«Коллективный запад»: Как СССР и США чуть не начали ядерную войну?
В 62-м году американцы рассчитывали, что количество российских ракет, которые могут поразить США, уничтожат практически всю территорию США, если ракеты будут размещены на Кубе. И не нужно уже картинок, которые публиковали российские СМИ – какое подлетное время у новейших разработок. Тогда этих картинок не было, но было очевидно, что в случае размещения советских ракет на Кубе ситуация становится критической…
Подписаться на канал «На двух стульях»
И.БАБЛОЯН: Всем привет, это третий эпизод подкаста «Коллективный Запад». В первый двух мы пытались, как могли объяснить, почему и когда поссорились Советский Союз и США. Будем надеяться, что сегодня заключительный эпизод этой темы. Но мы не обещаем, правда, Саша?
С.ФИЛИППЕНКО: Мы не обещаем, но будем очень стараться, с одной стороны, торопиться, но так, чтобы может быть захватить основные темы, а про какие-то мы сможем еще более подробно поговорить в будущем.
Но в любом случае общее представление о том, что происходило с 50-х годов, то есть на протяжении холодной войны, может быть, исключая Горбачева и горбачевскую перестройку, но, по крайней мере, про самые пиковые момент холодной войны мы сегодня и поговорим.
И.БАБЛОЯН: Про Горбачева, мне кажется, мы можем отдельный, наверное, выпуск записать, потому что это вот такого размера тема и отношение к нему это тоже просто…
Да, мы поговорили про шпионские игры, про то, как создавалось ЦРУ. Я думаю, что мы на мгновенье вернемся в сегодняшнем выпуске в 40-е, потому что Саше очень хочется один фрагмент показать.
В основном в этом выпуске мы — про Карибский кризис.
С.ФИЛИППЕНКО: В основном Карибский кризис, но, прежде, чем переходить к драме, хочется про культуру немного сказать и про образ России и образ США в кино, в том числе. Потому что уже довольно известный фильм, когда Фрэнк Синатра был звездой, он участвовал в одном из фильмов голливудских, где он поет «Очи черные».
И.БАБЛОЯН: То есть ты решила сразу зайти с козырей. Правильно, хорошо. Давай.
С.ФИЛИППЕНКО: Это совершенно замечательно, очень здорово…
И.БАБЛОЯН: Со своеобразным произношением.
С.ФИЛИППЕНКО: Со своеобразным произношением несколько, но мы говорим про 47-й год. Уже произнесена Фултонская речь, уже телеграмме Кеннана ушла в Госдеп. И, соответственно, в США уже дело постепенно будет переходить к маккартизму. Ровно в тот момент, когда снимался фильм с Синатрой в главной роли, в этот же момент, в 46-м, 47-м году в советской пропаганде возникает новое определение США. Начинают разговоры вестись о реакционных кругах в США. И, собственно, США обвинялись в антисоветской политике. В 47-м-48-м в журнале «Крокодил»…
И.БАБЛОЯН: Разумеется, а где еще? Конечно.
С.ФИЛИППЕНКО: Начинают выходить карикатуры, статьи, фельетоны про США, и начинает рисоваться этот образ врага в прямом смысле слова. Возникают эти картинки, стихотворения, в том числа. А потом в «Литературной газете», известной и сейчас своей определенной позицией, 20 сентября 47-го года выходит открытое письмо советских писателей, где уже произносятся резкие очень слова, «а именно разве не родственны фашизму призывы к новой войне, доносящиеся к нам из вашей страны». Это открытое письмо советских писателей, которое имело довольно серьезный ход в США. Но нужно сказать, что литераторы американские тоже не остались в долгу. В США с некоторым запозданием в сравнении с Советским Союзом, но, тем не менее, в популярном американском журнале выходит спецвыпуск, который называется: «Разгром и оккупация Россия». 1952-1960-й.
И.БАБЛОЯН: Кто же ее оккупирует, прости?
С.ФИЛИППЕНКО: Вот на обложке как раз изображен американец на фоне карты оккупированного Советского Союза и подпись: «Анонс войны, которой мы не хотим».
И.БАБЛОЯН: А это из ниоткуда такое взялось?
С.ФИЛИППЕНКО: Не из ниоткуда. Это все взялось всё из того, что мы обсуждали в прошлом выпуске как раз. В предыдущих двух в действительности. Но в основном это переход к маккартизму, это опасение того, что Советский Союз все равно заинтересован в той самой мировой революции. Это опасение относительно того, что все эти шпионские скандалы, которые происходили, что, действительно, могут действовать шпионы на территории США.
