Купить мерч «Эха»:

Человек в весёлой башне

Александр Черкасов
Александр Черкасовправозащитник
Мнения7 января 2023

Частично опубликовано на сайте The Insider

21 ноября 2022 года в Санкт-Петербурге, в Музее политической истории Константин Шолмов пригляделся к витрине, где уже много лет на всеобщем обозрении находился  экспонат, – протокол обыска у Олега Волкова («это знаменитое дело о надписи “Вы распинаете свободу, но душа человека не знает оков!”, 1976 год»), разобрал там, наконец, фамилию одного из КГБшников, «л-та [лейтенанта] Путина», и, пораженный этим наблюдением, поделился им в Фейсбуке.

Между «когда-то» и «сегодня» проскочила искра: оказывается, наш нонешний президент «работал» по делу моего друга Юла Рыбакова!

Юлий Андреевич – настоящий герой: в Грозном, где после новогоднего штурма с 94 на 95 год он ходил на переговоры – прекратить огонь, чтобы вынести тела убитых, попал под обстрел, потерял слух на одно ухо. Меня тогда с ним не было. В Буденновске депутат Рыбаков также был в «группе Ковалева», сначала – переговорщиком, а потом – добровольным заложником. Меня там тоже не было, – человек я не героический.  А вот в Бамуте в марте 96-го, где местный полевой командир обещал расстреливать по пять пленных в день, и надо было что-то с этим делать, – мы были вместе. И появление Путина в том, старом деле Юла Рыбакова для меня – «личное».

Для моей ровесницы Екатерины Молоствовой – ещё более «личное». Дочь диссидента Михаила Михайловича Молоствова, жена диссидента Юлия Андреевича Рыбакова, в Фейсбуке спрашивала об «общественно значимом»: «Вопрос залу – ведь те, кто Путина вел к власти – стопудово это знали…) Но… терпимость, друзья типа, исправился-одумался… Юла Юлий Рыбаков и Олега Волкова посадили в 76. Я слышала мамо-папин разговор об этом деле, но сильно не интересовалась – мне было 10 лет. Да и часто они об арестах говорили… Посмотрите фамилии проводивших обыск у Олега… Просмотрели, когда в архив музея сдавали».

Что да то да, «просмотрели»… А что именно «просмотрели»? А что ещё? Когда? И как это получилось? «Внезапное» музейное открытие – неплохой повод поговорить и вспомнить, не только о том, «ху из мистер Путин?».

«ДЕЛО О НАДПИСЯХ»: ПОЭМА С ГЕРОЯМИ

Обратимся к сдержанному стилю главного издания советских диссидентов, – «Дело о надписях» того заслуживает:

 «Хроника текущих событий», выпуск 42, раздел АРЕСТЫ, ОБЫСКИ, ДОПРОСЫ. Лозунги в Ленинграде:

6 апреля, в день несостоявшегося суда над Твердохлебовым (Хр.40), из трамвайного парка вышли три трамвая с надписями на стенках: “Свободу политзаключенным!”, “Свободу Андрею Твердохлебову!”

7 апреля аналогичные надписи появились на стенах консерватории и Института физкультуры им. Лесгафта, а также на стрелке Васильевского острова.

4 августа на стене Петропавловской крепости появилась огромная надпись размером 40м х 1м: “Вы душите свободу, но душа человека не знает оков”. Надпись замазали белилами и отпескоструили, оставив заметную белую полосу.

6 августа за одну ночь на здании Таврического дворца, в подземном переходе на углу Невского проспекта и Садовой, на Адмиралтействе и на нескольких автобусах появились лозунги: “СССР – тюрьма народов”, “КПСС – враг народа”, “Долой партийную буржуазию!”. На витрине радиотоваров Гостиного двора было написано “Слушайте Голос Америки!”.

В эти дни город был наводнен войсками МВД, милицией, патрулями КГБ, военизированной охраной. До сих пор в Ленинграде выборочно проверяют частные автомобили и прохожих с “подозрительными” свертками.

13 сентября в Ленинграде прошла серия обысков. В постановлениях на обыск говорилось либо “по делу об антисоветских надписях”, либо “по делу N62”. Обыски были проведены у художников Юлия Андреевича РЫБАКОВА и Олега Николаевича ВОЛКОВА, у поэтессы Юлии ОКУЛОВОЙ (литературный псевдоним – Юлия ВОЗНЕСЕНСКАЯ), у ее подруги Натальи ЛЕСНИЧЕНКО и еще у двух человек <…> Ни у кого из них ничего относящегося к лозунгам не было найдено.

