Особое мнение СПб - Дмитрий Травин - Особое мнение - 2020-03-05
А. Веснин
―
Добрый день, меня зовут Арсений Веснин, это программа «Особое мнение». У нас сегодня в гостях Дмитрий Травин, научный руководитель Центра исследований модернизации Европейского университета в Санкт-Петербурге. Дмитрий, приветствую вас.
Д. Травин
―
Добрый день.
А. Веснин
―
Давайте начнём с серии интервью, которые Владимир Путин дал агентству ТАСС. По сути, я так понимаю. Это было одно интервью, которое разбили по разным темам. Последние две – это экономика и несистемная оппозиция. Давайте с неё и начнём, потому что Владимир Путин, как всегда, мудрые вещи говорит. «Да, несистемная оппозиция это очень здорово, она нам нужна, дай бог ей здоровья. Много полезного делает, особенно на местном уровне, на муниципальном, я это вижу, отмечаю», - и так далее. Для кого эти слова?
Д. Травин
―
Слова эти, естественно, для народа, потому что большая часть населения, условные 80-85%, о которых принято говорить – это совершенно нормальные люди, но они не участвуют нив каких протестных акциях, не связаны с оппозицией и не понимают, какие реальные проблемы с ней связаны. Поэтому они слушают Путина и всё это принимают за чистую монету.Меня поразило, что буквально в один день, чуть ли не в один час, пришла информация о том, что Путин сказал, что системная оппозиция должна быть, дай бог ей здоровья, от неё есть польза, и в этот же момент пришла информация, что не только Навальному, но всей его семье заблокировали банковские карты, на них теперь висит долг в 75 миллионов, и формально если подходить, то людям не на что купить еды и лекарств. Я понимаю прекрасно, что наверняка есть наличка, есть карты друзей, помогут. Но формально действия властей обрекают крупного представителя несистемной оппозиции на бедствие. Как одно сочетается с другим? Дикость какая-то. Просто дикость.
А. Веснин
―
Да, но вот вы говорите для обычных людей эти слава, но эти 80% разве любят несистемную оппозицию?
Д. Травин
―
Нет, конечно, они не любят. Просто я думаю, люди не очень понимают, о чём идёт речь, и объяснение Путина очень хорошо в условиях, когда интервьюер ему не сопротивляется и не задаёт сложных вопросов. Точнее, он задаёт полусложные, они лучше, чем та чушь, которую несут на пресс-конференциях Путина, когда так называемые журналисты вообще какие-то глупости говорят.Этот журналист компетентный, но он знает, когда нужно остановиться и профессионально останавливается в тот момент, когда Путину нужно. Я приведу пример. Путин говорит: «Несистемная оппозиция нужна, но вы соблюдайте законы, не выходите на запрещённые акции, согласовывайте. Если вы будете всё согласовывать, никто вас не будет бить, вы будете спокойно протестовать». Формально это правильно всё сказано. Человек, который живёт где-то в глубинке и не знает, как реально организуются акции оппозиции, может подумать, что оппозиция у нас такая вот нехорошая.
Но вот что реально: давайте вспомним совершенно свежее событие, которое было у нас в Петербурге – попытка почтить память погибшего первого вице-премьера России Бориса Немцова в последнюю субботу. Это даже не акция оппозиции, просто люди, которые уважают крупного государственного деятеля России, хотят почтить его память. Кто-то к нему плохо относится, кто-то хорошо, мы не настаиваем, что все должны к нему хорошо относиться. Но есть в Петербурге несколько тысяч, или даже десятков тысяч человек, которые хотят пройти так, как разрешалось раньше – от метро «Горьковская» через Троицкий мост на Марсово поле и сказать несколько слов в память о Немцове. Почему это нельзя сделать? Это разрешали в прошлом, не было никаких эксцессов, никакой поножовщины. Даже транспорту почти не мешали; шли аккуратно по тротуарам, а по мосту в это время шёл транспорт.
А. Веснин
―
Один раз даже закрывали мост, и ничего страшного.