И.БАБЛОЯН: Это слишком отдаленно можно назвать оккупацией. Такое нагнетание прямо совсем.
С.ФИЛИППЕНКО: Нагнетание. Более того, Кеннан, которого мы упоминаем уже, мне кажется, каждый день…
И.БАБЛОЯН: Графическую вставку повесим, да.
С.ФИЛИППЕНКО: Он был озадачен, мягко скажем, даже сказала бы, был разозлен этой публикацией. Он считал, что эта публикация про оккупацию Советского Союза опасна для отношения Советского Союза и США. Он считал, что это как раз его ответ на его статью в Foreign Affairs, помнишь — «Мистер Х»?
И.БАБЛОЯН: Да, подписанное «Мистер Х».
С.ФИЛИППЕНКО: И ему казалось, что нельзя допускать такие публикации. Собственно, начинается этот журнал с таких слов: «Третья мировая война начнется, когда Сталин ошибется в расчете рисков, предполагая, что США не станут поддерживать Тито после начала агрессии советского блока в Югославии. США объявляют войну. К ним присоединяются основные члены ООН. Начинается массированная атомная бомбардировка СССР». Вот такое что-то не очень благостное совсем.
И.БАБЛОЯН: Страшное, конечно.
С.ФИЛИППЕНКО: И заканчивается это тем, что «боевые действия заканчиваются, когда СССР превращаются в страну, охваченную хаосом и внутренними восстаниями. Войска ООН начинают оккупационное управление в странах сателлитах и Украине. В Москве создается «Временное оккупационное командование ООН».
Текст при этом был проиллюстрирован рисунками американских художников. И это был очень популярный журнал. Конечно, после такого откровенного выпада, скажем так, Советский Союз не остаться в стороне, не мог этого не заметить.
Но тут есть тема, которая актуальна во все времена: свобода слова. Когда заканчивается свобода слова американская? Когда это превращается уже в политическую какую-то деятельность. Поэтому, конечно, Советский Союз, который контролировал всё, что происходит на своей территории, ни один журнал не мог выйти без цензуры, — конечно, вот здесь происходит раскол в понимании того, что при всем недовольстве такого высокопоставленного чиновника, как Кеннон и других чиновников Госдепартамента журнал мог выйти. Никто не мог остановить выход журнала. Потому что свобода слова.
И.БАБЛОЯН: Конечно. Попробуйте только — на вилы поднимут!
С.ФИЛИППЕНКО: Абсолютно. Это совершенно невозможно. В целом в Голливуде и в культуре были очень острые иногда углы в отношении Советского Союза, в отношении восприятия Советского Союза даже в тот момент когда, казалось бы, политика достаточно миролюбивая. Но нужно сказать, что это возмущение перешло, действительно и в голливудские сценарии, которые описывали будущее просто, вот это бесконечное столкновение. И, конечно, нужно иметь в виду просто, что идет война в Корее. Мы говорим про 52-53-й год. И, конечно, внешняя политика она очень сильно влияла на то, что происходило.
Но следующим, очень ярким этапом, конечно, был Карибский кризис. Принято так говорить, что Карибский кризис — это момент самого острого противостояния между СССР и США. Когда, действительно, подошли к грани холодной войной — перерастание в горячую войну. И это, действительно, так.
Действительно, после революции на Кубе Советский Союз понял, что та самая мировая революция — Маркс, видишь, все-таки у нас бродит у нас где-то, он забродил опять, — Куба может стать плацдармом этого нового этапа для осуществления мировой революции.
И.БАБЛОЯН: Даже сейчас сравнивали после начала войны в Украине, и куча статей была про то, что общего между решением Владимира Путина, собственно, начать войну с Украиной и решением Хрущева разместить советские ракеты на Кубе.
С.ФИЛИППЕНКО: Именно. Так оно и есть. Разговоры про подлетное время, про то, что опасаются все размещения ракет в странах Балтии, поэтому хотят какую-то буферную зону создать. Подлетное время, которое исчисляется минутами, одной минутой или меньше. Вот это было якобы основной причиной начала, я могу сказать, как Карибского кризиса, но и, в принципе, буферная зона вокруг Советского Союза создавалась. Эти страны сателлиты, страны Варшавского договора. Кстати, план Маршалла на них не распространялся. Нужно сказать, что план Маршалла послевоенного восстановление Европы, когда США выделяли огромные деньги на восстановление, Сталин запретил странам, входящим в сферу влияния — было понятно, что они не могут воспользоваться планом Маршалла. Потому что Сталин опять же боялся, что это будет продвижением, рекламой капиталистического строя. А возвращаясь к Марксу, — он опять бродит у нас где-то всё время.
