Захар Прилепин - Особое мнение - 2009-08-03

Смотреть видео программы "Особое мнение" с Захаром Прилепиным >>>

C.БУНТМАН: Добрый вечер и добрый день, это программа «Особое мнение» в студии прямого телеэфира телекомпании RTVi и радиостанции «Эхо Москвы», Сергей Бунтман ведет программу и в гостях у нас Захар Прилепин – писатель,

З.ПРИЛЕПИН: Здравствуйте.

С.БУНТМАН: Мне как-то хочется всегда «Захар Прилепин» говорить.

З.ПРИЛЕПИН: Одним словом.

С.БУНТМАН: Да, потому что иначе нужно будет думать, как и что, как называть, называть ли по паспорту. Я бы хотел об одном удивительном предложении поговорить – мы о нем сегодня много говорили, даже реплики писали - Геннадий Онищенко предлагал не пускать группы детей на учебу в Великобританию, потому что она одна из зловреднейших в распространении «свиного гриппа», а теперь еще предлагает болельщиком не ездить на матч с Уэльсом – наверное, узнал, что матч будет в Уэльсе, и что это Великобритания. И путем несложных рассуждений он не велит нам туда ехать. Вообще, что это такое – это правильно, забота о здоровье?

З.ПРИЛЕПИН: Чтобы обсуждать деяния российских чиновников, нужно быть удивительно парадоксальным человеком - я не настолько парадоксален, чтобы всерьез или в шутку про это говорить – это абсурд какой-то - в мире много стран, там слишком много болезней – давайте вообще никуда не ездить. Не знаю, как на это отреагировать.

С.БУНТМАН: Ну, например. У в ас есть ребенок школьного возраста, изучающий английский язык. Говорят, что язык лучше изучать в стране – это помогает. Вы собрали последние деньги и собираетесь его отправить этим летом. Говорят - там свиной грипп, лучше не ездить – как родители решают?

З.ПРИЛЕПИН: Безумная ситуация, я не знаю, что сказать. Родители совершенно ни при чем – они уже ничего не могут в этом смысле решить – это решает Онищенко, и пусть это останется на его совести. А там что, вся Англия болеет «свиным гриппом» сильно? Там Стинг заболел?

С.БУНТМАН: Нет, не вся.

З.ПРИЛЕПИН: А можно ходить на концерты Стинга, или можно заразиться тоже?

С.БУНТМАН: Нельзя. Если следовать той же логике, это нежелательное мероприятие во время эпидемии, даже пандемии, как сейчас уже говорят. Но не все, есть некоторые британцы, которые не болеют.

З.ПРИЛЕПИН: А их в Россию вообще пускают, британцев? Может, запретить.

С.БУНТМАН: Пускают.

З.ПРИЛЕПИН: Это нас туда не пускают?

С.БУНТМАН: Нас еще пускают, но не хотят пускать. Еще нет распоряжения, а в Конституции записано, что мы можем визу получить, купить билет и ехать, куда хотим. А это все рекомендации. Но какой-то в этом пафос, забота какая-то очень энергичная.

З.ПРИЛЕПИН: Энергичная забота.

С.БУНТМАН: Вообще нужна такая забота? Мелочная?

З.ПРИЛЕПИН: Чтобы вскормить нового Салтыкова-Щедрина – конечно, нужна. Ну как Россия без такой заботы - сгинет же. Поэтому нужна.

С.БУНТМАН: Но у нас грустная дата есть сейчас – годовщина смерти Александра Солженицына. Для вас он кто?

З.ПРИЛЕПИН: Одна из фигур, определивших столетие. Человек, глубоко чуждый мне по своим взглядам, но подрастая, немножко начинаешь понимать, что в конечном счете, лично для меня, - ИМХО - идеологии перестают играть определяющую роль и главную роль играет человеческая цельность, человеческое постоянство, терпение и мужество. И в этом смысле я перед Солженицыным, конечно же, снимаю шляпу. Как писателя я его не очень люблю, как Солженицына-публициста – уважаю в беспримерной степени, потому что это мощь, безумная человеческая сила. Знаете, о Солженицыне можно сказать следующее - в 19 веке, если говорить о русских классиках, по большому счету, в каком-то метафизическом смысле, никто ничего смертельно-страшно не боялся – все готовы были пройти через какие-то самые последние смертельные испытания. А вот в 20 веке, при всем том, что там тоже было 5-7 гениев литературных, люди до какой-то грани доходили, и дальше шаг уже не делали.

