Демьян Кудрявцев - Особое мнение - 2020-10-21
М.Майерс: 19
―
07, здравствуйте, у микрофона Маша Майерс, с «Особым мнением» поэт Демьян Кудрявцев, добрый день.
Д.Кудрявцев
―
Добрый день.
М.Майерс
―
Хотелось бы начать с того, что происходит во Франции на этой неделе, или на прошлой неделе началось – я имею в виду обезглавленного учителя. Как вы знаете, общественность отреагировала публикациями в СМИ, громкими заявлениями, шествиями в поддержку, ему даже посмертно присудили Орден Почетного легиона, но при этом угрозы продолжают вести. И вот сегодня редакция La Nouvelle République получила угрозы после перепечатки одной из карикатур Charlie Hebdo на пророка Мухаммеда.Как вам кажется, вот этот кейс, этот клинч имеет какое-то решение цивилизованное, или этот узел затягивается все сильнее?
Д.Кудрявцев
―
Нет, он не имеет никакого краткосрочного решения. НО, во-первых, давайте четко посмотрим, о чем мы говорим. На самом деле мы же не говорим о религиозном фанатике, не говорим о конфликте культур, цивилизаций в прямом смысле, как мы говорим о них, когда, предположим, речь шла о первом теракте с Charlie Hebdo.Мы говорим об отражении этого конфликта на нездоровую психику маленького домашнего тинейджера, по сути дела. Который не так, так иначе – любой тинэйджер, говорю вам как родитель тинэйджеров, - пытается себя как-то проявить: защитить планету, бороться со злом, наказать добро, и так далее. Тинэйджерам вообще это свойственно. Это не запланированная исламо-террористическая атака, в которой человек состоял в каком-нибудь сообществе и готовился долго и всякое такое.
Это наш с вами соотечественник, - давайте называть вещи своими именами, даже не родившийся во Франции, приехал туда и в процессе какого-то подросткового бунта и поиска самоидентичности, прибился, - родителям было не до него, в школе было не до него, - вот в этой самой школе, где человек, учитель так был озабочен тем, чтобы привить людям правильные ценности, - они просто не заметили, что кроме правильных ценностей еще неплохо было бы просто замечать, что происходит с детьми, которые сидят в классе, что происходит с этими людьми.
Потому что природа этого действия приблизительно такая же, как природа того, кто расстреливает своих одноклассников не по религиозным соображениям.
Д.Кудрявцев: Мы живем в радикализированном обществе, в котором молодые люди дольше остаются инфантильными
М.Майерс
―
Да, и их много. Но можно так минимизировать эту историю, как будто один подросток, отрезавший голову, не сможет каким-то образом иметь последствия, я имею в виду, что у нас есть один «Колумбайн», потом появляется второй, третий, а потом ты оглядываешься назад и понимаешь, что их десятки.
Д.Кудрявцев
―
Может, наоборот. Просто я пытаюсь сказать, что если бы у нас не было этой проблемы, подростки все равно бы брались за оружие, резали и так далее. Мы живем в радикализированном обществе, в котором молодые люди дольше остаются инфантильными – общество так устраивается, что оно оставляет их инфантильными дольше, а заниматься ими не готово.И религия это один из вариантов, к которому они прибегают. Но есть куча людей, которые не прибегают к радикализации - все стрелки в американских школах не требовали того, чтобы тысячу лет назад был придуман ислам, чтобы оправдать их желание пострелять. Они и без этого это желают. Мы здесь имеет две огромные проблемы.
И на самом деле проблема, стоящая за ними, одна – всем глубоко плевать на системные проблемы, которые решаются глубоким изменением системы образования и просвещением. И на которые кладутся годы. Все популисты, все экономисты и монитарии считают, что нужно быстренько решить проблему сейчас, в этой выборной каденции. Или ее быстренько замазать.
Длинным просвещением, длинным решением проблем, изменением психотипа современного общества… Раньше в 18 лет это уже отец семейства, человек, закончивший кадетскую школу, человек, который уже послужил на войне, в 26 лет это старая наполеоновская гвардия, - в той же Франции.
А сейчас это мальчик, который в школу ходит в 18 лет. Вот она где проблема. А параллельно есть проблема огромных миграционных процессов, которые приводят к смешению носителей разных религий между собой. Есть одна проблема, которой никто не занимается, а только давайте поставим автоматчиков, чтобы к нам никто не приплыл – вот так мы решаем миграционную проблему.