Но вообще Карибский кризис — это серьезнейший момент, самый острый момент, действительно, когда один человек предотвратил на самом деле ядерную войну. Mutual Assumed Destruction. А MAD — это еще и «сумасшедший». «Гарантированное взаимное уничтожение». Понятно, что когда ракеты летят — всё, это гарантированное взаимное уничтожение. В 62-м году американцы рассчитывали, что количество российских ракет, которые могут поразить США, уничтожат практически всю территорию США, в случае если ракеты будут размещены на Кубе. И не нужно уже здесь тех картинок, которые публиковали российские уже СМИ, российские службы, когда показывали, какое подлетное время у каких новейших российских разработок. Тогда этих картинок не было, но было очевидно, что в случае размещения советских ракет на Кубе там ситуация становится критической.
Нужно, сказать, кстати говоря, что когда отправляли советские войска на Кубу, когда 42 тысячи человек и ракеты малой дальности должны быть размещены на Кубе, солдатам срочникам, которые туда отправлялись, выдали зимнюю форму. Казалось, вроде нет WhatsApp, нет сообщений. Им выдали зимнюю форму. Операция называлась «Анадырь». Они должны были как будто отправляться в Анадырь. И эти солдаты в охапку с валенками направились на Кубу.
И.БАБЛОЯН: Удивительно, конечно. Хотя я читала много научных статей, как-то даже беседовала с прекрасным историком Владиславом Зубаком, который рассказывал подробно про Карибский кризис. Будто бы Хрущев даже не просчитывал шаги, что может случиться, если они это сделают. Как будто об этом он даже не подумал ни на секунду, какой может быть ответ США, если они все-таки доберутся до Кубы и разместят там свои ракеты.
С.ФИЛИППЕНКО: Если валенки дойдут до Кубы. Действительно, не верили, что это возможно, что это каким-то образом получится сделать, потому что вообще американская система тревоги уже находилась на высоком уровне. А в тот момент, когда советские войска достигли уже территории Кубы — это быстро выяснилось благодаря аэрофотосъемке, — уже были переведены в высший уровень DEFCON — это уже максимальный уровень опасности подготовки к ядерной войне. Конечно, невозможно было себе представить, что удастся это сделать. Советские войска ожидали каких-то перекрытий, какого-то ограничения своего передвижения. Но нет, оказалось…
И.БАБЛОЯН: Невольно, конечно, я понимаю, что очень примитивная логика, но невольно проводишь параллели. Хрущев собирает свой Президиум и говорит просто приказом: «Мы делаем вот так». И там один только человек, если я не ошибаюсь, пытается как-то заикнуться о том, что американцы… как американцы. А по факту все подписывают бумажку и…
С.ФИЛИППЕНКО: Вот именно. Все подписывают бумажку…
И.БАБЛОЯН: Что-то напоминает.
С.ФИЛИППЕНКО: Это что-то напоминает. Не знаю, есть ли сейчас такие люди, как Василий Архипов, который, буквально, своим одним решением предотвратил ядерную войну в прямом смысле слова. Один конкретный человек есть, который это сделал. Потому что американские корабли использовали сигнальные глубинные бомбы для того, чтобы предупреждать подводные лодки, которые слишком близко подходя к той части Кубы, которая находилась в блокаде. Потому что американские военные установили блокаду в тот момент. И капитал подлодки советской отдал приказ запустить ядерную торпеду. Но для принятия этого решения нужно одобрение всех трех бортовых офицеров. И вот один из бортовых офицеров не дал своего разрешения на запуск этой торпеды. И благодаря этому не случилось ядерной войны. Иначе это был бы конец.
И буквально на следующий день уже Хрущев принимает предложение Кеннеди, которые были озвучены, и это заканчивает Карибский кризис. Но, в действительности это не шутка, что мир был на грани. Конечно, это все было в полной секретности. Никто ничего не знает.
