Личный приём - 2019-07-22
И. Воробьева
―
21 час и 4 минуты в столице. Это программа «Личный прием» с Евгением Ройзманом. Эта программа всегда идет на два города – это Москва и Екатеринбург. В Москве – я, Ирина Воробьева, в Екатеринбурге – Евгений Ройзман. Женя, привет!
Е. Ройзман
―
Всем привет! Слышно нормально?
И. Воробьева
―
Да, нормально слышно. Я только сейчас звукорежиссера попрошу вывести мне не в наушники, а в студию звук. Можно вывести как-нибудь? Потому что в наушниках очень фонит. Сейчас мы с этим разберемся. Ну а пока я напомню нашим слушателям, что у нас в эфир снова можно писать по старому номеру: +7 985 970 45 45. Это телефон для ваших СМС-сообщений. Туда же можно из Вотсапа писать, вообще отовсюду пишите. В общем, все у нас работает.Женя, у меня к тебе вопрос, который я очень давно хотела тебе задать. Скажи, пожалуйста, вот ты же пишешь вот эти видео свои, где комментируешь текущую ситуацию. Вот по какому принципу ты отбираешь события, про которые ты будешь рассказывать там и что-то комментировать? По какому принципу это все происходит?
Е. Ройзман
―
Ирин, ну, во-первых, у меня ролики короткие, то есть по 8 минут. Поэтому я смотрю, что меня задело и коротко объясняю, что происходит на самом деле.
И. Воробьева
―
Вот так вот.
Е. Ройзман
―
Да.
И. Воробьева
―
Ладно, хорошо. Давай тогда по новостям, которые сейчас есть. Например, по расследованию, которое совсем недавно выложил Алексей Навальный про телеведущего Владимира Соловьева. Ну, ты знаешь, вообще, очередное же и в том числе про Соловьева. Кому это может быть уже интересно? И потом, что, Владимир Соловьев не может себе позволить жить где хочет и владеть чем хочет?
Е.Ройзман: Соловьев может позволить себе что угодно. Но в этой ситуации он не имеет морального права учить патриотизму
Е. Ройзман
―
Послушай, он может позволить себе все что угодно. Но в этой ситуации он не имеет никакого морального права учить нас патриотизму.
И. Воробьева
―
Почему?
Е. Ройзман
―
А зачем нас учить патриотизму? У нас у всех есть родители. Нас родители учили Родину любить. Зачем нам Соловьев? Тем более мы стараемся жить честно, мы не готовим себе какой-то плацдарм, мы не бежим. А Соловьев бежит. Он потихонечку переместился в Италию, получил вид на жительство, купил недвижимость, проживает там более полугода и сделал вид на жительство всем своим детям.
И. Воробьева
―
Это все по данным Алексея Навального. Давай оговариваться.
Е. Ройзман
―
Ну, послушай, ну какие это данные Алексея Навального? Выложили в паблик вид на жительство уже. Там спорить не с чем. Ну, на всякий случай давай оговариваться. Но я не хочу оговариваться, потому что это очевидные вещи совершенно. И этот человек учит нас патриотизму. Зачем? Какое он имеет моральное право учить нас патриотизму, когда он готов в случае чего бежать? У него готова площадка. То есть он нам предлагает всем идти в светлое будущее, сам потихонечку всех в светлое будущее заталкивает, а в это время у него готов уже какой-то маленький домик на берегу озера и все остальное.Ну, та же самая история с Брилёвым. В общем-то, никто никому не запрещает. Пожалуйста. Но если ты свободный человек, если ты не живешь на бюджетные деньги и не рассказываешь, как хорошо жить в России, что необходимо жить в России, а сам потихонечку сваливаешь.
Правильно все сделал Навальный. Другое дело, что Навальный пытается объяснить, пытается разговаривать. Но он одной вещи не учитывает. Он же разговаривает не с дураком, он разговаривает с подлецом. Поэтому полемика очень сложная. Здесь не о чем говорить. Здесь все понятно.
И. Воробьева
―
Ну вот серьезно, давай только по формальным, скажем так, признакам. Окей, все мы так или иначе занимаемся тем, что учим друг друга жизни. Например, в этой программе – регулярно. Почему Соловьев не имеет право жить хорошо? Ведь он работает на телевидении, работает много, получает большие деньги и тратит их куда хочет. Что значить учить нас патриотизму?
Е. Ройзман
―
Соловьев занимается пропагандой. Человек, который пропагандирует свою страну, который рассказывает, что она лучше всех. Между тем, сделал ставку на страну НАТО, которую он критикует, которую он поливает постоянно и сам себе свил там гнездышко. А нам он рассказывает, что жить надо здесь, что здесь наша страна, что лучше нее нет никакой. А сам потихонечку съехал. Так нельзя.Представь себе, что мы с тобой боремся с алкоголизмом, говорим всем, насколько вредно пить, а сами потихонечку пьем. Или боремся с курением, а сами постоянно курим, чтобы этого только никто не видел. Так вот, Соловьева за этим занятием застали. И получается, ну, абсолютно прав Навальный, что грош цена всей это пропаганде Соловьева, потому что она его не касается, она – для нас, а для него – нет. Ну, не о чем говорить. Мне кажется, настолько, Ирин, очевидная ситуация… Ну, не о чем говорить. Мы же понимаем, с кем имеем дело.
И. Воробьева
―
Ну, в целом… Ладно, мы всегда понимаем так или иначе, с кем имеем дело. Давай поговорим про митинг, прошедший в Москве на минувших выходных, когда люди вышли требовать зарегистрировать кандидатов в депутаты, про которых мы говорим уже не первую неделю. Довольно много народу пришло, кстати говоря. И я думаю, наверное, это самый большой митинг с 2012-го. И в этом смысле я согласна с оценками тех, кто… Ну, по крайней мере по фотографиям. А как ты думаешь, почему так много людей вышло?
Е. Ройзман
―
Я думаю, что вышло бы гораздо больше, если бы это не июль, если бы не на дачах люди были. Но, еще раз, это же митинг не про выборы. Это митинг, касающийся человеческого достоинства. Людей просто унизили. Сказали людям, что вас нет, что не вы решаете, что мы решаем, кто идет на выборы, кто – не идет, выиграть должен тот, на кого мы покажем пальцем, ваших кандидатов здесь нет, кто вы вообще такие. Конечно это вопрос человеческого достоинства.Очень долго отмалчивалась Памфилова, хотя она обязана была гораздо раньше войти в ситуацию. Сейчас она выступила с заявлением, что все, кто уже прошли и зарегистрированы, их уже проверять не будут. Но, возможно, проверят, кто не прошел. Меня эта ситуация удивляет, потому что очевидно, было доказано и показано, что подписи-то никто не собирал. Ну не собирали подписи.