А с другой стороны не занимаются школьниками. И вместе это дает вот такой эффект. Имеют ли эти две огромные системные проблемы, изменение человека как вида, удлинение его жизни, ускорения скорости миграции – имеют ли они быстрое решение в современном мире? Нет, не имеют. Мы с вами до этого решения не дожили.
М.Майерс
―
А где во всей этой институциализации СМИ, где вот это звено и какую они играют роль, между, чем и чем, и какие они связывают звенья?
Д.Кудрявцев
―
Я никогда высоко не ценил роль СМИ, к сожалению.
М.Майерс
―
Я понимаю, у вас работа такая.
Д.Кудрявцев
―
Да, к сожалению, у меня, менеджера, я никогда не ценил высоко роль СМИ, поэтому даже перестал быть медиа-менеджером.
М.Майерс
―
Понимаю вас.
Д.Кудрявцев
―
Если мы говорим о коммуникацию в целом, в которую входит в целом и общественное мнение, на которое воздействуют СМИ, но и общественное мнение воздействует на СМИ. И все разговоры на кухне, которые теперь социальные сети, что такое СМИ? Это раньше то, во что люди, вложившие огромные деньги, обладали некоторой монополией на передачу информации между потребителями. А теперь все такие.Какая роль СМИ? Такая же, как всех нас. Говоришь ложь, клевещешь, говоришь, не подумав, говоришь, разжигая, - твоя роль, ты несешь ответственность за то, что происходит. Может быть, не вину, но ответственность. Такая же роль СМИ.
М.Майерс
―
То есть, карикатуры все-таки нельзя печатать?
Д.Кудрявцев
―
Нет, это не так. Давайте не путать действие и высказывание. За высказывание, за мысль, за идеологию один уровень ответственности, за действие – другой. Конечно, можно печатать карикатуры на Мухаммеда или нет, - нельзя отвечать бинарно.Объясню: нельзя печатать карикатуры на Мухаммеда, параллельно маргинализируя огромную исламскую миграцию, параллельно не занимаясь ее просвещением с точки зрения самого общества и не защищая маленький частный журнал, который ценности свободы слова несет явочным порядком.
Д.Кудрявцев: Непросвещенная толпа - это стихийная вещь. Она сравнима с дождем, с ураганом
Я, разумеется, на его стороне. Но надо понимать, что если ты совершаешь какое-то действие - выходишь голым в мороз, - то весьма вероятно ветер, снег, не подготовлены к твоему праву на такое высказывание. Непросвещенная толпа - это стихийная вещь. Она сравнима с дождем, с ураганом, для нее надо заниматься – как воду укрепляют дамбой.
Обществом надо заниматься и заниматься надо одновременно всем. В каком-то смысле Charlie Hebdo как раз им и занимается, оно показывает границы свобод обществу, которое 500 лет, начиная с Инквизиции, их расширяло. Но только оно впустило в себя кусок, который этого не знает, а им тоже должен кто-то заниматься. И сегодня это заняло бы на 500 лет, но хотя бы 50, 100 пусть это займет. Есть скорость - женщины не рожают ребенка за месяц, - не в смысле давайте до этого Charlie Hebdo не допускать. Нет, параллельно будет Charlie Hebdo, но параллельно и будут программы просвещения и интеграции, будут программы , которые позволят не жить в том говне, в котором они живут на самом деле.
Потому что они мигранты, и они смотрят на всю эту буржуазию и буржуазия ассоциируется у них с тем, что мы верим в Аллаха, а они развращена и жрут на позолоте. Это не сильно отличалось от протестантов, которые говорили это в той же Франции 400 лет назад.
М.Майерс
―
И 400 лет оказалось мало. А вы предлагаете за 50 всех перевоспитать?
Д.Кудрявцев
―
Нет. 400 лет оказалось достаточно. Потому что протестанты перестали резать католиков. И наоборот. Им потребовалось на это несколько сотен лет. Мы снова находимся в такой религиозной войне, которая не откуда-то взялась, а мы сами ее пустили. И это нормально, что мы ее пустили – протестантов когда-то пустили. Просто надо понимать, что она сама по себе никуда не девается, это требует усилий, конечно, с обеих сторон.Но как-то в диалоге учитель-ученик хочется, чтобы тот, кто знает, понимал быстрее и просвещал быстрее.