Д. Травин
―
Тоже не страшно. Но в принципе, даже необязательно закрывать, возможны компромиссы. Почему власти в этот раз упёрлись и не дали людям сделать святое, почтить память погибшего человека, убитого мерзавцами? Причём то, что его убили мерзавцы, не отрицает, по-моему, ни Кремль, никто. Это очевидно – убийство человека это подлость, мерзость и преступление. Что произошло с людьми из Смольного, что у них в головах? Почему нельзя это сделать?И вот я к чему это клоню: в итоге мы стояли у Соловецкого камня в маленьком скверике, вокруг нас стояли шеренги полицейских или росгвардейцев (или и тех и других, вместе взятых). Огромное количество молодых парней, которые были задействованы только для того, чтобы окружить не очень большую группу в значительной степени не очень молодых людей, даже не пытавшихся делать что-то незаконное. Мы стояли, мы не могли подойти к Соловецкому камню. Для того чтобы возложить цветы, я должен был с трудом протискиваться.
Речь идёт о том, что представители властей должны согласовывать разумные акции – протестные или акции в память о погибших людях, тогда не будет несогласованных действий. Должна быть взаимность, должны быть компромиссы. Власть идёт навстречу несистемной оппозиции и не запрещает то, что не нужно запрещать, потому что это нормально. Несистемная оппозиция может пойти навстречу власти – если, скажем, нельзя провести митинг на Дворцовой и на Невском проспекте…Понятно, что это по ряду причин у нас запрещают, хотя тоже не факт, что это надо запрещать.
А. Веснин
―
Про Дворцовую так вообще непонятно.
Д. Травин
―
Я бы не запрещал Дворцовую, но, допустим, они считают, что надо запрещать. Ладно, есть этот марш, по которому ходили несколько раз. Такое ощущение, что Смольный специально провоцировал людей, вызывал их ненависть, недовольство. А потом Путин говорит: «Вы согласовывайте всё с нами, никто вас трогать не будет». Ну надо же какие-то человеческие чувства иметь. Нельзя же делать какие-то вещи назло, без малейшей логики и аргументации. Кроме того, что, наверное, люди из Смольного не любят оппозицию в принципе.
А. Веснин
―
Наверное, за этим же стоит что-то другое. Не просто «не любим оппозицию», но «запугаем, покажем вам, что ничего нельзя». Если вы куда-то выйдете – мы вас задержим, дадим вам какой-нибудь административный арест. А даже если вы выйдете, и всё будет совсем мирно, и не за что будет задерживать – пусть все знают и видят, что на любой политической оппозиционной акции стоят шеренги ОМОНа в масках, бронежилетах и всё это выглядит устрашающе. Вот вы ходите периодически на оппозиционные акции, я там тоже бываю, и ОМОН уже не пугает, дело привычное. А для человека, который не привык ходить на такие акции и просто проходит мимо, смотрит – собрались люди, их окружили… Ощущение возникает, что всё это для того, чтобы люди не ходили, не думали даже.
Д. Травин
―
Смотрите: если всё так, как вы говорите, то тогда интервью, которое Путин дал ТАСС, разваливается, получается, что он не признает необходимость оппозиции, а наоборот, её запугивает. Если же это не так… Я готов допустить оба варианта. Кстати, возможно, что это не так, потому что в Москве же дали пройти значительно большему народу, по Страстному, кажется. Они нормально прошли по более или менее удобному маршруту, и там было намного больше людей, чем в Петербурге. То есть, похоже, что Кремль не давал чётких распоряжений всех запугать.
А. Веснин
―
Но, с другой стороны, были летние протесты, когда были выборы в Мосгордуму, и там не разрешали ничего и людей избивали.
Д. Травин
―
Да, всё очень по-разному, в каждом конкретном случае бывают разные обстоятельства. Так вот – если Путин искренен, я готов на минутку это допустить – почему он не может позвонить Беглову и сказать: «Ты что делаешь?! В Москве, у нас в столице под стенами Кремля всё нормально!»
А. Веснин
―
А Путин не знает.
Д. Травин
―
Да ладно, знает он всё. Такие вещи Путин прекрасно знает. Он мог несколько позже узнать про дело Ивана Голунова – это я допускаю, понятно, что ему сразу не бегут сообщать, что задержали журналиста за наркотики. И когда уже возникли массовые возмущения, Путину могли об этом доложить. Но про то, как проходит в его родном городе Петербурге акция – он прекрасно знает. И если он не позвонил Беглову и не сказал, что «так не делается, даже при Полтавченко такого не было» – значит, что-то в хозяйстве Путина не работает. И журналист обязан был ему задать такого рода вопрос, а Путин обязан был отвечать и выкручиваться каким-то образом. Вот это было бы нормальное интервью.