После обысков РЫБАКОВ, ВОЛКОВ, ОКУЛОВА и ЛЕСНИЧЕНКО были арестованы.

К ОКУЛОВОЙ в камеру приходил человек, представившийся заместителем начальника ленинградского УКГБ. Он предложил ей взять вину за лозунги на себя и заявить, что писала их она. Он пообещал ей, что в этом случае будет устроен показательный процесс, вроде суда над МАРАМЗИНЫМ (Хр.35), после чего ее освободят и отпустят за границу. ОКУЛОВА отказалась. <…> Никаких показаний Юлия ОКУЛОВА не дала. Через три дня ее освободили из-под ареста, взяв подписку о невыезде. С нее была взята также подписка о неразглашении тайны следствия. <…>

На одном из допросов Наталье ЛЕСНИЧЕНКО показали записку РЫБАКОВА, в которой было написано, что надписи делал он. <…> Как и ОКУЛОВОЙ, через три дня после ареста задержание под стражей ей заменили на подписку о невыезде. С нее также была взята подписка о неразглашении.

РЫБАКОВУ и ВОЛКОВУ на допросах было заявлено, что если они признаются, то ОКУЛОВА и ЛЕСНИЧЕНКО будут отпущены на свободу.

РЫБАКОВ показал, что все надписи сделал он сам <…> Он рассказал, куда они бросили банки от краски.

ВОЛКОВ тоже взял все надписи на себя. <…>

Ю.РЫБАКОВ (1946г.р.) – участник многих выставок независимых художников, в частности выставки, которая примерно 10 лет назад состоялась у здания Костела: несколько художников расставили прямо на улице свои мольберты и стали рисовать. Милиция разогнала их. Отец Юлия, актер и поэт Андрей Николаевич РЫБАКОВ, в 40-х годах попал в лагерь – Юлий родился в лагере. <…>

Хроника текущих событий, выпуск 45, Суд над ВОЛКОВЫМ и РЫБАКОВЫМ

По делу о надписях допросили не менее 60 человек.
14 марта 1977г. в народном суде Василеостровского района г. Ленинграда началось слушание дела Ю.РЫБАКОВА и О.ВОЛКОВА. В суд были допущены все желающие, даже – иностранные корреспонденты. Судья просил не делать записей, но смотрел сквозь пальцы на то, что записи велись.
Каждый из подсудимых старался взять максимум вины на себя.
19 марта суд вынес приговор: РЫБАКОВУ – 6 лет усиленного режима, ВОЛКОВУ – 7 лет строгого режима.
20 марта “Ленинградская правда” напечатала статью “Пачкуны”.

Если уйти от стиля «Хроники», то тянет на боевик, триллер, сериал. История захватывающая: им удалось так поставить на уши питерских «силовиков», что современные «несогласные» позавидуют!

Про надпись на Петропавловской крепости все, наверное, знают, но акция с трамваями остается недооцененной. Представьте себе: выходит утром из депо с лозунгом на борту, разъезжает по городу… А когда водителю наконец сообщают, что он антисоветски агитирует, то не может же он развернуться и прямиков в депо – он же трамвай. Нервничает, трезвонит, конечно, – и тем самым ещё большее внимание привлекает к надписям. Это уже не инсталляция, а перформанс какой-то!

Что двигало нашими героями? Юлий Андреевич Рыбаков рассказывал, что, мол, началось с того, что питерские чекисты внимательно присматривали за питерскими художниками. Да так внимательно, что мастерская одного из них как-то очень подозрительно сгорела. Вместе с её обитателем. Это и вывело остальных «на тропу войны», с кистями и валиками.

Но и после обысков, после арестов чекисты не получили нужные им доказательства или показания. А нужно им было отчитаться открытым процессом, – как по упомянутому «делу Марамзина» (о котором – ниже), где получилось в суде хорошее шоу с признанием и покаянием. Но арестанты по «делу о надписях» подобных покаянных намерений не выказывали. Тогда Волкову и Рыбакову «сделали предложение, от которого невозможно отказаться»: они соглашаются дать признательные показания, выходят на суд, там повторяют свои признания, затем идут в лагерь, а в обмен на это согласие КГБ освобождает Окулову и Лесниченко.

Двое рыцарей говорят «да», всё «берут на себя», и идут «валить лес». А чекисты выполняют свои обещания… почти выполняет. Юлия Окулова-Вознесенская таки получила пять лет ссылки: у нее на обыске найдено много разнообразного Самиздата (Юлий Рыбаков со слов Вознесенской впоследствии узнал, что у нее в обыске также участвовал Владимир Путин). А потом Вознесенская бежит из ссылки, чтобы попасть на суд к Волкову и Рыбакову. И уже за это ее отправляют «на зону».

