Виктор Шендерович - Особое мнение - 2021-11-25
25.11.2021
И. Воробьева
―
Здравствуйте. Это программа «Особое мнение». И со своим особым мнением сегодня писатель и журналист Виктор Шендерович. Здравствуйте.
В. Шендерович
―
Добрый вечер.
И. Воробьева
―
Добрый?
В. Шендерович
―
Нет, тут вообще можно перестать здороваться.
И. Воробьева
―
Можно.
В. Шендерович
―
Это как по Жванецкому: в общем, ушел от ответа.
И. Воробьева
―
Даже не знаю, с чего начать. Понятно, что начать с «Мемориала»*, который власти меня заставляют называть иностранным агентом. Но просто такое количество всего происходящего, что называется, не знаешь, куда кидаться. Давайте начнем с сегодняшнего суда.
В. Шендерович
―
Сильно добрых вестей на политической территории здесь не будет. Жизнь течет, люди рождаются, влюбляются. И так далее. Весна иногда наступает. Иногда. То есть жизнь течет своим чередом. Но в политической жизни никаких хороших вестей не будет до какого-то кардинального поворота матушки истории. Который тоже не будет сахаром, по крайней мере, это будет какое-то движение отсюда. Не географически, а из той жопы, в которой мы исторической находимся. Я твердо слежу за языком, обещаю не говорить ни одного слова, которое нельзя. Но это самое мягкое. Это будет драматическое движение, но будет когда-то и по какому-то поводу. По сегодняшним новостям. Я не большой трактовщик и не политтехнолог, я не могу трактовать, могу только предположить, что задержка в деле «Мемориала»*…
И. Воробьева
―
Который власти заставляют нас называть иностранным агентом.
В. Шендерович
―
Да-да. Что это отложение процесса может означать две вещи. Первая – что они там поняли, что это очень серьезно. Если кто-то этого не понимал. Поняли, насколько это серьезно в смысле последствий моральных, в смысле кровавости этого водораздела, потому что запрет «Мемориала»*, мы окунаемся в год 1986-й. В 1987-88 он появился. Надо спросить у Юрия Самодурова. Я в те годы с ним познакомился. Вот мы окунулись, если мы запрещаем «Мемориал»*, то мы даже не в 1987 году, а в 1986. То есть еще вообще до всего. И движемся туда-обратно по шкале времени. Это очень серьезно. Либо они поняли, насколько это серьезно и решили все-таки промониторить, стоит ли прихлопывать или просто дальше мучить. Как Сухова спрашивали: сразу желаете помереть или лучше помучиться. Он говорил: лучше, конечно, помучиться.
И. Воробьева
―
Вопрос: кого мучают этим.
В. Шендерович
―
Ну нас мучают этим. «Мемориал»*, нас. Унизить, заставить повторять как попкам про иностранного агента. Унижать, писать на стенах. Мучить проверками прокурорскими. Но не прихлопывать совсем. Не запрещать совсем. Не уничтожать, потому что уничтожение – уже акт демонстративный. Проверки – ну проверки. А уничтожение – это немножко другое дело. Либо они решили посмотреть и отложили и как всегда мы говорим: ой, какие-то там башни Кремля между собой. Не знаю.
И. Воробьева
―
На что они смотрят?
В. Шендерович
―
Не знаю. Они смотрят на последствия.
И. Воробьева
―
А откуда они знают последствия?
В. Шендерович
―
Они пытаются прикинуть. Сильный международный резонанс – это еще одна болевая точка.
И. Воробьева
―
Наша страна, если она запретит у себя на территории такую организацию как «Мемориал»*, который власть заставляет называть иностранным агентом – это плохо для страны на международном уровне.
В. Шендерович
―
Это для страны на международном уровне явно плохо. Это явно еще обостряет, то есть так мы лежим просто вниз лицом, ну лежим и лежим. Но пристрелить просто совсем – как-то это немножко другое. Это другой уровень. Это еще шаг в сторону Туркмении и Северной Кореи. Ощутимый шаг. Значит либо они решили повременить и посмотреть, либо просто ждут традиционно нового года. Чтобы мы разъехались, чтобы нас стало меньше, мы же не можем каждый день приходить в Верховный суд и держать градус протеста. Пикеты. Это всё. Сейчас будут новогодние каникулы – опаньки – 31-го декабря решение. Опаньки. И всё. Наперсточники. Им не впервой, они так, ты помнишь, как, ну ты не помнишь, как ТВ-6 закрывали. Суд 31-го декабря. Опаньки. А уже всё.