И. Воробьева
―
Нет, ну…
Е. Ройзман
―
Ну послушай, Ирин, но есть же отчеты. Все кандидаты сдают отчеты в Избирком. В отчетах совершенно видно, кто на что потратил столько денег. Так вот, на сбор подписей денег не тратил никто. А сбор подписей – это история затратная. Мало того, могут подписи тебе люди сдавать бесплатно. Но если ты идешь их нотариально заверять – это деньги. И эти деньги должны быть отражены. Так этого не видно. Подписи не собирали на самом деле. Кому надо – просто насобирали, сдали. Ты же видела, как отличаются листы те, которые действительно собирали в полях, и листы те, которые Администрация предоставила. Это же огромная разница.Поэтому для меня… Ну, я в процессе. Я много раз это проходил все. Я понимаю, о чем речь. И, судя по всему, на выборы всё-таки попытаются не допустить. Но теперь могут сказать свое слово москвичи. И если они действительно, как договорились, если этот ультиматум действительно существует, если все 27-го числа выйдут к мэрии, то вынуждены будут зарегистрировать. Никуда не денутся. Здесь всё уже. Ну, затем народ пойдет. И поэтому я считаю, что конечно останавливаться нельзя.
Е.Ройзман: Это митинг не про выборы. Это митинг, касающийся человеческого достоинства
Митинг хороший был, сильный. Выступления сильные. Меня на этом митинге поразила одна вещь, что после митинга задержали парня, уронили и совершенно сознательно ломали ему руку. И это есть на видео. Меня эта ситуация просто поразила. Ну, возможно, это такой дикий непрофессионализм, смешанный со звериной жестокостью. Совершенно невынужденная ситуация. Человеку на глазах сломали руку. Просто на глазах у всех. То есть меня это очень сильно задело. Но так ведут себя только гестаповцы.
И. Воробьева
―
А скажи, пожалуйста, вот откуда такая уверенность, что если к мэрии все эти те же самые люди выйдут, условно говоря, через неделю, то всех должны зарегистрировать? Я не понимаю.
Е. Ройзман
―
Потому что, во-первых, те, которые сейчас претендуют на регистрацию, у них всё в порядке с подписями. Вот, допустим, у Милова с подписями не получилось, он в первый же день сказал: «Друзья, мы виноваты. Не доглядели. Сборщики не доработали, я не проконтролировал. У меня не получилось». А остальные-то за подписи рубятся, потому что у них есть все основания. Люди же попали в дикие ситуации. Когда твоя собственная сестра за тебя подписалась, у тебя дома твоя собственная сестра, а тебе говорят: «Нет такого человека».
И. Воробьева
―
Ну да, понятно.
Е. Ройзман
―
Поэтому они вправе рубиться за свои подписи, отстаивать. В принципе, они отстаивают уже не только свое человеческое достоинство, а человеческое достоинство тех людей, которые за них подписывались.
И. Воробьева
―
Но все-таки ты не отвечаешь на вопрос. Почему такая уверенность, что если люди выйдут на улицу, то как бы все получится? Я не понимаю просто.
Е. Ройзман
―
Ирин, потому что во власти же сидят циники, мерзавцы, подлецы, но не окончательные же дебилы. Вот давай на это будем надеяться. И если в такой ситуации, когда люди выходят и требуют, власть не будет включать задний ход, ну, значит все пойдет другим путем в конце концов. И любая власть эти вещи чувствует и понимает. Закручивать можно только до какого-то момента. Если люди с этим не будут мириться, то… Любая власть умеет включать задний ход, признавать свои ошибки и так далее. Если успевает, кстати.
И. Воробьева
―
А вот скажи, тебе ближе какая версия, скажем так, происходящего? Есть версия, что некие люди, не знаю, в Администрации Президента специально всех скопом не регистрируют прям катком таким, чтобы вот как раз посмотреть, как люди отреагируют, и подрасшатывают всю эту историю. Вторая версия – нет, этого ничего не происходит; просто в какой-то момент в Кремле сказали: «Всё, никаких людей, связанных с Навальным, нигде быть не должно».
Е. Ройзман
―
Ирин, скорее всего, второе. И здесь эксцесс исполнителя. Просто спустили вниз, пригласили и сказали: «Ну, вы сами понимаете. Вы же умные. Всё сами понимаете». Исполнители бросились исполнять. В результате что-то пошло не так. Это же первая история такая с Мосгордумой. Такого не было никогда.
И. Воробьева
―
Ну вот такого – да. Такого не было.
Е. Ройзман
―
Да. И вдруг люди возмутились. Этого тоже никто не ждал, никто не просчитывал. Понятно, что у власти много силы, они будут выгонять на подавление людей. Но оно так бесконечно быть не может. Вообще в истории не бывало это бесконечно. И где-то это всё прорвется. Где-то размоется эта плотина. Но всё зависит сейчас от москвичей. И за москвичами все смотрят.
И. Воробьева
―
Ну, мне кажется, что москвичи некоторым образом понимают, что за ними сейчас все смотрят. Примерно так же, как некоторое время назад все смотрели на Екатеринбург и на граждан в Екатеринбурге. Тут спрашивают, кстати, про судьбу защитников сквера. Потом что периодически же приходят новости о том, что там то ли уголовное дело есть, то ли его нет, то ли их обыскивают, то ли не обыскивают.
Е. Ройзман
―
Там две ситуации сейчас, два уголовных дела. Одно – на Ярослава Ширшикова. Но, на мой взгляд, оно достаточно нелепое, потому что он, собственно, организатором не был. У этого протеста мощность такая была и эффективность была именно потому, что не было конкретных организаторов. Эта ситуация возмутила всех.И на одного такого криковатого деда, который участвует во всех митингах. Он яростный запутинец. Он раньше сам бегал, пальцем показывал, на кого надо. Бывший сотрудник полиции. А тут попал сам – газетой замахнулся на омоновца.
И вот два уголовных дела. Они такие, на мой взгляд, бесперспективные. Ну, посмотрим. Но здесь понятно, что будем заступаться, кто бы это ни был.
И. Воробьева
―
А ты за украинскими выборами следил?
