«Суть событий» с Сергеем Пархоменко
И вот теперь президент Украины Владимир Зеленский говорит о том, что он, по существу, остается чуть ли не единственным человеком, который верит в скорую победу, в такую яркую, ясную победу Украины. И он осознает все меньшую и меньшую поддержку и внутри Украины, и снаружи Украины, и все большую и большую опасность того, что он окажется виновным в том, что Украина оказалась в таком тяжелом положении…
Подписаться на Сергея Пархоменко
Поддержать канал Сергея Пархоменко
С. ПАРХОМЕНКО: Добрый вечер, дорогие друзья! Это программа «Суть событий». В Москве 9 часов вечера и, кажется, 2 минуты. Меня зовут Сергей Пархоменко. Как обычно по пятницам в это время, обсуждаем с вами события этой недели. После некоторого перерыва, но ничего. Жизнь как-то устроена по-разному. Иногда приходится куда-то ездить, иногда приходится в чем-то участвовать. Я очень рад снова оказаться здесь в эфире и снова рад продолжить здесь нашу традицию.
И давайте я все-таки скажу все то, с чего я обычно начинаю. Меня часто критикуют за то, что долгий вход в программу. Но мне кажется, что будет правильно, если я, во-первых, отмечу замечательную географию уже сейчас. Совсем немного народу нас пока смотрит и постепенно собираются зрители, но уже сейчас я могу сказать, что тут Новомосковск (как я понимаю, это Тульская область, относительно недалеко от Москвы), и собственно Москва, и Петергоф, и Пятигорск, и Питер (вот как-то пока все в рифму), Кливленд, Огайо, опять Санкт-Петербург, Волгоград, Новая Зеландия, Варна, Екатеринбург, Одесса, Нижний Новгород, опять Москва… Тоскану вот заливает, мне сообщают. А вы в Тоскане сейчас находитесь? Ну нечего, уж потерпите как-нибудь, позаливает и перестанет. Ижевск, Шри-Ланка, Пунта-Кана (Доминиканская республика), Свердловск, Самара, Кельн, Сочи, Тунис, опять Москва, Нью-Йорк, Обнинск, поселок Рыжики… А где поселок Рыжики, интересно, в какой это области? Рыжиков много по России, я так думаю. Калининград, Киев, Москва, Барселона, Питер, Ростов-на-Дону, опять Пунта-Кана (или это та же самая Пунта-Кана), Курск, Внуково, Ростов, Рига и так далее. Большое спасибо всем, кто постепенно прибывает на наш стрим.
Давайте я продолжу техническую информацию. Скажу вам, что есть разнообразные возможности — я что-то в последнее время почти перестал про это говорить, а зря, — разнообразные возможности поддержки моего канала. Вы видите прямо у меня над головой небольшой плакатик со ссылкой. Эту же ссылку вы найдете в описании этого канала. Это для тех, который находится за пределами Российской Федерации, кто пользуется банковскими карточками всяких нероссийских банков. Вот это для вас очень легко, очень удобно. Буквально в один клик вы можете отправить ваши пожертвования.
Но именно для вас, для тех, у кого есть нероссийские карточки, проще всего пойти и сделаться участником «Патреона». «Патреон» работает и это очень удобная возможность подписаться на ежемесячные регулярные платежи. Они могут быть совсем маленькие, но цена им очень велика, потому что именно такие регулярные платежи позволяют планировать, позволяют строить разные проекты на будущее, понимать, какими средствами я располагаю, кого я могу попросить мне помогать на какой-то более-менее долгосрочной основе. Так что это вещь очень важная и полезная.