А. Веснин
―
Ну, мы понимаем, что Владимир Путин уже давно не даёт нормальных интервью русскоязычным изданиям. Единственный способ задать ему вопрос напрямую – та самая пресс-конференция, которая проходит раз в год и где игра-то нечестная, игра в одни ворота. Потому что журналист может задать только один вопрос, а Владимир Путин может на него не ответить, может сказать всё, что угодно, а возможности второго или третьего добивающего вопроса у журналистов нет.
Д. Травин
―
Да, пресс-конференция бессмысленна абсолютно, поэтому, когда меня иногда перед ними спрашивают: «А какой бы вопрос вы хотели задать Путину?», - я говорю, что у меня к нему нет никаких вопросов. Но вот вчера я посмотрел его последнее интервью ТАСС, по экономике – это тот случай, когда на месте корреспондента у меня были бы вопросы, потому что в этой ситуации хотелось бы кое-что спросить.
А. Веснин
―
Какие?
Д. Травин
―
Путин что сделал? Опять же, формально, если ему не задавать усложняющих вопросов, он всё хорошо сказал. Корреспондент говорит: «Жизнь стала хуже, экономика не растёт, застой, падение реальных доходов», - и так далее, то, что мы с вами много раз обсуждали в эфире. Путин говорит: «Да, всё можно понять, потому что цены на нефть упали, наша экономика адаптируется к низким ценам, но пока мы ещё не всё сделали». И всё, на этом закончилось, по сути дела.Естественно, здесь напрашивалось, как минимум, 2 вопроса. Первый: если власть на протяжении 10 лет не может адаптироваться к проблемам экономики, то, может, надо сменить власть, не только правительство, но и президента? Но это острый политический вопрос, допустим, журналист всё-таки боится его задавать. Но можно поговорить собственно по экономике, даже не выходя на политику. А почему за 20 лет вы не смогли принять те меры, о которых говорят все нормальные, вменяемые экономисты?
А. Веснин
―
И о чём говорил сам Путин в начале своего правления.
Д. Травин
―
Да. Вы же не два года у власти, вы 20 лет у власти. За это время можно было провести те экономические реформы, которые, может быть, не обеспечили рост, как в Китае (я не готов фантазировать, Россия вряд ли обеспечит рост, как было там), но сделать рост хотя бы на уровне мировой экономики, процента 3-3,5 в год – для России реально. Но надо сделать так, чтобы капиталы приходили в страну, а не уходили. Понятно, что для этого надо сделать, это не загадка для экономики. Не надо каждый год говорить оппозиции, что «вы только критикуете и ничего не предлагаете». Давно предложено, давно известно, что надо делать, чтобы экономика развивалась.
А. Веснин
―
Но это же тоже политические предложения во многом.
Д. Травин
―
В какой-то мере экономические, в какой-то – политические. Потому что экономика и политика связаны. Нельзя проводить безумную политику, когда мы ссоримся со всем миром, а потом говорим: «Инвесторы, приходите к нам. Чего ж вы не приходите?» Да, это политика. Но есть и чисто экономические вещи: надо обеспечить защиту собственности наших российских инвесторов, чтобы они вкладывали деньги, а не бежали из экономики.
А. Веснин
―
Когда мы говорим о защите собственности, о борьбе с коррупцией, о том, чтобы брать силовиков под контроль – это же всё тоже политические вещи. На этом же и держится – во всяком случае, по ощущениям – весь этот режим Путина.
Д. Травин
―
Так интервью же не с Мишустиным, а именно с Путиным. Вот Мишустину, может быть, эти вопросы и не надо было задавать, он бы сказал: «Знаете, я просто на хозяйстве сижу, всё это к президенту обращайте». А Путину эти вопросы были бы в самый раз.
А. Веснин
―
Они были бы в самый раз, безусловно. Но их никто не задаст. На самом деле, даже очень интересно посмотреть, очень жаль, что Путин ни в каких дебатах не участвует. Хотя сейчас есть полное ощущение, что любые дебаты, в которых он бы участвовал, это была бы игра в поддавки с заранее подготовленными вопросами. Но, конечно, было бы интересно посмотреть, как бы он выкручивался, и понять, чего он стоит в этом смысле. Может человек находить убедительные ответы на действительно сложные вопросы или не может? Мы же даже не имеем такого представления.Путин всегда уверенный, говорит неплохо, нормальные вещи. Он же никогда - в отличие от безумных людей из Госдумы правительства и так далее - не опускается до каких-то откровенных высказываний по поводу того, что оппозицию надо «мочить» и так далее. Он всегда довольно логично говорит. Единственное, на бандитский сленг его периодически прорывает, с этим, видимо ничего не могут сделать его пиарщики, или это, наоборот, задумка такая. Последнее что-то такое было: «как говорят на зоне: ляг набок – шило в стенку».