И. Воробьева
―
Все салаты нарезают.
В. Шендерович
―
Просто за новогодним салатом изнасиловали судью арбитражного суда, вытащили из новогоднего салата, велели принять какое-то решение и обратно за салатик. Вот так. Это они умеют. То есть ничего хорошего в любом случае нет. Вторая тема сегодняшняя, в которой тоже ничего хорошего. По большому счету.
И. Воробьева
―
Новая тема?
В. Шендерович
―
Нет, Рашкин.
И. Воробьева
―
Одну секундочку. Я, честно говоря, просто не понимаю, как можно запретить «Мемориал»*, который нас заставляют называть иноагентом. То есть вся страна об этом знает, это касается кучи людей. Как можно стереть это?
В. Шендерович
―
Это позитивная часть темы. Стереть можно. И усилия прилагаются. И Брэдбери написал свой текст давно. Можно и Библию выкинуть и заставить нелегально запоминать кусками. Все это можно. Но невозможно и по Брэдбери невозможно. И Библию невозможно. И невозможно заставить меня забыть и тебя забыть. И миллионы людей нельзя заставить забыть. Но подрастает новое поколение, для которых это либо станет, вот молодой человек, молодые люди, которые еще ничего не знают, совсем ничего. Они голенькие, пустенькие. Вот что им туда положат в голову. Это можно отдавать на периферию, нас можно держать снова в состоянии маргиналов, как держали в состоянии маргиналов лучших людей из поколений наших дедушек, бабушек.
И. Воробьева
―
А чего в нас вкладывали что-то прям правильное, нужное. Я имею в виду массово. Что мы могли получить здесь.
В. Шендерович
―
Вот мы и получаем на выходе вот это все. Мы получаем на выходе страну, которая не подозревает о существовании «Мемориала»*. По большей части. Из 140 миллионов – ну 5-6 миллионов имеют представление о том, что это существует.
И. Воробьева
―
Мне кажется вы пессимистичны. Ну просто потому что у многих людей были репрессированные родственники.
В. Шендерович
―
И что?
И. Воробьева
―
Это история их семьи. Они должны как-то…
В. Шендерович
―
Ты знаешь, это, тем не менее, нужно некоторое общественное усилие для того, чтобы это из области такого личного знания и даже болезненного знания, вытеснения. Я знал одного молодого человека, мой дальний родственник. Которому не говорили, решили не говорить о том, что его дед был репрессирован. В 70-е годы. Зачем травмировать мальчика. Нормальный советский мальчик. Дедушка сидел в тюрьме – это какая-то позорная тайна. Позорная для дедушки, для семьи. Я знал и такие случаи, уверяю тебя,
И. Воробьева
―
Но потом-то уже…
В.Шендерович:– Есть судьба страны. И есть выбор человека, судьба одного человека
В. Шендерович
―
Потом. Но еще раз, известное известно немногим – по Аристотелю. И постоянно повторяю, нравственная оценка, в нравственной оценке единицы измерения человека. Отдельный человек. Не нация, не коллектив, не партия. Отдельный человек. А вот история берет большими знаменателями.РЕКЛАМА
И. Воробьева
―
Мы говорим про события вокруг международного «Мемориала»*, который власти заставляют нас называть иноагентом. И вот мы сейчас прервались на том, что подрастающее поколение…
В. Шендерович
―
Есть судьба страны. И есть выбор человека, судьба одного человека. Тут много зависит от пап, мам. От книжек. От того, с кем вдруг поведешься. И можно очень далеко от папы, мамы в разные стороны уйти. И плохую, и хорошую. Это всегда индивидуально. Но история берет среднеарифметическое. Историю не интересуют подробности, к сожалению. И история, что Сахаров, что последний люмпен – это один человек. И она берет среднеарифметическим. Вы как нация выбираете это, вы голосуете за это, вы живете так. Вы получаете эту судьбу все. Все.