Но на самом деле не менее полезны и не меньше я рад и каким-то спонтанным донейтам. Вот, например, есть система «Суперчат». Это тоже очень просто, очень удобно, один клик. В правом нижнем углу экрана вы видите эту кнопку с «Суперчатом». Легко можете во время эфира ею воспользоваться. Можете, впрочем, и после эфира, даже если вы смотрите в записи. И вот я хотел бы поблагодарить тех, кто в предыдущих наших эфирах таким образом нас поддержал. Это Влад, это Валико Валико — есть у нас такой зритель. Дмитрий Гуськов — большое спасибо, Дмитрий. Агоныч, Андрей Бекин (или БекИн, не знаю). Вот люди, которые в последнее время при помощи «Суперчата» меня поддерживали. Я этому буду очень рад и дальше.
Ну и, наконец, вы все знаете про лайки. Надо каким-то образом давать знать системам и алгоритмам Ютуба, что ему продвигать, а что продвигать не надо, что ему распространять, а что распространять не надо, на что ему созывать зрителей, а на что не созывать. Каждый лайк, который вы ставите — это не просто, типа, спасибо ведущему. Я очень рад, пожалуйста, чрезвычайно тронут всегда этим благодарностями. Но ценность, конечно, заключается в том, что именно эти лайки позволяют ориентироваться этим самым автоматическим алгоритмам, которые должны каким-то образом разбираться, что зрители ценят и что нужно разворачивать перед большей аудиторией.
Еще более ценна подписка. Особенно если она происходит прямо во время эфира, это прямо чудодейственное средство. Я все надеюсь как-то оторваться подальше от 100 тысяч, которые относительно недавно мы с вами набрали, за что я вам очень благодарен, но как-то хочется иметь какой-то коридор безопасности. Хочется немножко отъехать от этой цифры, чтобы все время не поглядывать туда одним глазом и не беспокоиться, а не свалилось ли оно обратно меньше 100 тысяч. Мне бы очень этого не хотелось. Пожалуйста, здесь как-то поддержите меня. Это меня очень воодушевит и заставит думать о каждой приближающейся пятнице не как о какой-то такой повинности, которую я опять обязан, а о чем-то, что будет для меня радостной встречей с вами, со зрителями и слушателями.
Ну вот, кажется, я все сказал. Потратил 6,5 минут на это. Ужасно много, но о’кей. Поехали, начинаем говорить о событиях минувшей недели. И я бы начал, собственно, с совсем свежего события. Не знаю уж, можно ли его называть событием — анекдот, эпизод. Путин внезапно раскрыл стратегический замысел вообще всей системы своих международных отношений. Внезапно наконец простыми словами, ясно, понятно, никак не виляя, откровенно и отчетливо объяснил, чего он добивается.
Он добивается рабства перед Китаем. Он добивается новой Орды. Вы помните, был такой период в российской истории — период ордынского ига. Он хочет китайского ига. И сегодня он прямо про это сказал. Он объяснил, кто является его ролевой моделью, кто является его образцом в российской истории. Это Александр Невский, мудрость которого, хитрость которого, доблесть которого и вообще заслуга которого перед российской историей заключается в том, что он пошел и сдался Орде. Оказывается, не потому, что, как меня учили в школе, и как это объяснялось в школьных учебниках, и как это объяснялось во всяких книжках поумнее и похитрее, чем школьные учебники, которые мне доводилось читать в своей жизни, связанных с историей — не потому, что он участвовал в сложной междоусобной борьбе, полной всяких мелких стычек, соперничества, взаимных предательств… Ну, таковы были средние века. Собственно, это и есть раннесредневековый период российской истории. Вот так устроена была политика и так устроены были взаимоотношения между владетельными князьями разных территорий, впоследствии составивших российское государство. А тогда еще это был период довольно такой грубой раздробленности.
Так вот, Александр Невский вынужден был принимать участие в этой бесконечной внутриусобной, междоусобной и, так сказать, местнической борьбе. Искал какой-то поддержки, искал на кого бы опереться, искал покровительства сильного союзника, искал, как бы найти дополнительные ресурсы для борьбы со своими конкурентами. И вот ради этого, собственно, и сдался этой самой Орде. Ездил туда, как-то там упрашивал, получал от них ярлыки на княжение и так далее.