С.БУНТМАН: Всегда, весь 20 век?

З.ПРИЛЕПИН: Я говорю о советской литературе. А Солженицын был тот, который не испугался, который взял, пошел дальше и дальше, шел и шел. Мне его путь, может быть, неприятен, чужд, но я не могу не преклониться перед тем, что он не испугался. В 19 веке не боялись, в 20 - боялись. А Солженицын в этом смысле перенес звание русского писателя, русского провидца, деятеля, - перенес и пронес его с достоинством всю свою жизнь.

С.БУНТМАН: Но в 19 веке ситуация была полегче, как нам кажется.

З.ПРИЛЕПИН: Кажется.

С.БУНТМАН: Пугать – пугали, ссылать – ссылали, но не за это, и как-то не очень далеко и не очень страшно.

З.ПРИЛЕПИН: ну как, повесили 6 человек, из них два литератора , 22 уехали в Сибирь - 22 поэта среди декабристов были – уехали в Сибирь. Это тоже не шутка. На всю жизнь уехали. Пушкин тоже ходил по этой грани, и не думаю, что все было настолько мягкотело, могло бы обернуться неприятными вещами. И с Лермонтовым, и с кем угодно.

С.БУНТМАН: А может, порог восприятия как-то изменился? Ну, в суровую советскую эпоху понятно – могут и расстрелять.

З.ПРИЛЕПИН: Не думаю, что порог восприятия. Думаю, что были в 19 веке какие-то очень твердые и четкие представления о человеческой чести, - даже не в силу советской власти, и в сегодняшнее время тоже нет таких вещей, ради которых стоит в одну секунду умереть и ни секунды об этом не задуматься – нет ни в сфере идеологии, ни в сфере социума, ни в сфере семьи – нет нигде - их очень мало, поэтому мы готовы умереть хоть сейчас. А Пушкин и Лермонтов были безумные дуэлянты, их могли убить 25 раз в течение жизни, - потому что были очень жесткие представления о чести.

С.БУНТМАН: Захар Прилепин, мы продолжим через минуту. Напомню, что теперь у нас ведется видеотрансляция на сайте – можете заходить, смотреть, общаться в чате и писать СМС - 970-45-45. Встретимся через минуту

РЕКЛАМА

С.БУНТМАН: У нас в гостях писатель Захар Прилепин, программа «Особое мнение». Катя написала СМС: «Вчера в Питере перекрыли весь Невский - задолго до концерта Мадонны. Наверное, дезинфекция была – никто не мог пройти» - наверное. Вообще, хорошее сейчас новое - насчет маршей, например - «Марши несогласных» нельзя проводить.

З.ПРИЛЕПИН: Дезинфекция. Может, больные есть, может, гриппом кто-то болеет.

С.БУНТМАН: Елена Гукова, пенсионерка из Кургана: «Выражаю вам благодарность за поддержку Лимонова и за всю вашу политическую деятельность, считаю, что главным делом вашей жизни должна быть политика, а писательство лишь отражать ваши мысли и дела. Лимонов, конечно, авторитет, Но у вас будущее – займитесь серьезно политикой – кто, если не вы?» - ну, там еще про красоту. Ваша поклонница.

З.ПРИЛЕПИН: Спасибо, Елена, к несчастью, я не хотел бы свою жизнь посвящать политике и немедленно прекращу этим заниматься, как только почувствую, что с моей стороны все в порядке. Но возможно, мне этого ощущения никто никогда не предоставит - скорее всего.

С.БУНТМАН: А кто должен предоставлять?

З.ПРИЛЕПИН: Ну, знаете, мы люди не либеральных взглядов, мыслим патерналистски, поэтому я хотел бы, чтобы мне кто-нибудь предоставил. Сам я бегать с сачком за этим чувством я бы не желал целую жизнь. Я хотел бы заниматься своими элементарными делами – воспитанием детей, посадить дерево, построить дом. Никто нигде нам не прописал, что мы должны всю жизнь политикой заниматься. Политикой занимается те, кто этим хотят заниматься.