М.Майерс
―
Тут еще вопрос в том, готовы ли мы за это платить. Вы говорите, что Charlie Hebdo маленькое издание, которое выполняет эти функции, определяя границы. Но при этом платит за это жизнями своих журналистов.
Д.Кудрявцев
―
Разумеется. Тот, кто не хочет соблюдать сложные ритуалы, будет соблюдать простые, что значит, готовы ли мы за это платить? Мы за это точно платить готовы. Точнее, нас никто не спрашивает. Либо мы будем платить за это деньгами, либо платить за это трупами. То и другое это ресурс, который мы платим - за что? - это важно понимать, мы же платим его не просто так.Мы его платим за то, что мы не готовы работать дворниками, у нас нехватка рабочей силы, мы не готовы размножаться так, чтобы эту рабочую силу восполнить собственными детьми. Вот за это мы платим. Мы платим за то, что мы не способны сохранить общество, производящее по старому и поэтому мы приглашаем миграцию. И я, в отличие от Навального, огромный сторонник приглашения этой миграции. И там есть масса причин, в том числе культурных, генетических, почему это правильно делать.
М.Майерс
―
Экономических.
Д.Кудрявцев
―
Да. Но почему это правильно делать, а не делать что-нибудь другое. Но главная причина состоит в том, что мы без этого не справляемся. И те страны, которые справились с этим относительно хорошо, в долгую, в миграционных процессах - скажем, североамериканские штаты, - они смогли как-то спасти себя от самых страшных проявлений этого. Хотя у них были конфликты общин, диаспор, итальянцы бились с евреями и все они ненавидели афроамериканцев, и так далее. Но как-то потихонечку они создали из этого одну политическую нацию, одно общество, которое способно функционировать.И Европа без этого не обойдется. И больше скажу - и Москва без этого не обойдется.
М.Майерс
―
Раз уж мы про штаты заговорили, а как вы тогда понимаете движение «Black lives matter”?
Д.Кудрявцев
―
Потому что процесс не закончен. Но с тем, что было, есть разница – больше не вешают, а они больше не жгут, как в Родезии и ЮАР белых фермеров. Ну, люди выходят, кричат, протестуют, - конечно. Но это ничто по сравнению с 60 годами назад, когда Ку-Клукс-Клан, а люди на юге в 50 годах - мы знаем случаи расправ по расовому признаку. Это всего было в 60-х годах.Это огромный процесс. В истории нет никакого среза, который можно заморозить на сегодня. И в Америке как раз огромный прогресса на наших глазах произошел. Им не понадобилось 500 лет.
М.Майерс
―
Но при этом вы верите в социальную эволюцию?
Д.Кудрявцев
―
Разумеется. Что значит «верю»? Я ее вижу постоянно.
М.Майерс
―
А в Москве как мы через это будем проходить, возвращаясь к вашей фразе?
Д.Кудрявцев
―
К сожалению, плохо, с болью, кровью и массой ошибок.
М.Майерс
―
Почему?
Д.Кудрявцев
―
Потому что наше общество, не отвлекаясь на проблемы с мигрантами, само по себе очень непросвещенное. Оно измучено годами советской власти и постсоветским распределением, оно ни разу не прожило какой-либо эволюционный отрезок. И в этом смысле оно решает свои проблемы и склонна будет винить в них любых чужаков. Люди любого спектра, что со стороны Путина, что со стороны Навального, это люди, которые не верят в силу просвещения, хотя коротких, моментальных решений, не способны создавать программы интеграции и рассчитывают на голоса избирателей – неважно, есть у нас выборы или нет, - все равно есть поддержка или не поддержка массовая – для захвата, в котором необходимо взывать к худшим чувствам. И это происходит с обеих сторон.Не вижу ни одной вменяемой политической силы, которая бы ставила на интеграционные процессы и имела бы хоть какой-нибудь шанс на нашей с вами жизни, в ближайшие 20-30 лет, прийти в России к власти.
М.Майерс
―
Как говорит мой коллега, «Какие едут, таких и везут» - вы просите по-столыпински 20 лет покоя у истории, а здесь их не будет в принципе.
