Владимир Познер - В круге СВЕТА - 2014-11-18
18.11.2014
С. Сорокина
―
Здравствуйте. Программа «В круге Света». Юрий Кобаладзе и Светлана Сорокина в студии. Сразу представляю. Владимир Познер, журналист, публицист здесь с нами. Здравствуйте, Владимир Владимирович.
В. Познер
―
Здравствуйте, Светлана Иннокентьевна.
С. Сорокина
―
Здесь мы когда говорили о теме передачи, вы наверное обратили внимание на сайте. Просто Владимир Познер, журналист, публицист. И никакой темы не обозначено. Наверное, потому что, во-первых, более-менее ясно, о чем будем говорить. А во-вторых, с Владимиром Владимировичем можно говорить на любую тему.
В. Познер
―
Ну уж.
С. Сорокина
―
Так, сразу предупреждаю, что никаких sms сообщений мы не принимаем, поскольку эта передача идет в записи. Наверное, многие из вас знают, что ровно в то время, когда вы сейчас в эфире слышите эти наши разговоры, мы встречаемся журналистским коллективом для обсуждения сложившейся ситуации на «Эхе» и встретимся и мы с Михаилом Юрьевичем Лесиным. Вот ровно в это время мы с ним, видимо, и встречаемся.
В. Познер
―
С чем я вас поздравляю.
Я никогда ничего хорошего не жду от правительственных чиновников
С. Сорокина
―
В связи с этим вопрос, Владимир Владимирович, а как вы полагаете, лично я, как только забрезжил снова на горизонте Михаил Юрьевич Лесин, а было это прошедшей зимой, я сразу подумала, что что-нибудь да произойдет. Он как-то всегда симптоматично очень появляется. Или у меня уже мания преследования. Мне кажется Михаил Юрьевич это всегда символ какого-то очередного несчастья в СМИ.
В. Познер
―
Вы знаете, я с ним работал, условно говоря, работал, когда я был членом комиссии по частотам. Он возглавлял тогда федеральные СМИ, которые на Пушкинской площади.
С. Сорокина
―
Агентство наше.
В. Познер
―
Да. Он был главным там. И я вам должен сказать, что у меня осталось в этом смысле только самая лучшая память. Он не вмешивался вообще, никакого давления не оказывал. У нас был очень хороший коллектив. Там была и Манана Асламазян, и, в общем, мы очень хорошо…
Ю. Кобаладзе
―
То есть частоты вам дал.
В. Познер
―
Да. Действительно давали частоты тем, кому это следовало давать. И я с ним работал только тогда. И больше я с ним не имел дела вообще.
С. Сорокина
―
Но наблюдать-то наблюдали, что происходило.
В. Познер
―
Вы знаете, потом он как-то исчез.
С. Сорокина
―
Он сейчас опять появился. Но вы помните историю 2000-2001 года, когда развал старого НТВ, все это очень тесно связано с именем М. Ю. Лесина и соответственно сейчас, когда он появился, я его видела в конце зимы, спрашивала, говорю: Михаил Юрьевич, вы появились, это что, «Эху»… Он подумал и сказал: ну живите пока. И вот, видимо, полгода потерпел.
Ю. Кобаладзе
―
То есть «Эха» не будет, но Сорокина останется.
С. Сорокина – Я
―
то с какой стати. У меня иногда ощущение какой-то личной вендетты.
В. Познер
―
Вы знаете, мне кажется, что этот ответ, конечно, очень такой…
Ю. Кобаладзе
―
Многообещающий.
В. Познер
―
В то же время придающий человеку некоторый и дополнительный вес и все такое прочее. Мне кажется, что Михаил Юрьевич себя ценит.
С. Сорокина
―
Еще как.
В. Познер
―
Интервью, которое я читал, которое он давал «Новой газете», там сквозит чувство что ли самооценки и очень не низкой. Посмотрим, что будет. Вообще я никогда ничего хорошего не жду от правительственных чиновников. И мне неважна фамилия. Лесин, Месин, Бесин или еще как-то. У меня нет опыта такого, когда за очень редкими исключениями и очень недолго это длилось, когда высокопоставленный правительственный чиновник удивлял тем, что он был на мой взгляд нормальным человеком.
Ю. Кобаладзе
―
Это кто же такой у нас? Можно вспомнить.
В. Познер
―
В отношении СМИ, например, Борис Николаевич Ельцин.
С. Сорокина
―
Он чиновник на самом деле. Высокопоставленный. Но это действительно редчайшее исключение. У меня иногда ощущение, что у него было такое настроение, что не барское это дело как-то со СМИ отношения выяснять.