Также, наверное, и мы многого не знаем из того, что сейчас происходит. И понятно дело, что политика требовала уже какого-то дружественного шага и ослабления некого. Если мы говорим про 70-е годы, это договоры по ПРО. Но, возвращаясь к образам, конечно, образ врага, он чуть-чуть начал смягчаться…
И.БАБЛОЯН: С чего вдруг, Саша?
С.ФИЛИППЕНКО: Ну, потому что поняли, что всё, может быть, действительно, ядерная война — надо чуть-чуть успокоиться, немножко прийти в себя. Благодаря культуре, благодаря гастролям различным, благодаря фестивалям молодежи и студентов, который прошел в Москве, который показал, что не все американцы и не весь коллективный Запад — шпионы и спекулянты, не все.
И.БАБЛОЯН: Не все. Есть, конечно, но да.
С.ФИЛИППЕНКО: Не все хотят уничтожить Советский Союз. Есть дружественные интересующиеся люди, которые хотят изучать страну…
И.БАБЛОЯН: Но это была видимость такая? То есть это была оболочка такая создаваемая или нет, или на полном серьезе они решили это смягчить?
С.ФИЛИППЕНКО: При всей своей эксцентричности, я думаю, что Хрущев отдавал себе отчет в том, что гарантированное взаимное уничтожение — это не совсем то, к чему стремится «партия Ленина, сила народная». И хоть борьба бесконечная борьба должна происходить с этими проклятыми капиталистами, но, тем не менее, все равно оттепель какая-то должна произойти. И оттепель происходила как внутри, так и вовне.
То же самое — в США. Другой взгляд на Советский Союз, понимание, что не может быть постоянное давление, невозможно отделиться полностью и ждать, что оно все развалится, потому что оно все двигается в разных направлениях в мире, соответственно, нужно это чтобы как-то дружески двигалось или, по крайней мере, налаживать какие-то связи.
Мне кажется, что здесь связь, в первую очередь со страхом после Карибского кризиса. По крайней мере, так принято считать, что они, действительно, отдавали себе отчет в том, что происходит.
И то, что просело как раз в 50-е года, начало восстанавливаться и, конечно, «Обгоним и перегоним Америку!» Есть еще знаменитая фраза Хрущева, которую он произносил в пылу свои выступлений и которую Стинг также исполнял Khrushchev said «We will bury you» (Мы вас похороним). Не в смысле мы вас уничтожим — в смысле мы вас переживем. Советский строй переживет капиталистический строй. Может быть, это, действительно, не связано исключительно с гарантированным взаимным уничтожением, потому что оно гарантированное взаимное. Но мы вас переживем, потому что советский строй сильнее, лучше. И эта гонка «Догоним и перегоним Америку!», когда все достижения народного хозяйства советского должны быть лучше, чем американские. Вот этот момент, когда визит Хрущева в США например, знаменитый, когда очень ему было необходимо показать, что советские товары лучше.
Тут стоит вспомнить, конечно, какое количество заводов построили США в Советском Союзе. Тут стоит вспомнить вообще, что США делали. Но было очень важно показать, что мы лучше.
И.БАБЛОЯН: Какое-то это «Мы лучше!» тянется по сей день, честно говоря. Почему-то хочется быть лучше, идет какое-то бесконечное соревнование. Хочется быть лучше во всем и исключительно с США. Остальных вообще не берем расчет?
С.ФИЛИППЕНКО: Это нужно с психологами, наверное, разговаривать. Но это же гораздо проще сравнивать себя с США, если так по честному. То есть внешне большая страна, типа федеративная, многонациональная. Все то же самое. Сферы влияния огромные, амбиции огромные, большая культура. Взаимное влияние этих культур бесконечно. Потому что количество эмигрантов, которые приезжали из Советского Союза, они, конечно, строили определенный тот самый образ врага, возьмем там Нуриев… Ну хорошо, не США — на Западе он остался. Потом Барышников — это уже мы про 70-е годы говорим.
И.БАБЛОЯН: Это ты все про культуру, да про культуру.
С.ФИЛИППЕНКО: Тут я сбиваюсь все время, меня культура куда-то тянет. Но себя сравнивать проще. И это глубокие связи, которые существуют на глубинном историческом уровне. Казалось бы, можно было быть друзьями очень хорошими.
И.БАБЛОЯН: Это уже больше на какие-то родственные связи похоже, я тебе могу сказать.
