Максим Шевченко - Особое мнение - 2018-12-06
М.Майерс
―
Добрый вечер. У микрофона Маша Майерс, и это «Особое мнение», в студии журналист Максим Шевченко.
М.Шевченко
―
Здравствуйте.
М.Майерс
―
Здравствуйте. Не могу вас не спросить, конечно, по решению Конституционного суда о соответствии конституционным нормам истории с границей между Чечней и Ингушетией. Мы как люди несведущие решили, что сенсации не случилось. Вы можете объяснить, в общем, суть того, что произошло, и как это решение в дальнейшем повлияет на жизнь этих республик?
М.Шевченко
―
Сенсация случилась, но она еще не понимаема просто многими, может быть даже большинством. Конституционный суд чисто формально и юридически, изучив статьи Конституции, пришел к выводу, что, с одной стороны, значит там вот, субъекты могут заключать соглашения между собой на уровне тех структур, которые ответственны за этот субъект, а Конституционный суд Ингушетии, значит, Конституционный суд субъекта не может отменять это решение – оно находится не в его компетенции. Плюс там еще Совет Федерации есть, бла-бла-бла.
М. Шевченко: С 1992 года у ингушей есть ощущение, что их лишили родины
Это всё не имеет никакого значения, потому что никто это слушать в Ингушетии не будет. Если сейчас, вот, Юнус-Бек Баматгиреевич придет с этим решением (а он, наверное, думает, что он вот его получил и сейчас уже всё кончилось), вот, всё только начинается.
Вот, я вам объясню просто, как устроено мироощущение сейчас людей там.
С 1992 года у ингушей есть ощущение, что их лишили родины (значительную часть народа) и что по отношению к ним совершается огромная несправедливость. Ингушетия долгое время была базой террористических организаций реально: Саид Бурятский, Доку Умаров там и так далее. И там шла жесточайшая кровопролитная антитеррористическая война.
На территории Ингушетии было огромное количество беженцев, дислоцировались воинские части, то есть нагрузка была огромная. У людей всегда было ощущение, что что-то происходит с ними помимо их воли, то, что они никак не влияют на происходящее. И вот сейчас опять. И вот опять это важнейший момент для них. Для самоощущения. Не вот этот вот маленький кусочек земли в горах Сунженской там... Святая земля. Ну, по большому счету, все прекрасно понимают, что любой ингуш, если там могила его предков, никто его не прогонит с территории Чеченской республики – он будет как ездил, так и будет совершать, значит там, (НЕРАЗБОРЧИВО), ну, молиться на родовом кладбище своем, если оно там есть (я не изучал этот вопрос, я не знаю точно).
М. Шевченко: Евкуров является заложником системы
Но у людей сейчас возникло ощущение, что опять! Вот, они живут сами по себе, их страсти, их проблемы, их боли. А государство с его параграфами, с его законами, с его судами, с его президентами живет само по себе.
М.Майерс
―
А кому это выгодно, вот, собственно, взять эту историю и превратить ее в такую, вот, взрывоопасную, как бы, вот?
М.Шевченко
―
В этом суть российского государства. Это происходит везде, по всей стране. По всей стране начальники считают, что если они являются частью этой машины, которая там потрескивает и крутит колесиками, то они уже являются теми, чье мнение даже самое неправильное по мнению людей всё равно будет исполняться.
М.Майерс
―
Слушайте, ну, Евкуров не может этого не понимать. Он же вполне себе осознанно (НЕРАЗБОРЧИВО).
М.Шевченко
―
Евкуров является заложником системы. Юнус-Бек сам по себе очень хороший человек – я его знаю лично. И его многие знают. Он является генералом военным, он до винтика, до мозга костей является частью машины, где существуют приказы и исполнение приказов.
М.Майерс
―
А кто отдал приказ?
М.Шевченко
―
Я думаю, что те, кто решил, что пора провести границу и что надо это сделать. Я думаю, что приказ Евкурову может быть отдан только с самого верха.
М.Майерс
―
А зачем? Ну, то есть, есть в этом какая-то логика? Потому что Кавказ – территория взрывоопасная...
М.Шевченко
―
Нет, ну есть там проблемы субъектов, границы субъектов – это подробно описано в «Коммерсанте» было не так давно.
М.Майерс
―
Не-не-не, меня волнуют смысловые, как бы, вещи.
М.Шевченко
―
Нет смысловых. Чисто технологические. Дорога на (НЕРАЗБОРЧИВО) чеченская шла там через, допустим, кусок загибался через территорию Ингушетии. Вот, надо дорогу ремонтировать. Кто будет выделять бюджеты на эту дорогу, понимаете там, ингушский бюджет или чеченский бюджет?
М.Майерс
―
Хорошо. Что будет дальше, вот, если вы говорите, что всё только начинается?
М.Шевченко
―
Я считаю, что дальше бóльшая часть народа поймет, что от их мнения ничего не зависит.
М.Майерс
―
И умоются?
М.Шевченко
―
Нет, они совершенно не умоются.
М.Майерс
―
А что они будут делать?
М.Шевченко
―
Я думаю, что протесты продолжатся и будет, я думаю, дальше реализовываться худший вариант, от которого я очень предостерегаю власти и не хотел бы, чтобы он реализовывался. Начнутся репрессии, начнется давление, начнутся поодиночке обыски, там, аресты-задержания. Не сразу. Через неделю, через две, через три.
М.Майерс
―
И это будет делать хороший парень Юнус-Бек Евкуров, потому что он заложник (НЕРАЗБОРЧИВО)?