В. Познер
―
Как сказать, я когда у него брал интервью, когда он был в опале и баллотировался в президиум Верховного совета РФ, я у него брал интервью, получасовое, естественно, в записи. Которое было запрещено потом. Его не показали. И через пару дней у меня звонит телефон, я беру трубку: Владимир Владимирович? – Да. – Это Ельцин. – Здравствуйте, Борис Николаевич. – Вы знаете, что наше с вами интервью украли. Выкрали. И показали в Ленинграде, еще тогда был, и в Екатеринбурге. Я говорю: не знал, но теперь знаю. – У вас не будет неприятностей. Я говорю: да не я же выкрал, в конце концов, какие у меня могут быть неприятности. – Владимир Владимирович, но все-таки, если что-то у вас будет, вы, пожалуйста, звоните мне. Вообще люди этого уровня не реагируют таким образом.
Ю. Кобаладзе
―
Тогда он не был этого уровня.
В. Познер
―
Он уже был все-таки человек, который…, и потом это повторилось еще один раз, когда я ушел из Гостелерадио. В нем барское, не барское, но все-таки он был человеком ведь реактивным.
С. Сорокина
―
Да, это правда.
В. Познер
―
И он мог бы, ну, что о нем писали не вам говорить, никогда не трогайте СМИ. Это, конечно, редчайший. Даже Горбачев по сравнению с ним был менее в этом смысле широким человеком.
С. Сорокина
―
Это правда. Но это уже дела давно ушедшие. Мы давно в другой реальности. Во всяком случае, последние 15 лет. И чиновники другие. Я просто, размышляя на тему сегодняшней встречи с коллективом и с Лесиным, и в пятницу у нас будет некое решение по поводу того, какого формата должно быть, какой контент должен быть у «Эхо Москвы» и какова судьба главного редактора. Так вот, размышляя об этом, я думаю, интересно, здесь еще нет какого-то окончательного решения наверху. Тогда надежда есть. Если это решение есть, тогда Михаил Юрьевич как тот бультерьер что называется вцепится и все порешает. Вот как вы думаете, судьба «Эха» уже в верхах решена или нет?
В. Познер
―
Вы просите меня гадать. Мне кажется, что…
С. Сорокина
―
Фантазировать, Владимир Владимирович.
В. Познер
―
Решить вопрос «Эхо Москвы» очень просто. Поскольку «Эхо Москвы» на 65% принадлежит «Газпром-медиа» и формально и как угодно без особых политических моментов можно было решить. По поводу финансов, по поводу еще чего-то. То есть мне кажется, если стояла эта задача, то необязательно было дождаться довольно, мягко говоря, неловкого твита Александра Плющева, чтобы этим заниматься. Я плохо представляю, что они сидят в засаде и ждут, когда кто-нибудь чего-нибудь наваляет и потом воспользуется этим.
С. Сорокина
―
Но, честно говоря, ощущение именно такое. Потому что как бы мы ни относились к тому, что собой представлял твит Саши Плющева, который он кстати снял и извинился, но ощущение такое, что ждали какого-то формального повода для того, чтобы вцепиться и не более того. Согласитесь, Владимир Владимирович, ведь когда действительно у нас полно примеров, я вспоминаю, когда умерла Валерия Новодворская, сколько в том числе так называемые коллеги писали в своих постах в твитах и так далее, сколько грязи лилось. И не только по поводу Валерии Ильиничны. Но и по поводу некоторых других только что ушедших людей. Сколько было грязи. И почему-то никогда никого из этих самых чиновников никакие вопросы морали и этики не потревожили.
В. Познер
―
Это были представители СМИ?
С. Сорокина
―
Да.
В. Познер
―
Которые так писали. Ну я вам ничего не могу сказать на это. Я не читаю этого всего.
С. Сорокина
―
Тут пришлось поневоле.
В. Познер
―
Вообще есть люди, которые читают и может быть это важно. Мне некогда и я ничего нового для себя не нахожу там. Все-таки я, отвечая на ваш вопрос, думаю, что нет, я думаю, что не дана команда «фас». И понятно, что ее может дать только один человек, это совершенно очевидно. «Эхо Москвы» слишком все-таки крупное явление.
С. Сорокина
―
И чуть ли ни последнее. В определенном смысле.
В. Познер
―
В определенном смысле - да.
Ю. Кобаладзе
―
Последний это сам Владимир Владимирович.
С. Сорокина
―
Нет, мы про другое.
В. Познер
―
Я слушаю в машине иногда другие радиостанции, есть пара других вполне таких серьезных и говорящих не то, что хочется кое-кому услышать. Не надо преувеличивать. Но я еще раз говорю, что конечно без Путина этот вопрос не решится. И мне не кажется, что решение принято. Но так подергать и дать понять, что, ребята, вы имейте в виду – это да, конечно.
Ю. Кобаладзе
―
Вам не кажется, что неудачный повод избран.
С. Сорокина
―
Какой подвернулся, такой и подвернулся.
Ю. Кобаладзе
―
Легко отбиваемый.
С. Сорокина
―
Поди тут отбейся.
