Суть событий - 2021-02-19

С.Пархоменко

А на другом экране у меня чат YouTube, потому что дет ютубовская трансляция прямая, как обычно. И здесь я тоже вижу, что всё живо, какие-то тут личные послания. Спасибо большое! Вот тут меня хвалят за спор, который у меня получился с веганкой. Это я понимаю, что имеется в виду. Меня пригласило, кстати, замечательное новое медиа, которое я очень люблю, называется «Холод». Найдите в интернете, почитайте, у них чудесные всякие расследования и репортажи.

Вот они организовали набор таких видеодуэлей, что ли, споров, придерживающихся более-менее разных политических взглядов. Меня посадили напротив одной прекрасной девушки, которая придерживается веганских убеждений. А я известный любитель всякого мясного. Так что они тут меня не как политического комментатора употребили в дело, а как ведущего подкаста «Суть еды». Вы же знаете, что у меня есть подкаст «Суть еды», и я страшно его люблю и, конечно, не упущу случая его тут порекламировать. В общем, да, посмотрите, что holod.media устроил с этими дебатами. Они забавные.

Но у нас с вами для сегодняшней программы, конечно, гораздо более серьезные сюжеты и более актуальные. С памятника я все-таки начну, потому что это стало серьезным сюжетом, серьезным упражнением гражданского чувства для людей, которые живут не только в Москве, а в общем, проблема, конечно, гораздо более широкая, чем Лубянская площадь, чем центр Москвы, чем московского Садовое кольцо, чем Москва в целом. Потому что это вопрос о символическом решении, которое должно будет ознаменовать реванш, полученный силовыми ведомствами в России, прежде всего, КГБ — КГБ, которое живо и прекрасно себя чувствует под временным чужим псевдонимом ФСБ. На самом деле оно КГБ было и КГБ останется, и мечтает снова стать КГБ. Они иначе друг друга не называют и их, так сказать, другие силовые соратники иначе на называют.

Вообще я обычно очень протестую, когда происходит что-то и говорят: «На самом деле этого всего не существует, это тепловая ракета, это отвлекающий маневр, это способ увести общественную дискуссию в сторону от, действительно, важного обстоятельства, а на самом деле это просто такая пропагандистская хитрость, пиаровский прием и так далее». Мне всегда кажется, что это такая очередная конспирология. И на самом деле события имеет обыкновение происходить, люди имеют обыкновение обсуждать эти события. И ничего удивительно, что снова и снова люди возвращаются к новым сюжетам, а иногда вспоминают старые и обсуждают это. И это совсем не обязательно отвлечение от чего-нибудь.

С.Пархоменко: На самом деле ФСБ – оно КГБ было и КГБ останется, и мечтает снова стать КГБ

В данном случае это все-таки, действительно, так. И надо помнить, что этот эффект существует, что, действительно, администрация президента мучительно ищет способ увести общественное внимание в сторону от Навального и всего, что с ним связано, потому что Навальный затопил собой абсолютно все пропагандистские медиа российские и, по существу, политическая повестка внутри России сегодня полностью «навальнизирована». Она вся крутится вокруг ареста Навального, судов Навального, попытки убить Навального, чудесного выживания Навального после этой попытки; расследования одного, расследования другого; дворца; команды наемных убийц из ФСБ и так далее.

Как-то нужно от этого избавляться, нужно куда-то от этого уходить. И, конечно, один из двух священных сюжетов, которые много-много раз использовались для того, чтобы возбудить такую, достаточно искусственную общественную дискуссию — это, собственно, история с памятником Дзержинского на Лубянке, точнее дыркой от этого памятника, которая была самым, может быть, выразительным московским памятником на протяжении 30 лет. Я много раз про это говорил, что это самый яркий, самый красивый, самый изящный, самый остроумный памятник, который есть в Москве — дырка от памятника, символизирующее все знают, что: символизирующее победу над мятежом 91-го года и триумф демократических сил в России, который случился в том знаменитом августе, 30-летие которого нам предстоит с вами испытать на себе этим летом.

Второй сюжет — это, конечно, захоронение тела Ленина. И я абсолютно согласен с теми многими уже людьми, которые много раз говорили здесь, в эфире «Эха Москвы» и разных других эфирах о том, что обычно два этих сюжета ходят парой, и у нас есть все основания считать, что второй сейчас тоже подгребет, и мы это будем с вами тоже обсуждать.

Но здесь важный дополнительный мотив — мотив реванша. Совершенно очевидно, что 30 лет люди, сидящие в этом знаменитом зловещем здании на Лубянской площади, ждали, когда, наконец, уже можно будет… когда сложится ситуация, когда будет пора.