М.Шевченко
―
Нет, это будут делать федеральные спецслужбы. Центр «Э», ФСБ и так далее. Я же вижу по Телеграм-каналам кремлевским, куда ветер уже начал дуть. Кто организовал ингушские протесты? Кто финансирует ингушские протесты? Фирмы-однодневки в Татарстане (уже такие пробросы идут в кремлевских Телеграм-каналах). Уже, вот как бы, западного следа они не обнаружили, понимаете, из Грузии никакие...
М.Майерс
―
Что странно.
М.Шевченко
―
Нет, ну почему? Они же это, вот, избили и там запугали этого журналиста Козловского, правда?
М.Майерс
―
Угу.
М.Шевченко
―
Эти же сотрудники не наказаны. Их даже имен мы не знаем.Это в России можно убивать безнаказанно журналистов и их запугивать, и ничего с тобой не будет потом и, как говорится, считается, что это такая норма жизни. Дальше, вот, начнется вот это, короче. Но они не обнаружат никаких западных там грантов, они не обнаружат никакого тайного финансирования там ваххабитского подполья или чего они там еще придумают.
Потому что во главе протестов стоят, в частности, люди, которые символизируют собой как раз именно... Там традиционный кунта-хаджийский, тарикатский ислам во многом. Тогда как они дальше будут действовать?
Вот, я просто знаю этих силовиков, их логику. Я знаю, как на это будут реагировать люди. Дальше они обязательно будут искать виновников, их зачинщиков, запугивать их, арестовывать, изолировать. Может быть, кого-то убивать начнут, как они это делают по всему Северному Кавказу. Делали. Ну и, собственно, так как убийства ни Тимура Куашева, ни Хаджимурада Камалова, ни нагайских имамов не расследованы, то, стало быть, эта практика не осуждена ни внешне, ни внутриведомственно.
Поэтому, вот, дальше будет вот так вот. И к чему это может дальше привести? К озлоблению. Люди...
М.Майерс
―
Ну, то есть мы получим еще одну горячую точку.
М.Шевченко
―
Нет, это не горячая точка. Ингушетия – это самый европейский регион России. Вот, то, что происходило во Франции, то, что мы видели, народный протест, стихийный протест, когда на улицах люди... Только во Франции народ может заставить Макрона, ставленника банков и корпораций, пойти на попятную.
М. Шевченко: Приказ Евкурову может быть отдан только с самого верха
М.Майерс
―
Ну, это тоже традиция, в общем.
М.Шевченко
―
Слушайте, если Макрона, главу ядерного государства с авианосцами, с подводными лодками, с Иностранным легионом люди могут заставить пойти на попятную всего из-за каких-то 2-х евро, которые повышают на бензин, здесь-то для народа гораздо более жестокая ситуация. И внутренне она унизительная.
М.Майерс
―
Она унизительна.
М.Шевченко
―
Да. И поэтому далеко не исчерпаны пути решения. Не надо туда приезжать Ярину, не надо там Мотовникову кого-то там, понимаете, топать ногами или как-то еще разговаривать. Надо просто посадить, пока не поздно, стариков с двух сторон и еще раз всё это пройти.Есть решение Конституционного суда. Поверьте, для ингушского народа это не более, чем бумажка. Никто его исполнять там не собирается. И не будет исполнять. Уже, вот, я просто чувствую по общему настроению людей. каково оно.
М.Майерс
―
Евкуров удержит власть?
М.Шевченко
―
Евкуров не избран народом. При всей моей к нему личной, как бы, симпатии... Ведь, много раз Юнус-Бек говорил, что я готов идти на прямые выборы, готов идти на прямые выборы. Понимаете? Ему Кремль это не позволяет делать. Это политика Кремля в отношении Кавказа. Кавказские республики что-то вроде туземных анклавов – там не может быть прямых выборов. Кланы, говорят, влияют.А в Москве у вас кланы не влияют? Там, собянинский клан, там, хуснуллинско-собянинский, там, и так далее не держит Москву под собой? А в других регионах кланов нету? А, там, Ростех, Сбербанк, Газпром и Роснефть – это не кланы? Или это корпорации? Или корпорациям можно, а, значит, каким-то загадочным кланам, про которых, я уверен, между собой будут договариваться и ситуация будет гораздо более демократической...
Были бы нормальные выборы, вот, были бы, победил бы Евкуров на прямых выборах... А я уверен, что у него был бы огромный шанс победить. И я думаю, что и в этой ситуации у него было бы гораздо больше маневра.
М.Майерс
―
Конечно.
М.Шевченко
―
Гораздо больше бы возможностей с людьми разговаривать.
М.Майерс
―
Потому что они выказали бы ему доверие.
М.Шевченко
―
Поэтому вся эта ситуация – это не следствие плохого Евкурова, это не следствие неправильного народа, а это следствие той системы отношений народа и власти, которая сформирована по всей России. Но которая на Кавказе... Знаете, как вот? Есть на теле точки, на теле человека. Вот, надавишь, допустим, сюда, там вот, в грудь – ну, тебе не больно. А, вот, надавишь, какая-то специальная точка там около сустава – и всё тело пронизывает боль.Вот, республики Кавказа – это такие же точки болевые. Это не горячие точки, как вы говорите, потому что там терроризм и так далее. Весь терроризм – это было следствие произвола прежде всего и криминала 90-х и 2000-х годов.
Вот, на вот этот вот произвол и беспредел пришли... Смотрите, в Дагестане был терроризм. Как ужасно! Так у вас уже арестовано всё правительство Дагестана! Так, значит, были основания для социальных, политических протестов? Значит, не все люди, которые протестовали против коррупционеров, воров, жуликов, которые сейчас вам показания дают в ваших камерах, являются плохими? Так значит, все-таки, грабили?
Гимри, там, Унцукульский район, Буйнакский район и другие районы Дагестана. Значит, все-таки, у молодежи были основания для протеста какого-то?