Это история задает чуть иной, непривычный масштаб времени «застоя». Времени, о котором публике лет двадцать настойчиво предлагают судить по симулякрам, вроде бесконечно повторяющейся «Иронии судьбы». Вдуматься: пьеса, написанная когда-то для «чёса» по провинциальным театрам (даже в клубе можно поставить – реквизита всего-то койка, накрытый стол да мебельная «стенка»!), для поколений стала реальнее, чем действительность!

А тут – не пинакотека плоских персонажей: есть в «деле о надписях» нечто античное. Слишком простое для любителей порассуждать о «неоднозначности». Черно-белое деление: благородство и подлость. И ленивое Зло, которое даже не пытается всех найти и посадить – ему важнее отчитаться перед своим адским начальством.

Участие 23-летнего Владимира Путина в «деле о надписях» вновь привлекло внимание к первому месту работы этого персонажа. Хотя, казалось бы, что тут нового, – КГБ и есть КГБ! Однако эта сторона его службы никогда не афишировалась: работал якобы «по линии контрразведки». Может быть, случайность?

Но свидетельство Юла Рыбакова – не единственное.

ПРОТИВ БОГА, КОРОНЫ И СПОКОЙСТВИЯ

Три года назад в Иерусалиме ушёл ещё один рыцарь – Михаил Рувимович Хейфец. Как и Рыбаков, человек совершенно легендарный, – и потому, наверное, так же незамеченный и неоцененный нашим временем. Хотя читатель, несомненно, его знает… то есть, знает литературного персонажа, с него списанного.

Хейфец тоже питерский, – сначала учитель-словесник, потом писатель. В «глухую пору листопада» книжная серия «Пламенные революционеры» была востребована не только алчущими знаний читателями, но и желающими что-то сказать авторами, – потому что про Сопротивление.

А потом, в начале 70-х, случилось подпольное собрание стихов Иосифа Бродского, недавно покинувшего Родину. История эта тоже фантастическая во многих смыслах.

И то, как в руках у Владимира Марамзина из собранных по квартирам отдельных листов, которые мэтр, прочитав вслух, щедро и рассеянно оставлял у друзей, собирались папки и тома…

И как постепенно становилось ясно то, о чем раньше подозревали, и чему не хотели верить: «рядом с нами жил гений!»

И безуспешная охота КГБ на это собрание, на тома, отпечатанные в пяти, кажется, экземплярах. За границу ушло, – и дошло. И началась жизнь творения помимо творца. А творцами занялась Контора.

Михаил Хейфец для этого Собрания всего-то что и написал по просьбе составителя предисловие. Но оно «не зашло» по интонации. Это, в частности, отметил в своей рецензии Ефим Эткинд, человек далеко не «местного» масштаба. Он-то и стал желанной целью КГБ: пойдет по делу «паровозом», «осознает» и публично «покается», для отчета годно! «Средством убеждения» должна была стать его дочь Маша, через которую Хейфец передал предисловие Ефиму Григорьевичу. Машу Эткинд можно было бы обвинить по статье 70-й в «распространении», и дальше шантажировать отца ее судьбой. Для этого были нужны показания Михаила Хейфеца. А он, поняв ситуацию, ушел в глухую «несознанку», и всё «брал на себя». В итоге получил четыре года лагеря и два года ссылки.

Тоже ведь «поэма с героями», – сюжет тянет на роман, на сериал! Впрочем, Евгений Захаров уже собрал и издал об этом книгу «История одного политического преступления» (а заодно издал «почти всего Хейфеца»).

В мордовских лагерях этот питерский еврей-интеллигент дружит с очень разными «интересными» людьми, – советская власть умела их туда отобрать и собрать. Перу Хейфеца принадлежат, среди прочего, «Украинские силуэты» – едва ли не лучшая книга об этих героях послевоенного Сопротивления.