И вопрос о том, почему, собственно, сейчас заговорили про этот памятник помимо этой истории с отвлечением общественного внимания, очень неудачно подвернувшимся, почему вчера еще было нельзя, а сейчас уже можно, — на этот вопрос есть вполне очевидный ответ: потому что ситуация изменилась, потому что созрели условия для реванша; потому что 30 лет эти люди хотели, 30 лет они ждали, 30 лет они мечтали, что перед ними вот таким образом извиняться и, таким образом, признают, что их поражение было временным и, в действительности эта корпорация остается мощнейшей и сильнейшей на территории всего Советского Союза, а России уж точно, и вот теперь такой момент пришел.

Я вспоминаю замечательный рассказ моей хорошей знакомой. Теперь она, между прочим, муниципальный депутат того самого Тверского района Москвы, к которому относится Лубянская площадь, и, следовательно, без ее мнения и без участия ее комиссии тут дело не обойдется. Хотя мы сейчас поговорим о том, как, может быть, будет приниматься решение. Так вот женщина, о которой я говорю, ее зовут Кетеван Харидзе. Все называют ее Кити Харидзе. Она теперь муниципальный депутат. А тогда, 30 лет тому назад она была совсем молоденькой корреспонденткой «Первого канала», как мы бы теперь сказали, а тогда это называлось 1-я программа Центрального телевидения. Она была корреспонденткой программы «Время». И ей и ее съемочной группе как раз досталось снимать этот момент удаления памятника Дзержинскому с тогдашней площади Дзержинского. Она еще тогда не называлась Лубянкой площадь, а всё еще называлась площадью Дзержинского.

Так вот она снимала это изнутри кагэбэшного здания. Ей выдали специальный пропуск, письмо. Она с этим письмом сумела зайти туда внутрь и снимала через окно то, что видят эти самые кагэбэшники как бы их глазами.

А я в это время был на площади. Я был, собственно, одним из тех многих-многих десятков тысяч людей, которые на площади собрались. Мы были вдвоем с моей тогдашней коллегой и моим замечательным другом журналисткой Татьяной Малкиной, с которой мы работали в «Независимой газете» в то время, в той самой первой «Независимой газете», так непохожей на нынешнюю и на все те «независимые газеты», которые были на протяжении минувших лет. И мы с нею смотрели на то, как убирали памятник; как толпа сначала пыталась просто снести, сдернуть его.

Потом все-таки как-то удалось убедить собравшихся, что не надо этого делать, потому что такая здоровенная железная дура, если свалится с постамента, то пробьет асфальт, как бы она не пролетела внутрь подземного перехода, который там, под площадью, а то, может быть, даже и внутрь коммуникаций метро и как-нибудь водопровод нарушить, электричество нарушить, еще что-нибудь такое нарушить.

И вот аккуратно краном это всё снимали. Ну, ликование было, конечно, совершенно невероятное.

Что теперь? Теперь речь идет о политическом решении символизировать или не символизировать этот реванш? Дать или не дать людям в КГБ почувствовать, что реванш одержан и что их снова взяла?

Это решение будет приниматься в Кремле. Вовсе даже не в Москве, не в Мосгордуме, не в мэрии Москвы и ни на каком московском референдуме. Понятно, что это вещи совершенно декоративные. Тем более, скажем, какому-нибудь «Активному гражданину», о котором говорят, как об инструменте этого референдума, нет совсем-совсем никакого доверия. Понятно, что это жульнический и манипулятивный инструмент, который хочет — учитывает какие угодно голоса, хочет — не учитывает; хочет — так оформляет результаты, хочет — так. Поэтому это голосование точно не придаст совсем никакой легитимности. Может быть, будет какая-нибудь другая форма этого голосования. Но, конечно, это форма выражения общественного мнения, не более того.

Это важная вещь, между прочим. И я понимаю тех, кто сейчас очень активно за это выступает, что общественное мнение должно быть в любом случае высказано вне зависимости от этого результата, притом, что мы понимаем, что результат будет определен в другом месте и другими людьми. В какой-то момент они позвонят Собянину и скажут: «Значит так, иди и обеспечь решение Мосгордумы вот такое». И он пойдет и обеспечит. Чего ему прикажут, то он и сделает в этой ситуации. У Собянина на сегодня нет политического ресурса, чтобы противостоять этому решению, не хватает его политического влияния, его политических сил. Да он сам, несомненно, тот ресурс, который у него есть, не будет на это тратить. Он исполнит то решение, которое ему в этой ситуации навяжут.

С.Пархоменко: Решение о памятнике на Лубянке будет приниматься в Кремле. Вовсе не в Мосгордуме, не в мэрии Москвы

Но мнение людей, которые живут в Москве, должно быть явлено. Это полезно. Когда-нибудь мы вспомним о нем, когда-нибудь мы скажем об этом мнении, что это было произнесено, это было вам сказано, это было вам показано. И в этом смысле усилия тех, кто сейчас пытается организовать эту голосовательную процедуру или имитацию этой процедуры — как хотите это называйте, — это, собственно, в общем, усилия благородные. И задача, конечно, заключается в том, чтобы попытаться чем-нибудь заткнуть это место. Потому что реванш КГБ — это вещь позорная, это вещь постыдная. Это пятно, которое будет стоять на России и на каждом из нас, жителе и гражданине этой России. И каждому из нас рано или поздно предстоит ответить на это вопрос: «А что же такое у вас там случилось, что у вас целого Дзержинского поставили на место и кагэбэшники напиваются в своем здании, празднуя это событие. Как вы это допустили? Как вы это позволили?»