Д.Кудрявцев: Наше общество, не отвлекаясь на проблемы с мигрантами, само по себе очень непросвещенное
Д.Кудрявцев
―
Их не будет, об этом я и говорю.
М.Майерс
―
Никогда.
Д.Кудрявцев
―
Нет, разумеется, когда-нибудь будет. Потому что я верю в эволюционный прогресс. Но вы меня спросили, какой будет российская интеграция мигрантов. Я вам сказал – отвратительной. Ее не будет. Она будет кровавой, ужасной, и все равно при этом проблема не будет решена, потому что в России нет собственной готовой рабочей силы, нет примата труда, нет протестантского культа построения ничего.Больше всего православие как таковое располагает – я сейчас не религию имею в виду, а культурную составляющую, - располагает либо к тяжкому несению бремени, либо к тяжкому несению барина. И так не будет вечно. Потому что современная экономика не может этого позволить.
Поэтому единственный способ развиваться это будет федерализация, фрагментация, миграция как таковая, займы разных моделей, и все это будет встречаться постоянно в штыки, как и встречалось всегда, во многих странах.
И я ничего не прошу, я прошу только трезвости, которая говорит о том, что если не будет спокойствия, которое действительно мне никто не даст, эволюционного развития, то будет миграция через боль. Ну, в конце концов, никто не сказал, что должно быть не больно.
М.Майерс
―
Как вы оцениваете 10 лет Собянина во главе Москвы? Какой, как вам кажется, путь прошел наш город за это время, при том, что никаких серьёзных испытаний, наверное, не выпало на нашу долю. То есть, такое мирное, сытое развитие города. С чего мы начинали 10 лет назад и к чему мы пришли, на ваш взгляд?
Д.Кудрявцев
―
На самом деле мы начинали в другом мире. А те, кто были до нас, например, Лужков, - он начинал еще в другом мире.
М.Майерс
―
Почему другой мир 2010 в году? Вполне тот же самый, тот же Путин, условный. Все было то же самое.
Д.Кудрявцев
―
Нет, абсолютно. Мир другой, потому что экономическая и полковническая система ожиданий разная. Лужков-спаситель после ужаса, разрухи начала 90-го года, Гавриила Попова, очередей, - Лужков играл роль спасителя, такого отца, - вроде всех умыли, причесали, вроде есть какая-то еда. И люди больше не хотят «отца», они хотят кого? Кого-то другого. И это было во всех регионах России, где Лебедя меняли на Усса, или Толю Быкова на Хлопонина.Люди хотели заменить вороватого «отца» на пусть вороватого, но менеджера. И это в каком-то смысле у них получилось. Ну, они не участвовали в этом процессе, но бюрократия, чутко чувствующая настроения людей, им подсунула такого. И это другой тип отношений. И в этом смысле их сравнивать нельзя. Неизвестно, в какой период какой лучше.
Сегодня для умиротворения востребован такой, что значит «для умиротворения»? неважно, как он работает, важно, что такой тип руководителя, такой тип руководства не вызывает бунта, возмущения потому что что-то не работает.
Что важно? Важно, чтобы все молчали в тряпочку, чтобы люди были довольны. Хотя бы настолько, чтобы не бунтовать. Эту роль Собянин выполняет прекрасно. У него для этого есть важные факторы - он имеет дело с другим поколением, и он осознал это, хотя бы в начале пути, поставив Капкова, сделав исследования. Это сегодня он уже все знает про Москву и ему ничье мнение не важно, и это видно по тому, как работает его пресс=служба, по тому, как он сам выступает. Я имею в виду с точки зрения организации города, урбанистики и всего такого.
Он гораздо менее уверенно чувствует себя в вопросе COVID, - это новый вызов. А старый, отработанный за предыдущие 8-9 лет вызов, он его уже осознал. Но вначале он его хотя бы изучил. И это произвело некоторое впечатление и некоторый результат.
Второе. Он, в отличие от Лужкова – у него нет собственного вкуса, у него нет воззрений, или, по крайней мере, мы их не знаем. Помните архитектурные украшения Москвы времен Лужкова?
М.Майерс
―
Как же, конечно, - башенки.