Конечно, нельзя заниматься терроризмом – это безусловно. Но вы же подавляли легальные формы протеста. И вы сами, главное, арестовывая этих жуликов и воров, и убийц некоторых (потому что некоторые виновны в журналистах), подтверждаете, что социальный протест имел право на существование. Поэтому, вот, сегодня...
М.Майерс
―
Мы поговорим о том, что сейчас там происходит.
М.Шевченко
―
...против того произвола, который там существует много лет.
М.Майерс
―
Журналист Максим Шевченко.РЕКЛАМА
М.Майерс
―
Мы продолжаем. Максим Шевченко в «Особом мнении» сегодня. А что сейчас происходит в Дагестане? Давайте, как бы, поговорим о том, все-таки, как это сегодня всё выглядит? Потому что сейчас это не вопрос терроризма или еще чего-то. Вот, например, в Дагестане концерты отменяются, да? То есть некоторые представители...
М.Шевченко
―
Слушайте, в Ярославле и в других городах тоже концерты Хаски отменяются.
М.Майерс
―
Да. Началось всё с Дагестана. Ну, вот, последние...
М.Шевченко
―
Да нет, не надо вешать всё на Дагестан! Они это специально делают, чтобы переключать внимание на Кавказ, чтобы всех натравливать на Кавказ, чтобы страну (НЕРАЗБОРЧИВО).
М.Майерс
―
Не, подождите, это сделал Хабиб, насколько я помню. Первая была история с тем, что он кричал, что не надо. Потому что там концерты Крида или еще там бог знает кого не соответствуют моральному облику республики и что это противоречит традициям и так далее, и так далее. «Не надо, уходите. Мы вас, может быть, вас и понимаем, но мы вас такими не хотим».
М.Шевченко
―
На мой взгляд, концерты Крида не соответствуют никакому моральному облику, потому что это просто попса.
М.Майерс
―
И что?
М.Шевченко: Только во Франции народ может заставить Макрона, ставленника банков и корпораций, пойти на попятную
М.Шевченко
―
А, вот, Хаски – это не попса. Вот, Хаски – это серьезная глубокая поэзия. Трагическая, экзистенциальная. И запрет выступлений Хаски – это просто, как бы, запрет на поэзию и запрет на высокое искусство.
М.Майерс
―
Почему?
М.Шевченко
―
Потому что это высокое искусство, потому что это страх чиновников, страх силовиков, непонимание глубокое той боли, которая звучит там в его песнях «Пуля-дура», допустим там, и так далее, понимаете?
М.Майерс
―
Но подождите. Это вопрос вкусовщины или это вопрос политики, идеологии или, условно говоря, управления вот этим сообществом? Я-то это понимаю таким образом, что...
М.Шевченко
―
Ну, управлять они сейчас решили через Дмитрия Киселёва, как вы понимаете, который сейчас с рэперами пытается заигрывать.
М.Майерс
―
Ну, да, да-да, да-да. То есть если ты не можешь с этим бороться, это надо возглавить, да, и пытаются заигрывать. Как это всё выглядит, вот, в ваших глазах, вашими глазами?
М.Шевченко
―
Возглавить что? Вот, они возглавляют...
М.Майерс
―
Ну, есть тусовка. Эта тусовка...
М.Шевченко
―
Они покупают каких-то рэперов, например, да? Или блогеров. В итоге эти рэперы-блогеры начинают считаться зашкваренными, с ними никто не общается, их никто не слушает. А начинают появляться новые имена. Это процесс, который невозможно контролировать, невозможно остановить. Нельзя остановить поэзию.Царь купил Пушкина? Купил. Пушкин в итоге, кривясь, жмясь, там, ломаясь, но написал «Нет, я не льстец, когда царю, понимаете, хвалу там свободную слагаю», да? Чтобы искупить, значит, свои «Товарищ, верь, взойдет она» и всё такое прочее.
М.Майерс
―
Угу.
М.Шевченко
―
Пушкина это всё придавило очень сильно – всё это известно из его биографии. Он это внутренне (видно) тяжело переживал: «Счастья нет, но есть покой и воля. Давно заветная мечтается мне доля», да?Ну, кончилось, мы знаем, чем. Здесь это чем? Ну, допустим, они вот этих взяли, вот этого прикупили, вот этот у них теперь с ними.
М.Майерс
―
Да нет, наоборот, они сейчас по голове гладят.
М.Шевченко
―
Появятся новые, появятся более радикальные, которые будут говорить про этих: «Вы зашквар. Их нельзя слушать».
М.Шевчекно: Кавказские республики что-то вроде туземных анклавов – там не может быть прямых выборов
М.Майерс
―
А вам это интересно как, вот, культурный феномен современный?
М.Шевченко
―
Это не феномен, это просто язык современной поэзии. Это прекрасно! Хаски, Оксимирон, Гнойный, там не знаю, другие... Ну, вот это вот лучшая тройка на мой взгляд. Выше всех я Оксимирона ставлю на первое место (пусть не обижаются другие), потому что просто его поэзия насыщена очень многими (НЕРАЗБОРЧИВО) там и так далее.
М.Майерс
―
Можно ли «поженить» вот эту вот тусовку, эту прослойку с властью?
М.Шевченко
―
Поэта всегда можно купить. Товарищ Сталин с Осипом Мандельштамом очень долго пытался договориться, играл с ним. Понимаете? Любого другого стерли в порошок бы за это «Мы живем, под собой не чуя страны». А тут звонок Пастернаку: «Что за поэт Осип Мандельштам?» Правда, ведь, да?И смотрите, ссылка в Воронеж – это же не ссылка на Колыму, с другой стороны. Там всё известно: донос Ставского известен, как Ежов боялся дать ему ход (этому доносу) 3 месяца, потому что знал, что Сталин благоволит Мандельштаму.