В этом смысле мы все, конечно, несем за это ответственность, и это позор, который ляжет на нас на всех. Поэтому нам бы надо высказаться по этому поводу. И поэтому нам надо предпринять все возможные усилия, которые очистят нашу совесть, и мы завтра сможем сказать: «Ну, послушайте, я сделал всё, что я мог с этим сделать». Один скажет: «Я попытался организовать это голосование», а другой скажет: «А я попытался поучаствовать в этом голосовании. Я выразил свое мнение».

Совершенно неважно, кем затыкать это всё. Вообще все разговоры про доминанту, про то, что требуется еще один памятник и так далее — это разговоры, конечно, лукавые. В конце концов, в истории Москвы было много замечательных памятников, которые были снесены в разное время и по разным поводам. И некоторые из них вполне могли бы быть восстановлены.

Я вспоминаю картинки, разумеется, самого памятника я, конечно, не видел. За много-много лет до моего рождения он исчез. Я вспоминаю картинки памятника Скобелеву, который стоял когда-то на месте нынешнего Юрия Долгорукова. Я вспоминаю еще один памятник, который стоял опять на этом же самом месте — на этой площади перед нынешней мэрией Москвы, прежде Моссоветом, на той площади, которая теперь украшена этим самым памятником Юрию Долгорукому. Там стояла советская статуя Свободы. Там стоял памятник самый главный в этой ленинской программе монументальной пропаганды, который был поставлен еще в 18-м году и простоял до 41-го и был взорван. И люди, которые что-то понимают в памятниках, говорят, что это был, может быть, один из самых ярких, самых красивых памятников. Это был обелиск в честь первой Конституции российской республики с фигурой Свободы, сделанной знаменитым скульптором Андреевым. Всё это было взорвано. От Свободы осталась одна голова. Говорят, что эта голова до сих пор хранится где-то в запасниках Третьяковской галереи, и иногда на нее удается посмотреть.

Ну, вот, может быть, такой памятник и можно было восстановить. Но, конечно, установка любого памятника — это жест, это поступок, который гораздо важнее, кому этот памятник. Так же точно, как и снятие памятника Дзержинскому было тоже жестом, поступком, который сыграл колоссальную роль и продемонстрировал нечто важное. И именно поэтому эта дырка от памятника оставалась мощнейшим монументом в центре Москвы.

Мы с вами хорошо себе представляем, как технически это было до сих пор оформлено. Конечно, все эти мелкие лакеи, холуи, которых подогнали вот сейчас в последний момент, чтобы они выступили с каким-то заявлением. Это люди, которые всегда готовы обслужить начальство любым способом: информационно, орально, не знаю, анально, орально, как они еще там обычно всё это обслуживание производят. Ну, вот подогнали во главе с известным писателем Залупиным людей, которые чего-то такое провозгласили.

А на самом деле процесс начался раньше. Он начался 18 декабря, как мы помним, прошлого года тем, что официальное заявление в прокуратуру принесли «Офицеры России». Оно было даже юридически подготовлено. И это был вполне расчетливый шаг с выкладками по поводу того, кто имел право, кто имел права принимать решение о сносе этого памятника.

Понятно, что это для сегодняшней юриспруденции не имеет ровно никакого смысла по той простой причине, что этой страны больше нет и этого законодательства больше нет, и этих органов, которые имели право принимать такое решение, давно уже нет. И всё это происходило вообще в другой стране. Напомню, это происходило в августе 91-го года, еще в эпоху существования Советского Союза. А в декабре 91-го года эта страна со всеми и органами власти и юридической системой перестала существовать. Так что это, конечно, имитация юридической аргументации. Но, тем не менее, эта аргументация аккуратно, тщательно, отчасти даже остроумно была сделана. И вот в этот момент эта операция и начала развиваться.

А теперь ее подхватили именно в тот момент, когда она очень понадобилась из-за Навального. Так, что, как видите, это соединение двух историй: истории реванша, истории возвращения КГБ на позицию формально теперь уже и эмоционально наиболее влиятельной организации, корпорации в России — именно это должен символизировать этот памятник; и вот некоторой информационной операции, чтобы увести в сторону от Навального.

С.Пархоменко: Реванш КГБ — это вещь позорная. Это пятно, которое будет стоять на России и на каждом из нас

Нам не удастся с вами добиться того, чтобы этот памятник на этом месте не появился. У нас нет для этого сегодня инструментов. Демократические процедуры в России разрушены. Общественное мнение не имеет инструментов давления на власть в реальности, не может обеспечить этот инструмент. Для того, чтобы этот инструмент у нас появился, Навальный сидит сейчас в тюрьме. Вот ровно за это он сражается. Вот ровно это он пытается для нас добыть, чтобы у нас с вами появилась возможность реально принимать такие решения. Пока мы можем только эмоционально влиять на них, главным образом очищая свою собственную совесть, демонстрируя перед самими собой, своими детьми, своими родителями, членами своей собственной семьи, своими друзьями свою готовность высказаться по этому поводу. Я думаю, что надо это сделать.