Но вернемся в 1974 год, к уголовному делу.  Читатель, возможно, даже знаком со стенограммами некоторых допросов, поскольку мог листать повесть «Поиски предназначения, или Двадцать седьмая теорема этики», написанную (под псевдонимом «С.Витицкий») Борисом Стругацким. Друживший с Михаилом Ефимовичем Борис Натанович, как и его жена Аделаида, попали тогда в оборот следствия, – попали так попали… Видимым миру итогом этого общения Стругацких с Конторой стали книги. И упомянутые «Поиски…», где Хейфец выведен как Сеня Мирлин. И опубликованная в конце 1970-х повесть «За миллиард лет до конца света», которую Стругацкие написали в том же 1974-м, а опубликовать смогли два года спустя. «Гомеостатическое мироздание» – неплохая метафора, но за фантастикой скрывалась грубая реальность, а следователь из книги списан с того, что допрашивал БНС. И «Град обреченный», – вершина мастерства АБС, роман, который они писали с 1967 года, – в 1975-м окончательно ушел «в стол», без какой-либо надежды на публикацию. В «Граде…» Михаил Хейфец был прототипом едва ли не самого яркого персонажа, в первых вариантах рукописи нареченного без изысков – Сёмой Хейфицем. Нам же он теперь известен как Изя Кацман.

Так вот, несколько лет назад в разговорах Михаил Рувимович припоминал, что у него на допросах «где-то сбоку, как стажер» сидел совсем уж молоденький Путин. В разговоре с The Insider Хейфец вспоминал об этом подробнее:

«На один из допросов к моему следователю В. Карабанову вошел в кабинет молодой человек, молча дал ему какую-то бумажку, тот кивнул, и молодой человек сел в углу и просидел молча, только внимательно всё слушал. Вот и всё. Я бы в жизни его не запомнил, но встречал раньше: у меня жена — учительница музыки, у нее была любимая взрослая ученица, ее звали Наташа Зуева, и вот как-то несколько раз я видел, как, полуобнявшись, она ходила по нашей улице Космонавтов с каким-то молодым человеком. Девушка мне нравилась, и, конечно, было интересно, с кем это она ходит, кто избранник (у нас, учителей, есть особая слабость к любимым ученикам). А тут я именно его увидел в кабинете — и расстроился: “Наташенька гэбиста выбрала!” Прошло много лет, и вдруг на экране телика вижу нового премьера России. Смотрю, личико знакомое. Где я его видел? Стал вспоминать и вспомнил».

Полотно «Владимир Путин допрашивает Изю Кацмана», холст, масло…

Присутствовал ли юный дон Рэба «стажером» от Патриотической школы на допросах самого Бориса Стругацкого, вовремя спросить никто не догадался, а теперь уже не узнаешь. Но вполне мог, орёл наш. Где-то сбоку, незаметно. В порядке учебного процесса, подготовки к будущим «подвигам».

ЧЕЛОВЕКИ БЕЗ СВОЙСТВ

Начну с маленького добавления: в 2010 году в книге воспоминаний Юлия Рыбакова «Мой век» была опубликована эта фотография:12 марта 1989 года, митинг «Демократического Союза» возле Казанского собора в Ленинграде, задержание Валерия Терехова, тогда – одного из лидеров питерского «Демсоюза» (он-то потом и передал Рыбакову фотокарточку). На фото милиционерами руководит куратор: у опера неприметное, но знакомое лицо. «Володя-Штази», который, согласно официальной версии, всю-то жизнь работал в контрразведке, а в 1980-х находился в ГДР.

Фотографию в книге Юлия Андреевича увидел другой питерский диссидент – Андрей Резников, который тут же вспомнил это «неприметное лицо». У Андрея во второй половине 1970-х было много «приключений» из-за участия (вместе с Аркадием Цурковым и Александром Скобовым) в молодежной организации левого направления. Ребята устроили коммуну, делали Самиздат (журналы «Единство» и «Перспектива), пытались провести межгородскую конференцию единомышленников, организовывать манифестации.

Об одной такой попытке Андрей Резников рассказывал историку Андрею Рублеву («Альтернативы» 2/2012): «…демонстрация [перед Казанским собором] была в декабре, в день восстания декабристов, 14 декабря 1978 года. И перед этим всех предполагаемых участников «закрывали». И, кстати говоря, в этом «закрывании» под всякими предлогами (например, за «хулиганство»), меня задерживал, насколько я понимаю, нынешний премьер-министр России.

Рублев: Вы уверены, что это был он? Вас задержали на этой демонстрации?

