«Совещательная комната» с Мариной Давыдовой: О деле Беркович и Петрийчук, Союзе театральных деятелей и пустыне на сценах
Это настолько абсурдно и содержит такое количество внутренних противоречий и базируется на какой-то такой экспертизе, которая, ну, в самые страшные годы НКВД всё-таки старались более достоверно это всё делать…
Подписаться на НО.Медиа из России
З.СВЕТОВА: Всем привет, это подкаст «Совещательная комната», и это мы, его ведущие. Я журналист Зоя Светова.
В.ЧЕЛИЩЕВА: Я журналист Вера Челищева.
З.СВЕТОВА: Режиссёра Женю Беркович и драматурга Светлану Петрийчук обвиняют в пропаганде терроризма путём, я сейчас процитирую обвинительное заключение, путём размещения в сети интернет пьесы «Финист ясный сокол». Обвинение считает, что у Светланы Петрийчук возник преступный замысел на написание этой пьесы, которая содержит признаки оправдания терроризма, а Женя Беркович виновна в том, что она, ознакомившись с этой пьесой, приискала артистов, то есть, нашла артистов, нашла ей театральную площадку и эту пьесу поставила. В этом их обвиняют. И Петрийчук, и Беркович, по мысли следствия, придерживаются радикального ислама, проповедуют, простите, даже не проповедуют, а исповедуют идеологию насильственного воздействия на органы власти и органы самоуправления и так далее. Это вот цитата из обвинительного заключения, и звучит это очень страшно, на самом деле, и Свете и Жене грозит от 5 до 7 лет колонии. И мы решили поговорить о деле «Финиста», деле Беркович и Петрийчук, поговорить с Мариной Давыдовой, главным редактором журнала «Театр», драматургом, режиссёром и, если я не ошибаюсь, уже два года Марина директор Зальцбургского театрального фестиваля. Добрый день.
М.ДАВЫДОВА: Добрый день, я программный директор драматической части, да.
З.СВЕТОВА: Я должна сказать, что Марина сразу после начала СВО уехала из России, поскольку против неё было возбуждено административное дело о дискредитации армии. Это дело появилось после того, как Марина Давыдова открыто выступила против СВО, и её всячески стали преследовать.
М.ДАВЫДОВА: Дело-то завели позже, уже летом 21 года. А у меня нарисовали Z на двери, как потом выяснилось, ещё какие-то повесили камеры на дом, прослушивали телефон – ну, в общем, как-то стало просто опасно оставаться в квартире, и я уехала, собственно, поэтому. А дело уже было заведено, когда я находилась в эмиграции. Да, и журнал «Театр», собственно, уничтожен, его бумажная версия, во всяком случае, уничтожена.
З.СВЕТОВА: Ну в Интернете же он выходит, он существует как журнал «Театр».
М.ДАВЫДОВА: Да, он существует как сайт журнала «Театр», мы продолжаем это поддерживать, но, в общем, это тоже попытка уничтожения. Ну ладно, что уже, потерявши голову, по волосам не плачут.
З.СВЕТОВА: Да, Марина, я хотела, мой первый вопрос такой. Я помню, когда арестовали Женю Беркович и Свету Петрийчук, вы говорили о том, что считаете, будто бы их преследование – это на самом деле не только конкретное преследование, вот Жени Беркович и Светы Петрийчук, но это ещё и атака на премию «Золотая маска», потому что этот спектакль получил две «Золотых маски». Вот сейчас прошёл уже год, как они сидят в СИЗО, и теперь, как вы считаете, какова подоплёка этого дела, за что их вообще посадили, и теперь им грозит такой огромный срок?