С.БУНТМАН: В каком случае вы могли бы заняться политикой?

З.ПРИЛЕПИН: Да я ею и занимаюсь. Я занимаюсь только в одном случае политикой, и связано это с тем, что у меня трое маленьких детей – я занимаюсь политикой из стыда за их будущее, из стыда за то, что они вырастут и скажут – отец, пока ты был молод и здоров, куда ты потратил свою жизнь, почему мы вынуждены разгребать весь этот мусор, который остался нам после твоей юности. Не после меня, а после того, как я его не разгреб, и оставил это им.

С.БУНТМАН: А почему ты, отец, не занимался политикой - может быть и такой вопрос.

З.ПРИЛЕПИН: Не понял, Сергей.

С.БУНТМАН: Предположим, мы можем сказать – была не та власть, которая нравилась. Выходят пламенные юноши, наши дети, например, говорят - почему ты молчал?

З.ПРИЛЕПИН: И они будут правы, конечно.

С.БУНТМАН: Если мы будем заниматься только своими личными делами, то политика займется нами – это правильно?

З.ПРИЛЕПИН: Правильно. Собственно, я о том же самом говорил.

С.БУНТМАН: Ну да, просто надо было уточнить. Не знаю, кому и за кого стыдно Роберту - с уважением. «Забыли, как Николай Павлович чуть Достоевского не расстрелял?» - Макс, не забыли.

З.ПРИЛЕПИН: Повесил.

С.БУНТМАН: Но не за писательство сослали.

З.ПРИЛЕПИН: За Петрушевство.

С.БУНТМАН: Шура: «Захар, скажи – русская революция будет?»

З.ПРИЛЕПИН: думаю, что будет русский хаос. В русскую революцию, глядя округ себя спокойными и не страстными глазами, понимаешь, что она очень далека от нас. Думаю, что будет мгновенная дестабилизация и распад всех социальных, государственных, политических структур – в силу того, что они уже и сегодня не существуют как самоценные вещи.

С.БУНТМАН: Почему будет, в каком случае, что к этому приведет?

З.ПРИЛЕПИН: Два, три, четыре дестабилизирующих фактора, конфликт между Иваном Ивановичем и Иваном Никифоровичем, например, или, не дай бог, какая-то катастрофа экологическая, или еще что-то – я не знаю, с чем это может быть связано, в России это всегда неожиданно случается. Собственно, как было и в том далеком 17 году.

С.БУНТМАН: А что будет после хаоса? Всегда главное, что после хаоса. Потому что выход из хаоса - одна из главных вещей.

З.ПРИЛЕПИН: Если в России существует какое-то количество людей мужественных и готовых пройти до конца, то России будет суждено выжить если их порог понижен, ниже критической отметки, то она исчезнет как географическая, а затем и демографическая данность. И этот вариант куда более вероятен.

С.БУНТМАН: Странно - может ли исчезнуть что-то навсегда?

З.ПРИЛЕПИН: Знаете, в мире ежегодно исчезают несколько языков, если вы знаете об этом. А уж количество исчезнувших народов, наций, империй, превышает количество существующих в разы. Это постоянная человеческая история - исчезают все, исчезают виды, животные, исчезают, в том числе, и нации. Я просто бы не хотел, чтобы это произошло с моей страной, потому что есть какое-то количество наций, которые существуют тысячу, две тысячи лет, и все у них нормально.

С.БУНТМАН: А можем что-нибудь сделать для предотвращения? Вообще, люди могут что-нибудь сделать, или это судьба, которая нас не может не миновать?

З.ПРИЛЕПИН: Вы задаете такие огромные вопросы, на которые нужны огромные ответы.

С.БУНТМАН: Нет, хаос в стране – это тоже огромная вещь, огромное явление, тут никаких мелких вопросов не задашь.