Д. Травин
―
Я думаю, такое нравится электорату.
А. Веснин
―
Думаете? Но вот посмотреть на Путина, к сожалению, реально никак не получается.
Д. Травин
―
Да. И это не случайность. Пытаются даже сделать якобы интеллектуальное интервью с корреспондентом, который может Путина перебить, возразить, поставить острые вопросы, но этот корреспондент знает, до какой границы можно эти вопросы задавать. Серьёзной полемики он не допускает. И здесь, конечно, интересно было бы, если бы Путин дал интервью какому-нибудь хорошему, серьёзному журналисту, который разбирается в экономике.
А. Веснин
―
Всё-таки – сейчас экономическая стабильность, или застой?
Д. Травин
―
Это застой, потому что стабильностью можно было бы назвать тот самый экономический рост на уровне 3-3,5%, который даёт в среднем мировая экономика. Вот тогда мы сказали бы: «Ситуация стабильная, мы не отстаём и не догоняем. Точнее – мы по чуть-чуть догоняем европейские страны, более богатые, но в это же время Китай или Вьетнам догоняют нас». А когда роста практически нет, или рост на уровне 1-1,5%, причём нет сейчас веры Росстату, не факт, что такой рост действительно у нас в экономике существует – вот в этой ситуации это, конечно, застой.Более того, даже если этот рост – реальность, надо иметь в виду, что при больших госинвестициях в ВПК это не совсем настоящий рост. Можно обеспечить рост за счёт производства вооружений, которые через 10 лет пойдут в переплавку, но это не тот рост, который обеспечит реальные доходы населения. Поэтому даже если у нас рост на 1,5% процента и одновременно падают реальные доходы населения – это неудивительно, это значит – вот такой у нас рост, от которого только статистика радуется, а не человек.
А. Веснин
―
Про поправки в Конституции спрашивают вас – зачем всё-таки Путину бог в Конституции?
Д. Травин
―
Я думаю, что это тот случай, когда Конституция – резиновая, внести не жалко. Скорее всего, это некий компромисс с Кириллом. А Кирилл захотел бога, потому что, с одной стороны, если при патриархе Кирилле в Конституцию внесут бога – это заслуга патриарха и потом ещё много лет после его смерти будут вспоминать, «какой у нас был великий патриарх, он бога внёс в Конституцию»! Это легче, чем удержать Украинскую православную церковь. Украинцев надо как-то убеждать, а бога внести в Конституцию – это просто с Путиным договориться. Может быть, вот такого рода компромисс.Может быть, Путину и какие-то советники из администрации посоветовали: «Давайте внесём всё то, что согласно опросам нравится людям». У нас же народ религиозный, православный, патриотичный – вот давайте внесём всё, что можно, чтобы, когда народ будет голосовать за эти поправки… Народ не очень разбирается в деталях, как Конституция может изменить политический режим, а будет голосовать за то, что мы теперь станем более православными, религиозными…
А. Веснин
―
С нами бог.
Д. Травин
―
Бог с нами, если мы бога внесём в Конституцию, то, глядишь, он почитает её и что-нибудь хорошее для нас тоже сделает. Допустим, цены на нефть поднимет или какую-нибудь гадость американцам сделает. Или Украину нам вернёт. То есть что-то в таком духе. Почему бы не сделать приятное Господу Богу. Глупость, конечно, всё это, но в Конституцию можно вписать всё, что угодно. Если она станет в три раза толще - просто бумаги больше понадобится, чтоб напечатать. Уже анекдоты появились. Приходит человек в газетный киоск и спрашивает: «У вас есть сегодняшняя Конституция?» До какого-то безумия просто всё довели.
А. Веснин
―
Как вы вообще видите это голосование, которое пройдёт 22 апреля, всенародное, которое должно одобрить все эти поправки? Как это будет происходить, и главное – будет какая-то явка вообще, пойдут люди?
Д. Травин
―
Честно говоря, я не очень над этим задумывался, потому что совершенно очевидно, что, так или иначе примут решение её утвердить. В какой-то степени люди явятся, в какой-то - сфальсифицируют. Результат очевиден, поэтому не очень интересно задумываться о технических деталях. Такого рода мероприятия у нас не проводились последние годы, поэтому мне трудно гадать, как это организуют.