Ю. Кобаладзе
―
Плющев не выступал как журналист «Эхо Москвы», его личное мнение. Да, неудачное, плохое…
В. Познер
―
Но вы понимаете, если как вы говорите это выбрано, тогда это неудачно. А если не выбрано, это просто реакция, потому что я могу сказать, что я думал о себе в этот момент, вот если бы у меня работал этот человек. И вот он бы вот такой твит. Я бы наверное выгнал его. Потому что мне показалось, что это просто ни в какие ворота не лезет. Я не большой поклонник господина Иванова, прямо скажу, но тут есть вещи, которые нельзя. Я бы конечно его вызвал, и сказал бы, вообще ты соображаешь, что ты делаешь. И неважно, в какой стране это было бы, просто мне это было бы неприятно настолько, что я бы сказал: знаешь, давай найди работу где-нибудь еще. Я могу представить, что, по крайней мере, будучи в эмоциональном состоянии я мог бы так поступить.
С. Сорокина
―
А если человек осознал, извинился и тут же снял этот свой неудачный вопрос. Возможно, вы и простили бы его.
В. Познер
―
Возможно. Но я абсолютно подписываюсь под каждым словом Венедиктова, который сам бы не уволил его, он считает и правильно, что только он может это сделать.
С. Сорокина
―
По уставу, по закону.
В. Познер
―
И потом его рассуждения по поводу самого твита и по поводу того, что заниматься перевоспитанием 40-летнего это не его дело, я абсолютно считаю, что он прав. И потом я не очень понял, если Лесин публично говорит, что увольнение незаконно, тогда вроде вопрос закрыт. Нет?
С. Сорокина
―
Не знаю. Сегодня узнаем. Может быть, это просто задний ход в связи с тем, что действительно решение не принято.
Ю. Кобаладзе
―
Вы не собираетесь, кстати прийти?
В. Познер
―
Меня никто не звал.
С. Сорокина
―
Сегодня собрание журналистов «Эха».
В. Познер
―
Я же не работаю на «Эхо Москвы».
Ю. Кобаладзе
―
Сочувствующий, протестующий.
С. Сорокина
―
А с чего взял.
В. Познер
―
Я не знаю, против чего протестовать. Пока что. Против встречи вашей с Лесиным я не протестую.
С. Сорокина
―
У меня ощущение, помните, была такая средневековая казнь, которая называлась гаррота. Такое медленное удушение. Так вот, начиная с того, что переселение «Эхо Москвы» куда-то планируется, по-моему, на Варшавское шоссе, в Даниловскую мануфактуру, что смерти подобно, потому что на гостях держится «Эхо». На постоянно приходящих гостях. Занятых людях. Известных, которым ехать куда-то на Варшавку просто нереально будет. Теперь вот ситуация с Плющевым. Ситуация с предупреждением Роскомнадзора. В связи с прямым эфиром одним. У меня ощущение, что это гаррота. Даже если нет какого-то прямого распоряжения, все равно еще придушим, еще придушим. Посмотрим, как оно.
В. Познер
―
Может вы и правы. Я спорить никак не могу. Я понимаю так. Мне казалось, что «Эхо Москвы» для нынешней власти чрезвычайно выгодная вещь.
С. Сорокина
―
Пуркуа.
В. Познер
―
Потому что это доказательство того, что существует свобода печати, безусловно.
С. Сорокина
―
А кто-то разве заинтересован в каких-либо демонстрациях сегодня?
В. Познер
―
Я думаю, что заинтересован.
С. Сорокина
―
Мне кажется, что никто не заинтересован.
В. Познер
―
Если никто не заинтересован, если наоборот даже заинтересован, чтобы этого не было, то я не понимаю, почему столько лет существует «Эхо Москвы». Вот эти последние 15. Можно было 25 раз найти повод, чтобы закрыть. Причем легко я повторяю. Поэтому почему сейчас, но то, что вы описываете, конечно, это своего рода гаррота. Безусловно. И понятно, что если надо ехать бог знает куда, то это очень сильно ударит…Мне казалось, что «Эхо Москвы» для нынешней власти чрезвычайно выгодная вещь
Ю. Кобаладзе
―
Но если мы уедем, дайте слово, что вы туда будете ездить.
В. Познер
―
Я так редко у вас бываю, что я буду.
С. Сорокина
―
Скажите, Владимир Владимирович, все-таки 15 лет существует, да, вроде как уже при новой ситуации. Но в то же время именно в последние полгода ситуация новее некуда. Мы совершенно в новой, практически военной ситуации. И необычной абсолютно обострившейся такой подцензурной ситуации в СМИ. Для вас это быстрое некое ухудшение ситуации в течение последних 6-7 месяцев это неожиданность и изумление или ничего…
В. Познер
―
Для меня это связано с Украиной. И это неожиданно. Я никак не думал, что Украина вот так повернется.
С. Сорокина
―
Это первое. А что касается СМИ.