Е. Ройзман
―
Смотри, это чужая страна. И я считаю, что они не глупее нас, они сумеют разобраться сами. Но для меня интересная ситуация сложилась там. Очень серьезное обновление. Практически не прошли националисты никакие, которые очень сильно раздражали Россию. И очень интересная ситуация сложилась сейчас у Зеленского. У Зеленского – абсолютный карт-бланш на самые серьезные реформы. Сейчас он может воспользоваться ситуацией, провести самые нужные, самые непопулярные, возможно, реформы. Но он может это сделать.Впервые такая ситуация в Украине сложилась, когда президент имеет абсолютную поддержку парламента. У него абсолютно развязаны руки. И он сейчас в такой ситуации – или он воспользуется и сделает Украину другой страной, или он не справится. И вот сейчас, надо сказать, что сумасшедшая ответственность. Такого еще не было. Вот такого шанса еще не было ни у кого в Украине.
И. Воробьева
―
А как ты думаешь, Кирилла Вышинского Зеленский решит отпустить?
Е. Ройзман
―
Смотрите, на самом деле, абсолютно точно, что этот процесс как-то стронулся. Но мы вцепились в Сенцова и считаем, что это что-то такое у нас драгоценное в руках. Ну, видимо, собрались торговаться. Насколько я понимаю, по Сенцову были заходы, попытки такие насчет Бута переговорить, вытащить через Сенцова, какие-то другие вопросы решить. Но вполне возможно, Сенцов – Вышинский, – будет вот такой размен. Но хотя бы, я могу сказать, что уже что-то тронулось. Дай бог, чтобы получилось.
И. Воробьева
―
Хорошо. Давай сейчас тогда отвлечемся от новостей, которые все обсуждают, и поговорим о тех историях, о тех проблемах, с которыми приходят на личный прием. Я напомню нашим слушателям, что это программа «Личный прием» с Евгением Ройзманом, что нас можно смотреть в Ютубе на канале «Эхо Москвы». Там в чатик можно присылать свои личные вопросы Евгению Ройзману. И можно писать нам на номер: +7 985 970 45 45. Был же прием, правильно?
Е. Ройзман
―
Слушай, прием был очень серьезный в этот раз. Около 50 человек было. И я, конечно, натерпелся. Несколько классических ситуаций. И, кстати, я здесь хочу попросить помощи Алексея Алексеевича Венедиктова ну и «Эха» в целом как структуры. Пришел ко мне дядька. Дядька достаточно молодой, 62 года. 40 с лишним лет стажа. Вышел на пенсию. Пенсия – 10 тысяч.И понимаешь, возраст у него еще нормальный, здоровье есть, чтобы жить продолжать. А денег, чтобы продолжать жить, у него нет. Ну, поскольку он мужик достаточно продвинутый, он с интернетом, закинул везде поиски работы и наткнулся на какую-то контору, которая громко и красиво называется «Ричмонд». И кто слушал прошлую передачу, помнит, уже звучало это.
Е.Ройзман: У Зеленского – абсолютный карт-бланш на самые серьезные реформы
Ну и вот мужик обратился к ним в контору. Они говорят: «Да, мы вам поможем с работой. Работа будет интересная. Но вам надо пройти обучение». Он говорит: «Ну, обучение, так обучение». Ну, его посадили обучаться и показывают ему рынок ценных бумаг, Форекс, как зарабатываются деньги. Ну да, интересно. Видит, там тысячи долларов ходят туда-сюда. Ему говорят: «Это очень интересная тема. Мы можем вам помочь». Он говорит: «Как вы мне можете помочь? У меня пенсия – 10 тысяч».
Они говорят: «Да мы сейчас возьмем кредит. Прикрепим вам хорошего, сильного брокера и все будет нормально». Ну, мужик вздохнул глубоко, говорит: «Ну, давайте попробуем». Они взяли кредит 300 тысяч. Причем сразу же откат взяли 20%. Легко очень взяли кредит. Знаешь, когда нормальному человеку надо взять кредит, так это набегаешься. А когда под такое, под мошеннические действия, как-то легко берут.
Взяли 300 тысяч. И вот он сидит там вместе с брокером. И у него плюс 1500 долларов. Ну представляете, что такое для человека 1500 долларов? Это порядка 100 тысяч у него плюс. Притом что у него пенсия – 10. Ему говорят: «Ну, нормально. Вечер такой. Закрывать пока не будем. Тренд в плюс».
И он едет домой, заходит в «Пятерочку» и на последние деньги покупает пиво, колбасу, хлеб. Приходит домой. Открывает пиво, наливает, нарезал колбасу. Ну и решил посмотреть в программу. И вдруг смотрит – минус 12 000. Он в панике. Он им звонит, говорит: «Ребята…». Они говорят: «Ну, бывает такое. Ничего, отобьемся». В общем, он взял три кредита. И когда три кредита взял, у него под миллион долга, ему всё стало ясно, он пришел к нам.
Ну, естественно, что я его утешил немножко, потому что перед ним женщина была, она еще после этого умудрилась подарить свою квартиру.
И. Воробьева
―
Да! Вот в прошлый раз ты рассказывал как раз про женщину. Зеркальная, в смысле абсолютно такая же история была.
Е. Ройзман
―
Ровно такая ситуация. Только если женщина рыдала и плакала, мужик спокойный, всё понимает, что произошло. Он говорит: «Заявление у меня не принимают. Я понимаю, что это мошенники». Я говорю: «Что вы хотите? Деньги не вернуть в этой ситуации». Он говорит: «Всё, я расстался с деньгами. Я понимаю, что у меня будут вычитать до конца жизни по полпенсии. Но я хочу, чтобы их наказали. И я хочу, чтобы никто больше в эту ситуацию не попал».Значит, эти фирмы помещаются у нас в Екатеринбурге в небоскребе «Высоцкий». В разных городах – по-разному. У нас они называются «Оксфорд», «Ричмонд». Еще там у них какое-то название. Сейчас третье не могу вспомнить. А, «Манхэттен». Красивое название. Они ловят людей, которые ищут работу.
У нас трое потерпевших есть. Завтра оформлю всё. Полностью перешлю документы, чтобы от главного редактора «Эха Москвы» сделать запрос в Генеральную прокуратуру, почему не возбуждают уголовное дело. Заявления были. Какие меры приняты по заявлениям, какие действия? То есть надо побороться. Это федеральное «Эхо». И я хочу, чтобы люди знали: существуют мошенники, которые подлавливают людей, нуждающихся в работе. Они ловили людей, у которых отчаянная ситуация, которым надо было что-то, и плавно-плавно встраивали их в эту схему. Досадная очень история.
И. Воробьева
―
Да, действительно, очень досадная история. И главное, что мы столько об этом рассказываем. Мне кажется, у нас через раз в программах истории вот как раз про людей, которые доверились каким-то мошенникам, пообещавшим легкие деньги или просто большой заработок. И вот все попадают на такую историю. И тем не менее продолжают попадать. Вот это меня больше всего, конечно, печалит. Это и пожилые люди, и не пожилые люди. Это всё, конечно, очень печально. С чем еще приходили?