М.ДАВЫДОВА: Вы знаете, во-первых, что касается того, какова конкретная подоплёка, никто из нас не может ответить. Я замечу в скобках, что «Золотой маски» уже не существует, она уничтожена. Номинально она есть, но тот фестиваль, тот конкурс, та структура, которая создана на протяжении многих лет, но являлась одной из самых важных базовых в общем-то институций театрального мира в России, она уничтожена. Конечно, дело Жени и Светы сыграло свою роль в этом. И я вовсе не имела в виду, что только «Золотая маска» является жертвой, будет жертвой, и вообще, что только ради этого затеяно, конечно, нет. Главным объектом всё равно остаётся Женя, я думаю, что, конечно, вероятно, её стихи не последнюю роль сыграли. Мне кажется, что здесь лучше не строить этих догадок, потому что я не знаю, как наше слово отзовётся и так далее. Но сам факт заведения такого дела, я просто теоретически рассуждаю, ведь заводится дело не против того спектакля, который ещё собираются поставить, а против спектакля, который уже не просто был поставлен, а был номинирован на эту «Золотую маску», был много раз отрецензирован в разных, так сказать, медиа, в газетах и так далее. В Союзе театральных деятелей площадку предоставляли, чтобы играли этот спектакль, и так далее, и тому подобное. Фактически, театральное сообщество в огромной его части берётся как бы тоже отчасти в заложники. Потому что ты сдавал помещение для спектакля, который поставили фактически люди, обвиняющиеся в терроризме, да, то есть, ты тоже уже пособник какой-то. Ты рецензировал положительно спектакль, считай, что пособник. Ты номинировал этот спектакль на национальную премию, ты вручал её и так далее, и тому подобное. А это, на самом деле, очень широкий круг людей, и сам факт вообще возбуждения такого дела, его даже по советским меркам это какой-то супер-абсурд, понимаете, это же то, что прошло, собственно, условную цензуру уже, и вдруг задним числом, таким образом можно по поводу любой книги, любой статьи, когда бы они ни были тобой написаны, предположим, в 13 году ты что-то написал, а сейчас можно возбудить дело, потому что ты там допустил какие-то выражения, которые в тот момент даже в голову не приходило обращать на них внимание, сейчас это стало составом преступления государственного масштаба. И это, конечно, фантастический прецедент, и я просто попыталась вывести из него какие-то последствия. Но другой вопрос, что, собственно, всё, что они собирались уничтожить, потому что мы видим, что не только «Золотая маска» уничтожена, СТД тоже фактически, ну в том виде, в котором оно существовало, уже не существует. Надо понимать, что Союз театральных деятелей – не государственная структура, это общественная организация, в которой происходит, лучше или хуже, но демократический выбор председателя, он наделяется полномочиями, и он до конца срока должен этими полномочиями обладать. А здесь фантастическим образом просто заставили Калягина написать заявление, ну просто шантажом, насколько я понимаю, он просто сам опубликовал об этом письмо, чтобы поставить на его место Владимира Машкова, который, как бы, с точки зрения власти, с точки зрения администрации президента более верный сторонник власти, чем предыдущий председатель СТД. То есть, фактически, я знала, что происходит в СТД. СТД вообще специальная организация, у него огромный фронт работ, очень много видов деятельности, они проводили массу всяких фестивалей, они устраивали какую-то летнюю школу искусств, это 72 или 74 региональных отделения, в которых кипела какая-то жизнь, и, конечно, очень много из инициатив предыдущего СТД тоже обнулено. Произошла фактически зачистка всего театрального поля. Дело Жени и Светы – это, конечно, ном, это квинтэссенция того, что происходит, по сравнению с этим делом всё, что происходит, меркнет, ну подумаешь там, лишился своей должности, подумаешь, уничтожили «Гоголь-центр», уничтожили журнал «Театр», уничтожили «Золотую маску», все живы-здоровы и на свободе. Но власть показывает, что это не предел, и ты уже не можешь сказать «а я буду сидеть тихо и ничего не говорить», потому что даже это не помогает. Ты же уже не вырубишь топором то, что ты уже написал когда-то, то, что ты поставил когда-то, оно же уже существует, и по любому из этих поводов можно, оказывается, заводить уголовные дела.
З.СВЕТОВА: Это удивительно, я всё-таки хотела только вас поправить, их обвиняют, Женю и Свету, не в терроризме, а в оправдании терроризма, хотя то, что мы видим в обвинительном заключении, они говорят, что они придерживаются радикального ислама.
М.ДАВЫДОВА: Они придерживаются радикального ислама и радикального феминизма, по-моему. Это настолько абсурдно и содержит такое количество внутренних противоречий и базируется на какой-то такой экспертизе, которая, ну, в самые страшные годы НКВД всё-таки старались более достоверно это всё делать. Ну ты просто читаешь это как литературу абсурда, честно говоря, невозможно поверить, что это настоящие документы, юриспруденция какая-то, а не сочинения Ионеску, Беккета…
В.ЧЕЛИЩЕВА: И вообще возникают сомнения, что это пишут люди, которые называют себя профессионалами, я имею в виду экспертов.
