Будущие автократы вышли из рядов самых что ни на есть демократов
Как известно, Французская революция завершилась приходом к власти Наполеона. Тот покончил с республикой и восстановил монархию. Вернее, не просто её восстановил, он пошёл гораздо дальше. Бонапарт довёл идеалы монархизма до их крайней – самой радикальной формы, – провозгласил Францию империей, а себя императором.
Критическая масса жителей страны указанную трансформацию поддержала. Люди к тому времени сильно устали от экономических неурядиц, коррупции, преступности, обнищания и дезорганизации предшествующих лет. Сложившийся на последнем этапе революции – при Директории – порядок, отражавший интересы коррумпированного чиновничества и приближённой к нему буржуазной верхушки, породил массовый спрос на «сильную руку», способную привести зарвавшихся нуворишей в чувство.
В смысле динамики спроса и предложения всё это очень сильно похоже на то, что спустя двести лет произошло в России. Наполеон вырос из хаоса периода Директории, так же как Путин вырос из хаоса 90-х. В обоих случаях обескураженные тотальным доминированием партикуляристских интересов социумы попытались вновь обрести с помощью диктаторов общее благо и единую волю. Резкое ослабление общего на фоне неожиданно быстро расцветающего частного вообще является главным источником фашизмов разного рода.
Тут самое для нас важное – это то, что изначально Наполеон не был роялистом. Начинал он как убеждённый республиканец и якобинец. После термидорианского переворота на какое-то время он даже впал в немилость как человек, слишком близкий к братьям Робеспьерам. Восстановил своё реноме будущий император как раз благодаря тому, что спас республику, жестоко подавив мятеж сторонников реставрации монархии.
Подавил – с тем, чтобы через несколько лет самому стать монархом.
В ходе дискуссии о фильме «Предатели» одним из главных содержательных аргументов его критиков стало мнение о том, что авторы описали путинизм как следствие коррупции 90-х, в то время как на самом деле определяющим фактором якобы стало отсутствие в стране люстраций, позволившее чекистам вновь вернуться во власть.
Я уже писал, что в ситуации дискредитации революционных идеалов в обществе рано или поздно прорастёт спрос на «сильную руку» и люди захотят «порядка». После возникновения спроса обязательно появится и предложение. Его могут сформировать как «бывшие» (недобитые чекисты), так и «нынешние» (Наполеон).
В прошлый раз я привёл в пример Восточную Европу, где максимально далеко в деле сворачивания завоеваний демократии продвинулись Орбан в Венгрии и братья Качиньские в Польше. Никто из них не был представителем бывших советских режимов, наоборот – и Орбан, и Качиньские когда-то им противостояли и их свергали. Будущие автократы вышли из рядов самых что ни на есть демократов и оппозиционеров. Как видим, на новом витке истории это не помешало им предать идеалы юности и начать уничтожать то, за что они когда-то боролись.
Я не говорю, что люстрации не нужны. Нужны, конечно. Синтия Хорн из Университета Западного Вашингтона, исследовавшая люстрационные процессы, имевшие место в 12 посткоммунистических странах Восточной Европы, пришла к выводу, что полноценно организованные люстрации повышают шанс на строительство успешной демократии на 30 процентов. Это очень серьезный фактор и им нельзя пренебрегать. Но 30 процентов – это не 50 и не 100. Поэтому не надо думать, что стоит тебе запустить люстрации, – и ты гарантируешь, что авторитаризм не вернётся. Если постпутинские элиты будут вести себя так же, как элиты ельцинские, он вернётся.