Е. Ройзман
―
Слушай, на самом деле, что заметно? Растет откровенно закредитованность. Люди начинают брать кредиты уже не для того, чтобы что-то купить или в отпуск поехать. Люди начинают брать кредиты, чтобы рассчитаться с предыдущими. Люди начинают брать кредиты просто на жизнь. Я это вижу все больше. Ситуация ухудшается.Мало того, пришел парень, работает в «Почте России». Он говорит: «Я не могу ничего понять. У меня при всем моем функционале, при ровно той же загрузке у меня в 14-м году зарплата была – 42 тысячи, а сейчас – 24». Я говорю: «Ну, извини. То есть ты же понимаешь, с чем это связано?». Но он до конца не понимает. Но тем не менее этого становится много.
Очень интересная у меня возникла ситуация. Я ее сейчас специально расскажу. Может быть, кому-то она пригодится. Мужик 31-го года рождения. Работал на ЗиКе. Высококвалифицированный рабочий. Ушел на пенсию. И лет 20 его еще держали. Он продолжал работать. Причем они жили на пенсию жены, а свою зарплату он откладывал, он копил. Он, понимаешь, в детстве так хапанул. Представляешь, военное детство, послевоенное. Он так хапанул нужды и горя, что у него, как у это джек-лондоновского, помнишь, «Любовь к жизни», когда его спасли от голода, откармливали на корабле, а потом пришли – а он сухарями наволочку и матрас набивает.
Так вот у этого мужика было то же самое. Он жене говорит: «Будем копить». А ему, представляешь, уже под 80, он продолжает работать и копит. И он никому не говорил, куда деньги вкладывает. Взял и умер. Никто не знает. Все понимают, что денег много. Начинают искать. Ну никаких шансов. Нигде никто не откликается. И представляешь, ситуация. Нормальный совершенно мужик. Ну да, прижимистый. Ну, под старость характер испортился. Но нормальный мужик. И вместо того, чтобы его поминать добрым словом, его вспоминают с негодованием и с досадой. А он бедолага работал, копил.
И это, я считаю, что всем урок. И имеет смысл жить, пока можно жить. В гробу карманов нет. С собой ты ничего не унесешь. Ну, спеши жить и делать добрые дела. Ну как еще? Но это вот просто, понимаешь, инерция.
И. Воробьева
―
Ну, интересно, чем закончится эта история – найдут, не найдут. Ну, как-то можно же, наверное, какие-то бумаги найти.
Е. Ройзман
―
Ирин, там знаешь ситуация в чем? Он мог в потребительские кооперативы – там проценты повыше. То есть мы постараемся помочь, что можно. И, кстати, у нас еще одна ситуация возникла. У женщины пенсия – 7900. И ей насчитывали что-то лишнее. И представляешь, несколько лет насчитывали. И сейчас дернули в Пенсионный фонд. И она должна выплатить 30 тысяч необоснованного обогащения. А у нас в предыдущую неделю ровно такая же ситуация.
И. Воробьева
―
Абсолютно, да, такая же история.
Е. Ройзман
―
Но там добавляли женщине за ветеранство (у нее – 43 года стажа). Кроме ветеранства она еще стала инвалидом – стали добавлять за инвалидность еще. И ей, представляешь, сказали, оказывается, можно только то или то. Той – 128 вычитают, этой – 30 вычитают. Ну она растеряна. Уже суд прошел. Уже полпенсии вычитают. Но мы сможем сделать, чтобы не полпенсии вычитали. У нее пенсия-то – 7900. То есть уникальная вообще ситуация.Причем, смотри, видимо, Пенсионные фонды начали мести по сусекам, проводить всякие ревизии. Но они, правда, свои ошибки на людей перегружают.
И. Воробьева
―
Вот это самое страшное, мне кажется.
Е.Ройзман: Нет страшнее и горше беды для России, чем пьянка
Е. Ройзман
―
Да. Что-то там у них происходит. Ну и слушай, у меня, на самом деле, было несколько ситуаций, которые меня просто поразили. Пришла женщина. Бабушка. У нее внучке – 27 лет. У внучки в свое время отца убили. Она росла без отца. В 15 лет забеременела. Родила. Мужа посадили. Она осталась без мужа с маленьким ребенком. Сошлась с каким-то таджиком. А таджик хороший оказался. Ну, еще двоих детей родили. Но таджик сгорел на стройке в бытовке – не сумел выскочить. И даже зарплату за него не отдали. И вот она с тремя детьми: старшей – 12, средней – 4, младшей – 2. С сожителем стала бухать. Причем бухает так, что не видит вообще ничего.Детей забрали. Старшую в детдом забрали. Хорошая девочка. Младшую тоже забрали. А самую маленькую – в дом малютки. Причем она их любит. Она как-то проспится, протрезвеет – начинает переживать. Мало того, ее сожитель бьет смертным боем, ребра ломает. И бабушка пришла и говорит: «Ну слушайте, ну должно быть принудительное лечение». Я говорю: «Я понимаю, что должно быть принудительное лечение». Она говорит: «Но нету. Все говорят, только если она сама придет». Она сама никуда не хочет идти. И бабушка переживает. Трое детей – сироты.
Ну вот, Ирин, я еще раз скажу: нет страшнее и горше беды для России, чем пьянка. Я займусь. У меня есть варианты. Я буду думать. Я с разных сторон зайду. Я займусь. Пока мы ее не можем найти, не можем вызвонить. Телефон у нас есть. Я попробую это сделать. И ровно через несколько минут зашла женщина. Ну, моя ровесница – 56-57 лет. И видно, что ее жизнь измочалила. Я говорю: «Что случилось?». Она говорите: «Понимаете, у меня ситуация. Мы с сыном вдвоем в двушке. Сын сначала бухал, а потом начал курить. У него перемыкает. Он бил свою жену и дочку. Жена с дочкой сбежали. Мы остались с ним вдвоем. Он из дома вынес всё и начал продавать. И он меня бьет. Он меня бьет по-настоящему, жестоко».
А видно, что она когда-то красивая была в прошлом. Я говорю: «А что, мужиков-то нет?». Она говорит: «Никого мужиков. Заступиться некому. Я пошла в полицию, а они мне говорят: “А все равно мы с ним ничего сделать не сможем. Мы его если заберем, мы потом выпустим – он только разозлится, он еще хуже вам сделает”». Представляешь, ситуация?