Резников: Нет, людей превентивно вязали. В день накануне я вышел за хлебом в булочную. Неожиданно какая-то тетка начала визжать: «Он меня бьет!». На меня накинулись, стали бить, валить на землю. Я потом увидел фотографию, по которой его опознал – такой маленький был дядька. С некоторой вероятностью, но довольно высокой. И потом – он же сам признавался в различных интервью, как они пресекали эту демонстрацию по декабристам. Эту историю о демонстрации в декабре 1978 года лучше прочитать в воспоминаниях у Путина. Он писал, насколько я помню, примерно следующее: когда КГБ об этом узнало, в этот день было организовано торжественное возложение венков к памятнику послами иностранных государств. Площадь была оцеплена, послы возлагали цветы, за оцепление никого не пускали. Это ровно те методы, которыми препятствуют современным «маршам»…

Вот когда с Путиным – взяли довольно четко, чисто и гладко. А когда без Путина, это был второй раз – безобразие было полное. Напали на нас с женой, стали бить. Я тогда отбивался какими-то палками, люди стали выскакивать из домов, ведь поздно было, вечером. Люди хотели помочь, моя жена стала кричать «Помогите, бьют!». Они выскочили помогать. Тут она сказала, что это КГБ. И сразу все разошлись.»

Эта вторая провокация «без Путина» тоже была устроена не просто так, а со смыслом и намерением. Скобова тогда уже отправили в «психушку», а Цуркова намеревались посадить всерьез, по 70-й статье тогдашнего Уголовного кодекса («антисоветская агитация»). И аккурат накануне суда, проходившего с 3 по 6 апреля 1979 года, Андрею устроили очередную уличную провокацию и «закрыли» в спецприемнике. На суде над товарищем, которому дали  6 лет лагеря и 3 года ссылки, Резников присутствовать не смог:

Хроника текущих событий, выпуск 53, Суд над Цурковым и Скобовым

В ночь с 30 на 31 марта [1979 года], когда Андрей РЕЗНИКОВ и его беременная жена Ирина ФЕДОРОВА шли по улице, на них напали 8 человек. Андрея избили. Его жену повалили на землю.

31 марта судья Куйбышевского районного народного суда г. Ленинграда КОТОВИЧ дала РЕЗНИКОВУ 10 суток ареста.

Работа у них, у оперативников, была такая, незаметная.

Резникова тогда не посадили, но отнюдь не из гуманизма: друзья смогли надежно спрятать его в отдаленной геологической партии. 

*****

Всё это интересно, захватывающе и удивительно. Но не о главном. Владимир Путин был причастен к политическим репрессиям. «Да!» – ответят мне, – «но это была его работа». «Их бин Зольдат», как говорится.

Вопрос ведь в другом: как он, с таким «багажом», попал из «века минувшего» в «век нынешний»? И не только он, но также многие его коллеги.

С Путиным, на первый взгляд, понятно: про него в общем, никто не знал. «Человек без свойств» нигде не «засветился». Он мог оказаться в мэрии Санкт-Петербурга не то что бы случайно, но беспрепятственно.

Но вот другой, стоящий с ним рядом в строке протокола обыска «Кошелев». Это совсем другая история! Окончивший в 1974-м тот же Юрфак ЛГУ, что и Путин, Павел Константинович Кошелев был более известен не под своим именем и не своим участием в «диссидентских» делах (хотя и этого хватало). Его хорошо знали как «Павла Николаевича Коршунова», – под этим «псевдонимом» он курировал от «Конторы» «Клуб-81», Ленинградскую рок-лабораторию. Дослужился в Управлении до руководителя «пятой службы» и, согласно принятой версии, вышел в отставку в звании то ли полковника, то ли подполковника. А дальше – активная политическая жизнь: в 1990 году избран депутатом Петроградского районного совета, и стал его председателем. В 1991-м назначен главой администрации района. В 1996-м сначала его снял мэр Собчак, а сменщик последнего Яковлев – назначил обратно. С 1999-го – первый зампред комитета по культуре в городской администрации. И всё это сопровождалось более-менее активным обсуждением «политического лица» Кошелева-Коршунова, – впрочем, без видимых для того последствий.

Эти двое оперов попали в поле нашего зрения случайно, – как правило, в сообщениях о следственных действиях их братия не слишком «светилась».

То ли дело следователи! Скажем, умерший совсем недавно Виктор Васильевич Черкесов. Тут и дела христианских движений, женских объединений, «профилактика» (читай: прессинг), дела «просто диссидентов» Долинина, Евдокимова, Мейлаха… Последнее из известных дел (№64 по 64-й статье Уголовного кодекса РСФСР – «измена родине») против питерского Демсоюза Виктор Черкесов, как замначальника следственного отдела леноблуправления КГБ, вел с декабря 1988 года. Примерно в то же время, в марте 1989-го, опер со знакомым, но незапоминающимся лицом курировал «винтаж» Валерия Терехова. Так что не исключено, что наши «герои» соприкасались «по работе».  