Д.Кудрявцев
―
«Де Батурина» это называлось в архитектурных кругах. Это какие-то такие штуки круглые, башенки, лесенки. Он так хотел - «Москва – город золотых башен». Собянин, к счастью, ничего он не хочет. Говорит: проведите как-то конкурс, мне главное, чтобы все заработало, как надо. Он в этом смысле такой, монетарный человек.Когда-нибудь наступит третий этап, когда москвичи скажут: а теперь хотим все то же самое, только еще дешевле. Теперь мы поняли, что когда Лужков за наши деньги делал, как хочет он, или когда Собянин за наши деньги делает, как хочет кто-то - все по-разному. А теперь можно за наши деньги делать так, как хотим мы?
Д.Кудрявцев: Будет третий этап, когда Москва скажет: мы хотим, чтобы километр дорог перестал стоить миллиард
Конечно, город никогда не знает, ка кон хочет, имеется в виду - можно это будет за разумные деньги? Будет третий этап, когда Москва скажет: а теперь мы хотим, чтобы километр дорог перестал стоить миллиард. Раньше мы хотели, что пусть километр дорог стоит сколько угодно, но пусть будут хоть какие-нибудь дороги, все равно на миллиардах нельзя ехать, - пусть будут дороги.
А дальше они будут говорить: а теперь можно дорогу не за миллиард, а за полмиллиарда, а за вторые полмиллиарда какие-нибудь, наконец, больницы? А еще потом какие-нибудь, наконец, нормальные школы. А потом какие-нибудь нормальные центры интеграции мигрантов. И так далее.
Потому что экономическое сознание развивается, и политическое развивается – вслед, вместе, как хотите. Москва имеет такого мэра, которого она способна вытерпеть. И этого, безусловно, она вытерпеть способна.
У меня нет по отношению к этому хороших слов, потому что важно также понимать, что этот мэр, по сути, как любой другой, практически лишенный экономической субъектности, не может сказать «пусть у меня будут демонстрации». Он ненавидит демонстрации, но как всякий простой ординарный чиновник во Франции. Германии, он бы мог их стерпеть. Но у него есть указание сверху не терпеть демонстраций. И он их разгоняет.
Поэтому то, что всегда ставится ему в вину – ставится справедливо. Но так устроена вся российская система: никакой другой чиновник, кроме Путина, ничего, по сути дела не определяет, кроме своей экономической практической зоны, с которой одни справляются лучше, другие хуже. Собянин – лучше. Это не делает его ни самостоятельным политиком, ни героем моего романа, ни человеком, который останется в веках. В веках у нас остается вообще непонятно, что.
Но жизнь при нём терпимая, если ты не хочешь политического представительства в городе.
М.Майерс
―
Поэт Демьян Кудрявцев герой программы «Особого мнения», встретимся через 3-4 минуты.НОВОСТИ
М.Майерс: 19
―
34. Самое интересное у нас происходит в ЮТьюбе, так что переходите туда. Поэт Демьян Кудрявцев герой программы «Особое мнение». После того, что происходит в паузах, если я вас не спрошу про «The New Yorker», я рискую получить выговор от главного редактора, который тоже поучаствовал в нашем эфире. Можно я вас попрошу рассказать эту историю?
Д.Кудрявцев
―
Есть такой журнал «The New Yorker», очень важный для всего мира свободных, либеральных, левых интеллектуалов, возглавляет его человек по имени Ремник, много лет работавший в Москве. Также в нем работает Маша Гессен, много лет работавшая в Москве. В общем, это не чужой нам журнал. Много лет в нем печатаются самые главные художественные и политические жесты и высказывания определенной части демократического в основном фланга этой части американского побережья.Но коронавирус тяжелая вещь – сидят по домам, сочиняют этот чудесный журнал из дома. И вот. После очередного заседания, очень важный журналист этого издания, параллельно работающий на телеканалах, тоже либеральных, человек, фамилия которого Тубин - тоже звучит вполне по-русски, хотя он, может, потомок каких-то эмигрантов.
Но нет, - начал заниматься мастурбацией в собственном кабинете, у себя дома после того, как у него закончилась редколлегия. Многие думают, что в процессе того, как редколлегия происходила и задаются вопросом, что же было эротического на редколлегии такого. Маша Гессен не скрывает своей гомосексуальной ориентации, Ремник тоже не самый красивый мужчина на свете, а Тубин при этом абсолютно стрейт, поэтому совершенно непонятно, что его так возбудило.