И. Воробьева
―
Кто ходил к Верховному суду, не ходил.
В. Шендерович
―
Ходили, не ходили. Любят «Мемориал»*, не любят «Мемориал»*. Любимая аналогия, как бомбы падают в Германии в 44-м году, начинают падать. В 43-м. На всех. Ты за Гитлера или против – бомбе уже поздно. Раньше надо было. Десять лет назад нация решила свою судьбу. Кричали «хайль»? - кричали «хайль». Кто-то не кричал. Падают бомбы на всех. Потом в нищете, унижении, немцем быть плохо, любому. Антифашисту - все равно, он немец. На немецкую речь плохая реакция. История берет этим среднеарифметическим. Она бьет по площадям. Ее не интересуешь ты или Стрелков-Гиркин. Это для подробностей. Есть россияне. Вот они среднеарифметически такие. У них у власти вот это. У них законы такие. Они это все вместе позволили. Как позволили, почему. Навальный виноват, Явлинский. Этот, тот, Сурков, не Сурков. Им по фигу. Истории по фиг эти подробности. Так получилось. И мы платим по счетам. И будем платить. И в этом есть, к сожалению, полная уверенность, потому что тут не может быть исключений. Подробности дальше да, на кого-то упадет бомба, на кого-то нет. Кто-то уедет, кто-то сядет в тюрьму. Кто-то погибнет. А кто-то сделает карьеру. Это уже подробности. Но судьба страны и если мы говорим о маленьких, которые подрастают, еще не в курсе, то именно поскольку они будут не в курсе – им в школе будут флаги поднимать на флагштоке, рассказывать про Путина. А не про «Мемориал»*. Они не будут гражданами, они будут населением. Их будут учить гордиться. Из них будут готовить пушечное мясо для будущей гордости. Для будущих войн. Уже готовят. Дальше пойдет такой общий знаменатель. Это, к сожалению, абсолютно неизбежно. Поэтому поворот самый драматический он может быть в момент поворота очень драматическим. Но все-таки это шанс на какой-то выход. Потому что то, что происходит сейчас – это совершенно безнадежно. Движение дальше по этому пути - совершенно безнадежно. Это между репрессиями и отстоем вот таким, застоем и отстоем. И просто выкачиванием воздуха. Уезжают, уезжают, уезжают. Нет недели вокруг меня, чтобы не уезжали. Уезжают молодые. Не мои ровесники. Мои ровесники уже доживают, кто уехал – тот уехал. А кто не уехал – тот уже по большей части доживает здесь. Но нет недели, чтобы в моем фейсбуке кто-то ни попрощался. Пряча глаза или наоборот, настаивая на своей правоте. Извиняясь, плача или смеясь. По темпераменту. Но нет недели. И это очень неплохие люди, как правило. Десятилетия напролет цитирую Бабеля: с кем ты останешься, хозяин, - ты останешься со смитьем. Если люди с достоинством, с какими-то представлениями о достоинстве, свободе вынуждены уезжать, не желая маргинализироваться или идти в лагерь. А выбор простой сейчас уже. Он все проще и проще.
И. Воробьева
―
Если раньше можно…
В.Шендерович:Нет недели вокруг меня, чтобы не уезжали. Уезжают молодые
В. Шендерович
―
Совместить немножко. Либерализм совместить с карьерой в госкорпорации, с каким-то легким либерализмом. Молодежным. То сейчас фигушки. Все. Давай, дружок, выбирай. На флагшток флаги поднимать и под Путиным стоять петь гимн этот советский преступный. Либо давай во враги. Но тогда уж давай не обижайся. Либо Вика Ивлева ты, либо Рамзан Кадыров. Уже посередке трудновато. Надо как-то выбирать. И почему люди должны идти непременно в лагеря. Вика Ивлева одна на всю страну такая. И это не может быть нормой. Вика Ивлева не может быть нормой, как не может быть нормой академик Сахаров.
И. Воробьева
―
Единичные люди.
В. Шендерович
―
Это по определению единичные. Поэтому все это плановая катастрофа то, что сейчас происходит.