С.ФИЛИППЕНКО: Это Dysfunctional family, что-то в этом духе, это как в том меме: «Смотря какой fabrics, смотря какие details». «Дисфункциональная семья, назовем это так. Вот из-за огромного, глубого, взаимного влияния, мне кажется, это и происходит. Потому что, действительно, исключительно по размеру, исключительно по количеству населения, по географическому положению, по тому что много часовых поясов, много видов природы, очень много всего сконцентрировано. Полезные ископаемые те же и все прочее.
Все это заставляется на разных уровнях себя сравнивать именно с США. То есть Советский Союз — с США. Россию — США. Ну, например, нам с тобой проще друг друга сравнивать: цвет волос, возраст примерно одинаковый, понимание мира примерно одинаковое, друзей много общих.
Гораздо сложнее себя сравнивать с кем-то, с кем мало общего, мне кажется.
И.БАБЛОЯН: Часто сравнивают эти отношения с отношениями младшего брата и старшего брата. Младшей сестры и старшего брата. Я предполагаю, что Советскому Союзу и России в данный момент это все не нравится, разумеется…
С.ФИЛИППЕНКО: Конечно. Хочется быть…
И.БАБЛОЯН: «Догоним и перегоним!» Но такое отношение даже в самих США присутствует отчасти. Как-то снисходительно, мне кажется, смотрят на выходки…
С.ФИЛИППЕНКО: Это, действительно, как-то очень далеко. Россия — это где-то далеко находится, но страх перед ядерным оружием… Наличие ядерного оружия — это же тоже объединяет. Такое объединение, созависимость очень больная. Но это же тоже своего рода объединение, это же тоже можно сравнивать. И поэтому гонка вооружений, она недаром гонка вооружений. У нас столько ракет…
И.БАБЛОЯН: У нас такой дальности, такой… И это бесконечное соревнование абсолютно. Скажи, пожалуйста. Кажется, что это Россия, Советский Союз вот так лезет соревноваться. А неужели США этого не делают, или они… сейчас понятно, они на Китай нацелены, у них идет больше соревновательная гонка с Китаем. Так всегда было?
С.ФИЛИППЕНКО: Всегда было соревнование. И соревнование с Советским Союзом — это не шутка.
И.БАБЛОЯН: С той стороны оно было? Со стороны США.
С.ФИЛИППЕНКО: С той стороны оно тоже было. Другое дело, что США чувствовали свое некоторое превосходство отчасти в связи с той же иммиграцией. Все-таки иммиграционная политика — одна из самых острых тем, конечно, американской политики. Мы это и сейчас видим.
Например, сейчас США, как ты правильно сказала, нацелена на Китай. И Хиллари Клинтон в одном из своих интервью однажды сказала: «Мы все время сравниваем сея с Китаем, но есть какие-то уровни, которые несравнимы. Потому что я не помню, чтобы огромное количество американцев стремились любыми способами — легальными, нелегальными через связи…
И.БАБЛОЯН: Переехать жить в Китай.
С.ФИЛИППЕНКО: О том и речь. Не помним мы такого, действительно. Сложно себе такое представить.
И.БАБЛОЯН: Есть, конечно, отдельные моменты, но массовой эмиграции не видели.
С.ФИЛИППЕНКО: Не 12 миллионов нелегальных иммигрантов, нет. Разные цифры сейчас называются уже. Больше называются — до 15 миллионов. Мы такого не помним. Как стремились попасть в США в советский период, как стремились попасть на Запад. Как известно, еврейская жена — это не роскошь, а средство передвижения. Это был единственный шанс для того, чтобы попасть на Запад, в США. Репатриация в Израиль, получение израильского вызова. Единственный шанс, чтобы туда попасть. Это уже 70-е годы в основном. И тут вспоминается, конечно, Сергей Довлатов, и его все произведения, которые, прошу заметить, во многом написаны были в США. «Заповедник» знаменитый про то, как жена уезжает на Запад, он написан в Нью-Йорке в 83-м году, закончен.