В. Познер
―
Именно СМИ. Потому что то, что произошло на Украине, подействовало на все и прежде всего на СМИ. Я должен сказать, что я изумляюсь, я перестал изумляться, потому что я перестал смотреть. Но одно время я смотрел программы государственного телевидения, хотя вы знаете, я вообще не мазохист. Но, тем не менее, смотрел. Мне просто хотелось понять, что там происходит. Как на Первом канале, так и на «России», в меньшей степени я смотрел НТВ. Уровень инвектив так сказать, односторонность мнения, полное отсутствие какого-либо голоса, который бы говорил другое. Неважно, прав, не прав. Но другое. Я такого, пожалуй что, в советское время только это и было, это понятно. Но после этого я не видел никогда.
С. Сорокина
―
Как все быстро можно вернуть. Правда?
В. Познер
―
Да элементарно. Причем надо сказать, что это встречает вполне позитивную реакцию со стороны очень многих людей. Так называемых рядовых. Я не очень люблю слово «простых», но вот рядовых людей, которые не очень сильно разбираются. Тут «Россия» показала, что с ней шутки плохи. Ее президент показал миру, что мол, с нами надо считаться и под ура-ура все это происходит. И я все думал, ну неужели не хватит ума хоть кого-то пригласить в одну из этих передач, который будет возражать. Может быть, никто и не пошел бы, потому что страшновато, там 9 человек на тебя орут.
С. Сорокина
―
Те редчайшие случаи, когда кто-то хотя бы чуть-чуть возражает присутствующим, это просто…
В. Познер
―
Причем человек, я видел одну такую программу, совсем не относится к либеральному крылу.
С. Сорокина
―
Абсолютно. И заклевывают так, что просто перья в пух летят.
В. Познер
―
Да.
Ю. Кобаладзе
―
Как Макаревича.
В. Познер
―
Он все-таки либеральный человек. Но я говорю не о нем. Например, о Хинштейне, который говорил, ну все-таки…
С. Сорокина
―
Скажите, Владимир Владимирович, а вот эта волна антиамериканизма, которая поднялась в России, ожидаема или нет. Нет, она всегда тлела вроде, знаете, как бывает, когда принять-то приняли, но сильно не нравится. Так потихонечку недолюбливают. А вот сейчас это выплеснулось и приобрело какие-то катастрофические масштабы. Мы говорим о приближении снова к ситуации холодной войны. Как вам это, человеку, который Америку и любит и в общем, родиной второй считает.
В. Познер
―
Вы знаете, Светлана, я имею в этом вопросе очень большой опыт. Я очень хорошо помню, я работал тогда на Иновещании, в американской редакции. Я помню, что когда убили Кеннеди, люди плакали в Москве на улице. Насчет антиамериканизма. В советское время в самый разгар холодной войны относились плохо к американскому истеблишменту. Относились плохо к тому или иному президенту, говорили, что американский образ жизни не то. Но к американцам не относились плохо. Наоборот, относились с любопытством и очень часто с симпатией. Не было того, что они тупые, что какие-то такие. Я говорю в массах, я много ездил и я очень хорошо…
С. Сорокина
―
И это даже не только Москва?
В. Познер
―
Далеко не только Москва. И то, что произошло и что меня сильно огорчает, потому что с этим гораздо труднее бороться. Это то, что как раз рядовые люди стали плохо относиться к американцам. Американцам как таковым. И отсюда все эти идеи пиндосы, тупые, ну и потом конечно, Америка, которая хочет всем диктовать свою волю. Отчасти это и так правда, которая всех игнорирует, а сами они ничего не стоят. И у них нет культуры, в отличие от конечно других, и нет духовности. Причем я не могу сказать, ведь очень хорошо помню советское телевидение, я не могу сказать, что нынешнее российское телевидение особенно играет в эту лузу. Оно не возбуждает особенно антиамериканизм. И не надо, потому что это видимо, медленно накапливалось. Но нет больше программ об американских нищих, о том, как черных преследуют. Я же все это помню, как это было.
С. Сорокина
―
Зато у вас негров линчуют.
В. Познер
―
Не зато, а в Нью-Йорке снова весна, но американским от этого… и так далее. Ничего похожего нет, понимаете. Но есть совсем другое.
С. Сорокина
―
Оно пострашнее будет.
В. Познер
―
Потому что даже если завтра представить себе, что нельзя даже представить, будет улучшение отношений, вот это чувство, которое есть в массах, оно не пройдет.
Ю. Кобаладзе
―
Неизбежно же будет улучшение. Так было всегда.
С. Сорокина
―
Оптимист.
В. Познер
―
Посмотрите, улучшения были, помните, 60-е годы при Хрущеве первая оттепель, потом откат очень длительный, лет эдак на 18 откат.
Ю. Кобаладзе
―
Тем не менее, были взлеты. Брежнев дарил шубу Форду, потом Союз-Аполлон. Кока-кола появилась. Выставки.
В. Познер
―
Это все правильно. Но я полагаю, что такие вещи могут быть. Но прорывные вещи, как то, что было во время Горбачева, которыми не воспользовались обе стороны. Вот это можно очень долго ждать.