Так же, как и все последние выборы превратились именно в это — в демонстрацию моего отношения — я и перед последними выборами это говорил и перед будущим выборами буду вам это говорить — пойдите и сделайте то, что диктует вам ваша собственная совесть и ваша собственная воля. Хотите проголосовать за этого — проголосуйте. Хотите порвать бюллетень — порвите. Хотите написать что-нибудь в бюллетене — напишите. Хотите унести его с собой — унесите го с собой. Если вам противно там появляться, не появляйтесь. Так это происходит сегодня на выборах. Это превратилось в личный выбор, в личную демонстрацию, в маленький гражданский проект, состоящий из одного человека.

И так ровно мы с вами должны поучаствовать в этом проекте возвращения этого символического истукана на место замечательного памятника, который сейчас существует в центре Лубянской площади — дырки от памятника.

Раз я заговорил уже о Навальном, конечно, давайте с вами вспомним событие, которое произошло тоже то ли сегодня, то ли вчера, да, совсем недавно на этой неделе — присвоение Навальному статуса «склонного к побегу». Это подготовка к дальнейшим издевательствам, к дальнейшему насилию над ним, как над заключенным. И люди, которые хорошо понимают, как устроена российская пенитенциарная система, понимают, чем технически это ему угрожает — угрожает реально физическими страданиями, например, сна. Потому что люди с этой пометкой оказываются в ситуации, когда их заставляют, в том числе, и по ночам отмечаться и каким-то образом демонстрировать, что они, собственно, не убежали.

Так что да, вот создаются инструменты для того, чтобы над этим человеком издеваться, чтобы этого человека мучить в тюрьме. Судя по всему, его собираются держать достаточно долго.

Тем временем ЕСПЧ принял беспрецедентное решение. И в реакции Российской Федерации, в частности, Российского МИД на это и Российского министерства юстиции именно на это и напирали: Ну, это же беспрецедентное решение! Так не бывает.

Смешно. Это напоминает старый анекдот, как встречается два глухих, и один другому говорит: «Ты куда? Ты, наверное, едешь в баню?» — «Да нет, я еду в баню» — «А-а, а я думал, ты едешь в баню». Так и тут. Одни говорят, что это беспрецедентное решение, а другие и на это отвечают: Это беспрецедентное решение.

Да, оно беспрецедентное решение, и в этом его смысл. Оно затем принято, чтобы продемонстрировать беспрецедентность. Потому что оно является ответом на другое беспрецедентное событие. Не было прецедента до сих пор о применении боевого отравляющего вещества на гражданине страны, на территории самой этой страны по приказу руководства этой страны и силами спецслужб этой страны. Это беспрецедентная вещь. Во всяком случае, таковой она казалась, когда она открылась.

Сейчас стараниями разного рода расследователей — Христо Грозева и разных его коллег — оказывается, что это беспрецедентность была не такой уж и беспрецедентной, что, по всей видимости, были и другие случаи. Но мы, правда, не знаем, применялся ли в других случаях именно этот способ, применялся ли «Новичок» или речь шла о других отравляющих веществах во всех других случаях, о которых мы с вами говорили в последние недели. И вот последняя история по времени — это история Владимиром Кара-Мурзой.

Мы не знаем, что в точности было применено, потому что были предприняты все усилия, и эти усилия оказались успешными для того, чтобы нельзя было вовремя взять анализы и передать их тем, кто мог бы объективно эти анализы исследовать. Так, как это произошло в случае с Алексеем Навальным.

Так вот да, ЕСПЧ вышел за пределы прецедентов, отвечая на беспрецедентную акцию российского руководства, которое организовала это отравление, отвечая на беспрецедентную угрозу для здоровья Алексея Навального, которая после этого отравления произошла. Прочтите, пожалуйста, текст того решения, которое было принято. Была принята всего только обеспечительная мера, то есть Алексей Навальный должен быть освобожден в качестве обеспечительной меры для сохранения его жизни и здоровья на то время, на которое потребуется для того, чтобы решить его дело по существу. Прочтите это. Может быть, вот сейчас в перерыве у вас есть 3-4 минуты, чтобы найти этот текст, это несложно. А мы с вами вернемся к этому разговору после новостей в программе «Суть событий».