Власть всегда пытается приручить поэтов.
М.Майерс
―
И безуспешно, понимаете? Я вас именно об этом спрашиваю.
М.Шевченко
―
Пока не требует поэта к священной жертве Аполлон, заботы суетного света, он равнодушно погружен. Молчит его святая лира, душа вкушает хладный сон. И средь детей ничтожных мира, быть может, всех ничтожней он. Но лишь божественный глагол до слуха чуткого коснется, душа поэта встрепенется. Как это можно приручить? Как можно божественный глагол приручить? Эти наивные властители, властители великие и страшные. Аль-Маарри пытались приручить султаны, Данте пытались приручить, понимаете? Их нельзя приручить.
М.Майерс
―
Подождите. Ну, смотрите: у нас либо приручают, либо сажают, да?
М.Шевченко
―
Такова судьба поэта. Такова судьба любого поэта.
М.Майерс
―
Но самое главное, что поэты поэтами остаются, по крайней мере, в историческом промежутке, да? У нас есть дело Серебренникова. Сегодня, как вы, наверное, слышите по новостям...
М.Шевченко
―
Серебренников не поэт, это разные вещи. Хотя, Серебренников – гениальный режиссер, но это другое.
М.Майерс
―
Я понимаю. Ну, я имею в виду вот эту прослойку, с которой власть пытается либо договориться, либо купить, либо посадить.
М.Шевченко
―
Когда мы говорим об Оксимироне, Хаски и Гнойном, мы говорим о независимой поэзии. Понимаете? О независимой.
М.Майерс
―
Не, что значит «независимой»? Сейчас они независимы.
М.Шевченко
―
Ну, допустим, там Линдон Джонсон или Никсон пытались бы приручить Джимми Хендрикса, Джима Моррисона, там, Джона Леннона... Кстати, с Битлз они далеко продвинулись, но Леннон оказался, все-таки, неприручаемым по итогу. Понимаете?Поэтому о чем мы говорим?
М.Майерс
―
Мы говорим об Александре Сокурове, например, сейчас. Вот, сегодня широко освещаются наезды, финансовые наезды на...
М.Шевченко
―
Это разные типы творчества. Жизнь режиссера зависит от огромных инвестиций. Без больших денег сегодня нельзя снять хорошее кино.
М.Майерс
―
Правда?
М.Шевченко
―
Да. В этой профессии сервильность некая, соглашательство с финансовым источником, с властью является издержкой профессии. Кто-то это проходит далеко типа Михалкова, кто-то как Сокуров или как Звягинцев, как бы, проходит недалеко, понимаете? Но деньги на хорошее кино необходимо находить.Вон, Родригез снял свой первый фильм вот этот вот про гитариста там...
М.Майерс
―
Но как вы расцениваете наезд на Сокурова вот этот финансовый? Что за этим?
М.Шевченко
―
Ну, Сокурова избрали в Совет по правам человека. Как говорится, кнут и пряник. Я не знаю, зачем он пошел в этот Совет, если честно. Ну, это, я считаю, ошибка просто изначально.
М.Майерс
―
Почему?
М.Шевченко
―
Ну, потому что я уже сказал, этот Совет – это просто ширма для прикрытия преступлений власти. Поэтому я и вышел из него в мае-месяце.
М.Майерс
―
Ну, это же такая точка зрения. Вы же понимаете, да?
М.Шевченко
―
Это такая точка зрения. Но это моя точка зрения, которая продиктована 6-летним опытом работы в нем.
М.Майерс
―
Бессмысленная организация?
М.Шевченко
―
Там очень хорошие люди. Федотов – хороший человек. Знаете, там хорошие люди...
М.Майерс
―
Хорошие люди не профессия.
М.Шевченко
―
Хорошие люди не профессия.
М.Майерс
―
Вопрос эффективности того, что они делают.
М.Шевченко
―
Но в целом система оперирует Советом по правам человека, вот так держа его в руке, для прикрытия, сокрытия своих злодеяний. Это для меня просто очевидное то, что я там увидел.
М.Майерс
―
То есть это ситуация, в которую сейчас загнал себя Сокуров. Я правильно понимаю?
М.Шевченко
―
Ну, наверное, да.
М.Майерс
―
Лев Пономарёв. 25 суток ареста.
М.Шевченко
―
Замечательный человек. Прекрасный правозащитник, честнейший человек.
М.Майерс
―
За что? Почему он?
М.Шевченко
―
Запугивание. В чистом виде запугивание власти.
М.Майерс
―
Слушайте, кого запугивать? Пономарёва запугивать?
М.Шевченко
―
Ну, в 77 лет... Сколько ему? 77 лет, да, Пономарёву?
М.Майерс
―
77 лет.
М.Шевченко
―
в 77 лет 25 дней тюрьмы может оказаться и смертным приговором, честно говоря.
М.Майерс
―
Может. Но понимаете, какой эффект?..
М.Шевченко
―
Поэтому, может, и не запугивание, может, и убийство сознательное. Мы же не знаем, чего ему там давать будут в тюрьме. Чего ему там колоть будут, понимаете, в этой тюрьме.
М.Майерс
―
Почему? За что? Ну, то есть понимаете...
М.Шевченко
―
За смелость. За то, что не боится, за то, что говорит то, что думает. За то, что идет напролом против силы, прет против рожна. Он лидер!Да, Лев Пономарёв – это человек, который пользуется уважением у всех. У тех, кто с ним согласен, не согласен. Все скажут, что это бессеребренник, честный и порядочный человек.
М.Майерс
―
А это не добавляет эта история, ну, за исключением физиологического там давления, физического, которое может быть оказано на него в связи с его возрастом. Это не добавляет ему очков, собственно?