С. Сорокина
―
Вообще недавнее приглашение вами Оливера Стоуна и этот эфир, который очень обсуждался потом.
В. Познер
―
Широко, я знаю.
С. Сорокина
―
Некоторые считают, что это абсолютная конъюнктура. Это именно заказ Первого канала позвать такого Оливера Стоуна, который саму же Америку практически антиамериканист. И что это именно в русле последних настроений. Другие говорили, что слишком уж фигура крупная для того, чтобы в конъюнктуру играть. Тем не менее, все признавали, что интересный был очень эфир. И вы как-то с ним интересно поговорили. Как вообще возникла сама идея, почему именно сейчас появился Оливер Стоун?
В. Познер
―
Это возникло таким образом, я должен был улететь в Израиль, где мы снимаем документальный фильм, незадолго до моего отъезда мне позвонил Константин Львович Эрнст и сказал: Владимир Владимирович, в Москву приезжает Оливер Стоун, я прекрасно знаю, кто такой Оливер Стоун, крупнейший режиссер. И вы можете у него взять интервью, и как мне кажется, вам надо будет задержаться на пару дней, если вы хотите. Я сказал, конечно, я хочу, мне интересно. То есть это было предложение. По-видимому, были переговоры по двум причинам. Одна причина это показ его 10-серийного фильма, который как выяснилось, показывался не только в Америке на платном канале, но и во многих других европейских странах. Это несколько лет назад. В 2012 году. Этот фильм «Нерассказанная история о США». Вторая причина – он приехал, насколько я понимаю, договариваться со Сноуденом о том, чтобы делать фильм о нем. Причем это художественный фильм. Вот причины его приезда. Вы сами понимаете, что Оливер Стоун не нуждается ни в ком. Он не будет играть в политику, он давно имеет свою точку зрения, которая в Америке многим не нравится. И конечно, здесь я понимаю, что определенный контингент рассматривал это именно как конъюнктуру.
С. Сорокина
―
Уж больно в русле…
В. Познер
―
Антиамериканская игра. Но вы понимаете, что он-то не будет играть в антиамериканскую игру. Ему это не надо и он не дурак совсем. Он свою страну-то любит. И он будет говорить то, что он думает и он не будет, а что вдруг истолкуют.
Ю. Кобаладзе
―
Потом не очень, наверное, понимает, что происходит сейчас у нас.
В. Познер
―
Я думаю, что он кое-что понимает. Но ему все равно. Ему важно делать то, что он делает. Ну а мне было страшно интересно с ним разговаривать.
С. Сорокина
―
Тем не менее, Владимира Владимировича тоже в антиамериканизме заподозрить сложно, тяжело. И в связи с этим еще будут вопросы к вам о патриотизме. Но продолжим сразу после новостей середины часа.НОВОСТИ
С. Сорокина
―
Еще раз вас приветствуем. Мы перед уходом на новости говорили о встрече с Оливером Стоуном, который критикует многое в своей Америке. И в связи с этим я читала ваш пост по поводу того, что такое настоящий патриот или просто ваша реплика.
В. Познер
―
Я ничего не веду такого.
С. Сорокина
―
Я прочла, вы говорили о том, что настоящий патриотизм и, в общем, мысль понятная и не вы первый ее высказываете, это необязательно когда кричат «ура-ура, у нас все хорошо», а когда критически присматриваются, стараются сделать лучше. Так вот из этой породы и Оливер Стоун и очень многие из тех, кто здесь у нас сейчас и сегодня говорят что-то критическое и за это попадают в категорию тех, кого относят к пятой колонне. Что-либо критиковать сегодня стало очень сложно. И даже иногда опасно. Владимир Владимирович, мы в этом смысле уже действительно вплотную приблизились к реалиям Советского Союза. И вы и я помним, что это такое.
В. Познер
―
Да, помним. Я не очень понимаю, что такое приближаемся или приблизились. В Советском Союзе мне было все совершенно понятно. Я знал, что я ничего не могу сказать. Просто ничего. И что если я скажу, то будут последствия. О некоторых я очень часто говорил, Светлана, вот и я сейчас сказал. И ничего со мной не происходит.
С. Сорокина
―
Закатают «Эхо Москвы» или «Новую газету».
В. Познер
―
Подождите. Дайте договорю. В Советском Союзе одно время меня бы просто посадили. Но это время прошло довольно быстро, потому что Сталин умер, и как-то стало чуть-чуть по-другому. Но ваш сосед по вашу левую руку свидетель того, что произошло, когда я высказался очень осторожно по поводу ввода наших войск в Афганистан. А я сегодня могу сказать все, что я думаю. И говорю. Поэтому это совсем не похоже. Мне не страшно. Я помню хорошо, я приезжал из отпуска каждый год, и в животе у меня всегда был такой холодок, что будет на работе. Не сказал ли я что-нибудь. Не ждет меня, что меня выгонят. У меня совершенно другое отношение сейчас к этому.