З.СВЕТОВА: Марина, у меня такой вопрос. Вы ходили в суд, когда слушалось дело «Гоголь-центра», такое первое громкое театральное дело за 5-7 лет, но там люди, слава богу, подсудимые приходили в суд из дома, да, своими ногами, они были кто под домашним арестом, кто под подпиской. И этот суд закончился, слава богу, условными сроками, не хочется гадать сейчас, но, тем не менее, на ваш взгляд, атмосфера уже совсем другая, да, и девочки сидят в СИЗО Печатники. И вот как вы чувствуете, чем это всё, эта трагедия, которая происходит сейчас, а это уже трагедия – чем она в итоге закончится, я имею в виду?
М.ДАВЫДОВА: Мне кажется, на эти вопросы лучше даже не пытаться отвечать. Я поправлю вас, что один из фигурантов дела «Седьмой студии», Алексей Малобродский приходил не из-под домашнего ареста, непосредственно из СИЗО его привозили. Но понятно, что с тех пор система стала гораздо более жёсткой и, в общем, по нынешним временам ребята отделались огромным штрафом, но это лучшее, что с ними могло случиться в той ситуации. Вы знаете, я понимаю, что строить какие-то оптимистические прогнозы очень сложно, понимаете, но где-то в глубине души я всё равно надеюсь на то, что обвинительные основания в этом деле построены на настолько зыбкой, чтобы не сказать несуществующей почве, что это дело настолько сфабриковано, что у меня всё равно теплится надежда, что суд не решится выносить какой-то страшный приговор по этому делу. Но может быть, я давно ведь не живу в России, мне сложно вот так на каком-то физическом уровне понимать, что происходит, я не могу уже бывать ни на каких судах, не присутствую в зале. Тем не менее, я сохраняю эту надежду, она такой же остаётся, честно говоря, я сохраняю надежду, что они остановятся. То есть, всех уже испугали в достаточной степени, чтобы проявить, это не милосердие, на самом деле, но элементарную разумность, понимаете, ведь судья же тоже понимает, что что-то изменится – и его самого обвинят в нарушении закона. Я не знаю, я как будто в порядке бреда сама себя уговариваю.
З.СВЕТОВА: По этой статье уголовного кодекса всё-таки есть штраф. Это даёт надежду, что судья примет более мягкое, скажем, решение.
М.ДАВЫДОВА: Я очень на это надеюсь. Всё-таки они писали пьесу и ставили спектакль, ничего иного им инкриминировать невозможно даже в рамках нашего безумного, так сказать, судопроизводства. Люди подожгли где-то дверь, совершили порчу имущества, акт вандализма даже. Ну ничего, просто люди писали пьесу и ставили спектакль, и это всё. Это всё, что им инкриминируется. Всё-таки есть надежда, что это ограничится штрафом, это всё, что я могу сказать.
В.ЧЕЛИЩЕВА: Хочется надеяться, я напомню, что, тем более, есть смягчающие обстоятельства, у той же Жени двое детей приёмных, поэтому да, будем держать кулачки, но никто не знает.
З.СВЕТОВА: А у меня вдогонку такой вопрос, ваш журнал составляет периодически хронику, «театр во время боевых действий», театр эпохи СВО.
М.ДАВЫДОВА: Это не периодически, это как бы в ежедневном режиме. Мы выбрали намеренно нейтральный совершенно такой тон. Честно говоря, я имею к этому довольно отдалённое отношение, собственно, люди, работающие в массовом отделе, просто отслеживают всё, что происходит в театральном мире в этом новом контексте, и фиксируют, не давая даже никаких оценок. Грубо говоря, всё, что там написано, можно прочитать в официальной прессе.
З.СВЕТОВА: Государственных информационных агентствах.
М.ДАВЫДОВА: Да, абсолютно. Просто это собирается в одну папочку, и как бы, когда ты смотришь на эту папочку начиная с февраля 22 года, твоим глазам предстаёт такая очень сильная картина. Изменение ландшафта, скажем так, как фантастически он изменился за два с небольшим года. Если мы взглянули бы на театральную карту России 23.02.22, мы бы увидели нечто радикально отличающееся от того, что мы видим сейчас.
З.СВЕТОВА: Было ли что-то, что вас поразило вот в этой хронике, больше всего поразило, какой-то факт гонения?
В.ЧЕЛИЩЕВА: Помимо дела Евгении и Светланы, если мы за скобки уберём, что больше всего вас поразило?