И мне ее жалко. И понятно, что мы не отпустим. Мы все равно эту ситуацию как-то доведем до конца. Но ситуация дикая. Ну, женщина остается с совершенно наглым таким нарколыгой и циничным. Он знает, что за мать некому заступиться. Но он ее просто мордует, отнимает деньги. Представляешь? Женщине – 56 лет. В общем-то, она может жить нормально, внукам радоваться. И ничего не может с ним сделать. И вот той – 27 лет, этому – 27 лет.
И. Воробьева
―
Ну, по поводу того, нужно ли принудительное лечение или нет, мы поговорим. Но после перерыва, потому что у нас сейчас будут краткие новости и небольшая реклама. Я напомню нашим слушателям, что это программа «Личный прием» с Евгением Ройзманом. Она проходит в двух городах – в Москве и в Екатеринбурге. Вы нас можете смотреть на канале «Эхо Москвы» в Ютубе и писать нам сообщения по старому номеру: +7 985 970 45 45. Туда же приходят сообщения, например, еще из Вотсапа. Будущее, короче, наступило. Ну а мы вернемся через несколько минут. Никуда не уходите.НОВОСТИ/РЕКЛАМА
И. Воробьева
―
21 час и 34 минуты в Москве, 23:34 в Екатеринбурге. Это программа «Личный прием» с Евгением Ройзманом. Мы продолжаем. Женя, подай голос, чтобы мы понимали, что тебя слышно.
Е. Ройзман
―
Ну слышно же нормально?
И. Воробьева
―
Отлично слышно. Прежде чем мы поговорим про принудительное лечение, о чем я и обещала до перерыва, как ты прокомментируешь новости, которые мы только что слышали о том, как участнику митинга, которому сломали руку, его же и оштрафовали на тысячу рублей за неповиновение законным требованиям полиции?
Е. Ройзман
―
Смотри, из того видео, что мне было доступно, ну просто уронили и сломали руку, причем сломали совершенно сознательно, осознанно. Ну, вполне возможно, как говорит хирург Андрей Волна, что это непрофессионализм. Ну там аж хруст стоял. Дикая ситуация. Ну, оштрафовали на тысячу. Судя по всему, это просто оправдались, чтобы от него отделаться. Ну, штраф тысяча – это не штраф.Конечно, не было никакого неповиновения, ничего не было. Просто… Послушай, у них есть возможность покуражиться. У них есть возможность поизголяться. Они знают, что им за это ничего не будет. Люди совершенно беззащитны перед ними. Понятно, что там не будет всегда. Такое уже было в России. До 17-го года такое было. Помним, чем это закончилось.
И. Воробьева
―
Еще наши слушатели много пишут по поводу историй с Пенсионным фондом, когда требуют возвращаться начисленные всякие штуки. Вот тут нам пишут, что, во-первых, срок давности для взыскания ошибок начисления пенсий – всего 3 года. Видимо, со стороны Пенсионного фонда.
Е. Ройзман
―
А у меня обе ситуации – 3 года. Они обе ситуации фиксировали 3 года.
И. Воробьева
―
Ну, видимо, подошел, что называется, срок – и начали заниматься. И, во-вторых, вот Семен нам пишет, что такие переплаты списываются. То есть пенсионер их не обязан возвращать. То есть имеется в виду, что там в Пенсионном фонде, видимо, какой-то сбой произошел, и что этим обязательно надо заниматься и обязательно отстаивать права этих пенсионеров.
Е. Ройзман
―
Ирин, мы занимаемся. Судебная практика говорит другое совершенно. Взыскивают. Взыскивают безжалостно. Но зайдите на сайт Фонда Ройзмана, просто в любом поисковике найдите, выйдите, потому что мы хотим посопротивляться. Потому что это несправедливо совершенно, что людям много лет переплачивают много лет какие-то копейки по пониманию Пенсионного фонда, а потом разом с них взыскивают. А как это можно взыскать? Это можно только полпенсии.
И. Воробьева
―
Ну, других доходов у человека конечно нет, не с чего больше списывать.
Е. Ройзман
―
Ну конечно. Слушай, сейчас у пенсионеров стоит просто вопрос выживания. Обычный вопрос выживания. Потому что пенсии, которые там в районе 8 тысяч, половину занимает квартплата. Люди пожилые. Нужны какие-то лекарства. Все стало дорого. Жить просто не на что. И если дети небогатые, накоплений каких-то нет… А у них у большинства нет никаких накоплений. То есть советская система и последующие годы не дали возможности для каких-то особых накоплений. Этим людям очень трудно жить. Мы живем в такой стране, где нельзя стареть и вообще нельзя болеть.
И. Воробьева
―
Да, это правда. Теперь вот про принудительное лечение. О том, о чем ты заговорил в предыдущей части. Я не поняла, прости. Можешь уточнить? То есть ты считаешь, что людей с алкоголизмом и наркоманией надо лечить принудительно?
Е. Ройзман
―
Да, конечно. Мало того, я считаю, что… Я не считаю, я знаю, принудительное лечение существует во всех без исключения цивилизованных странах. Просто, есть разные основания попасть под принудительное лечение. Но одна из самых серьезных схем, одна из самых эффективных – это американская практика наркосудов. Она много раз разбиралась. Многие страны ее берут на вооружение.Там человек, попавший за незначительное преступление, связанное с наркотиками, получает замечательный выбор – или он идет лечиться, или он идет в тюрьму. Выбирают лечиться. Значит, если судья назначает лечение, первое всегда амбулаторное. Если судья назначает лечение, за исполнение этого решения судья несет личную ответственность. Судья собирает информацию. И если человек амбулаторно не лечится, не соблюдает все предписания, его переводят на стационар. Это достаточно жесткая история. И судья за этим следит. И эта система оказалась очень эффективной. То есть не хочешь в тюрьму – иди лечись. Человек получает выбор.
Е.Ройзман: Сейчас у пенсионеров стоит просто вопрос выживания
Но, вообще, на самом деле, все страны, которые попадали в сложную такую ситуацию, выходили приблизительно одним путем. На одном конце создается мощное полицейское давление (именно к потребителям), а на другой стороне открываются широкие ворота в медико-социальную реабилитацию. И получается. И оно так работает. Потому что по своей воле лечиться не идут. Это очень редко, когда уже дойдут до точки, в какие-то секунды просветления могут что-то принять. Как правило по своей воле не идут.
И вот здесь самое досадное. Матери приходят и говорят: «Заберите моего ребенка». Ем говорят: «Как? А если он не хочет?». Она говорит: «Так он в себя не приходит. Хочет он, не хочет. Что его спрашивать? Он не приходит в себя. Заберите». Им говорят: «Нет. Только если сам скажет». Мало того, если на каких-то условиях забирают человека, который невменяемый, он приходит в себя и говорит: «Всё, я не хочу», они обязаны ему открыть дверь. И он уходит. Вот поэтому у нас нет нормальной реабилитации наркозависимых.