С. Сорокина
―
Может просто уже опыт, привычка. Уже этот холодок не так легко возникает в животе. Большая устойчивость, если на то пошло. Согласитесь, Владимир Владимирович. На тех же основных каналах как мы говорим, если не брать совсем отдельных людей вроде вас, у которых свои авторские программы, то же самое. Шаг влево, шаг вправо – попытка к бегству.
В. Познер
―
Насчет шаг влево, шаг вправо, я не знаю, о какой программе речь. Нет таких программ, где можно делать эти шаги. Потому что это все развлекательные программы.
С. Сорокина
―
Сейчас много общественно-публицистических.
В. Познер
―
А политика это все в одну лузу.
С. Сорокина
―
Политика и новости, чем это отличается от Советского Союза? Ничем. Может быть еще большей воинственностью…
В. Познер
―
Это может быть не отличается, но я еще раз говорю, что того страха, который, по крайней мере, я помню, сегодня нет.
С. Сорокина
―
По крайней мере, не посадят по счастью для большинства.
В. Познер
―
Большинство может взять и уехать, если хочет.
С. Сорокина
―
Это не так все просто.
В. Познер
―
Это гораздо проще, чем было тогда.
С. Сорокина
―
Пока.
В. Познер
―
Светлана, всегда можно, то есть вообще стакан у нас тут полупустой или полуполный. Если это пока, это значит полупустой. И будет, в конце концов, пустым. Так может быть. Я всегда призываю по возможности к сбалансированной точке зрения. Потому что нагнать страхов можно сколько угодно.
С. Сорокина
―
Хорошо. Я про журналистскую фантазию хочу вас спросить. Я иногда диву даюсь даже не тому, что разрешено, что запрещено, окей, война, все жестко, мы свою пропаганду развиваем, на Украине, видимо, своя пропаганда. Все ясно. Но я очень не люблю, когда в этой школе пропаганды появляются совсем выпрыгивающие из-за парты первые ученики. Я имею в виду фантазии особого рода, например, распятого мальчика или недавнюю фотографию якобы из космоса. Где вроде малайзийский Боинг сбивают украинский самолет. Или вообще поразившая меня информация о том, что якобы бойцам украинской армии обещали по два раба и надел земли на освобожденных Луганской и Донецкой территориях. Ведь это уже не из Кремля диктуют, эту надеюсь ерунду.
В. Познер
―
Конечно нет.
С. Сорокина
―
Вот эту чушь собачью.
В. Познер
―
А как же насчет бежать впереди паровоза.
С. Сорокина
―
Я не очень понимаю этот креатив. Он дебильный. После этого никто не извиняется, не говорит, что это была неправда.
В. Познер
―
Вы бы хотели, чтобы Михаил Леонтьев извинился? Знаете, я скажу совершенно откровенно, я на это не обращаю внимание.
С. Сорокина
―
Ну как Владимир Владимирович.
В. Познер
―
Я слишком много этого видел.
С. Сорокина
―
Но если мы все время будем не обращать внимания, вот так оно и покатится дальше.
В. Познер
―
Нет, например, Кристиан Аманпур, выдающийся журналист говорил о том, как в Крыму ходили голосовать за отделение под дулами автоматов российских солдат. Это вранье чистой воды. Ничего. Нормально. CNN уважаемый. Сегодня журналистская профессия стала проституцией. Вообще журналистов стало раз, два и обчелся. Причем что с этой стороны, что с той. Уже забыли о том, что нужно проверять информацию, чтобы быть объективным. О том, чтобы показывать как можно шире информацию. Забыли все. И кстати, и левые и правые. Каждый тянет только свое. Я с трудом нахожу источники, где я могу просто получить информацию. Без окраски. Поэтому я на это уже не обращаю внимания, я понимаю, это данность сегодня. И всегда есть те, которые впереди всех.
С. Сорокина
―
Но это же похуже информационных войн. Такая деградация.
В. Познер
―
Так и есть. Это деградация. Я, часто выступая, говорю, у нас отдельно взятые журналисты, но у нас нет больше журналистики. Она кончилась. Может быть, когда-нибудь вновь возродится, но на сегодняшний день с моей точки зрения ее нет.
С. Сорокина
―
Знаете одно еще из грустнейших последствий. Не знаю, вам сейчас удается бывать в провинции.
В. Познер
―
Бываю.Если Лесин публично говорит, что увольнение незаконно, тогда вроде вопрос закрыт. Нет?
С. Сорокина
―
Я тоже бываю, гораздо реже, чем во времена того же Интерньюса, когда мы очень много по стране. И вот самое грустное, что провинциальные журналисты, которые смотрят на все это происходящее, те, которые хорошие настоящее замечательные, они в недоумении. Они от этого урока, который идет с основных каналов просто в недоумении. Они не понимают, им как дальше действовать. У которых ситуация еще тяжелее. Потому что они зависят еще от самодура какого-то, который у них местную власть представляет. У них же еще меньше диапазон возможностей. И для них это все что-то разрушительное ужасно.