НОВОСТИ

С.Пархоменко

С.Пархоменко: Нам не удастся добиться того, чтобы этот памятник не появился. У нас нет для этого инструментов

Вот давайте с вами еще раз очень коротко разберем, что означает это решение ЕСПЧ о Навальном. Это не решение по делу Навального по тому заявлению, которое Навальный подал в Евросоюз. Это заявление о том, что его преследование незаконно, что оно носит политический характер, что, в действительности вопрос не в том, что он обидел компанию «Ив Роше» или что-то неправильно сделал с почтой, или куда-то не сходил, отмечаясь, а что он подвергается политическим преследованиям и просит, чтобы ЕСПЧ, изучив всю историю этих преследований, суть историй обвинений по «Ив Роше», предыдущие решения того же самого ЕСПЧ о политическом характере этого дела и о том, что, по существу, оно представляет собой преследование за коммерческую и предпринимательскую деятельность, что абсолютно незаконно с точки зрения ЕСПЧ.

И вся дальнейшая история дальнейших претензий Российского суда к Навальному по поводу этого суда и тот факт, что именно по этим претензиям он оказался сейчас в СИЗО, он лишен свободы, он находится в одиночной камере, к нему применяют разного рода специфические меры вроде назначения его заключенным, склонным к побегу. За ним бесконечно следят и лишают его всякой все-таки общаться с внешним миром.

Вот об этом должен, в конечном итоге, высказаться ЕСПЧ. Он пока этого не сделал. Он принял только маленькое обеспечительное решение, в котором дважды оговорился о том, что факт этого решения не предваряет собой никаким образом, не предрешает, что ли, тот вердикт, который будет вынесен по делу, с которым Навальный обратился в суд.

Еще пока Европейский суд не объявил, что всё, что происходит с Навальным, носит политический характер. Еще пока Европейский суд не объявил, что Навальный прав, а Российское государство неправо. Этого не произошло.

Произошла только маленькая обеспечительная мера, которая заключается в следующем: Не существует на сегодня гарантий безопасности Навального, находящегося в заключении именно потому, что его держит в заключении то самое государство, которое покушалось не его жизнь программа помощи отравления «Новичком». Там есть такое слово «оспариваемое», то есть это оспариваемый факт. Европейский суд признает, что само российское государство не признает этого. Но, тем не менее, для Европейского суда этот вопрос ясный: государство покусилось на жизнь Навального, и государство продолжаете держать Навального сейчас в заключении, там самым продолжает угрожать его жизни и здоровью.

Для этого Европейский суд потребовал его выпустить. Это совершенно беспрецедентное, действительно, решение. Его, несомненно, не выпустят. И мы это хорошо понимаем. Уже сегодня Российское государство высказалось о том, что оно видало в гробу это решение Европейского суда и никого выпускать не собирается.

Вот этот факт, несомненно, будем иметь значение при принятии окончательного решения по делу Навального. Не тот факт, что была принята обеспечительная мера, а тот факт, что на нее было отказано — вот этот факт, несомненно, войдет в ту систему аргументов, которая потребуется для того, чтобы признать, что дело Навального было целиком политизированным, и его содержание под стражей, лишение его свободы, его преследование носит исключительно политический характер. Это важная вещь.

А дальше наступят последствия уже этого второго, большого следующего решения. И они могут быть разными вплоть до исключения России из каких-то международных организаций, вплоть до назначения России крупных штрафов, принятия решений о блокировании в обеспечение этих штрафов какой-нибудь либо российской собственности; вплоть до наложения санкций на политических деятелей, которые имели отношение к принятию этих решений. И к ним относятся уже и высокопоставленные деятели Российского МИД, и высокопоставленные деятели администрации российского президента, и Министерства юстиции, и системы ФСИН и так далее.

Как мы видим, что такого рода санкции международная и, в частности, европейская система уже теперь освоила. Мы сейчас получим очередной, достаточно большой пакет. Этот барьер преодолен. Это теперь стало рутиной, когда российские чиновники любого уровня, в том числе, очень крупного — мы видели уже с вами и важных чиновников администрации президента — оказываются под санкциями.

Смеяться и как тут кто-то смешно заметил — я не помню, у кого я слышал эту прекрасную фразу — похлопывать себя ластами по пузу так, по-тюленьи можно, конечно, сколько угодно — это любимое занятие российских деятелей. Но на самом деле эти санкции накапливаются. И на самом деле уже сегодня есть десятки, а, может быть, сотни российских чиновников высокого ранга, которые заперты внутри Российской Федерации, отрезаны от своих денег. Не надо нам рассказывать, что нет у них никаких денег за границей — есть. Не надо нам рассказывать, что у них нет недвижимость за рубежом — у них есть эта недвижимость. Отрезаны от возможности провести там свою безмятежную старость. Отрезаны от возможности ездить туда лечиться. О’кей, для начала удовлетворимся этим. Для начала это неплохой урок.

А дальше это будет развиваться так же, как это развивается с людьми типа Владимира Соловьева, которому уже запрещен взъезд в Латвию, и, собственно, происходит живая дискуссия о том, является запрет въезда в Латвию запретом на въезд на территорию всех стран Евросоюза. Ответа у меня пока нет. Изучим, посмотрим, что скажут европейские юристы, что скажут разного рода европейские суды.