З.ПРИЛЕПИН: Могут. Люди могут отдавать себе отчет - собственно, все, что требуется в России – это всерьез отдавать себе отчет в том, что с нами происходит. И если ты всерьез понимаешь, что с нами происходит, в какой-то определенный момент ты сделаешь верный выбор. А если ты себе отчет не отдаешь и живешь в мире иллюзорном, то ты будешь склонен раз за разом ошибаться и принимать неверные решения, вот и все. Поэтому это единственно- верный и возможный шаг. Потому что от людей требовать мужества и способность выйти на площади, на манифестации или придти хотя бы на выборы – невозможно. Люди сами себе хозяева – они усталые, ленивые, многие глиняные, они распадаются от соприкосновения с реальностью. Требовать нельзя. Вы знаете, в России же сейчас прошла огромная волна самоубийств людей, которые не могут выплатить кредиты – я, сколько ни выходил на площадь - никто из них не пришел, не сказал – давай, пойдем, сделаем что-то вместе – нет, они пошли, взяли и повесились. Отправил жену делать аборт, а сам пошел и в туалете удавился. И для меня это совершенно непонятная модель человеческого поведения. А в России она востребована – скажем так цинично.

С.БУНТМАН: Странно, что происходит с той же самой Россией. Когда мы видим и равнодушие друг к другу и видим, самое главное, равнодушие к себе. Откуда равнодушие к себе?

З.ПРИЛЕПИН: От ощущения истончения всех истин. Свободу, которую я тоже очень люблю и вообще либерализм, который воцарился в России, он, помимо ощущения возможности любого выбора в своей жизни, он подарил другое ощущение – ощущение бесконечной многослойности любой истины - ее можно стереть – там другая истина откроется, можно стереть - третья, и конечной истины в итоге нет. И в итоге мы очутились на таком пустыре, где никакая идеология, никакая человеческая правда не действенна - все рано или поздно оказывается нереальным, глупым, лживым, и люди перестали верить во что бы то ни было. И в состоянии безверия, конечно, очень просто себя убить, очень просто, если бога нет, то пошло все к черту – а мне чаю пить. Вот это вот, с этим связано.

С.БУНТМАН: Вадим из Красного Села: «Вы разделяете взгляды митрополита Иллариона на нашу историю 20 века?»

З.ПРИЛЕПИН: Знаете, я не слежу за взглядами митрополита Иллариона.

С.БУНТМАН: Это было громкое интервью, которое дал митрополит.

З.ПРИЛЕПИН: К сожалению, пропустил.

С.БУНТМАН: Он сказал жесткие и недвусмысленные фразы, например такую, что Сталин был духовный урод, и что он не видит разницы между Бутовским полигоном и Бухенвальдом.

З.ПРИЛЕПИН: ну, конечно, я не разделяю взгляды митрополита Иллариона, и разделять их не собираюсь. Это нужно аругментировать? Я вижу разницу между бутовским полигоном, Освенцимом, и вообще между историей России 20 века и истории Европы, фашистской Германии. Я воспринимаю Россию 20 века как страну, которая - как бы сказать непатетично - которая совершила несколько поступков, несколько деяний, которые имеют полное право именоваться святыми. И митрополит Илларион. Наверное, должен об этом знать, думаю, что он даже отчасти с этим согласен.

С.БУНТМАН: Он говорит о народе, людях, которые совершили эти поступки, он говорил о правителях и режиме, который существовал у нас.

З.ПРИЛЕПИН: Это значит надо понимать так, что вся страна была подвластна и во многом влюблена и совершала указания – кого там? - духовного урода? Я не могу с этим согласиться, при всем том, конечно, что называть Сталина нормальным человеком невозможно. Но никакого государственного правителя в мировой истории называть нормальным человеком невозможно. Кто духовный не урод тогда, пусть скажет митрополит Илларион. У нас есть русские святые? Давайте всерьез поговорим про княгиню Ольгу, про Александра невского, про Владимира-Красно Солнышко. Если почитать летописи, и узнать, что они там вытворяли – это находится далеко за пределами человеческой морали - максимально далеко.

С.БУНТМАН: Может ли Сталин быть святым?

З.ПРИЛЕПИН: Нет, конечно. Оставьте эти несовместимые категории. Конечно, он не святой.

С.БУНТМАН: Но почему с Ольгой, которая жгла древлян и с Владимиром- Красно Солнышко, который тоже хорошо покуролесил, но правда, Он и сам крестился. И крестил Русь, - можно, совместимо, а со Сталиным – нет.