А. Веснин
―
Что оппозиция должна делать в этой ситуации? Такое ощущение, что вообще оппозиционные телодвижения несколько заморозились с начала этого года. Ни предложений новых, вообще ничего не происходит на оппозиционном фронте.
Д. Травин
―
Знаете, я не политик и не собираюсь давать какие-то советы оппозиции. Более того, с моей точки зрения это не тот случай, когда мы своими действиями сможем политически что-то изменить. Ну, допустим, мы проголосуем против того, чтобы бога вносить в Конституцию, или не придём голосовать – что от этого изменится? Будет у нас записан бог в Конституции или нет, это никак не влияет на политический режим. Будут ли в Конституции какие-то изменения, которые повлияют на политику, до конца не ясно. Вот когда мы получим чёткий, понятный опубликованный текст, за который мы должны голосовать или нет, вот когда мы его прочтём внимательно, каждую строчку – тогда будет ясно, есть там какая-то закавыка, из-за которой может что-то в политике изменится, или нет. А бог… Ну, хочется Кириллу – будем с богом. Это ни на что не влияет.У американцев на деньгах написано, что они в бога верят, это никак не влияет на стабильность доллара, на какие-то конкретные вещи. Доллар стабилен не потому, что там это написано, а потому что проводится соответствующая кредитно-денежная политика Федеральной резервной системы, а самое главное – американская экономика сильна и поддерживает свою валюту.
А. Веснин
―
Но, с другой стороны, это возможная тема для консолидации сейчас, оппозиция должна же как-то реагировать. А то, что вы говорите: «Посмотрим на текст», - из текста, как я понимаю, какие-то реальные политические перемены понятны не будут, потому что всё это будет отложено на следующие шаги – принятие федеральных законов. То есть, будет прописан Госсовет, но его статус всё равно остаётся открытым, потому что должен быть принят уже федеральный закон о Госсовете. Каким он будет, что туда пропишут – никто не знает.
Д. Травин
―
Да, вполне возможно, что в апреле ничего не прояснится, а потом появится какой-нибудь закон о Госсовете, где будут прописаны принципиальные изменения.
А. Веснин
―
Дмитрий, нам сейчас надо прерваться на московские новости, на Youtube продолжим.НОВОСТИ
ЗАСТАВКА
А. Веснин
―
Возвращаемся в эфир. В перерыве на Youtube обсуждали мы то, что может Путин сделать с Навальным. Это особое мнение Дмитрия Травина, профессора Европейского университета в Санкт-Петербурге и руководителя Центра исследований модернизации этого самого университета. Давайте продолжим, немножко к другой теме, хотя она, наверное, неразрывной ниткой связана с тем, о чём мы говорили, собственно с Путиным. У нас сегодня годовщина смерти Сталина. Тут, кстати фильм чуть ли не запретили документальный про его похороны, который просто смонтирован из отрывков советской кинохроники. Но вроде бы разрешили. Вообще тема смерти вождя со временем становится актуальнее?
Д. Травин
―
Это сейчас одна из самых актуальных тем в России.
А. Веснин
―
То есть, никаких надежд на перемены - у тех, кто хочет перемен - не осталось, кроме как естественные причины и ход времени?
Д. Травин
―
Мнения разные есть. Есть известные политические комментаторы, которые сулят каждый год революцию, и просто сдвигают её на следующий год, когда она не произошла.
А. Веснин
―
Это ваш «любимый»…
Д. Травин
―
Не хочу даже называть имя, а то говорят: «Вот, Травин к нему привязался». Я не привязался, просто спрашивают - я комментирую позицию комментатора, поскольку спрашивают о нём. Очень популярные комментаторы такого рода, более популярные, чем я, их читают и слушают гораздо больше людей, чем меня. Так что есть тысячи, может и миллионы, людей, которые ждут революции и считают, что она произойдёт. Я считаю, что не произойдёт и много раз приводил аргументы, почему революции не происходят в таких обществах, как наше сегодняшнее путинское. А кто-то до сих пор ждёт, что Путин вдруг проснётся, начнёт делать преобразования. Таких людей я тоже знаю, они сложным образом объясняют, что «вот в первый год Путину мешало это, во второй это». И так ему всё время что-то мешало, но вот на 21й год он всё-таки возьмётся и проведет реформы.Есть люди наивные, их миллионы - их нельзя в этом обвинять, они же по специальности не политологи - которые считают, что Путин не знает обо всех бедствиях народа, но когда, наконец, он всё узнает, то проведёт реформы. А реформы можно так провести, что за месяц всё станет лучше. Путин просто стукнет кулаком по столу и скажет: «Сделайте людям лучше!» Миллионы людей так полагает. Но кто-то полагает, что Путин останется у власти до конца своей жизни в той или иной форме, и перемен не произойдёт.