М.ДАВЫДОВА: Знаете, из меня поразившего я помню, что в какой-то момент, это было как раз начало ***, и было понятно, что люди уезжают, и довольно активно уезжают, и я в какой-то момент просто предложила составить список того, кто уже покинул Россию из представителей театрального мира, ну таких, именитых, и когда мы составили список просто режиссёров, которые уехали, то есть, это было примерно две третьих людей, которые номинировались на ту же «Золотую маску». Когда ты каждый день получаешь какую-то новость, мол, там кто-то покинул страну, кого-то там вычеркнули из афиши, ну это вот дозированно. А вот когда ты в совокупном пытаешься увидеть картину, тебе предстаёт масштаб, статистика. Ты вроде бы так, если живёшь, выходишь на улицу, солнышко светит, деревья растут, магазины работают (пока не было локдауна), потом ты получаешь статистику и видишь, сколько людей в этом месяце умерло от пандемии. Вот так и здесь, понимаете, важно это всё фиксировать. Оголение, обмеление, особенно это было заметно, на мой взгляд. Вот литература, скажем. Какая разница, где живёт человек, который пишет книги по-русски? Владимир Сорокин давным-давно живёт в Берлине, это случилось задолго до 24.02.22. Неважно, Владимир Сорокин остаётся российским, русским писателем, и как бы он всё равно часть нашей ноосферы. Большая часть, огромная часть композиторов, которые пишут современную академическую музыку, они давным-давно существуют здесь, в Берлине тоже. Почему-то Германия облюбована ими. Неважно, эта музыка звучала, она есть. А театр – такая штука, понимаете, что, если человек уехал – то его уже нет, всё. Нельзя сказать, что режиссёр, не знаю, Тимофей Кулябин, уехал, но он продолжает как-то, его спектакли продолжают идти в России, как читаются книги Сорокина. Нет, то, что он уехал, то всё, что он поставил за пределами России, уже в России нету, всё, вычёркиваем, потому что театр – просто такой вид искусства, который вот он здесь, он сейчас, и если его здесь и сейчас рядом с нами нету, его нету вообще. В моей сфере, поскольку я, так уж исторически сложилось, занимаюсь театром в моей области, эти потери особенно ощутимы и особенно болезненны. И такой урон, если говорить об искусстве и культуре, потому что есть образование, там тоже катастрофические последствия, медицина и так далее, и так далее. Но, если рассуждать об искусстве, то, на мой взгляд, именно театр стал главной жертвой последних событий. Это не значит, что он умер, кстати говоря, потому что всё-таки запас прочности был велик, и действительно, интенсивность театральной жизни предвоенной была удивительной, это был истинный, настоящий рассвет театра, понимаете, который я вообще мало где была наблюдать. И сейчас, находясь в центре Европы и руководя одним из крупнейших фестивалей мира и разъезжая по разным городам, я должна сказать, что всё равно вспоминаю бурный расцвет российского театра. И он не меркнет на фоне того, что я вот здесь сейчас вижу, ну это уже такой театроведческий разговор, в принципе театр такую кризисную эпоху, на мой взгляд, переживает, и поэтому, понимаете, всё сразу убить и уничтожить невозможно. Важнейшие институции разрушены фундаментальные, но какая-то жизнь всё-таки теплится, как я могу это понимать и чувствовать, читая какие-то реляции, потому что я не была, повторяю, давно в Москве.
З.СВЕТОВА: Марина, я хочу вам, знаете, задать вопрос ещё об этом расследовании издания «Медуза», которое признано в России иноагентом и нежелательной организацией. В этом расследовании говорится о переписке некоего сотрудника ФСБ Сергея Дубова, который следил, в частности, за вами, потом опубликовал фотографии, как вы уезжаете из России. Потом он курирует, как я понимаю, вот эти театральные телеграм-каналы «Закулиска», «Подковёрка»…
М.ДАВЫДОВА: Ну наверное он курирует. Вы знаете, я прочитала это расследование. Как сейчас принято говорить, мне ничего нового не сообщили. Телеграм-каналы устроены так, что там действительно крайне сложно их деанонимировать. И по моим ощущениям, это как тёмный двор, по которому луч прожектора бегает. И вот кто случайно попал в этот луч, понимаете, про того люди и написали. А сколько ещё других, как там фамилия этого человека?
З.СВЕТОВА: Дубов.