То же самое касается российских олигархов, близких к российской власти, людей, которые своим кошельком и своими оффшорами и своими разного рода финансовыми возможностями обеспечивают разного рода злоупотребления российских политиков вплоть до президента Российской Федерации.

С.Пархоменко: Присвоение Навальному статуса «склонного к побегу» – это подготовка к дальнейшим издевательствам

Вот сейчас, собственно, исследуется вопрос — я именно так трактую те сообщения, которые поступили на протяжении последних двух суток — о том, с какими именно формулировками должны быть объявлены персональные санкции против них, чтобы их невозможно было опрокинуть при помощи исков в европейские суды. В лоб никто не собирается наскакивать, никто не собирается просто декларировать. Это надо сделать аккуратно, с юридической точки зрения, фундировано. Это нужно сделать безупречно. Для того, чтобы это не было так просто для опровержения в суд. Вот люди работают над этим. Прекрасно. Еще вчера они над этим не работали. Еще вчера им казалась странной сама постановка вопроса. Сегодня идет практическая кропотливая юридическая работа над формулировкой этих санкций. Прекрасно. Подождем. Они заслужили это. Пусть получают.

Из судебных решений, которые были особенно важны на минувшей неделе. Конечно, первый случая уголовного наказания за сотрудничество с так называемой «нежелательной организацией». Хочу вам напомнить, что эта статья, по которой была осуждена Анастасия Шевченко в Ростове-на-Дону, это статья 284.1 УК Российской Федерации. Это совершеннейшая калька с другой, хорошо известной статьи 212.1, так называемой «дадинской статьи». Это статьи с таким удивительным кумулятивным эффектом, когда несколько, в данном случае два, административных решения влекут за собой уголовное решение.

Вообще, сама эта конструкция противоречит каким-то базовым основам мирового права, где сказано, что человек не может быть два раза быть наказан за один и тот же поступок безотносительно того, каков этот поступок, безотносительно того, речь идет о политическом или неполитическом деле, об окраске в отношении к этому государству и так далее. Человека за одно преступление можно осудить и наказать один раз здесь, в обеих этих статьях. И вот в этой «шевченковской статье» — теперь она будет называть так, несомненно — и в «дадинской статье» речь идет о том, что человека наказывают второй раз за то, за что его уже один раз наказали.

Мы с вам абсолютно уверены, что и первого-то раза было много, и первый-то раз был абсолютно бессмысленный, незаконный и бесчеловечный. Но оказалось теперь два раза. Один раз чело подвергся административному наказанию — штрафу или каким-нибудь принудительным работам, иногда аресту, к чему там еще приговаривают в рамках административного наказания по Кодексу об административных правонарушениях. А теперь второй раз за это же самое только еще уголовным способом, потому что оно «накопилось». Накопилось два административных решения в течение одного года.

Это вот, что касается сухой юридической стороны дела. Что касается самого существа этого приговора, то он, конечно, носит издевательски и «педагогический характер»: Смотрите, чтобы вам всем неповадно было, смотрите, что с вами будет, если попытаетесь. Понятно, что пока гоняются специально за «Открытой Россией», за структурами Ходорковского, к которым российская власть очень неровно дышит. Но список этих нежелательных организаций, он уже довольно большой теперь. И в нем есть организации, которые, на мой взгляд, приносили чрезвычайно большую пользу Российской Федерации. Например EFD (Европейский фонд демократии), который финансировал очень большое количество разного рода исследовательских проектов, гражданских проектов, всяких НКО, всяких чрезвычайно полезных гражданских начинаний в самых разных сферах.

Или, например, там среди этих организаций есть так называемый Prague Civil Society Centre (Пражский центр гражданского общества). Тоже организация в высшей степени достойная и благородная, финансировавшая, в том числе, очень много всяких образовательных проектов, семинаров, конференций и всего прочего. То есть при желании можно большое количество разных людей привлечь за общение с этими организациями.

Я уж не говорю о Соросе и соросовском «Открытом обществе», организации, которая — на минуточку! — снабдило Российскую Федерацию интернетом. Давайте все-таки не будем забывать про это, что это та самая организация, которая в 90-е годы спасла российскую науку, раздав 100 миллионов долларов микрогрантами людям просто на то, чтобы они могли есть и пить, чтобы он могли продолжать заниматься наукой, могли ездить на разного рода международные научные форумы.

Погуглите, что такое Международный научный фонд. Погуглите, что такое 100 миллионов долларов Сороса и какую роль это сыграло в истории российской науки. А потом погуглите историю про то, как именно на соровские деньги были соединены высокоскоростными оптоволоконными кабелями 80 крупнейших российских учебных заведений. Больше 80, насколько я помню. Это было в конце 90-х, начале 2000-х годов. Это та инфраструктура, на которой держится сегодня система российского интернета. И когда вы выходите в интернет, помните, что вы это делаете в значительной мере благодаря этим самым соросовским деньгам и соросовской активности на территории Российской Федерации.