З.ПРИЛЕПИН: Это вопросы, которые не помещаются в моей голове, думаю, что в человеческом сознании они тоже не очень помещаются. Думаю, что это объяснимо максимальной удаленностью во времени от тех событий. Александр Невский тоже – «имя России», и святой, он тоже стал святым много позже после своей смерти. А при жизни он был - знаете, он был маргиналом, диким человеком, государственным революционером, его Вече изгоняло, его Церковь не любила – это был страшный человек - в свои 19 лет. Представляете в современной России – человек берет ответственность за всю страну, а ему 19 лет..

С.БУНТМАН: Ну, разные понимания человека тогда в 19 лет и сейчас в 19 лет - без мамы, без папы, без института, человек ответственный уже в 19 лет, он воин и князь.

З.ПРИЛЕПИН: Но, тем не менее, мы даже это не можем понять. А тут – святые, не святые.

С.БУНТМАН: Когда мы смотрим на историю, насколько мы можем ее понять, поставив себя на место тех людей, попытаться хотя бы войти в их понимание, а не сделать все на все похоже - что Александр Невский, что Сталин, что Гитлер, что Фридрих Барбаросса?

З.ПРИЛЕПИН: Думаю, что это невозможно – я в ваше-то понимание не могу войти всерьез и надолго, а понять тех людей – это запредельное человеческое состояние, это то же самое, что в космосе быть без скафандра. Я не знаю, чем они руководствовались, что это были за люди. Это за гранью человеческого понимания.

С.БУНТМАН: Тогда историю вообще нельзя понять?

З.ПРИЛЕПИН: А она непознаваема, конечно. История может существовать только на уровне мифов, которые пригодны для дальнейшего развития нации.

С.БУНТМАН: То есть, истории как науки нет?

З.ПРИЛЕПИН: Нет, ею стоит заниматься, но истории как науки точной, где «дважды два – четыре» - конечно, ее нет.

С.БУНТМАН: Захар Прилепин. Расстаемся всего на три минуты в эфире радио и телевидения.

НОВОСТИ

С.БУНТМАН: Продолжаем «Особое мнение» - Захар Прилепин. «Темный писатель у вас попался – свойства его не узнал. Если бы ему попроще вопросы задавали» - Сергей из США. Вот как далеко видно.

З.ПРИЛЕПИН: не понял, что он сказал.

С.БУНТМАН: Я тоже.

З.ПРИЛЕПИН: А у них там ночь, и он в ночи что-то?

С.БУНТМАН: Нет, там не ночь, на восточном побережье уже 11 часов.

З.ПРИЛЕПИН: А, с добрым утром, Сергей.

С.БУНТМАН: «Я живу в Уфе, по натуре не лидер – куда идти протестовать?»

З.ПРИЛЕПИН: Ну, вышли на улицу – стоят люди, кучкуются с флагами – идите, протестуйте с кем угодно, - в России сейчас плохих людей на улицу не выпускают. Нет, скажем так – хороших людей не разгоняют. Нет, - плохих людей не разгоняют - скажу так.

С.БУНТМАН: Повторим формулировку, чтобы всем было ясно.

З.ПРИЛЕПИН: В России плохих людей не разгоняют на улицах. Увидели, подошли, и разобрались.

С.БУНТМАН: Как относитесь к разгону последнего выступления 31 числа?

З.ПРИЛЕПИН: Как относился к этому всегда – абсурдное, нелепое деяние, рациональный смысл которого совершенно непонятен. Выходят 200-400 человек, - в России еще лет 15 назад ходили стотысячные колонны людей, и они-то революцию не совершили, к сожалению, может быть, к несчастью, а сегодня выходит 300 человек – ну, смешно просто, - зачем это?

С.БУНТМАН: Из области гигантских вопросов: «Что для вас свобода»?

З.ПРИЛЕПИН: Свобода для меня это когда меня слышат - не когда я имею возможность что-либо говорить, а когда наши изречения тем или иным образом влияют на происходящее с нами – вот это и есть свобода.

С.БУНТМАН: Уточнение о Солженицыне, спрашивают, что вам конкретно не нравится в творчестве Солженицына? – Юрий спрашивает.