И. Воробьева
―
Давайте к той теме про Валерия Рашкина. Сегодня ГД лишила его неприкосновенности. А вы слышали, что говорил Краснов, генпрокурор?
В. Шендерович
―
Нет.
И. Воробьева
―
Он говорил, что недопустима ложь из уст…
В. Шендерович - А
―
а-а! Боже мой! Он из Сатурна к нам вернулся, из Марса. Из какой-то другой системы. Не Солнечной, видимо. Очень издалека вернулся генпрокурор.
И. Воробьева
―
А что, вас не оскорбляет ложь из уст чиновников, депутатов.
В. Шендерович
―
Из уст Рашкина меня ничего не оскорбляет, потому что он стоит, кладет цветы к памятникам убийцам. И это отрезанный ломоть для меня. Меня Рашкин не может уже больше оскорбить. Он меня оскорбляет своим политическим существованием. Оскорбляет Рашкин и его партия. Своим политическим существованием. Ложь чиновника меня оскорбляет. Правильно, давайте все навалимся на этого лося. Давайте все встанем на защиту убиенного Рашкиным лося. Ребята, у нас повторяю как заведенный, у нас из танков по детям стреляли федеральные войска. У нас президент лжет каждый день. По несколько раз. Попадается на лжи. Смотрит нам в глаза своим бесстыжим взглядом и продолжает лгать. Генпрокурор Краснов, надо сильно зажмуриться, чтобы этого не видеть. Что про них говорить. Это позор. История с Рашкиным – это позор.
И. Воробьева
―
Для кого?
В. Шендерович
―
Для страны. Это симптоматика поганейшая. При всей моей «любви» к коммунистам, к Рашкину. Это симптоматика поганейшая. Это беззаконие. Радоваться тому, что беззаконие в этот раз попало не в тебя, а твоего политического противника – это пошло и нерасчетливо, замечу. Замечу, что Рашкину жаловаться грех. Каждому по вере его – сказано в одной старой книге. Ему по вере его полагается расстрел, жену - в АЛЖИР в женский лагерь. Детей под чужой фамилией - в детдом. Он же Сталина любит. Ему по вере его полагается расстрел. Не за лося, разумеется. А за то, что высунулся в оппозицию. А мне по вере моей полагается презрение и возмущение злоупотреблением законом. И вот эти абсолютно путинским, типовым… Вот эти голубые глаза, эти законники, которые устанавливают закон так строго и так неуклонно на одном квадратном сантиметре, - там, где обитают их политические противники. Мне эти путинские глаза, с 29 января 2001 я их помню. Живьем. Как же так, злоупотребление. СМИ становятся игрушкой в руках олигарха. И такое благородство. Он мне рассказывал тогда, нам - о разделении властей. Что есть закон. Мы не можем прекратить, я не могу, как это позвонить генпрокурору, как это вмешаться. Говорил нам Путин. Но в 2001 году еще кого-то это могло удивлять. Сегодня бессмысленно удивляться. Это очередной 115-тысячный пример абсолютного цинизма, в котором мы обитаем.
И. Воробьева
―
Давайте разберемся. Позор – что Рашкин браконьер, убил лося. А сегодня то, что произошло, что его лишили неприкосновенности – это позор? Есть люди и политики, которые говорят, что это политически мотивированное решение. Рашкина преследуют.
В. Шендерович
―
Разумеется, его преследуют. Разумеется это политически мотивированное решение. Потому что убийцы людей в этом парламенте существуют в большом количестве в разных фракциях, в ЛДПР есть Луговой. Адам Делимханов с кликухой «Золотой пистолет» есть во фракции «Единая Россия». Турчак руководит на Старой площади. В сенаторах у нас. Какое там лоси, у нас без уголовной статьи я удивлюсь, если в составе ГД есть один человек, которого нельзя по закону посадить по какой-нибудь тяжелой статье. Про коррупцию я не говорю. Половина, по коррупции все я думаю, а по особо тяжким – значительную часть можно. По особо тяжким.
И. Воробьева
―
Получается вообще не обращать внимания на происходящее с Рашкиным. Или приветствовать, что его лишили неприкосновенности. Или переживать за него.