Сегодня это тоже «нежелательная организация». Сегодня за это судят. Вот начали с Анастасии Шевченко. Она, несколько, выиграет в Европейском суде, она, конечно, получит большую компенсацию от Европейского суда. Но это не вернет ей, например, те два года жизни, которые она потеряла, сидя под домашним арестом в очень тяжелых психологических и бытовых условиях там, в Ростове.

Вторая история, которая мне кажется чрезвычайно важной, это история белорусская, но она для вас для всех важна ровно потому, что Россия след в след, шаг в шаг идет вслед за белорусской репрессивной системой. Когда говорят, что у России есть какой-то свой самобытный, отдельный путь — ничего подобного. Это путь белорусский, которым она движется. Просто, действительно, они немножко раньше начали, немножко наглее была на первом этапе, а вот теперь российская государственная администрация их нагоняет.

Две девушки были осуждены — Екатерна Бахвалова и Дарья Чульцова — за то, что он выполняли свой журналистский долг самым прямым естественным и непосредственным образом. И удивительно, что даже никто не пытается что-нибудь этому противопоставить, как-нибудь еще это объяснить, что-нибудь еще на это навесить. Сообщали? Сообщали. Репортаж вели? Вели. Получайте два года. Могли бы получить и 10 и 20. Это же совершенно произвольно всё происходит.

Но здесь очень важно понимать тот конкретный случай, конкретные обстоятельства, в которых произошло это преступление, за которое их осудили, что именно они освещали, о чем именно они вели репортаж. Они вели репортаж об акции памяти в одном из дворов в Минске, где на этой акции люди вспоминали об убитом активисте Романе Бондаренко. При этом сегодня мы много знаем про то убийство. Мы много понимаем про то, как это произошло, и кто в этом всем участвовал.

Дело в том, что в ноябре в Беларуси на YouTube были выложены несколько записей телефонных разговоров, из которых следует, что группа людей, я бы сказал, из ближайшего окружения Лукашенко организовывала там, в Минске просто для развлечения, просто для удовольствия, просто для удовлетворения своих звериных инстинктов охоту на живых людей с избиениями и, по всей видимости, с убийствами. И одной из жертв этих охот стал вот этот Роман Бондаренко.

Они и сейчас там висят, эти записи, и вы можете посмотреть, как разные люди, голоса которых идентифицируют с главой Федерации хоккея Дмитрием Басковым, человеком, чрезвычайно близким к Лукашенко, с пресс-секретарем Лукашенко Натальей Эйсмонт, с кикбоксером по имени Дмитрий Шакута и еще с некоторыми другими людьми. Вот эти голоса, по всей видимости — во всяком случае, есть все основания считать, что это их голоса, — они обсуждают, как они поедут охотиться, как они поедут бить, как они возьмут с собой выпивку, как они возьмут с собой оружие, как они будут в масках, на каких они будут автомобилях, в каком это будет часу, сколько их будет, кто их будет охранять, куда именно они поедут и так далее. Вот это они обсуждают. Сегодня мы располагаем этими разговорам.

С.Пархоменко: Еще пока Европейский суд не объявил, что всё, что происходит с Навальным, носит политический характер

Потом мы видим результат: мы видим убийство этого Романа Бондаренко, за которым, собственно, и охотились в одной из этих поездок. А теперь мы видим продолжение в виде суда, который прошел над двумя журналистками, которые позволили себе рассказать об этом в прямом эфире. Так устроено уже не тоталитарное государство, а террористическое государство. Так устроено государство, которое сидит не на тоталитарном принуждении, а на терроре. И, таким образом, сигнализирует своим гражданам: «Смотрите, мы просто будем убивать вас вот и всё. Убивать вас для развлечения, убивать вас для удовольствия, разъезжая по городу на автомобилях без номеров, попивая из картонных стаканчиков (они там обсуждают картонные стаканчики), всякое шипучее (они там обсуждают всякое шипучее) и, стреляя из «боевых инструментов», как они называют эти предметы во время этих разговорах.

Это всё надо воспринимать в совокупности. Это надо понимать, что это одна история: история с убийством Романа Бондаренко; история о том, как люди из близкого окружения Лукашенко ездят по городу и избивают людей и история с уголовным преследованием тех, кто смеет об этом рассказывать.

И следующий элемент той же истории: человек, который всё это организовал, находится в России. Он приехал поговорить с президентом Путиным. Это тот самый человек, который организовал тех, кто ездит по городу с избиениями и убийствами, тех, кто арестовывает и судит журналистов, тех, кто убивает гражданских активистов типа Бондаренко. Это этот самый человек. Вы с ним знакомы теперь через одно рукопожатие, если считать, что каждый из вас виртуально рукопожимал президента Российской Федерации. Мы же все знаем этого человека, знаем, как его зовут, как он выглядит. Мы понимаем, что у него в голове, мы знаем, что он делал в России. Сегодня это тот человек, который принимает в гостях убийцу, поскольку организатор убийства тоже является убийцей, несомненно. Он член банды убийц, каковым является сегодня Александр Лукашенко. Вот то, что я бы хотел сказать на эту тему.

