питере, до меня это всё… до меня это всё доносится, катафалки, богатство и так далее. Наверное, я просто… НРЗП я просто… Я просто вам завидую.

К. Ларина

―

Прекрасный у нас финал. Совершенно неожиданный. Потом скажут, что специально Ларина позвала Германа, чтобы он сказал после… последние две фразы. Но это не так. Это абсолютный экспромт. Лёш, спасибо огромное! Ждём Вашего следующего фильма. И надеюсь, скоро все выйдут на свободу. Спасибо Вам большое!

А. Герман-Мл.

―

Спасибо. Спасибо большое.