М.Шевченко
―
Так если его убьют, какие там очки?
М.Майерс
―
Нет, если убьют... Я имею в виду, образ, да? Пономарёв – человек, там, крайних взглядов, резких, он высказывает их...
М.Шевченко
―
Я бы так не сказал. Я его хорошо знаю: он не резких никаких взглядов. Он просто отстаивает...
М.Майерс
―
Ну, о’кей, я имею в виду тот факт, что он символическая фигура, его берут и как... Ну, понимаете, одно дело посадить Навального, который еще себе политических очков наберет там и будет в грудь себя бить. И другое дело, трогать Пономарёва, 77-летнего человека, уважаемого, с репутацией и, в общем, с ним всё понятно.
М.Шевченко
―
Вы знаете, вот смотрите. Есть такая версия в отношении ежовских репрессий, что Ежов это всё затеял, чтобы подставить Сталина. Я сейчас не говорю, правда это или неправильно. По крайней мере, Ежов был осужден.А вдруг арест Льва Пономарёва... Вот, представляете, с Пономаревым что-то случится. Как Путин потом это будет объяснять в мире? Пономарёв – всемирно известный правозащитник. Ну, например?
М.Майерс
―
Так зачем тронули-то?
М.Шевченко: Хаски – это не попса. Вот, Хаски – это серьезная глубокая поэзия
М.Шевченко
―
Может, это какие-то внутренние разборки правящей элиты. Откуда мы знаем? Силовиков. Может, Пономарёва тронули, вот, с ним чего-то случится, с 77-летним человеком... Он, конечно, с крепким характером, крепкий телом, он такой, бодрый человек, да? Но мало ли что может случиться. И как они потом это будут объяснять там на какой-нибудь «Двадцатке» или на какой-нибудь «Восьмерке»?
М.Майерс
―
Так зачем так подставляться-то? Зачем?
М.Шевченко
―
Это говорит о том, что власть не едина, что во власти есть разные группы, разные механизмы. Например. Это наша версия, да? Которые подставляют друг друга, подсиживают друг друга. Так было всегда. В разветвленной могучей системе, где большой пирог и где есть определенное количество рвущихся к этому пирогу, всегда будет вот эта вот грызня, понимаете, за доступ к пирогу.
М.Майерс
―
Я смотрела фрагменты вашего очень громкого интервью с Ксенией Собчак. Вот, собственно, на днях...
М.Шевченко
―
Нет, это она пыталась со мной взять интервью.
М.Майерс
―
Она пыталась, да. Нет, ну вы просто громко разговаривали. Мне показалось, что вы...
М.Шевченко
―
Ну, просто ее вопросы подразумевают сразу ее же ответы.
М.Майерс
―
Ну, это... Да, я, собственно, не собираюсь обсуждать тут работу коллег. Я хотела узнать у вас. Еще одна новость вчерашняя – это наезд на акции Последнего адреса, когда в Петербурге комиссия...
М.Шевченко
―
Я точно не знаю, что там.
М.Майерс
―
Ну, там история в том, что просто не надо вешать эти ваши таблички.
М.Шевченко
―
Какие таблички?
М.Майерс
―
Последний адрес.
М.Шевченко
―
Я просто не в курсе, что это.
М.Майерс
―
Последний адрес – это инициатива Сергея Пархоменко. Они вешают таблички на дома, памятные таблички, на которых указаны даты жизни репрессированных – там имя-фамилия, год рождения, зафиксирован год ареста и расстрел. И эти 3 даты с пустой фотографией...
М.Шевченко
―
Можно вешать. Почему нельзя?
М.Майерс
―
...вот, они, значит, вешают эти таблички. Ну, с 2014-го года это, собственно. Вот. Такая история.И власти говорят о том, что... В Петербурге это, по-моему, началось, если я не ошибаюсь. ...что не надо нам вешать эти таблички, забирайте свои таблички. Это не соответствует архитектурному образу города, поэтому давайте тут, как бы, будет что-то то, что мы хотим здесь повесить. А это, как бы вот, убирайте.
М.Шевченко:Это не феномен, это язык современной поэзии. Это прекрасно! Хаски, Оксимирон, Гнойный
М.Шевченко
―
Ну, если Беглов не хочет противопоставить себе город на выборах 2019-го года, то лучше ему не препятствовать вешать эти таблички.Они же просто мыслят-то линейно. Если вешает Пархоменко, значит, плохо, значит, надо мешать. А по сути, вот, выйдет губернатор или кандидат, и скажет: «Давайте эти таблички... Правда, были репрессии, город там в 35-м, в 34-м году, в 37-м, да? Был город поражен, как говорят, страхом, особенно его партийно-номенклатурные районы и партийно-номенклатурные дома». Потому что репрессии-то были, в основном, против коммунистов, будем откровенны. И это вызовет поддержку, симпатии людей. А когда власть запрещает поминать там убитых... Мы сейчас даже не оцениваем, кто из них был кто там, из этих убитых. Это вызовет только антипатию.
А нам это говорит о глупости властей.
М.Майерс
―
Ну, это, опять же, это попытка каким-то образом это либо побороть, либо возглавить. То есть нужно это либо под себя как-то запихнуть, да? «Нет, мы только сами имеем право».
М.Шевченко
―
Под себя они не умеют. Они мыслят линейно. Еще раз говорю, линейно.Вот, у них есть 2 папочки – черная и белая. Вот там Пархоменко, условно говоря, в черной папочке. Если из черной папочки предложат, допустим, каждую женщину поздравить с 8-м марта, то они будут бороться с этим, понимаете, с поздравлением. Если вот Пархоменко предложит, допустим, «Давайте поздравим каждую женщину с 8-м марта или каждого ребенка с Новым годом» - «Кто предложил? Пархоменко? Давайте с этим бороться». Они вот так мыслят, поймите.