З.ПРИЛЕПИН: Конкретно в творчестве? Это нужно объяснять на уровне физическом, физиологическом, эмоциональном. Мне кажется, что Солженицын, безусловно, очень мастеровитый писатель и одновременно, что называется, очень рукотворный. И глядя на его тексты – художественные тексты, я имею в виду, - я более или менее могу понять, как это сделано, как это собирается и разбирается. А вот наивысший акт художественного творчества – это когда ты вообще забываешь, что это пишет человек, что это написано человеком, что это вообще книга и бумага сошлись у тебя в руках. И вот это гениальное божественное сумасшествие или откровение, которое ты получаешь через текст, оно и дает тебе ощущение, что ты имеешь дело с гением, с большим художественным произведением. Вот у Солженицына у меня этого ощущения никогда не возникало – это отлично, замечательно, рукотворно сделанные тексты.

С.БУНТМАН: Какие из взглядов Солженицына не близки? Александр Исаевич достаточно изменялся во время своей жизни.

З.ПРИЛЕПИН: Мне близки, безусловно, солженицынские консервативно-патриотические почвеннические взгляды, которые он, собственно, начал излагать уже в 1973 году, будучи изгнанным за границу, и когда за это он уже получал оплеухи от людей иных убеждений. Но, безусловно, то, что делал Солженицын, вполне вписывается в замечательную формулировку философа Александра Зиновьева, который сказал, что стреляли в социализм, а попали в Россию - в известном смысле. Конечно же, Солженицын попал в Россию очень многими своими деяниями. Вообще, всем рисунком своей судьбы он, конечно, как таран угодил прямо вот в это существо нашей родины, она так и осыпалась, - во многом благодаря ему.

С.БУНТМАН: А она осыпалась?

З.ПРИЛЕПИН: Конечно, осыпалась. Осыпалась на республики, осыпалась в смысле своего производства, своей армии, осыпалась как социальное тело, осыпалась идеологически – там все опало, мы оказались на пустоши какой-то, это пришлось все заново наращивать мясо и кости, и они до сих пор не наращиваются никак.

С.БУНТМАН: Почему не наращиваются? Потому что невозможно? Мы немножко возвращаемся, но просто интересно, как это получается. Ну, произошло такое – мало ли что с кем происходит - и войны бывали, и империи разваливались, в 20 веке только несколько империй развалилось.

З.ПРИЛЕПИН: Да, развалилось. И наша развалилась. НО те-то и не собрались больше обратно – в империи не собрались, - если вы имеете в виду Англию, скажем. А Россия никогда не была имперским образованием подобным Англии, она всегда была империей от самого своего начала. И когда она осыпалась и потеряла – она потеряла в итоге позвоночник, потеряла легитимность своего существования, легитимность своей самоценности, люди разуверились в самой последней правде существования России. А если они разуверились, их уже ничего не может заставить вновь в это поверить - по крайней мере, до тех пор, пока это все делается не всерьез, а на уровне пиар-технологий. А в России, конечно, все делается на уровне пиар-технологий, мы же прекрасно понимаем, что российская власть в любой удобный для нее момент может быть красно-коричневой, послезавтра она будет либеральной, через два дня она будет «оранжевой», если угодно, потом она будет еще какой-либо – это все бесконечная смена личин. И люди, какие бы они ни были – они могут быть темные, необразованные, они могут жить в деревне или могут не заниматься политикой, но все это все равно видно на уровне зрения. Ты видишь, что тебя без конца дурят, и это все понимают, что вся политика – это предмет пиара.

С.БУНТМАН: То есть, Россия не может жить, как живут другие страны?

З.ПРИЛЕПИН: А я не знаю, как живут другие страны, и знаете, у других стран тоже совершенно очевиден кризис западной модели мира, и он будет только разрастаться с каждым годом. Какие другие страны? В мире огромное количество стран на пяти континентах, и они все живут по-разному, и их ждут большие проблемы.

С.БУНТМАН: А в чем состоит кризис западного мира и его ценностей?