В.Шендерович: Вика Ивлева не может быть нормой, как не может быть нормой академик Сахаров
В. Шендерович
―
Переживать за Рашкина бессмысленно. Я переживаю за страну. В которой я должен выбирать между Рашкиным и Кадыровым. Между идеологическими убийцами и просто убийцами. Между братвой и людьми, которые будут возлагать цветы к памятникам убийцам. Между просто «малиной» и убийцами идеологическими. Между Джеком Потрошителем и Робеспьером каким-нибудь. Который будет казнить из идеологических соображений. А в этой лавочке этой ничего другого нет для меня. Простите, чтобы без убийц, вообще без убийц. Без идеологических, без Адама Делимханова, без Лугового. Как поживает физик Кудрявцев у нас. Ау, как там нашего прокурора? – Краснов. Ау, у нас было раскрытое самим Навальным покушение на его жизнь. Ну и Христо Грозевым. Раскрытое. Вот убийцы, известны их имена, адреса. Ау, генпрокурор Краснов! Ау! Мы собираемся что-то делать против убийцы Кудрявцева? Ау! Нет. Не собираемся.
И. Воробьева
―
Мы сейчас прервемся на несколько минут и продолжим программу «Особое мнение».НОВОСТИ
И. Воробьева
―
Это программа «Особое мнение». У нас сменили главу ФСИН. И в связи с этим сразу возникает два вопроса. Первый – формальный. Формально вы связываете это с тем, что произошло опубликование…
В. Шендерович
―
Я и неформально это связываю. Разумеется. Это обратная связь. Это радостная обратная связь. Это значит, что ну не просто вообще морозильник, в который ничего не проникает снаружи. Все-таки счет изнасилованных швабрами начинает идти на десятки и сотни и об этом становится так известно, становится такой темой – то начинается внутренний дарвинизм. Они там внутри, поскольку они там перегрызают друг другу сухожилия, в рамках одной партии несменяемой. Но там внутри как во всякой саванне, внутривидовой дарвинизм…
И. Воробьева
―
Избавляются от слабых.
В. Шендерович
―
…он самый сильный. Они там друг другу перегрызают сухожилия. И общественный скандал, который возник с этими изнасилованиями и пытками, он использован одной корпоративной группировкой против другой внутри этого дарвинизма. Я только, всегда моя любимая забава сравнивать с тем, что было бы в свободной стране. Я просто думаю, что ушла бы вон примерно через 3-4 дня после опубликования таких пленок, ушла бы вон администрация вся. Пошла бы вон на выход. В свободной стране. Администрация, при которой их однопартийцы, вот какая-то партия, неважно во Франции, Англии, при какой-то администрации такое было возможно – пошла бы вон администрация. Напомню, что когда опубликовали расследование про Гуантанамо американцы, которое не было на территории США, которое касалось добывания, не просто пытки для забавы, а нужна была информация о Бен Ладене и так далее. И пытали людей, которые…
В.Шендерович: Из уст Рашкина меня ничего не оскорбляет, потому что он стоит, кладет цветы к памятникам убийцам
И. Воробьева
―
Сейчас оправдываете пытки в Гуантанамо.
В. Шендерович
―
Нет, я объясняю. Разницу между Гуантанамо. Потому что там это был какой-то так понимаемый государственный интерес. Но американское общество по счастью устроено так, что оно не признало правоты этого государственного интереса. Вон пошли министры обороны, несколько человек под суд. Сразу. И колом рейтинг Буша. И это стоило ему потом Белого дома, безусловно. Потому что с рейтинга патриотического акта в 2001 года просто ушло колом вниз. Так это устроено в свободной стране. Сообщения о таких пытках, такие доказанные факты стоили бы просто, пошла бы вон администрация. У нас прошли месяцы уже. Никто не посажен.
И. Воробьева
―
Уголовные дела заведены.