И поэтому...
М.Майерс
―
А эта память – она нужна как общественная инициатива? Вы ее поддерживаете? Она нужна?
М.Шевченко
―
Ну, я не вижу в этом никакой проблемы. Репрессии были, людей убивали. У каждого человека своя судьба.Я же выступаю не за обеление Сталина и не за очернение Сталина, я выступаю за изучение этого времени. Мы до сих пор не понимаем приводного механизма этих репрессий. Для нас закрыта бóльшая часть архивов. Сталинский архив для нас просто не существует. У Сталина была огромная переписка личная – она закрыта просто.
М.Майерс
―
Максим, я вас прерываю. Мы вернемся через небольшую паузу.НОВОСТИ
М.Майерс
―
Журналист Максим Шевченко в этой студии, мы продолжаем. Я хотела вас про аэропорты спросить.
М.Шевченко
―
Давайте. Я просто не понимаю, в чем проблема с этими аэропортами.
М.Майерс
―
Не, то, что там идея, как бы...
М.Шевченко: В 77 лет 25 дней тюрьмы может оказаться и смертным приговором, честно говоря
М.Шевченко
―
Я просто вообще не понимаю коллизий, чего мы тут обсуждаем? Мне кажется, что это навязанная нам тема, чтобы мы не обсуждали протесты в Ингушетии, выборы в Приморье, там, протесты мусорные в Архангельской области и разворачивающиеся протесты в Киржачском районе Владимирской области, где выясняется, губернатор Сипягин обманул, как мне говорят, жителей Киржачского района. Предвыборно он обещал, что будет бороться против свалок, а сейчас мне люди пишут, звонят, говорят «Так что? Он опять говорит, там, что ли, свалки протаскивает эти?»Поэтому, вот, чтоб мы это с вами не обсуждали, а также не обсуждали всё остальное, всё, что в мире происходит, мы должны обсуждать вот эту вот фигню с аэропортами.
М.Шевченко: Поэта всегда можно купить
М.Майерс
―
Да эту фигню, конечно, да, это я с вами абсолютно согласна, идея абсурдная. Я хотела вас тогда спросить о том, уж раз вы затронули эту тему, как вы прогнозируете будет мусорная история развиваться? Его ж всё равно надо девать куда-то.
М.Шевченко
―
Ну, сегодня ФСБ провела обыски в администрации Волоколамского района.
М.Майерс
―
Ну, 20 раз провести обыски. Куда мусор-то девать?
М.Шевченко
―
Не, это ничего подобного. Какое дело ФСБ?..
М.Майерс
―
К вам, во Владимирскую область.
М.Шевченко
―
...значит, Администрации Волоколамского района? Значит, это запугивание в чистом виде, потому что там глава, по-моему, района – коммунист. Я с ним делал интервью. Член КПРФ, кстати, между прочим. Вот интересно, КПРФ выступит в его поддержку или не выступит? И, конечно, жители Волоколамска, по-прежнему ничего не решается.То есть просто, как говорится, будет запугивание, попытка... Ну, криминализация режима, чего говорить-то?
М.Майерс
―
Ну, это политический аспект этой истории. А фактологически куда его девать? И можно его, вот, во Владимирскую область?
М.Шевченко
―
Фактологический аспект следующий. Хватит нам рыть котлованы и сваливать туда городской мусор. Хватит воровать деньги, которые выделяются на современные заводы. Почему заводы можно построить в Словакии, в Чехии, в Австрии, в центре Вены стоит завод, по всей Европе стоят экологически безупречные заводы, которые перерабатывают раздельно собираемый мусор. А у нас роют котлованы?Объясняю, почему. Потому что это криминальная тема. Потому что вырыть яму, получить подряд на эту землю, взять там тысячу грузовиков и потом возить московский мусор... С каждого грузовика какой-нибудь сидящий в Майами или где-нибудь в Хайфе, или где-нибудь на Мальдивах какой-нибудь человек будет просто получать по 5 тысяч рублей, например. Так и зарабатываются миллиардные состояния на нашем здоровье и на здоровье наших детей. Вот и всё. Вот и всё.
Им же всё равно, будут отравлены реки, не будут отравлены реки и так далее.
М.Майерс
―
Слушайте, но всё это всё равно до той степени, пока этот социальный протест не станет заметен, не приобретет какие-то серьезные формы.
М.Шевченко
―
Ну, потом ФСБ и арестовывает, потому ФСБ и проводит обыски в кабинетах глав районных администраций, которые являются центрами антисвалочного протестного движения. Вот и всё. Потому это и происходит запугивание.Вот, у Ингушей, у них вот эти горизонтальные системы консолидации родовой, этнической, родственной достаточно тесные. А у нас нет такой консолидации. И это, конечно, ну, надо уже людей довести совершенно.
М.Шевченко: Это говорит о том, что власть не едина, что во власти есть разные группы, разные механизмы
Вот, летом, когда Орлову, как бы, выгоняли из Владимирской области, да, там был митинг в Филипповском, по-моему, тысячи полторы. Это считалось, что это невероятно. Филипповский – это полигон в Киржачском районе. Что-то невероятное считалось по численности.
Так и то, понимаете, они прямо там, у них глаза были выпучены, они там... «Что там такое? Заговор против государства какой-то», понимаете?
Были б там дачи каких-нибудь силовиков, так они бы, небось, первые туда побежали бы на этот митинг его тайно поддерживать.
М.Майерс
―
Там дач бы силовиков не было по определению. Им просто не мог быть выделен этот земельный участок.
М.Шевченко
―
Ну, мы не знаем. Каким-нибудь майорам, подполковникам запросто могло бы быть, понимаете?