И суть заключается в следующем. Все равно есть два условия обязательные. Первое – это должна быть для реабилитации территория, гарантированно очищенная от наркотиков. Ну, гарантировано, что там не будет наркотиков. Второе – это должно быть закрытое помещение. Ну, на первых этапах. И в этом случае у человека появляется шанс. И каждый день, проведенный без наркотиков, к этому шансу что-то добавляет. Системы существуют разные, но вот на старте логика у всех одна. И этого сейчас создать никто не может.
Есть ситуации, когда родители достаточно продвинутые; слушают внимательно, что им говорят. Они раз за разом делают вызовы скорой помощи. Говорят, что состояние такое, что угроза убийства и так далее. И потом свое чадо запирают в дурдом на какое-то время. Но зачастую за это время происходит какой-то перелом в мозгах. Главное – вот эта пауза. И многие пытаются работать через дурдом. Ну, понятно.
Поэтому ситуация очень сложная. И как правило умудряются спасти своих детей те родители, которые их не жалеют, которые не становятся созависимыми, которые не говорят: «Вот мой мальчик бы никогда не употреблял. Но, вот знаете, у нас печень больная». Им говорят: «Подождите, у вас или у него?». Они говорят: «Ну, в смысле, у него, но…». И, кстати, знаешь, примета такая: если мать про взрослого сына говорит «мы», то у этого ребенка шансов практически нет.
И. Воробьева
―
А вот расскажи чуть подробнее. Вот эти вот когда по суду отправляют либо в тюрьму, либо лечиться, это когда человек в состоянии наркотического или алкогольного опьянения совершил какое-то преступление же, правильно?
Е. Ройзман
―
Да, какое-то незначительное преступление, связанное с наркотиками. Но там в суды могу обращаться родители, в суды может обращаться общественность. То есть достаточно широкий спектр людей, которые могут обратиться в суды. Но есть ситуации, когда за рулем задерживают один или другой раз в состоянии алкогольного или наркотического опьянения. Это вот и есть то самое нарушение, о котором идет речь. Ну, оно работает. Но у них большие проблемы, потому что страна огромная, страна слишком свободная. У них большие проблемы. Они это понимают.Но в свое время как Япония справлялась, она показала пример всему миру. Там когда американцы уходили из Японии в начале 50-х годов, они оставили огромные склады с воинскими запасами. И там невероятное количество амфетамина было. И он моментально разошелся по Японии. И японцы его распробовали. Им очень понравилось. И у них просто ситуация была близкая к катастрофе. И они реально что сделали. Они создали невероятное полицейское давление на одной стороне. Сажали за употребление. За торговлю там жесточайшие сроки были.
А с другой стороны они создавали целые лагеря для наркозависимых, давали возможность выйти из этого состояния, работали с этим. В результате у них получилось. Они показали всему миру пример, как можно справляться. Но у них осталось до сих пор… Ни один человек, когда-либо заподозренный в употреблении наркотиков не допускается на территорию Японии. Марадону не пустили в свое время, еще многих вот именно по этой причине.
И. Воробьева
―
То есть если ты по базам каким-то проходишь как человек, связанный с наркотиками (даже с употреблением), тебя не пускают?
Е. Ройзман
―
Да. С трапа не сойдешь. То есть они очень серьезно к этому относятся. Ну, много стран есть. Об этом можно долго говорить. Но у меня все больше обращений появляется. И я появляются ситуации, когда начинают выносить из дома. Такого не было давно. То есть это означает десоциализацию такую очень сильную. И появилось снова… Из Каменск-Уральского приехал человек. Показал снимки. «Пятерочка» и «Магнит» начали торговать маком.
И. Воробьева
―
В смысле? Кулинарным?
Е. Ройзман
―
Ну конечно. Мак в основном покупают наркоманы. То есть это гораздо проще. Во-первых, это гораздо дешевле, чем покупать героин. Ну и нет такой опасности. Не надо бегать, списываться, закладки подбирать. Пришел и купил. И это та же самая опийная наркомания со всеми теми же самыми последствиями. И те, которые продают мак, они всегда знают, что и кому они продают.Они всегда знают, кто их основной клиент. По ним есть возможность доказывания. Когда их берут, они начинают обращаться к общественности, рассказывать про булочки с маком, про бублики с маком. Но те, кто торгуют пищевым маком в розницу, они все знают, кто у них покупатели.
И. Воробьева
―
Подожди, Женя, пищевой мак, который продается в кулинарных целях для посыпки как раз вот булочек, про что мы говорим, ты уверен, что в этом пищевом маке есть какие-то частички того самого мака, который предполагает какое-то наркотическое опьянение? Ну правда.
Е. Ройзман
―
Ирин, я могу быть не уверен. Наркоманы уверены и покупают.
И. Воробьева
―
Может, они просто не в курсе?
Е. Ройзман
―
Послушай, Ирин, это мы с тобой не в курсе. А они в курсе.
И. Воробьева
―
Ну правда, я…
Е. Ройзман
―
Скажу тебе больше.
И. Воробьева
―
Давай.
Е. Ройзман
―
Те, кто продают, совершенно точно знают, кому они продают и кто их основной покупатель. Вот даже не сомневайся ни секунды.
И. Воробьева
―
Они продают мак для того, чтобы печь булочки. Серьезно. Ну, то есть… Ну, просто, правда…
Е. Ройзман
―
Ирин, я тебе, просто, говорю, у них в рознице основной покупатель – это наркоманы. И они совершенно точно знают, кому и что они продают. Вот мы сейчас можем об этом говорить. Но я разговаривал с Брюном. Это главный нарколог России – Евгений Брюн. Он говорит: «Последними годами готовится база для новой волны героиновой наркомании». И я просто понимаю, что происходит. Это выстрелит потом. Будут опять вот эти уличные грабежи постоянные, что мужики будут женщин бояться отпускать. Точно так же будут выхватывать из рук всё. Оно может настигнуть. И оно начинается вот с таких вещей – там вроде не очень опасно, там не очень опасно. Если начнется волна… Ну, все помнят, что творилось с середины 90-х до конца 90-х. То есть эта опасность. И я по приемам это ощущаю. Я это вижу, как происходит.