З.ПРИЛЕПИН: Те понятия, определяющие жизнь Запада, они, собственно, для самого запада оказались гибельными. Понятие такой тотальной толерантности, которая оборачивается сегодня для запада вытеснением, собственно, того запада, который мы знаем - вытеснением белых западных наций. Понятие демократии, о которой написал Кантор замечательную книжку «Медленные челюсти демократии» - эти «медленные челюсти» тоже пожирают и государственную самостоятельность, и национальную идентичность, и само понятие свободы, само понятие тех западных истин, в которые они неистово верили – огромное количество проблем.

С.БУНТМАН: И эти проблемы западная цивилизация, демократическая, не переживет?

З.ПРИЛЕПИН: Многие страны действительно не переживут - я за все не буду отвечать, это нужно каждой конкретной страной заниматься. И опять же – многие западные страны живут на грани – не на сиюминутной грани, не то, что это завтра произойдет, но это неизбежно произойдет – на грани каких-то широкомасштабных национальных реваншей, который может произойти даже в Германии, и упаси бог это все увидеть.

С.БУНТМАН: В Германии возможен реванш нацистского толка?

З.ПРИЛЕПИН: Не думаю, что нацистского, просто отчасти нацистского. Но германская молодежь, даже отчасти германская интеллигенция, германские интеллектуалы – они тоже испытывают определенное раздражение по поводу этого бесконечного комплекса вины, который они вынуждены на себе тащить. Причем, в данном случае я не выступаю за них, я просто констатирую факт – думаю, что это, безусловно, так. И проблемы неизбежно есть во Франции, проблемы национальной разобщенности есть в Италии или в Испании, где люди перестают себя ощущать единой нацией, где такого общегосударственного патриотизма уже не существует, а существует какой-то патриотизм отдельного двора, отдельной вотчины. И даже эти люди - из Испании, Италии мои знакомые приезжают в Россию и удивляются, насколько в России велик патриотизм, хотя он здесь, как мне кажется, не столь велик. Ну а там и того-то нет подавно. И в этом смысле вот эту пресловутую Гумилевскую пассионарность, конечно, во многом люди западные потеряли. Это видно невооруженным взглядом – конечно, потеряли.

С.БУНТМАН: Возможна ли исламизация мира, или что-то в этом роде?

З.ПРИЛЕПИН: Она не то, что возможна, она неизбежна – неизбежна исламизация, китаезация мира, - конечно же, эти нации, руководствующиеся более простыми для них последними истинами, куда более действенны, чем мы в нашем бесконечном сомнении во всем - в любом. Они не сомневаются в каких-то вещах, самых последних для них. Для них этот путь будет проще, и они его пройдут.

С.БУНТМАН: Вы сами могли бы руководствоваться некоторыми простыми истинами и не сомневаться?

З.ПРИЛЕПИН: Я пытаюсь ими руководствоваться и пытаюсь не сомневаться – это достаточно сложный путь, но видимо, нам придется учиться этому.

С.БУНТМАН: Мы знали, - видели, - что отсутствие сомнений приводит к очень серьезным и кровавым последствиям.

З.ПРИЛЕПИН: Я не видел. Я не очень люблю и не очень понимаю эту фразу, которая произносится следующим образом: «Мы все это уже проходили» - я ничего этого не проходил, сомнения у меня были всегда, и я предпочел бы жить в состоянии отсутствия сомнений. Возможно, мне не достигнуть его никогда, но вообще, собственно, мы пришли сюда, чтобы все заново из раза в раз проходить. Потому что, в конечном итоге, мы все проходили – мы все рожали детей, все рождались, все умирали – давайте вообще ничем не заниматься.

С.БУНТМАН: То есть, нет коллективного опыта?

З.ПРИЛЕПИН: У меня нет опыта. Я не знаю про коллективный опыт – у меня опыта нет. Я думаю, что мы вынуждены будем заниматься тем же самым – попыткой строить мир на основах не индивидуального труда, а кооперации, например, нам придется опять этим заниматься. Потому что это, как мне кажется, более успешный труд.

С.БУНТМАН: Понятно. Мы продолжим, и в следующий раз, когда к нам придет Захар Прилепин, мы начнем с нуля, все снова?

З.ПРИЛЕПИН: Да.

С.БУНТМАН: Это было «Особое мнение», спасибо всем тем, кто нас слушал и смотрел по телевидению и в интернете. Всего доброго.