МЕНЬШЕЕ ИЗ ЗОЛ

В начале 1992 года, когда начальника управления Министерства безопасности по Санкт-Петербургу и Ленинградской области Сергея Вадимовича Степашина взяли в Москву на повышение, вместо него назначили Черкесова. Тогда-то ваш покорный слуга и составил на него справку [линк на приложение], – выборку «Хроники» и прочих диссидентских источников, в которых Черкесов имел неосторожность «отметиться», – и отправил ее в Комитет по правам человека Верховного Совета России, председателем которого был Сергей Адамович Ковалев. Мол, что происходит?.. А в конце 1992 года руководящие кадры Министерства безопасности подлежали переаттестации, в которой должен был участвовать и упомянутый Комитет Верховного Совета. Я справочку немного дополнил и снова послал в Комитет по правам человека.

Позволю себе тут процитировать сопроводительную записку к справке:

«В-ПЕРВЫХ … предшественником ЧЕРКЕСОВА на посту начальника управления был Степашин, в прошлом – начальник школы милиции, заведомо непричастный к политическим делам; тут настораживает не назначение, а именно замена.

ВО-ВТОРЫХ … Кроме следователей, в преследованиях диссидентов со стороны КГБ участвовали т. н. “оперативные работники”, причем последние преобладали численно (соотношение порядка 1:10) и проводили наиболее “грязные” акции, не фиксируемые, однако, в документах – ни в официальных (протоколы и пр.), ни в правозащитных, которые и служили источником при составлении настоящей справки. (Один оперативный работник, ошибочно названый следователем, попал в один из цитированных документов случайно; между тем имеются данные о его действиях, “списанных” с Рольфа из телесериала “Семнадцать мгновений весны”: “Да, у меня тоже была мать, но именем всех матерей рейха я сделаю это…” – правда, без подобного пафоса.)

Если на место ЧЕРКЕСОВА будет назначен один из них, то никакие эксперты не смогут оспорить это назначение, не имея доступа к архивам КГБ. Таким образом, без решения проблемы ДОСТУПА К АРХИВАМ И ЛЮСТРАЦИИ в руководстве органов безопасности и на иных ключевых постах останутся и будут появляться новые люди, причастные к политическим репрессиям. …

ЧЕРКЕСОВ в этом ряду видится фигурой, с одной стороны, не случайной – мы имеем дело с процессом, а не с отдельным случаем, а с другой, в рамках процесса – фигурой не ключевой и не самой страшной.

… МБ России – одна из опор нынешней власти. Не проведены ни “чистка” кадров, ни передача архивов; САМО СОБОЙ ни то, ни другое не произойдет. Подобные призывы в свое время “замещали” открытую критику режима в целом и угасли после того, как подобная критика стала возможна. Естественно, в итоге режим и поменялся “в целом”, с сохранением в неприкосновенности карательных органов как основы. (Ранее то же самое произошло при ДВУХ сменах власти в Грузии – при воцарении и свержении Звиада Гамсахурдиа; по-видимому, вплоть до наступления хаоса этот процесс – органы, как “кольцо всевластья”, меняют хозяина, а тот поддается соблазну использовать их в своих целях, на деле становясь их рабом – закономерен; до Чехословакии [где госбезопасность была ликвидирована и строилась «с нуля»] мы не доросли.) Подобное положение было закреплено принятием Закона об оперативно-розыскной деятельности, и совсем недавно – Закона о безопасности … в связи с делом ЧЕРКЕСОВА, стоит четко уяснить себе, что мы вновь находимся В НАЧАЛЕ ПУТИ.

Вторая проблема, встающая перед нами – проблема КОМПЕТЕНТНОСТИ. Следователи КГБ, как правило, имели высшее юридическое образование и были хотя бы формально поднадзорны прокурору, и они, в отличие от “оперативных работников”, образование которых обычно исчерпывалось школой КГБ, едва ли не единственные люди в нынешнем МБ, знакомые с законом и имевшие практику действий в рамках закона. Далеко не очевидно, что замена ЧЕРКЕСОВА на иного работника МБ приведет на этот пост более работника компетентного и законопослушного. В случае же назначение “демократа” – непрофессионала вполне вероятна потеря контроля за аппаратом (случаи Мурашова и Савостьянова).

Обозначая вопросы, возникшие в связи с назначением ЧЕРКЕСОВА, я хотел бы обозначить его контекст:

– на ключевые должности в аппарате МБ должны назначаться люди не из системы – то есть непричастные к преступлениям тоталитарного режима профессионалы (если понимать под профессионалами юристов, а не чекистов);

– работники органов, причастные к политическим репрессиям, не должны занимать посты на государственной службе также и вне системы МБ;

– в частности для того, чтобы этот процесс шел в рамках закона, необходимо принятие соответствующих законов и решение проблемы архивов КГБ;

– дело это – сугубо безнадежное.»