Но тут важно понимать, и история на самом деле про это, что он совершенно при этом не смотрел на редколлегию, он считал, что она закончилась. И у него, как и у меня сейчас на экране – спокойно – как бы окна компьютерные и окна Зума, оно ушло назад, загородилось каким-то другим окном, на котором, видимо, было вчерашнее порно, или что-то, что у него было, и он решил таким образом расслабиться после редколлегии.
Его выгнали, уволили из «The New Yorker». Ну, он принес извинения жене, детям, американскому народу, Папе Римскому, Ремнику, Маше Гессен и еще кому-то. Но, кажется, это не помогло.
Мы говорим об этом, потому что, с моей точки зрения, это практически Charlie Hebdo. С моей точки зрения, - разумеется, я не сравниваю смерти с эякуляцией, но его уволили. А почему, собственно говоря?
М.Майерс
―
Хороший вопрос.
Д.Кудрявцев
―
Почему его уволили? Он не пытался оскорбить своих коллег – он не знал, что редколлегия идет. И он работает там 30 лет и все понимают, что это несвойственное ему действие во время редколлегии. То есть, он не может заниматься мастурбацией? Любить свой пол можно, чужой пол можно, афроамериканцев можно, а себя нельзя? Что произошло?Или мы его увольняем за то, что он не смотрит, где у него какое окошко на компьютере? То есть, мы увольняем пожилого человека за что, за компьютерную безграмотность во времена COVID, который удаленно не смог отрегулировать свои окна? За что мы увольняем человека. Ну, не мы увольняем, а они.
Вот сколько я ни считаю, что Венедиктов не должен руководить радиостанцией, потому что ни один руководитель, начиная с Венедиктова и заканчивая Путиным, не должен сидеть на своем рабочем месте столько лет, но в чем я его всегда поддерживаю – это в том, что внутри профессии не может быть поводов увольнять человека за действия вне ее. Таких поводов быть не может.
Он соврал своим зрителям? Он перепутал миллионы и миллиарды? Он взял деньги за то, что рекламировал? Нет, он у себя дома не выключил видеокамеру в момент, когда стал заниматься мастурбацией.
М.Майерс
―
Думаю, что ответ на ваш вопрос ровно в той плоскости, где мы выстраиваем какие-то новые границы нравственности. Мы же любим сейчас говорить «новая этика».
Д.Кудрявцев
―
Абсолютно, Маша. Только вы перепутали север с югом, а ветчину с курицей. Наша «новая нравственность», в отличие от старой викторианской нравственности подразумевает, что мастурбировать можно. Собственно говоря, она в этом и состоит.
М.Майерс
―
Вы просто забыли мне об этом сказать, вы меня не предупредили заранее.
Д.Кудрявцев: История про границы становится ужасно лицемерной
Д.Кудрявцев
―
Конечно. Но всех остальных-то предупредили. Собственно, «The New Yorker» всех предупреждал последние 40 лет, что человек свободная величина. Он не должен ходить в костюме, он не должен быть в галстуке. Цукерберг может прийти в халате на встречу с инвесторами. Можно выступать в храме и петь песни Pussy Riot. И я считаю, что не можно, а прекрасно и нужно.
М.Майерс
―
Но вы бы могли сейчас сидеть в халате напротив меня, например?
Д.Кудрявцев
―
Да я и сижу.
М.Майерс
―
Да ладно, неправда.
Д.Кудрявцев
―
Мне не очень идут халаты. Но смотрите внимательно – надо мной 10 полностью голых женщин.
М.Майерс
―
Ну, наконец-то, хоть женщины голые, слава богу. Все самое интересное в ЮТьюбе.
Д.Кудрявцев
―
А для тех, кто слушает радио, - я сижу в холле, и прямо надо мной в разной степени раскрытия висят пластиковые статуи голых женщин - так декорирован тот холл, в котором я сейчас нахожусь. И вот это все можно, совершенно не теребится больше быть истовым христианином, ходить в пятницу на мессу – всего этого не требуется. Это и есть наша новая этика: признание себя и других, и свобод других.И все эти люди, которые заметили, что он какое-то время мастурбирует или что-то – никто в эту секунду ему сразу не позвонил, не сказал: Эй, ау?
М.Майерс
―
Они продолжали смотреть.