И нужно сказать, что мы знаем Довлатова — это все было издано в США. Все абсолютно. А тогда, в 70-е годы очень тяжело было выбраться оттуда, практически невозможно. Это было нереально. И желали этого и всячески хотели этого, но мы знаем, что скорее высылали. Например, мы берем Солженицына, которого выслали. И часть его произведений написаны в США, в Вермонте. Берем других всех высланных деятелей культуры — и «Поменяли хулигана на Луиса Корвалана» и всякие прочие обмены, в том числе. Бродский, которого выдавили из страны. Это не все не образ врага, но это образ Советского Союза в США, который рисовался деятелями культуры как раз, которые переезжали. Потому что израильская эмиграция была разная очень, потому что же это исключительно по национальному признаку, не по политическому. Политических как раз не выпускали. Политические сидели в отказе. А 70-е годы — застой, крутой застой, когда никакой надежды нет на изменение. Единственный способ — репатриация в Израиль. Это никаких виз, никакой возможности выехать. Либо нужно быть Барышниковым для того, чтобы можно было остаться на Западе во время гастролей.
И.БАБЛОЯН: Получить визу талантов.
С.ФИЛИППЕНКО: Получить визу талантов или репатриироваться в Израиль. Все проходили уже каким-то образом. Поэтому ничего нового здесь нет.
После переезда в США очень многие разочаровывались, советские граждане. И это тоже довлатовская цитата. Довлатов в своих произведениях писал, что вообще для советских людей есть большая проблема в США. Проблема о свободой…
И.БАБЛОЯН: Вообще со свободой? То есть еще слишком много или что?
С.ФИЛИППЕНКО: Получается, что так. Довлатов пишет: «Свобода как луна, она безучастно освещает путь и хищнику и жертве». Свобода — очень сложное понятие для человека, ее сложно воспринимать. Поэтому часть эмигрантов из Советского Союза были разочарованы в том, что они увидели. Потому что за железным занавесом образ США среди диссидентов как раз рисовался гораздо более радужным, чем он был, в действительности. То же самое происходило и в США. Образ СССР среди диссидентов американских — они не называются диссидентами, мы не можем их так называть, это оппозиция — среди оппозиции, действующей власти рисовался гораздо более радужным, чем был на самом деле. Казалось, что социалистический мир гораздо более честный, гораздо более понятный, чем он рисуется американскими СМИ.
И.БАБЛОЯН: Американская свобода в их представлении бывает… такая идеальная картинка со всем, а то, что свобода, в принципе, как правильно Довлатов сказал, может освещать путь как одним, так и другим, не представлялось как-то заранее.
С.ФИЛИППЕНКО: Нужно сказать, что в целом сейчас есть такие исследования, которые говорят о том, что американцы в большинстве своем чувствуют себя очень несвободными на самом деле, им, кажется, что на них давят со всех сторон. А россияне многие чувствуют себя гораздо более свободными, чем американцы. В этом есть такое противоречие абсурдное. Конечно, в период Советского Союза было понятно, что железный занавес отделяет, и есть ограничения физические, но все равно эти представления о другой стороне, они формировались несколько фантастическим образом.
И.БАБЛОЯН: Это вообще какая-то отдельная тема для подкаста: «Американская свобода и российская несвобода», если так можно сказать.
С.ФИЛИППЕНКО: Да, тогда американцам казалось, что в Советском Союзе можно быть более свободными. Не странно ли это? Но это в рамках американской свободы слова. Там можно говорить, об этом можно говорит впрямую. И опять же, период маккартизма вспоминая, про который мы уже говорили, это одна из темных страниц американской истории. Но возвращаясь к Довлатову, в конец 80-х годов, внутренняя политика США в этот момент тоже переживает своеобразный кризис. Это уже закончилась война во Вьетнаме, и уже вроде бы разрядка вовсю идет в отношениях с Советским Союзом.
Но тут происходит… интернациональный долг Советского Союза возникает вруг. 79-й год — это ввод советский войск в Афганистан. И мы, конечно, много об том вспоминали и в связи с олимпиадами, в связи со всем, потому что бойкот Олимпиады 80-го года. 80-й виделся как новый фестиваль молодежи и студентов, с которого мы с тобой начинали. Это должен был быть фестиваль, который бы показал Советский Союз миру и благодаря этому советские люди увидели, что иностранцы не так опасны. Олимпиада 80-го года тоже виделась для Советского Союза как витрина. Но она не удалась как таковая, потому что, действительно, произошел бойкот в связи с вводом войск в Афганистан. И 80-е годы можно разделить на две части: до Горбачева и после Горбачева.