Читатель может оценить наивность автора… Разумеется, ни эта и другие справки, ни разговоры не возымели никакого действия: мы не смогли убедить своих же друзей и коллег.

*****

Логика наших товарищей, наших оппонентов – тех, кто принимал решение об отказе от «чистки» аппарата безопасности, – примерно понятна.

Есть бывшие «органы», которые теперь – опора новой демократической власти, а есть отнюдь не бывшие коммунисты, которые со товарищи удумали эту новую демократическую власть сокрушить. И надо выбирать одно из двух. С кем воюем? С бывшими КГБшниками? Или с «красно-коричневыми убийцами»?

Либо сейчас ввяжемся в люстрацию, в долгие бессмысленные безрезультатные тяжбы: совсем недавний опыт рассмотрения «Дела КПСС» в Конституционном Суде, – решение было вынесено 30 ноября 1992 года, – на это недвусмысленно указывал…

Тяжбы, в которых не будет возможности опереться на самый важный источник – на архивы КГБ: тут между январем и декабрем 1992 года многое поменялось. Доступ стали ограничивать из-за поспешной публикации в марте свеженайденных материалов об агентуре КГБ среди иерархов Русской православной церкви Глебом Якуниным и Львом Пономаревым, людьми хорошими, но начисто лишенными стратегического мышления, – а в такого рода делах «удаются только хорошо подготовленные экспромты»…    

Либо… Короче: «У нас нет ни большинства, ни единого фронта, махновщина какая-то, в итоге нас снесут. Так что лучше отложим это на потом…» Примерно так.

В итоге в декабре 1992 года переаттестовали и переутвердили всех «бывших», претендовавших на то, чтобы стать «будущими», – без изъятий. Выбрали из двух зол, – и это можно было бы назвать «политическим решением», а можно и «принципиальной позицией». Были, разумеется, и многие другие доводы, но этот был главным, даже если о нем молчали: призрак коммунистического реванша и гражданской войны.  Именно так, со слов Екатерины Молоствовой, ее отец обсуждал эту дилемму в Комитете по правам человека с такими же вчерашними политзеками и диссидентами, «мемориальцами». Потом он, разумеется, многожды возвращался к этому времени, переоценивая эти решения…

НАЧАЛО ОДНОЙ ПРЕКРАСНОЙ ДРУЖБЫ

В «сопроводительной записке», которую я позволил себе процитировать столь пространно, вовсе не затронута одна, но важная деталь: агентура. Одна из наиболее охраняемых тайн при старом и новом режимах, их «святая святых». Наверное, поэтому рождаются и бытуют многочисленные мифы. Например, о том, что их было «море», что агентом был чуть ли не каждый первый, – чтобы следить за каждым вторым. На самом деле, «органы» вовсе не стремились раздувать агентурно-осведомительный аппарат, справедливо опасаясь потери его управляемости. Эту отдельную неисчерпаемую тему я оставлю специалистам, позволив себе пару замечаний.

Кадровые чекисты, хоть и очень заботились (скажем точнее: должны были заботиться) об агентуре, о сохранении конспирации, о моральном состоянии и т п. (не может хорошо работать агент «на нервах», провалится сам и провалит операцию), но не слишком-то уважали перешедших «в кадры» «из агентуры». Другая «масть». Предателей вообще не любят… ну, или настороженно к ним относятся – даже в этих кругах. Поэтому, кстати, отношение «старой гвардии» ФСБ к директору Службы Путину было… немного неоднозначным.

Отказ в России от люстрации в каком-либо виде означал, среди прочего, отказ от раскрытия агентуры – разумеется, под благовидными предлогами, включая «защиту прав» и отказ от «охоты на ведьм».

И это, на самом деле, тоже правда.

Во-первых, люди много и со смыслом, работавшие в соответствующих архивах, говорили, что чекистская отчетность по агентуре была столь же джива, как и любая советская отчетность. Как их уголовные дела, где есть только то, что им нужно, только протоколы допросов – и нет ничего про недели ночных допросов, «конвейера» и пыток (это остаётся в другом деле – «личном деле заключенного»!). Что «оперативные дела» – самая закрытая часть чекистского делопроизводства, но от этого она не наполняется смыслом и истиной. Что в отчетности по агентуре, разумеется, были приписки, «туфта»: нормы и для «кураторов» никто не отменял, – равно как и лень человеческую.