Д.Кудрявцев
―
Все те 40 секунд. Он же не сидел там со спущенными штанами прямо на редколлегии. У человека занимает процесс какое-то время, - сколько времени занимает расстегнуть пояс, что-то - понятно же, что человек делает что-то не то. И если ты его не останавливаешь, то он не нарушает твоих границ. История про границы становится ужасно лицемерной. Не будем шутить – это история про лицемерие. То или иное.
М.Майерс
―
Про лицемерие я вам пару кейсов ещё подкину.
Д.Кудрявцев
―
В этом мире остановиться нельзя, вы можете подкидывать тысячами кейсов.
М.Майерс
―
Наверняка вы следите за делом Дмитриева, правда?
Д.Кудрявцев
―
Да.
М.Майерс
―
У нас была история, что перед тем, как ему увеличили приговор до 13 с половиной лет, там в «Дежурной части» по «России» вышли фотографии девочки, там было все довольно узнаваемо. Сегодня была подана жалоба, Роскомнадзор разбирался и не нашел нарушения прав приемной дочери Дмитриева в сюжете телеканала, где показали ее обнаженные фото. Вот это что, это как?
Д.Кудрявцев: В этом смысле говорить о нравственности как предмете выяснения сторон, невозможно, нет никаких сторон
Д.Кудрявцев
―
Этика и нравственность в целом являются предметом разбора там, где стороны более или менее равны и где над ними существует более или менее написанный и более или менее исполняемый закон. В ситуации, когда одна из сторон узурпировала власть – не в смысле одну, а в смысле все три ветви, и способна этот закон писать, - неважно, как она его соблюдает. Мое глубокое убеждение состоит в этом.И в этом смысле говорить о нравственности и морали как предмете выяснения сторон, невозможно, - потому что нет никаких сторон. Им надо было посадить Дмитриева, больше им ничего было не надо. Значит, они бы приняли закон, что нельзя носить имя и фамилию Юрия Дмитриева. Это было бы абсурдно для многих людей, но все, что они сейчас про него говорят, так же абсурдно для всех людей, кто его знает.
Это просто попытка завоевать чуть более широкую поддержку на посадку не археолога и правозащитника, а…
М.Майерс
―
Педофила.
Д.Кудрявцев
―
Давайте тоже определимся – а в каком смысле он педофил?
М.Майерс
―
Ну, в каком суд решил, что он педофил – фотографировал, и так далее.
Д.Кудрявцев
―
Суд у нас может решить, что угодно. Это тоже важно – он педофил в каком смысле? Это его дочь. Никто не пытается сказать – даже этот суд – что были совершены какие-то развратные действия по отношению к ней, что он распространял эти фотографии. Это тупые, стоящие у стены фотографии, которые соответствуют – по крайней мере, устно - тому, что человек заявляет. Есть такая манера – Нюта Федермессер недавно выкладывала такие же фотографии другого человека – когда человек забирает ребенка из детского дома, он его фотографирует, потому что дистрофия требует визуального контроля и соблюдения. И неважно – может, кого-то такие фотографии и возбуждают.Я пытаюсь понять с буквальной точки зрения – в чем состоит педофилия? В том, что ты такое сфотографировал и хранишь у себя на диске по отношению к собственной дочери, по отношению к которой – и в этом никто его не пытается обвинить, - никаких ни насильственных, ни эротических, ни негуманных действий, - никаких. Соответственно, это все неважно.
Понимаете, нельзя играть в эту игру. Игра под названием «Вот у них выгоняют мастурбирующего, а у нас тоже есть некая проблема этическая, Роскомнадзор». Нельзя эти вещи сравнивать. У них есть проблема, потому что он завтра пойдет в суд. И этот суд не будет на стороне «The New Yorker», а «The New Yorker» не Роскомнадзор. И даже если бы был Роскомнадзор, «The New Yorker» не государственный канал, Ремник подчиняется себе.
А у нас на государственном канале показали про человека какую-то выдуманную грязь. Роскомнадзор, государственный же, сказал, что канал ему не подчинен, и все это сверху закрыто государственным же судом. О чем тут вообще говорить?
М.Майерс
―
К сожалению, у нас время вышло.
Д.Кудрявцев
―
У нас давно вышло время.
М.Майерс
―
Демьян Кудрявцев - герой программы «Особое мнение», а все самое интересное на ЮТьюб.