М.Майерс
―
Просто вопрос в том, что когда это достанет?
М.Шевченко
―
Там очень хороший район, очень хорошие земли песчаные, сосновые земли там и так далее. Поэтому, собственно говоря... А хорошие земли у нас всегда начальникам, понимаете, отдаются сразу же. Поэтому я не думаю, что это масштабный социальный протест. Ну, просто негодование, просто раз за разом, раз за разом людям обещают, приезжают губернаторы, исполняющие обязанности губернаторов, приезжают те, кто становятся губернаторами, и ничего не происходит. Ничего не происходит.Вот, как с ингушами: все разговоры закончились просто бумажкой, которую выдал Конституционный суд, и им сказали «Подчиняйтесь».
М.Майерс
―
Но вы же сами говорите, что не закончилось.
М.Шевченко
―
Это я знаю. А они-то думают, что всё. Как так? Против Конституционного суда кто там будет выступать? А как вы заставите? Чего вы там, силовую операцию начнете, что ли, там в (НЕРАЗБОРЧИВО) или где-нибудь еще там?Поэтому о чем мы говорим? Они не умеют никак разговаривать с обществом. Они умеют только манипулировать обществом. Наплодили пиар-контор, понимаете, там тысячи сидят вот так вот наевших на этих грантах себе пиар-конторщиков, которые пишут, манипулируют сознанием, понимаете?
М.Майерс
―
Они свою работу делают за деньги.
М.Шевченко
―
Понимаете, наплодили силовые структуры, наплодили чиновничество, а разговаривать с обществом... Купили все практически СМИ, а разговаривать с обществом не умеют, не знают как. Не понимают, что можно просто выйти к людям, сесть с ними, поговорить «А как у вас дела? А что вы хотите? А чем вам помочь? А почему вам так плохо?» Никто этого не делает просто, вы не поверите!
М.Майерс
―
А запрос есть со стороны людей?
М.Шевченко
―
Огромный! Вот, моя популярность на Кавказе – она основана только на одном факте. Когда я, вот, был в Общественной палате, я проехался по всему Северному Кавказу с группой людей. Там Валерий Александрович Тишков там, Алексей Всеволодович Малашенко был, Руслан Курбанов. И мы просто во всех селах спрашивали людей, два вопроса задавали. В чем проблема и как ее решить? Мы молчали. А люди говорили, десятки-сотни людей. Этот назывался проект «Мир Кавказу».По итогу мы там Хлопонину, который тогда был полпредом, передали вот такую пачку. И вот то, что людей просто выслушивали, произвело такое впечатление на людей!.. Никто никогда их не выслушивает. Приезжают начальники, сгоняют всех на митинг и начальник начинает рассказывать, как надо жить, как будем жить.
А если, вот, начальники приедут, сядут и люди выйдут, и будут просто говорить. Говорить и, вот, рассказывать свою реальную жизнь достаточно тяжелую или хорошую жизнь. Вот это людям надо! Власть с людьми вообще не общается, не разговаривает.
М.Майерс
―
Ну, это такой формат Евгения Ройзмана. Тоже пишите об этом просто, вот, пишите, рассказывайте.
М.Шевченко
―
Ну, это прекрасный формат. Поэтому Ройзмана любят и уважают в Екатеринбурге, понимаете? Потому что он там успешный человек в бизнесе, там успешный человек в журналистике. Но он разговаривает с людьми. Поэтому, на самом деле, и к Путину симпатия происходит потому, что Путин выходит с людьми разговаривать, и у него страха в глазах нету. Он разговаривает с ними, слушает. Может слушать. Если ему там ФСО позволяет и там пиарщики, которые ему эти встречи организуют. Так уж случайно прорвутся к нему люди...Помните, там прорвались же какие-то больницы (там, Струнинская да?). Вот, у нас там из Владимирской области была там и так далее. Случайно это всё.
М.Майерс
―
Только ничем хорошим там в большинстве своем... В некоторых случаях, в определенном количестве случаев (я не знаю, какая там статистика) это не закончилось, потому что это... Ну, потому что это...
М.Шевченко
―
Ну, больница как стояла заплесневелая, неотреставрированная, так она и будет стоять еще долго.
М.Майерс
―
Девушка, которая жаловалась на онкологическое свое заболевание, недостаток медицинской помощи, умерла. Другая девушка там повесилась. Ну, понятно.
М.Шевченко
―
Я лично Путину передал в руки несколько писем с просьбой там о проблемах людей, сидящих в тюрьмах, об убитых и так далее. Потом эти письма спускаются в Аппарат, а Аппарат их, естественно, выкидывает в мусорную яму.
М.Майерс
―
Ну, потому что это превращается в показуху, если система эта не работает. А зато мы выбираем аэропорты.
М.Шевченко
―
Вот, аэропорты поэтому. Я вообще не понимаю, в чем коллизия аэропортов? Мне лично всё равно, как они будут называться.
М.Майерс
―
Ну, смотрите...
М.Шевченко
―
Меня, конечно, порадовал этот контр-адмирал и Кант.
М.Майерс
―
Это очень смешно, да. Это прям прекрасно.
М.Шевченко
―
Это особый такой сюжет, просто какой-то Хармс и Зощенко.
М.Майерс
―
Слушайте, а почему Жукова нет нигде? Вот, как вам кажется? Это как-то связано?
М.Шевченко
―
А я не знаю, почему Жукова, кстати, нет.
М.Майерс
―
Где наши маршалы, где сталинские соколы?
М.Шевченко
―
Жуков у нас родом из Калужской области, там есть село, откуда он родом, там дом-музей прекрасный Георгия Константиновича Жукова. Я не знаю. Мне кажется, можно было бы.