Е.Ройзман: Мы живем в такой стране, где нельзя стареть и вообще нельзя болеть
И второе. Никто не знает, что делать с домашними насильниками, с алкоголиками, которые мордуют всю семью, жён, матерей. Но, понимаешь, когда бьют жён, я не могу сказать, что это какая-то равная ситуация. Всё равно женщин нельзя бить ни при каких обстоятельствах. Но когда бьют жён, можно сказать, это личное дело, еще что-то. Но когда уже бьют матерей, это уже следующая стадия, понимаешь. Жён-то нельзя. Ну нельзя на женщин руку поднимать.
Но когда начинают бить матерей, это определенная степень уже совсем деградации. Я вот когда сталкиваюсь, что матерей бьют, деньги отнимают у матерей… Ну что, бабушек бьют. Что уж про матерей… То есть это огромная проблема для страны, на самом деле. Ну, это связано с алкоголизацией населения.
И. Воробьева
―
А давай вернемся к теме наркотиков. А как ты относишься к вопросам и к сообщениям о том, что в тех странах, где легализовали легкие наркотики, например, там падает уровень наркопотребления?
Е. Ройзман
―
Ирин, вот везде, где легализовали, там уровень растет везде. Это аксиома. И почему ООН против легализации? Потому что все понимают, что происходит. Но у легализации есть свои интересанты. Те, которые употребляют наркотики, им очень нравится, что это можно делать открыто, безбоязненно и так далее. То есть они проталкивают где только могут. Но ООН против. И везде, где произошла легализация, там везде растет и уровень преступности, и уровень потребления.И самый яркий пример – конечно, Голландия. Это то, что никто не сможет отрицать. Как только они в свое время легализовали, у них среди школьников в 4 раза потребление увеличилось. На 300%, понимаешь.
И. Воробьева
―
Но потом-то все равно падает. Сначала, когда легализация, конечно возрастает.
Е. Ройзман
―
А с чего она вдруг упадет-то? Ну с чего вдруг упадет, когда наркотики в доступе? Нет-нет, эта ситуация известная. Просто легализаторы ее как будто не замечают. На самом деле, с этим столкнулись все.
И. Воробьева
―
У меня просьба. Жень, если можно, давай мы (хочешь, вместе) поговорим с кем-нибудь по поводу пищевого мака (я имею в виду после программы, до следующей программы), потому что тут пришло огромное количество сообщений от наших слушателей по этому поводу, что все-таки пищевой мак от наркотического вещества сильно отличается. Но я не знаю. Я не специалист. Поэтому давай мы до следующей программы это еще раз…
Е. Ройзман
―
Послушай меня, он отличается. Он считается уже очищенный и так далее. Но наркоманам этого достаточно. И его покупают именно наркоманы. И те, кто им торгуют, знают, кто у них основной потребитель. Ну, понимаешь, ну как тебе сказать, я этим занимался специально. Куча у меня этих операций за плечами. И я знаю, что это такое. Я знаю, как, через какой механизм это доказывается. Но те, кто за это сели, они сели не за булочки и не за бублики, а у них раз за разом покупали. И эти покупки фиксировались постоянно и только потом возбуждались уголовные дела. Но они не так просто возбуждаются.
И. Воробьева
―
Хорошо, почему тогда?
Е. Ройзман
―
Подожди. Моим глазам свидетелей не надо.
И. Воробьева
―
О, я слышала эту фразу, когда мы обсуждали Суперджет, Жень. Давай не будем, ладно? Пожалуйста. Объясни мне, почему не запретят булочки с маком продавать?
Е. Ройзман
―
Слушай, как запрещать булочки с маком продавать?
И. Воробьева
―
А почему мак запрещают продавать кулинарный вот этот для посыпки, а булочки с маком не запрещают?
Е. Ройзман
―
Мак не запрещают. Если бы его запрещали, была бы другая ситуация. Его разрешают продавать. Но те, кто его продают в розницу, все знают, кто у них основной покупатель. Я же понятно говорю?
И. Воробьева
―
Ну… Да. Давай дальше пойдем. Ну, просто, это…
Е. Ройзман
―
Ирин, послушай, у тебя чатик сейчас может взорваться. Но это не изменит ситуацию. Она вот такая. То есть могут возмущаться, могут мне потом писать в Фейсбук. Но она вот такая ситуация. Если я говорю, я знаю, о чем говорю.
И. Воробьева
―
Но если люди покупают мак для каких-то своих целей… Не очень понятно, как они это делают, но мы не будем это обсуждать. Они могут покупать все что угодно. Даже подорожник. Но как бы это же не меняет того факта, что люди нормальные вроде меня… Я не употребляю наркотики. И мак для меня – это присыпка на булочки. И если я не смогу в магазине купить этот кулинарный мак, то я, конечно, расстроюсь.
Е. Ройзман
―
Слушай, опий, морфин – для нормальных людей это обезболивание, понимаешь. А для наркоманов это наркотики. О чем мы говорим? И давай вообще передачу на это не тратить. Я 20 лет об этом говорю. Можно столько говорить… Что мы будем нормальным людям голову забивать. То, что касается родителей, то, что подсказать родителям, ну, мы найдем, как и что подсказать. Просто, если мы будем с тобой уходить в эту тему, мы будем только об этом разговаривать.
И. Воробьева
―
Ну, надо же нам хотя бы иногда об этом разговаривать. Нас тут спрашивают, кстати, по этому поводу про твоего помощника 15-летнего (или сколько ему лет, я не помню). Молодой человек, который взялся там всё закрашивать. Как у него дела?
Е. Ройзман
―
Слушай, парня зовут Стёпа. Работает он очень активно. Ему 15 лет. И он спокойно весь центр перекрывает. Я уже говорил, что, на самом деле, на стенах уже дают сейчас не рекламу наркотиков, а рекламу работы. По сути, это реклама наркоторговли. Там пишут: «60к в неделю» ну и так далее. И все понимают, о чем речь. Это фасовать, раскладывать закладки и так далее. Особенно это во Вконтакте идет. И подростки эту работу там некоторые пытаются взять. Им еще объясняют, что им до 16 лет за это ничего не будет. Хотя там, на самом деле, есть и свои санкции. И он эти надписи все закрашивает. Ему 15 лет. Он очень активный, серьезный парень.Но я скажу, что я столкнулся еще с одним парнем 15-летним. Его Ваня зовут. Он в Магнитогорске живет. Фамилия у него – Кротов. Он начал… Какие-то собрались. Они считают, что им обязательно нужен хоспис в Магнитогорске. Они кто-то столкнулись со смертью близких. И они начали делать пикеты у торгового центра. И они собираются большую петицию для губернатора об открытии хосписа в Магнитогорске. Ну, казалось бы, что такое парень 15 лет и поднял такую волну, и движение, и пытается что-то сделать. Ну вот молодые есть такие неравнодушные, искренние.