В. Шендерович
―
Уголовные дела заведены. Но соратница Навального садится в тюрьму за пикет. Волокут в тюрьму сразу. Ивлеву. За пикет. В тюрьму. Сразу. Хотя бы на сутки. А против тех, кто пытал – заведены дела. Улита едет, когда-то будет. Они посмотрят, как. Потом они спустят это на тормозах, потом кто-нибудь получит условные сроки. Помнишь слово Благовещенск. Только не дальневосточный, а татарский. Где при Грызлове пытки, когда пытали город, насиловали и пытали город неделю. Насиловали и пытали город. Тогда было несколько условных сроков за запытанный город. Вот разница. Но они это используют, все на своих местах более-менее. Никто не судим, никто не сидит в тюрьме из пыточников. Никто не наказан за доказанные, при уже огромном общественном скандале. Но они это использовали для того, чтобы перекусить сухожилия этому Калашникову. Перекусили. Одна корпорация там победила другую. Мои поздравления. Мы как страна остались в той же точке примерно. Где и было.
И. Воробьева
―
То есть надежды правозащитников, которые сейчас высказывают, что, может быть, новый глава ФСИН повернет в другую сторону это все…
В.Шендерович: При всей моей «любви» к коммунистам, к Рашкину. Это симптоматика поганейшая
В. Шендерович
―
Правозащитники пытаются шаманить. Это молитва. В сущности это молитва. Давайте вот новому богу. Старый был плохой. Давайте мы намагнитим эту пустоту, давайте мы сделаем так, чтобы. Это молитва. Это не имеет отношения к политике. К политике имеет отношение политическая конкуренция, то, что оппозиционная партия в случае такого скандала просто за шкирку выбрасывает правящую. Потому что объединяется энергия народа на это. Это политика. Когда они идут вон, когда бросаются нам в ноги извиняться. Потому что понимают, как провинились. Это политика.
И. Воробьева
―
В вашем рассуждении есть одно слабое звено. Это люди, которые даже по опросам многие из них пытки в отношении заключенных как-то не то чтобы поддерживают, но и не особо их это волнует. Кто будет требовать-то?
В. Шендерович
―
Кто воспитал этих людей. Кто этот цинизм закачивает в товарных количествах. У нас что, на Первом, Втором канале Виктория Ивлева и Ирина Прохорова. Кто формирует мозги?
И. Воробьева
―
Я как раз об этом и говорю. Что нет никакой надежды на перемены, это не зависит от того, кто будет главой ФСИН.
В. Шендерович
―
Надежды на то, что ты извини, в ведре помойном обнаружишь что-то иное, чем то, что ты клал туда – надежды никакой нет. Оно еще подгниет. Надежды на то, что оно само санируется – нет. Демократия - это не когда не убирают, это не когда чисто – а когда повышаются стандарты чистоты. Когда убирают чаще. Выбирают тех, кто сорит меньше, убирают чаще. Когда меняются стандарты. Для этого есть это самое проклятое разделение властей. Для того чтобы эта машинка работала сама. А поскольку машинка не работает – дальше история про курицу и яйцо. Они сами воспитывают абсолютно деградированное за 20 лет общество, сами воспитывают это полууголовное блатное сознание. А потом говорят: а чего вы хотите, вы же видите, они какие. То же самое с ковидом этим.
И. Воробьева
―
А что с ковидом?
В. Шендерович
―
Сначала абсолютно растлевается общество. Властью. Общество никому из них не верит. Как им можно верить. Они ворье и негодяи. И на истории с ковидом они это два года доказывают, что они ворье и негодяи. История с вакциной. Сейчас врачи позвали в «красные зоны». И сокрушаются, почему же вы нам не верите. Почему вы не вакцинируетесь. Ребята, кто в доле у нас по вакцине? Кто выгодополучатель от вакцины? Руководитель фонда прямых инвестиций господин Дмитриев. Не путать с политзаключенным Дмитриевым. А кто такой этот Дмитриев? – он друг гражданки Тихоновой. А кто гражданка Тихонова? – она дочь гражданина Путина.
И. Воробьева
―
Причем здесь это. Извините, я вот сейчас не понимаю.
В. Шендерович
―
Секундочку. А чего ты не понимаешь? В доле по «Спутнику». Секундочку. Эта братва. Они в доле. По прививкам.
И. Воробьева
―
В смысле с одними из разработчиков.