М.Майерс
―
А «Россия» вышла с... Я имею в виду телеканал. Когда обсуждались вот эти итоги голосования, «Мы страшно боялись, что всплывет Сталин. Сталин не всплыл». То есть я к тому, что там есть какая-то, наверное, может быть, еще чья-то воля учитывается в этом голосовании?
М.Шевченко
―
Ну, это же, ведь, не люди предлагали имена, а это начальство сверху приложило список имен.Единственное, в Татарстане там Габдулла Тукай, допустим, был. Это вот адекватно для Татарстана. Это, на самом деле, такой классик татарской литературы, татарского языка и большинство за него проголосовало.
Ну, мы чего сейчас обсуждаем?
М.Майерс
―
Нет, мне просто было интересно ваше мнение относительно того, насколько...
М.Шевченко
―
Вот, у нас Грузия и Украина еще есть. Давайте, может, там несколько минут осталось.
М.Майерс
―
Да. ...насколько это отражает, в общем, какие-то, ну я не знаю, политические предпочтения, может быть.
М.Шевченко
―
То, что разорвали договор с Россией там Украина и Россия.
М.Майерс
―
Украина, да, совершенно верно.
М.Шевченко
―
Но этой дружбы уже давным-давно нет, поэтому это считайте...
М.Майерс
―
Это сегодняшняя новость. Ну, формально, тем не менее, то есть, как бы, всё равно же нужен какой-то повод, какой-то порог...
М.Шевченко
―
Развелись, а теперь власти (НЕРАЗБОРЧИВО).
М.Майерс
―
Они еще не разорвали – они сказали, что разорвут 1-го апреля 2019-го года, через 4 месяца.
М.Шевченко
―
Ну, это, мне кажется, никак комментировать даже не стоит, потому что никакой дружбы уже давно нету. А вот то, что существует угроза возникновения второго фронта на Кавказе и Грузии, то, что американцы готовят там, это, безусловно, совершенно очевидно.
М.Майерс
―
Объясните?
М.Шевченко
―
Ну, дело в том, что Вашадзе выборы-то проиграл президентские, да? Но на самом деле, вокруг него группируется очень много маленьких партий. И народ, ведь, не поддержал ни Зурабишвили, ни Вашадзе, ни ту, ни другую силу. Они, как бы, вот так вот симметрично. И у Бидзины Иванишвили достаточно серьезные проблемы, потому что сейчас вот оппозиция Вашадзе саакашвиливцы будут требовать досрочных выборов в марте, скорее всего, парламентских, на которых у них есть шанс достаточно серьезную создать коалицию. Маленькие партии плюс серьезная вот эта сила при поддержке еще американцев.И для чего это надо? Недаром там появился Семенченко с этими украинцами, которых арестовали.
М.Майерс
―
Да.
М.Шевченко
―
Недаром умер Руруа... Это очень серьезный человек из окружения Саакашвили, кто-то называет его ответственным за убийства политические, которые там проводились. Кто-то говорит, был министр культуры просто. О нем разное говорят. Серьезный был очень человек, и мало кто верит в то, что он умер своей смертью, честно скажу вам.Поэтому, собственно говоря, то, что мы там наблюдаем, мы видим, что вот этот вот приезд туда под группу Вашадзе, под группу саакашвиливцев боевиков из Украины, боевиков Семенченко – это просто прямая попытка, как говорится, поджечь Кавказ через Грузию. И мне кажется, что у Москвы пока нету сценариев понимания и противодействия этому.
М.Майерс
―
Ну, а как? Вот, как эта ситуация?.. То есть подождите, вы говорите, что это... О парламентских выборах идет речь. Вот, мы имеем, да?
М.Шевченко
―
Ну, президент Грузии формально никакой власти не имеет. Власть имеют парламент и премьер-министр, на самом деле.
М.Майерс
―
Попытка поджечь Грузию. Как эта ситуация?..
М.Шевченко
―
Кавказ в целом, Кавказ в целом.
М.Майерс
―
Кавказ в целом, угу. Как должна вести себя Россия в сложившихся обстоятельствах, как вы думаете? Какие есть реальные рычаги?
М.Шевченко
―
Мне пока трудно советовать, если честно, что-либо, потому что тут надо спрашивать грузина, честно скажу.
М.Майерс
―
Вы там были?
М.Шевченко
―
Ну, я просто внимательно слежу за этой ситуацией, потому что я считаю, что Грузия – это ключ к Кавказу. Это, знаете, вот интересно. Я недавно перечитал историю войны 1921-го года, когда Красная армия с тяжелыми боями взяла Грузию, с тяжелейшими боями. И, вот, письмо Орджоникидзе Ленину и Сталину. Он сказал: «Грузия является ключевой для понимания происходящего на Северном Кавказе и в Азербайджане, и в Армении». Орджоникидзе буквально уговаривал Ленина: «Если мы не возьмем Грузию...» А Ленин хотел договориться с меньшевиками, с социал-демократами. «...то тогда мы потеряем весь Кавказ».
М.Майерс
―
У нас полминуты. Какие шансы? Вот, с пророссийской риторикой можно сегодня в Грузии?
М.Шевченко
―
Невозможно в Грузии с пророссийской риторикой. Ни у одного политика, который открыто выступит за диалог с Россией, никаких нет шансов.
М.Майерс
―
А что делать?
М.Шевченко
―
Надо просто понять и поддерживать, как бы, душу других народов. В частности, душу древнего православного грузинского народа.
М.Майерс
―
С уважением.
М.Шевченко
―
Ну, надо с уважением относиться к другим, да. Что у нас, к сожалению, не очень-то умеют делать.
М.Майерс
―
Спасибо большое. Наше время, к сожалению, истекло. Журналист Максим Шевченко, это программа «Особое мнение».