И. Воробьева
―
А еще тут спрашивают, как ты относишься к тому, что закрасили граффити Покраса Лампаса? И прям целый вокруг этого скандал появился.
Е. Ройзман
―
На самом деле, уличные художники иногда делают интересные вещи. Это уралмашевская площадь, через которую идут на работу уралмашевцы. И когда на всей площади сделали огромный такой крест с посвящением Малевичу, ну, это было интересно, это забавно. Это хоть как-то меняло какую-то картинку. Ну и ни с того ни с сего вдруг просто взяли, закатали это гудроном. Ну и кого-то задело. Неприятно. Но, с другой стороны, а зачем? Оно никому не мешало. Оно было красиво, ярко. Ну, незачем. Невынужденный шаг такой. Незачем было это делать.
И. Воробьева
―
Еще просят прокомментировать историю, которая на прошлой неделе развивалась, про двух мужчин, у которых хотят (или хотели, или до сих поря хотят) отобрать детей приемных, потому что один из них усыновил детей и сейчас он живет со своим партнером, то есть у них однополая семья. И вот к ним пришли с обыском и так далее. Как ты относишься к таким историям?
Е.Ройзман: Что нельзя было делать - это принимать «закон подлецов». Это один их самых стыдных законов
Е. Ройзман
―
Ирин, насколько я знаю, к ним пришли с обыском тогда, когда их никого не было.
И. Воробьева
―
Их даже в России не было.
Е. Ройзман
―
Их не было в России. Судя по всему, они сейчас в Россию не вернутся. Я не собирал никогда статистику, я не знаю, какова статистика усыновления. Я другое хочу сказать. У нас едва ли не треть семей, где и мальчиков, и девочек воспитывают одни женщины. И это очень часто. И в России этот случай настолько частый, что кто-то сидит, кто-то спился, кто-то сбежал и так далее. И этих ситуаций море. И по этому поводу особых таких опасений никто не высказывает. Ну, увидим. На самом деле, у меня этой статистики нет. Я считаю, что это не самая первоочередная проблема в России, где надо бить в набат. Ну, посмотрим.
И. Воробьева
―
Ну, ты против того, чтобы у них детей отбирали просто потому, что они однополая пара?
Е. Ройзман
―
Слушай, я, на самом деле, считаю, что самое страшное, что с детьми может быть – это когда они попадают в детдом и когда они лишены вообще шансов. Здесь есть шансы… Вот не берусь вообще судить. Вот не берусь судить. Понятно, что когда это становится правилом, я не уверен, что это хорошо. А если это какие-то разовые случаи – ну, всякое бывает в жизни – в любом случае, лучше, чем в детдоме.
И. Воробьева
―
То есть, подожди, пожалуйста, правильно ли я тебя поняла, что легализовывать однополые браки ты бы не стал?
Е. Ройзман
―
Слушай, я бы вообще не стал об это говорить, потому что от меня это не зависит. Скажем так, я, вообще, к этому отношусь совершенно спокойно. Меня эти люди никак не задевают. Они имеют право жить так, как они хотят. И никто им не имеет права этого запрещать. Но если кто-то хочет уже позаботиться о судьбах детей, то есть всерьез в это включиться, ну, первое, что нельзя было делать, это принимать «закон подлецов». Это один их самых стыдных законов вообще за всю историю Государственной Думы Российской Федерации.
И. Воробьева
―
Согласна.
Е. Ройзман
―
То есть лишили детей шансов. Детей лишают шансов, когда они попадают в детдом и когда у них нет родителей. То есть вот это то, о чем стоит говорить. Это такие разовые случаи. Они на общую картину не влияют никак.
И. Воробьева
―
Я напомню нашим слушателям, что «законом подлецов» мы называем закон, который запретил в результате иностранное усыновление, в частности, американцам и еще ряду стран после США именно детей из России. И в результате даже те дети, по которым уже были практически все документы оформлены, остались здесь, в нашей стране. А надо сказать, что очень много было детей с инвалидностью, которых как раз усыновляли и забирали в семью. Да, за рубеж, но тем не менее.
Е. Ройзман
―
Там касалось нескольких тысяч детей. И особенно дети с ДЦП. Их на Западе вытаскивают, их адаптируют. У нас таких возможностей нет вообще. Ну просто нет. То есть я с этим сталкиваюсь постоянно на каждом приеме. И, конечно, детей лишили родителей, лишили будущего. Ну, не просто этот закон называется «законом подлецов».
И. Воробьева
―
Да, согласна по поводу одного из самых страшных законов, который принимала действительно наша Госдума. У нас есть еще буквально пара минут. Может быть, напоследок какую-нибудь хорошую историю расскажешь? Потому что тут пишут, что, может, что-нибудь хорошее?
Е. Ройзман
―
Слушай, а что хорошее? У нас хотели хоспис как-то порадовать. Вслух сказали об этом. И нам как понесли! И весь прием несли фрукты, ягоды, разные гостинцы. То есть люди откликаются. Надо было помочь с колясками растаможить. Я обратился к людям. Сразу нашли деньги.У меня сейчас ситуация – у женщины дочь погибает. И ей просто жить не на что. Ей за квартиру платить. Она рядом с дочерью. И там остается к тому же на так много. И просто у человека нет ничего. Всё потратила на дочь. Они вдвоем. И таких ситуаций много. Кто хочет поучаствовать с нами, никаких проблем: зайдите, в любом поисковике – Фонд Ройзмана. Людей за нами очень много, кому надо помочь. Вот действительно можно сделать доброе дело. Можете поучаствовать вместе с нами.
И. Воробьева
―
Я хочу отметить, что это не означает, что вы обязательно должны быть из Екатеринбурга. Потому что, вообще, вам по опыту скажу, что любой региональный фонд испытывает огромные проблемы просто потому, что он региональный фонд. И ему помогают чаще всего люди, которые живут как раз в этом регионе. Поэтому обратите внимание те, кто живут не в Свердловской области. Полминуты, Жень, твои.
Е. Ройзман
―
Ирин, на самом деле, жизнь показывает, что хороших людей гораздо больше, чем плохих. И честных, порядочных людей тоже больше. Это наша страна. И все равно мы когда-нибудь сумеем сделать ее лучше. И всё будет хорошо, даже не сомневайтесь. Добра и удачи всем!
И. Воробьева
―
Всё будет хорошо! Это наша традиционная, так сказать, запятая в программе «Личный прием» с Евгением Ройзманом. Если вы нас не успели послушать, посмотреть, сделайте это у нас на сайте или в Ютубе. А мы вернемся ровно через неделю.