В. Шендерович
―
В доле. Они. Я же не про Институт Гамалеи говорю. А я про тех, кто наваривает на этом «бабки».
И. Воробьева
―
И?
В. Шендерович
―
Они не пускают «Пфайзер» сюда, не пускают остальные вакцины. Чтобы наваривать «бабки». Кто им будет верить, что речь идет о нашем здравоохранении? Они не смогли сварить вакцину, они опытную партию удачно Институт Гамалеи сделал опытную партию, потом они хрен знает что произвели.
И. Воробьева
―
Откуда вы взяли, что фиг знает что произвели?
В. Шендерович
―
Они фиг знает что произвели, потому что от этого отказалась, потому что выяснилось, не помню, я отличаю Словакию от Словении, но я не помню, кому они впарили эту вакцину. А потом оказалось, что они впарили не то, что те покупали. Потому что образец от Гамалеи был совсем не тем, что они впарили.
И. Воробьева
―
И вы всерьез считаете, что люди, которые отказываются вакцинироваться, не делают этого, потому что…
В. Шендерович
―
Нет, есть совокупность обстоятельств. Они не верят. Нет общественного договора никакого. Они понимают, что они живут среди ворья и негодяев. Что их здоровье никого не интересует. Что верить нельзя никому. И опять выбор, как мы говорили между Рашкиным и Кадыровым там, а здесь выбор – между ударенной на голову Шукшиной Марией и этим ворьем. Которое пилит «бабки». Они заботятся о нашем здоровье. Которое не пускает сюда вакцины. Которое лжет по статистике. Которое арестовывает по «санитарным делам», проводя одновременно съезды. И так далее. Мы опять между ударенными на голову антиваксерами находимся и ворьем. И нам предлагается, мне предлагается выбирать между ворьем и Марией Шукшиной, ударенной на голову. Я говорю «спасибо». Как в случае с Рашкиным и Кадыровым. Я говорю, нет ли у вас другого в аптеке вашей.
И. Воробьева
―
Есть.
В. Шендерович
―
Что?
В.Шендерович: Они не пускают «Пфайзер» сюда, не пускают остальные вакцины. Чтобы наваривать «бабки»
И. Воробьева
―
Во-первых, есть врачи, которые говорят об этом. Во-вторых, есть еще куча людей. В том числе я, которая говорю…
В. Шендерович
―
Ира, я тоже вакцинировался. Послушай меня, речь же не о том, что не надо вакцинироваться.
И. Воробьева
―
Я говорю о том, кого можно послушать. Вот же нас посередине много.
В. Шендерович
―
Но мы же говорили о суммарном векторе. Есть суммарный вектор то, что они добились за 20 лет. Есть взаимоотношения народа и власти. Это взаимоотношение пофигистов, у народа, который понимает, что он должен выживать, как хочет. Что в гробу его видело это начальство. Он точно понял, что сменить начальство невозможно. Пример Навального и остальных показал, что не надо даже соваться. Тебе просто переломают руки-ноги. Испортят жизнь. Значит надо просто выживать при них. Но веры им нет. Я хочу сказать о том, как Рашкин не имеет права разевать рот про беззаконие, потому что он поклонник Сталина. Ему полагается расстрел. По его закону. Так эти не имеют права разевать рот про темный неграмотный народ, который такой костный. Они должны рот себе зашить. Вот если приходит завтра с Марса или Венеры прекрасная администрация, которая выигрывает выборы, которая ни разу не соврала. Ничего не своровала. И говорит: ребята, я вам даю слово, вот мы меня выбрали, посмотрите мне в глаза, я вам не вру. Тогда можно начать разговор. Люди скажут: ну давай попробуем. Смотри, вроде честные глаза. А когда выходит братва и говорит: покупай мое, а «Пфайзер» я не дам. Я может быть «Пфайзером» привился. Нет, не дам. А почему? А потому что я зарабатываю на «Спутнике», говорит власть. А потом жалуется, что ей не верят. Зря жалуется. Как и Рашкин, впрочем.
И. Воробьева
―
Спасибо большое. Это была программа «Особое мнение». Счастливо.
* российские власти считаю иностранным агентом