Но это смежная история с «нежелательными организациями», с судом над Шевченко в Ростове-на-Дону. Есть все-таки вещь, о которой я бы хотел поговорить, хотя… можно было, конечно, пропустить ее мимо ушей. Можно было бы сделать вид, что этого всего не происходит, тем более, что она, что называется, не взлетела. Вот была предпринята некая пропагандистская акция, довольно массированная, довольно масштабная, довольно серьезный коллективный наезд, про который мало кто говорит. В общем, из того ничего не получилось. Но я, как ни странно, говорю об этом, потому что мне это кажется важным. Я имею в виду коллективный наезд, который в разного рода пропагандистских медиа на протяжении минувшей недели случился на одну из лучших расследовательских журналистких корпораций в России сегодня так называемый «Проект медиа». Он существует в интернете. Его найти можно таким образом: Proekt.media. Есть просто домен в мировом интернете, он называется media, на котором располагаются всякие информационные, журналистские, медийные организации. И вот Proekt.media — это адрес этой редакции.

В ней работает несколько блистательных журналистов. Я это вам говорю вполне с пониманием этого дела хотя бы потому, что это люди, которые на протяжении последних двух лет, собственно, с тех пор, как они организовали свою контору, получили несколько премий «Редколлегия». Премия «Редколлегия» — это, я надеюсь, вы слышали, если не слышали, погуглите — это одна из, может быть, самая на сегодня престижная, уважаемая, желаемая журналистами независимая журналистская премия, которая вручается каждый месяц и систематически, уже с середины 16-го года поддерживает тех журналистов, которые выпускают на гора лучшие журналистские произведения в России. Вот этот самый Proekt.media получил несколько таких премий. Она вручается обычно не редакции, а конкретному журналисту. Корректно было бы сказать, что журналисты это «Проекта» получали эту премию за свои работы, никогда редакция целиком, а всегда конкретный физический человек, конкретный автор получает эти премии.

Так вот наружу вылезли документы. Подлинность их непонятна, но я бы исходил из того, что они подлинные. Я как бы готов признать, что всё, что там написано, действительно, имело место, сделать такое допущение. Это допущение заключается в том, что «Проект» заключил контракты и получил гранты в поддержку своей деятельности от разного рода международных или зарубежных организаций. И употребил эти деньги на то, на что он их получил, собственно, на то, что значилось в этих контрактах. Там речь идет о том, что эти деньги предлагаются на то, чтобы развивать независимую расследовательскую журналистику в России. «Проект медиа» развил независимую расследовательскую журналистику в России.

«Проект медиа» сделал огромное количество блистательных расследований, ни одно из которых ни в одном своем элементе никогда не было опровергнуто, никогда не было опрокинуто. Никогда никто не посмел сказать, что вещи, которые там описаны, не соответствуют действительности и что не было.

Они расследовали чего только не. У них была большая серия под названием «Железные маски». В рамах именно этой серии была обнаружена еще одна семья человека, похожего на президента Российской Федерации. Правда, я не знаю, возможно, это семья Аркадия Ротенберга. Сейчас всё оказывается Аркадия Ротенберга. Что ни схватись — всё Аркадий Ротенберг. Вот они занимались этим.

Они занимались тем, как Виктор Золотов при помощи разных своих знакомых девушек строит бизнес колоссального совершенно масштаба. Они создали портрет Юрия Ковальчука и назвали его вторым человеком в стране. Мы все помним, подробно обсуждали эту историю.

Они обнаружили связь между господином Нарышкиным, главной Службы внешней разведки России и господином Годом Нисановым, очень влиятельным и очень уважаемым деятелем азербайджанского бизнеса в тот самый момент, когда происходила война между Азербайджаном и Карабахом и определялась позиция России в этой войне.

Они сделали несколько блестящих расследований под общим названием: «Госкорпорация «Правосудие» о том, как устроены Следственном комитете суды. Они исследовали, как зарабатывают деньги Рамзан Кадыров, Адам Делимханов. Никогда их расследования не были опровергнуты. То, что они взялись делать, то, на что они получили вспомоществования, как утверждают сегодня, было полностью исполнено. Они никого не обманули, они сделали то, что представляет из себя важнейшую работу для формирования российского гражданского общества. Они своей работой поддержали сегодня российскую расследовательскую журналистику. Они и есть сегодня российская расследовательская журналистика. Если так будут расходоваться иностранные гранты и исполняться разного рода контракты с участием иностранного финансирования, я их горячо поддерживаю. Я считаю, то этим нанесена большая польза российскому обществу и российскому государству. Остановлюсь на этом месте. Это была программа «Суть событий». Я Сергей Пархоменко. До свидания, до будущей пятницы, я надеюсь!