В. Познер
―
Вы знаете, пускай это не прозвучит как что-то очень ироничное, но мне их конечно жаль, но они находятся точно в таком же положении, потому что у них губернаторское телевидение или мэрское телевидение, и оно действует точно так, а то и хуже, чем федеральное телевидение. И, кстати говоря, количество циников я встречал там ничуть не меньше, чем здесь. Это общее явление, Светлана. Это не то, что в одном отдельно взятом городе построили коммунизм. Это общее явление. Это гниение, которое началось довольно давно, я вам скажу даже когда на мой взгляд. В 1995 году аж. Когда надо было мочить Зюганова, и поднимать…
С. Сорокина
―
На подступах к выборам 1996 года.
В. Познер
―
И тогда прогнулись, причем все договорились. А кто этим занимался. Журналисты. После чего они перестали ими быть. Они стали пропагандистами.
С. Сорокина
―
Кстати, вспомнила Михаила Юрьевича Лесина в это время. Он уже вовсю действовал на этой поляне.
В. Познер
―
И это, увы, это такое явление. И сегодня вообще, по-моему, раз, два и обчелся можно найти журналистов, которые по-настоящему переживают то, что произошло с их профессией. Уже стыдно говорить: я – журналист.
С. Сорокина
―
Это правда.
Ю. Кобаладзе
―
Ужасные вещи вы говорите.
В. Познер
―
Я говорю правду.
С. Сорокина
―
А у вас нет ощущения, что эта переживающая трансформацию наша профессиональная премия ТЭФИ, переходящая из рук в руки в смысле организации, мне кажется, что на данный момент вообще надо на период войны что называется прикрыть все премии. Не было ли это правильно. Какие к лешему премии.
В. Познер
―
Меня приглашали в жюри ТЭФИ-регион в этом году. Причем сначала в жюри информационных программ, а потом уже возглавлять жюри окончательное. Я отказался. Премию давать за что.
С. Сорокина
―
И это еще провинция.
В. Познер
―
Но за некоторые программы можно давать премии. Только не информационные. Есть прекрасные, послушайте программа «Голос» отличная.
С. Сорокина
―
Все, что касается информации, публицистики, новостей я бы вывела за скобки.
В. Познер
―
Но только не интервью, интервью надо оставить.
С. Сорокина
―
Вам мало наград, Владимир Владимирович. Ну вот только что съездили в Израиль, очередной фильм с Иваном Ургантом. Докатились до Израиля, причем не в самые легкие времена для этой страны.
В. Познер
―
Тяжелые времена.
С. Сорокина
―
Общее впечатление. И интересно ли получится. Я почему еще так спрашиваю про ваше настроение, потому что помню ваш фильм о Германии, и мы кстати с вами вместе смотрели эту серию, которая меня просто потрясла вашим откровенным отношением. И вот я подумала, как важно то, что вы испытываете по отношению к стране. Что с Израилем?
В. Познер
―
Во-первых, мы были только две недели. Это для меня по существу первая поездка в Израиль. Я был 18 лет назад в течение трех дней. Поэтому у меня совершенно незамыленные глаза и незабитые уши. И я смотрю и впитываю и так далее. Масса интересного, противоречивого. Пока что две вещи меня поразили. Количество русского языка просто невероятно. Это раз. И второе – я все думал, что их держит. Всех. То, что они евреи – нет. Потому что там не только евреи. То, что религия – нет, потому что есть и такие и такие и в самой религии расходятся. То, откуда они приехали – наоборот, я оттуда, ты оттуда. А я здесь родился. И я все-таки нашел ответ на этот вопрос. Их всех вне зависимости ни от чего держит невероятная страстная любовь к стране. Они эту страну не воспринимают как само собой разумеющееся. Она для них все еще новая. Это все еще чудо.
С. Сорокина
―
И выстраданное.
В. Познер
―
И вот это очень чувствуется. Это я для себя просто открыл.
С. Сорокина
―
А это подкупает, правда.
В. Познер
―
Ну конечно. И вообще масса любопытного. «Любопытного» неправильное слово. Увлекательного. Люди самые разные. В общем, я не хочу сейчас особенно много говорить, но потом мы поедем еще на две недели в январе. Будем собирать все по крупицам впечатления. Но должно получиться что-то интересное. Потому что очень тут личностно. Все-таки моя фамилия Познер. Это еврейская фамилия. Я не могу сказать, что я сильно страдал от антисемитизма. Но получал кое-что. И весь вопрос, все-таки, а что такое евреи. И что такое еврейское государство. И вот эти все вещи они для меня не теоретические. Поэтому, наверное, этот фильм опять будет личностным, как и германский.
С. Сорокина
―
Это интересно. А из мест, у нас страна маленькая, но очень разнообразная. Лично я больше всего люблю Иерусалим. Почему-то на меня этот город производит потрясающее впечатление. Даже не знаю, почему.
Ю. Кобаладзе
―
Понятно почему.