Так учили нас историки до сих пор. Историк Путин нас учит другому. Оказывается, задача его была в том, чтобы Орда прикрыла Русь… Всю Русь. Не то, чем владел Александр Невский — а владел он совершенно не всем, а совсем небольшим кусочком, как мы понимаем. Ну вот, значит, чтобы Орда всю Русь прикрыла от поползновений Запада… Какого Запада? Никакого «Запада», разумеется, единого, монолитного не существовало и, я думаю, еще лет 500 после этого момента не будет существовать. Еще впереди все бесконечные войны на европейской территории. Европа в те поры представляла из себя не просто лоскутное одеяло, а такое крошечное лоскутное одеяльце, которое состоит из маленьких-маленьких кусочков. Особенно нынешняя территория Германии производит большое впечатление, потому что она из совсем-совсем малюсеньких лоскуточков составлена. Впереди еще Тридцатилетняя война, Семилетняя война, впереди бесчисленное количество войн в Европе, в результате которых только образуется что-то, похожее на современные европейские границы, и вообще что-то, о чем можно будет говорить как о том, о чем мы говорим сегодня как о Западе.
Но оказывается, люди, которые дуют в уши российскому фараону, про это ему не рассказывают, они на этот счет его не просвещают. Он остается абсолютно темным и дремучим. Продолжает думать (или делает вид, что продолжает думать, я не знаю), что «Запад» существовал, и вот, значит, надо было прикрыть Русь от этого Запада. И прикрывали вот таким вот изощренным способом — путем сдачи Орде.
Теперь, значит, Путин решил повторить этот передовой опыт. И, собственно, намек его очень прост. Он заключается в том, что нужно прикрыться от Запада Китаем, нужно сдаться какой-то новой Орде. И этим он как-то объясняет свои вполне унизительные в последнее время контакты с Китаем. Последний из них выглядел вполне анекдотически, когда Путин ездил туда и потом очень хвастался, что с ним там тоже поговорили и так далее.
Это интересный момент. Он, я надеюсь, как-то со временем достаточно быстро исчезнет со скрижалей русской истории. Но иногда хорошо посмотреть на то, как их корчит. Посмотреть на то, что у них там. Приподнять крышечку вот этого чайника и заглянуть как-то: что у них там внутри. Вот что у них там внутри. И поразительно не только то, что оно у них там, что вот эти странные мысли, странные идеи, какие-то абсолютно безграмотные предположения о том, что было в прошлом, и попытки приложить это к сегодняшнему дню…
По существу, это то, что обычно называют вульгарным историзмом. Вульгарный историзм — это подход к анализу и к пониманию каких-то нынешних, сегодняшних проблем с очень примитивной точки зрения под лозунгом «Все уже было». Это вот в прошлый раз было вот так, и сейчас опять будет. И завтра тоже так же будет. Вот как-то в истории не бывает ничего нового, события никак не развиваются, цивилизация стоит на месте и все только повторяется снова и снова, опять и опять, бесконечно по кругу. И поскольку так уже было, значит, теперь будет опять так же.
Вот с точки зрения этого самого вульгарного историзма Путин смотрит на сегодняшнюю Россию и на ее будущее. Но важно не только это — я начал это говорить. Важно то, что он пытается в этом убедить всех окружающих. Это, собственно, тот, извините, месседж, это то послание, которое он несет окружающему миру. У разных политиков есть разные идеи, есть разные прожекты, есть разные планы на жизнь и так далее, на жизнь их стран. А у этого политика оно вот так: давайте сдадимся. Какой это был, XIII век, XII? Вот тогда уже сдались один раз и таким способом прикрылись от Запада.