А. Веснин
―
Вы как считаете?
Д. Травин
―
Я думаю, что, скорее всего, Путин, в той или иной форме, не обязательно на посту президента, останется у власти до конца своей жизни. Если он осуществит переход успешно для себя, то при его жизни перемен так и не будет; если он осуществит переход неудачно, то возможно его начнут после 2024 года от власти оттеснять. Тогда не берусь предсказывать, что будет. Будет политическая борьба. Но, так или иначе, пока Путин контролирует ключевые вопросы в экономике, позитивных перемен не будет.
А. Веснин
―
Вообще смерть вождя в такой ситуации – насколько это будет серьёзное потрясение сегодня для общества или в принципе все уже готовы к этому?
Д. Травин
―
Мы вот начали со Сталина – я не думаю, что кончина вождя в какой-то момент станет потрясением. Это не 1953 год, народ другой, совершенно другие люди. Даже несмотря на то, что они поддерживают авторитарный режим, они не такие наивные и не ожидают, что после кончины вождя вдруг будут страшные катаклизмы.Интересно другое. Почему важно вспомнить про 5 марта 1953 года? Потому что это событие показало, что несмотря на то, что ещё за пару дней до кончины вождя весь советский народ во главе с вождями второго эшелона поддерживал сталинский режим, очень быстро выяснилось, что все хотят трансформации этого режима. Все вожди. Народ в глубинке, может быть, искренне считал, что нужен именно такой режим, но ведь и Хрущёв, и Маленков, и Лаврентий Павлович – все хотели изменений. Они между собой переругались, сначала Берию расстреляли, потом, через какое-то время появилась антипартийная группировка Молотова-Маленкова-Кагановича, потом даже Жукову досталось. Но как бы то ни было. Все были едины в том, что сталинский режим не может существовать в том виде, в котором существовал до кончины вождя.
И изменения в стране были. Это не только ХХ съезд, не надо думать, что «оттепель» - это, что можно было критиковать сталинизм. При Хрущёве началось массовое жилищное строительство, хотя можно было по-прежнему вбухивать деньги в вооружение и ничего для народа не строить. Пусть народ живёт в бараках, а мы сделаем лишнюю ядерную бомбу. Нет, у Хрущёва и бомбы, и ракеты были, но началось и строительство «хрущёвок». Началось массовое производство бытовой техники, советские семьи начали обзаводиться холодильниками, магнитофонами, телевизорами. То есть тот быт, который сейчас у нас есть – отельная квартира с основными бытовыми приборами – это то, что появилось при Хрущёве.
Наш сегодняшний быт больше похож на быт хрущёвской эпохи, чем быт той эпохи на быт сталинской. То есть там произошёл разрыв в том, как мы живём. Именно Хрущёв стал закупать хлеб в Канаде для того, чтобы более-менее кормить народ и скот, чтобы скот рос, давал мясо тому же народу. Сталина это мало волновало. Вот только отмечали столетие великого русского писателя Фёдора Абрамова, я немножко об этом написал и перечитал его роман о послевоенной жизни. Почитайте второй роман тетралогии «Две зимы и три лета», там показано, как люди реально жили при Сталине, это совсем не то, как мы жили в начале 60х. Гораздо хуже было.
А. Веснин
―
Если эту ситуацию всё-таки экстраполировать на современную Россию – что-то подобное тоже приходится ожидать в случае смерти вождя?
Д. Травин
―
Да, я уверен, что вот тот режим, который нужен Путину, очень мало кому нужен в его окружении. Конечно, есть упёртые силовики, но в основном в элите есть желание многое изменить. По крайней мере, для себя, для элиты.
А. Веснин
―
В лучшую сторону для народа или нет в итоге?
Д. Травин
―
Изменения, которые нужны элите, в конечном счёте, будут полезны и народу, потому что эолита хочет выйти из-под санкций. В конечном счёте, это и на экономике позитивно скажется. Но как пойдёт реально - бог его знает.
А. Веснин
―
Дмитрий, вот на этой позитивной, или не совсем, ноте, мы остановимся. Дмитрий Травин, Арсений Веснин. Спасибо вам.
Д. Травин
―
Всего доброго.