Но 82-й год, например — это один из мрачных периодов советско-американских отношений. И в тот момент как раз маленькая девочка десятилетняя Саманта Смит отправляет письмо генсеку Андропову, где она пишет: «Уважаемый мистер Андропов, меня зовут Саманта Смит, мне 10 лет. Поздравляю Вас с Вашей новой работой. Я очень беспокоюсь, не начнётся ли ядерная война между Россией и Соединёнными Штатами. Вы за войну или нет?»
Андропов ответил развернутым письмом, нужно сказать, в котором заверил Саманту, что советские люди хотят только мира и пригласил девочку в Артек.
И.БАБЛОЯН: В 83-м году она же вроде как-то даже направилась, чтобы изучить, что Советский Союз не желает зла всему остальному миру.
С.ФИЛИППЕНКО: И это стало таким моментом, чтобы использовать это с двух сторон опять же для разрядки отношений. Вроде как это слово использовать нельзя, но по всему миру следили за каждым шагом Саманты…
И.БАБЛОЯН: Москва, Ленинград, Артек, разумеется.
С.ФИЛИППЕНКО: Всё везде подробно описывалось. И она, конечно, стала суперзнаменитой. И ей предложили сделать шоу, естественно, на американском телевидении. И она согласилась. Она выступала и в Вашингтоне, выступала с политиками, встречалась. И она стала одним из символов новой попытки какой-то возобновления отношений.
И.БАБЛОЯН: Но, к сожалению, в 13 лет она попала в авиакатастрофу и погибла. И тогда уже пришлось где-то через несколько лет направлять голубя мира с другой стороны в США.
С.ФИЛИППЕНКО: Именно так. Вот и образ, и вот оно понимание и к слову опять же мостик к Карибскому кризису — понимание, что все очень плохо, нужно каким-то образом выстраивать отношения. И уже в 83-м году организация «Дети как миротворцы» организовывает визит советской школьницы.
И.БАБЛОЯН: Это удивительно, как возлагается на детей, тогда на 11-летнию Саманту, какая на нее возлагалась ответственность разрядит эту тяжелую обстановку между двумя странами.
С.ФИЛИППЕНКО: Когда большие крупные дипломаты, великие мыслители…
И.БАБЛОЯН: Не могу договориться?
С.ФИЛИППЕНКО: Они зовут 11-летних девочек.
И.БАБЛОЯН: Звучит сейчас ужасно.
С.ФИЛИППЕНКО: Звучит, действительно, ужасно. Но дипломатический диалог зашел в полный тупик, всё, выхода нет. Вспоминаем опять же MAD «Взаимное гарантированное уничтожение». И, конечно, используются тети как послы доброй воли. Насколько это корректно, это вопрос. Но, тем не менее, это единственное, наверное, что в тот момент спасло советско-американские отношения…
И.БАБЛОЯН: 11-летняя Катя Лычева отправляется в США.
С.ФИЛИППЕНКО: И тоже эта поездка в США была очень важной, безусловно. Советская пресса вообще ее культивировала, конечно. И все детские издания выходили с ее фотографиями: Вот она на встрече со школьниками, вот она делает бумажных голубей, вот она на пресс-конференции. Это, конечно, была такая зеркальная копия Саманты Смит своеобразная. Но политические условия, к сожалению, все равно, несмотря на эти все попытки, они сделали сближение почти невозможным все равно.
И, политики все равно тут, к сожалению, преобладают, и дипломаты хотя и привали этих послов доброй воли, но они не смогли сделать то, что нужно сделать.
И только приход Горбачева смог переломить ситуацию. Потому что в тот момент и в США тоже находился лидер, который мог достаточно быть свободным, потому что у него была огромная поддержка публики — Рональд Рейган. Мы говорили в прошлый раз, что он получил большую поддержку американских спецслужб, потому что во время маккартизма как раз давал информацию ФБР про симпатизантов Советского Союза среди голливудских актеров. Это, действительно, было так. Но, очевидно, что у Рейгана были политические амбиции очень рано. Он просто не мог никаким образом их выразить. И поэтому он сотрудничал. В то время, когда маккартизм был развит, вот он получал такие просьбы от ФБР и, действительно, предоставил какое-то количество информации.
Если мы говорим, действительно, про разрушение образа врага — это, конечно, приход Михаила Горбачева и их встреча с Рейганом и шутки Рейгана и их прекрасные отношения личные, которые сыграли важнейшую роль. И роль личности в истории такова, что нам нужно будет поговорить про Михаила Сергеевича отдельно.
И.БАБЛОЯН: Но это уже совсем другая история.
Спасибо и до вторника!