М.ДАВЫДОВА: Дубов, вот. Сколько ещё таких, с одной стороны, Дубовых, меня гораздо меньше волнует, у них, по большому счёту нет фамилии, ну что вам говорит фамилия Дубов? Дубов, Баширов, Иванов, что угодно. Есть ещё миллион других похожих на него людей. А есть гораздо интереснее, конечно, те люди, которые со стороны театрального цеха, а для меня абсолютно очевидно, что существование этих телеграм-каналов не могло бы осуществляться силами одних только сотрудников органов, потому что тут всё-таки нужна какая-то определённая степень компетентности, потому что театральный мир, если человек всё-таки не погружён во все эти театральные перипетии, ему очень сложно про всё это рассуждать, и я всё-таки профессиональный редактор, я вижу даже какие-то стилистические вещи. Это написано не просто сотрудниками какими-то, это написано или, во всяком случае, подпитано людьми с театральным бэкграундом. И кто из коллег помогает вести всю эту гнусность – вот это важнейший вопрос, и, конечно, у меня есть про некоторых людей совершенно ясное понимание, что они это делают, не нужны никакие расследования, и об этом не только я знаю, в театральном мире есть более-менее набор этих имён, непосредственно сотрудничающих с этими телеграм-каналами или стоящими, знаете, помогающими добрым советом. Круг породнённых лиц, это как бы всё понятно, всем известно.
З.СВЕТОВА: Вы упоминали вот этот момент, вы не ходите в суды, вы уже не в России, вы уже не ходите, естественно, в российские театры сегодня. Тем не менее, доносы, сейчас началась опять такая в жизни нашей страны эпоха, когда люди пишут доносы, разных профессий, в том числе есть это в театре, то, о чём сейчас вы говорили. насколько это развито в театральной среде, насколько есть боязнь нормальных представителей профессий театральных этих доносов? Как вообще это вот, вы можете что-то рассказать?
М.ДАВЫДОВА: Я знаю столько же, сколько вы. Я понимаю, что недавно в каком-то театре нестоличном убрали долго-долго идущую пьесу Шендеровича. Знаете, бывают такие пьесы, которые делают кассу театра. Была такая пьеса, потом её убрали, потому что кто-то написал донос, что идёт спектакль по пьесе иноагента. Самое интересное не то, что пишут донос, а то, как на него реагируют, потому что теоретически нет никакого закона, по которому – ну, написал, ну молодец, а мы работаем дальше. Очень часто бывает, что этот донос пишется, потому что уже есть соответствующее желание каких-то административных органов приструнить тебя, а иногда это бывает просто бешеная инициатива какого-то зрителя. Ну вот он пришёл и возмутился, это ты никогда не угадаешь. И поражает, что очень многие на всякий случай перестраховываются, и в некоторых случаях надо просто не отреагировать. Ну написали и написали. Но нет, конечно, предпочитают сразу… Теоретически ведь никто не может заставить их вычёркивать фамилии других авторов. Ну, я не знаю, Серебренников, Дмитрий Крымов. На него же не завели никакого уголовного дела, они уехали. И что, они даже иноагентами не объявлены, но их имена повымарывали, есть знаменитая история, в программке Московского художественного театра было написано: режиссёр – режиссёр. Очень смешно, понимаете, чтобы сделать из режиссёра фигуру неупоминания, нужно переписать анонс, потому что там всё время подлежащее какое-то есть в виде фамилии какой-то. Но это лень было переписывать, поэтому некоторые анонсы начинают абсурдно звучать, потому что это просто подлежащее. А можно было этого не делать, я уверена, особенно если речь о драматурге, пьесы которого идут во многих театрах страны. Я представляю, созвонились директора, говорят: «Давайте мы не будем этого делать, ну что, нас много, нас что, снимут одновременно с должности?» Ну, так тоже не бывает. То есть, какая-то минимальная попытка сопротивления здесь была бы… власть очень жёстко расправляется с теми, кто открыто высказывается против ***, какой-то демонстрацией и так далее. Но если человек кого-то ого-то е вымарал из афиши – это не факт, что за этим последует: тебя немедленно уволят? Всех немедленно уволят? Прямо всех сразу? Какую-то попытку сопротивления хотя бы можно было сделать. Она не была сделана, поэтому донос любого Пупкина, о котором можно было бы просто забыть – но нет, он приводит к последствиям. Поэтому для меня проблема не в доносчиках а в тех, кто руководит театром, принимает в них решения и так далее.
З.СВЕТОВА: Марина, вы же помните, когда завели дело против Серебренникова, то тоже много разговоров было в либеральной среде, что вот, все должны возмущаться, забастовки проводить театральные. А никто забастовки не проводил, потому что все завязаны на власти, главы театров, директора, художественные руководители – очень боялись, что их прогонят. Даже если их было бы много, они бы всё равно боялись.