С. Сорокина
―
Ну почему?
Ю. Кобаладзе
―
Центр религии всех.
В. Познер
―
Это правда. Но вы знаете, я когда-то…
С. Сорокина
―
Я не так религиозна, но там меня просто прошибает.
В. Познер
―
Я вам должен сказать как атеист. Я когда приехал в Рим в первый раз, это было в августе, была африканская жара, старый древний Рим он же ниже находится, чем город. Поэтому никого не было из-за жары, никакого шума. Тишина. Только какие-то насекомые жужжат. Я хожу среди этих развалин, и я вдруг почувствовал – вот откуда я.
С. Сорокина
―
Вы о Риме.
В. Познер
―
То есть мои европейские корни. А вот когда я в первый раз попал в Иерусалим и теперь второй раз и был у Стены, интересно очень. Но эмоционально…
С. Сорокина
―
А меня почему-то в Иерусалиме просто пробивает.
В. Познер
―
Это же очень личностные вещи.
С. Сорокина
―
И я тоже не религиозна.
Ю. Кобаладзе
―
А меня потрясло, что это все было засыпано.
В. Познер
―
Да, конечно.
Ю. Кобаладзе
―
Не было ничего, откопали не так давно.
В. Познер
―
Я не знаю, вы читали Ветхий завет или нет…
Ю. Кобаладзе
―
Настольная книга.
В. Познер
―
Но я ее перечитываю сейчас и там столько, вот когда ты начинаешь заниматься этим. Столько интересного, сомнительного, спорного, но потрясающе интересного. В общем, что-то должно получиться.
С. Сорокина
―
А когда вы думаете, эфир будет?
В. Познер
―
Считайте год работы.
С. Сорокина
―
То есть к следующей осени только. И еще вопрос, есть ли уже в планах следующая страна.
В. Познер
―
Уже название есть – «Еврейское счастье».
С. Сорокина
―
Хорошее название.
В. Познер
―
Не я придумал. А придумал наш креативный продюсер, его зовут Артем Шейнин.
С. Сорокина
―
Владимир Владимирович, а следующая страна есть на примете?
В. Познер
―
Пока нет, и даже вообще не понимаю, буду я делать еще это или нет.
Ю. Кобаладзе
―
Могу подсказать страну. Грузия.
С. Сорокина
―
И будет грузинское счастье. Между прочим, не такое уж плохое предложение.
В. Познер
―
Я, во-первых, почетный кахетинец. Но вы знаете, я бывал в Грузии много, до того. Для меня тот Тбилиси был много лучше нынешнего.
Ю. Кобаладзе
―
А когда вы сейчас были последний раз?
В. Познер
―
Год назад.
С. Сорокина
―
Ну ладно. Это про путешествия. Нам уже нужно заканчивать наш разговор. Я хотела, возвращаясь к нашей основной теме, этот момент, когда вы слышите нас, вовсю идут наши разговоры с коллективом и с Михаилом Юрьевичем Лесиным. Владимир Владимирович, ну пожелайте чего-нибудь «Эху» во всех этих условиях гарроты.
В. Познер
―
Я из всех сил, какие у меня только есть, надеюсь, что все обойдется. Что «Эхо» будет дальше работать, что вы никуда не переедете. Я не всегда согласен с тем, что я слышу на «Эхо», но так и должно быть. Это настоящая радиостанция, настоящая журналистика. И я просто очень-очень надеюсь, что все-таки какая-то справедливость восторжествует. Если не восторжествует, это будет для любого нормально мыслящего человека, уже будет не знак, а просто твердое объявление конца чего-то и начала чего-то, чего я не хочу.
С. Сорокина
―
Чего и мы тоже не хотим. Это правда. Знаете, как всегда когда с вами у нас хоть редко, но случаются разговоры, все время очень хочется по вашему пути и задать в конце короткие вопросы. Но я сама себе отговорила от этого. Может быть, в следующий раз просто для того, чтобы подражательством не заниматься.
В. Познер
―
Во-первых, не я придумал. Я хочу вам сказать только что, обещаю, что если вы будете задавать вопросы, я отвечу на все.Сегодня журналистская профессия стала проституцией
С. Сорокина
―
Хорошо. В следующий раз так и сделаем.
Ю. Кобаладзе
―
А есть кто-то еще с таким набором, наверняка кто-то должен быть из великих.
С. Сорокина
―
Заканчиваем.
В. Познер
―
У нас времени нет, а так я бы вам рассказал.
С. Сорокина
―
Владимир Владимирович, обещаю, что в следующий раз, когда мы встретимся, я очень надеюсь, что встретимся на «Эхе», я обязательно подготовлю эти вопросы. Очень надеюсь, что это будет на «Эхе» и где-нибудь в центре.
Ю. Кобаладзе
―
А может нам прийти к Владимиру Владимировичу на Первый канал.
С. Сорокина
―
Спасибо большое. Владимир Познер, программа «В круге Света». До встречи, надеюсь, через неделю.