Во-вторых, бывают очевидные сюжеты, но вообще-то «всё сложно». Вот, некто оступился, подписал бумажку, но никого не сдал, или потом от сотрудничества отказался, и вообще вёл себя как герой – но теперь, после публикации картотеки, его жизнь будет определять эта бумажка и «общественное мненье», которое немногим изменилось со времен бала у Фамусова. Тут на ум приходят не один и не два человека, раз поддавшихся слабости, а потом всей жизнью доказавших свою верность друзьям и общему делу. Что же – теперь трижды отрекшегося Петра, разбежавшихся учеников, усомнившегося Фому будет строго и яростно судить та же толпа, что ещё недавно кричала «Распни!» – или те, кто всю жизнь помалкивал? Судить, не прочитав их истории до конца, судить тем более строго, чем сильнее желание забыть свои крики и своё молчание. Люди, прошедшие каждый свой ад, на моей памяти, как правило, были куда более сдержаны в суждениях о чужих поступках отступлениях и преткновениях. 

В-третьих, умение читать архивные и вообще любые документы – ремесло не менее сложное, чем чтение рентгеновских снимков. А поэтому формальное, без изучения каждого отдельного случая следование чекистской картотеке – это, на самом деле, почти что вовлечение в их бред, в их план и миропонимание. Что есть шанс получить апокрифическое Евангелие не от Иуды даже, а от Афрания.

Я мог бы «в-четвертых» и «в-пятых» продолжить и развить сие рассуждение, – «Трактат о доносе» или «Трактат о белых пальто», – но есть и другая сторона дела.

Не оспаривая эти доводы, отмечу одно неизбежное и очень любопытное последствие: бывшая агентура оказалась зависима. Агент теперь навсегда оставался «на крючке» у своего «куратора», – особенно если в новой жизни он был видным политиком, «демократом» и т. п.

Это на «тефлоновом» Жириновском ничего не висло и не липло – проиграл суд, где оспаривал обвинения в принадлежности к агентуре КГБ, и молодцом! А представим, что вчерашний агент – не карикатурный «либерал-демократ», а всеми уважаемый почтенный демократ и либерал. Для такого человека разоблачение – конец карьеры.

Советский кинематограф дает немало примеров таких взаимоотношений – от макабрического «Вечного зова» (где нетвердого Полипа Полиповича «курирует» Басилашвили-Лахновский, меняя должности от царской Охранки до нацистского Абвера) через безразмерный сиквел о «Резиденте» (где бывший пособник нацистов, теперь работающий на америкосов Пиндостана САСШ-США, обреченно отвечает герою Жженова: «Окей, сказал Макей…»), и до «Двенадцати стульев» (где Остап шантажирует Ипполита Матвеевича Воробьянинова его прошлым, требуя от него «массу мелких услуг»). И вот это кино, в отличие от «Иронии судьбы», вполне жизненно!

А, с другой стороны, вчерашние «кураторы» – они ж теперь никто (как Тихий из булгаковского «Бега» в экранизации Алова и Наумова), они теперь – полезная обслуга…

Можно назвать такого рода отношения «токсичными». А можно, наконец, процитировать не наше кино, фильм «Касабланка»: «мне кажется, что это начало прекрасной дружбы!»

*****

В 1992 году вряд ли можно было представить, где окажется Россия через тридцать лет. То есть, представить – можно, поверить – нет. Какая-то у нас теперь альтернативная реальность.

Тридцатью годами ранее, в 1962-м, вышел роман Филиппа Дика «Человек в высоком замке» – один из первых (как обычно у Дика!) и популярнейших в жанре «альтернативной истории». Там описан мир, где во Второй мировой войне победили страны «Оси». Разумеется, не просто так: к этому привела цепочка событий, когда случайность или чей-то выбор делал возможной эту иную, невообразимую реальность реальность.

Возвращаясь к вопросу, заданному Екатериной Молоствовой, можно ответить: нет, не «просмотрели». «Знали?..» – да, каждый что-то своё. Но одни, – мои товарищи! – выбрали «меньшее из зол». А другие – «прекрасную дружбу». Я же ограничился спорами и писанием справок и разговорами. Возможно, это была одна из «точек бифуркации», выбора, невозврата, определивших дальнейшую историю моей страны.

До большой войны оставалось тридцать лет…

30 ноября 2022 г.


Боитесь пропустить интересное? Подпишитесь на рассылку «Эха»

Это еженедельный дайджест ключевых материалов сайта


Напишите нам
echo@echofm.online
Купить мерч «Эха»:

Боитесь пропустить интересное? Подпишитесь на рассылку «Эха»

Это еженедельный дайджест ключевых материалов сайта

© Radio Echo GmbH, 2024