М.ДАВЫДОВА: Да, конечно. Я выступала с какими-то призывами, я потом, честно говоря, это дело оставила, потому что оно упало в совершеннейшую пустоту и вызывало жуткое раздражение, притом, что времена были ещё относительно вегетарианские и, конечно, я говорила: «Слушайте, стоит в фойе каждого театра поставить стенды, рассказывающие о том, что происходит». Потому что мы переоцениваем осведомлённость зрителей. Казалось бы, люди интересуются театром, это не значит, что они понимали смысл Седьмой студии, что там сфабриковано, абсурдность этого дела и так далее. Я себе представляю, что если бы по всей стране театры стали запускать какие-то кампании в поддержку, это бы очень сильно помогло ребятам, но даже самые близкие им театры – это были какие-то разовые акции, разовые выходы нескольких людей, которые, стендов вообще никаких не стояло, но иногда перед началом спектаклей или в конце спектаклей выходили какие-то режиссёры и говорили, что вот мы поддерживаем, но это можно по пальцам пересчитать, просто по пальцам.
З.СВЕТОВА: Марина, у меня к вам такой политический вопрос.
М.ДАВЫДОВА: Да у вас все вопросы политические .
З.СВЕТОВА: Ну вот смотрите, 7 мая в России будет инаугурация президента Путина, и потом будет меняться правительство. А вот вы ждёте ли смены главы Минкульта Ольги Любимовой, потому что в тех же вот этих театральных так называемых помойных каналах, «Подковёрке» и «Закулиске», там иногда такие, знаете, вопросы, ну доколе, куда смотрит министр культуры и почему её держат? Если её сменят, то как вам кажется, в чём она могла не угодить властям?
М.ДАВЫДОВА: Во-первых, я уверена, что любые перемены в нынешней ситуации могут быть только к худшему. Поэтому лучше, чтобы Любимова осталась на своём месте, потому что, какой бы ни была Ольга Любимова, тот, кто придёт после неё, будет, безусловно, хуже, это логика изменений. Во-вторых, понимаете, если посадили заместителя министра обороны Иванова, с чем это связано? Это связано с подковёрной борьбой. Мы воспринимаем власть как нечто гомогенное. Она не является гомогенной, никогда не являлась, даже при самом тоталитарном режиме есть какая-то грызня между представителями власти, какие-то кланы, какие-то противоборствующие группировки. И они, разумеется, если эти каналы заведены, в них будут не только мочить неправильных либералов, но и сводить счёты друг с другом. Самое последнее, что меня, честно говоря, интересует – это внутренние подковёрные игры. Знаете, я довольно далека уже от этого, думаю о том, кто будет следующим министром культуры, но я занимаюсь совершенно другими делами вообще. Тут хватает своих, знаете, перегрузок, иногда интриг своих. Знаете, жизнь – она течёт. Я уже человек европейского театра, я работаю тут, моя связь с Россией в общем-то минимальна. Это фантомные боли, потому что сложно взять и забыть это всё. Но моя судьба, моя жизнь уже практически не зависит от того, что происходит в российском театре, российской культуре.
З.СВЕТОВА: Да, с одной стороны, конечно, это счастливая вещь, а с другой очень грустная. Счастливая – потому что вы нашли себя, достаточно редко всё-таки бывает у людей профессиональной профессии, чтобы они нашли себя, смогли так состояться, это здорово. Но грустно, что Россия для вас такая Атлантида, как бы немножко отъехавшая.
М.ДАВЫДОВА: Да, увы, не просто Атлантида, не просто отъехала, она исторгла из себя. Ну окей.
В.ЧЕЛИЩЕВА: Да, и, к сожалению, для многих людей творческих профессий, для Марины и для её коллег и для актёров, о которых она сегодня говорила и которые были вынуждены уехать. Было безумно интересно, Марина, и, конечно, да, грустновато, особенно когда вы сказали про фантомные боли. Я скажу, что вы слушали очередной выпуск подкаста «Совещательная комната», и мы говорили с Мариной Давыдовой, главным редактором журнала «Театр», и сегодня программным директором Зальцбургского театрального фестиваля по драматической части. Говорили о деле Жени Беркович и Светланы Петрийчук, суд над которыми скоро вот уже начнётся в Военном суде. Конечно, говорили о том, что происходит в российском театре сегодня, последние два года, как живут артисты, которые сегодня в эмиграции и остались в стране. А вы слушайте наш подкаст и эппл-подкаст, на youtube, ставьте лайки и пишите, пожалуйста, нам комментарии. Всем пока и большое спасибо!