Хотя отдельно можно начать сейчас обсуждать (но не хочется), чего стоило это прикрытие. Сколько времени Русь — и отдельные части Руси, и вся она в совокупности, будущая Россия, — сколько она потеряла в эти века ордынского ига, насколько она отстала от окружающего мира, какое тяжелое наследие ей досталось. В частности, наследие такое структурно-политическое. Потому что действительно многие историки говорят о том, что некоторые ужасные черты современного российского государства и вообще российского государства на протяжении всего его развития, собственно, тогда и сформировались.
Все обычно вспоминают Бориса Акунина и его популярные исторические книги, которые очень во многом построены ровно на этой идее — что Россия и Русь государство ордынского типа, и этот ордынский тип сохранился до сих пор, и это очень многое до сих пор объясняет. Но Григорий Чхартишвили, он же Борис Акунин, не с потолка это взял. Он это вычитал у серьезных историков. Он сделал такие выводы после того, как смотрел на то, как историческая наука это трактует. Поэтому это не его собственное изобретение, а один из важных и вполне зарекомендовавших себя подходов.
Так что вот однажды один Александр Невский погрузил уже Россию во тьму на несколько веков. Вот сейчас другой последователь Александра Невского мечтает о том, чтобы погрузить Россию еще раз в какую-нибудь тьму и под лозунгами «Это все уже было» и «Смотрите, в прошлый раз хорошо кончилось» (почему оно хорошо кончилось? По-моему, оно ужасно кончилось) продолжает это делать.
Впрочем, я бы отвязался сейчас от всех этих исторических материй. Просто интересно отметить, что происходит с этим человеком, который продолжает сидеть во главе России и, судя по всему, собирается сидеть в этой главе до самой своей смерти, пока его вперед ногами не вынесут. Но я бы перешел к сегодняшним событиям и к достаточно яркой, грозной и очень тяжелой картине сегодняшнего мира, в центре которого мы с вами оказались, поскольку мы с вами говорим по-русски, мы свою судьбу связываем с Россией, мы постоянно думаем о том, что с Россией происходило, что происходит и что будет происходить. Я поставил на афишу сегодняшнего стрима фразу про то, что три войны нас окружают и четвертая нас еще ожидает. Да, я именно так глобально, таким общим обзором оцениваю то, что сейчас происходит, ту общую картину, которая сложилась.
Одним из самых ярких событий минувшей недели стали несколько англоязычных текстов, которые получились в результате работы замечательных англоязычных журналистов для британских изданий, одного британского, другого американского. Для журнала Time — там свой текст опубликовал замечательный журналист Саймон Шустер. Не путать с Савиком Шустером, кстати. Это два совершенно разных человека. Саймон Шустер совершенно не является телеведущим на украинском телевидении, бывшим ведущим на НТВ. Нет, это совершенно отдельный и очень хороший политический журналист, очень хорошо понимающий то, что происходит в России и вообще в целом в Восточной Европе и в Украине. А вторые публикации — это публикации в Economist, за которыми стоит человек, которого вы тоже, я думаю, хорошо знаете и часто его видели в эфирах различных YouTube-каналов, а до того еще в эфире «Эха Москвы», например, и в том числе в гостях в моем эфире. Это Аркадий Островский, наш с вами соотечественник, много лет работающий на журнал, которому мы обязаны целым рядом замечательных публикаций, которые там выходят.
Статья в Time — это статья о Зеленском и о том, как он постепенно оказывается в политическом одиночестве, в политической изоляции. Как он оказывается в ситуации, совсем не похожей на первые месяцы войны, когда он был на гребне очень яркого и бурного национального подъема, как ни странно об этом говорить, потому что Украина подверглась жесточайшему нападению. Само существование ее висело буквально на волоске в какие-то дни.
Мы помним, например, историю с Гостомелем, которая на меня произвела очень большое впечатление — как, собственно, от одной небольшой операции, в которой участвовало буквально несколько сот человек с украинской стороны, а в какие-то эпизоды несколько десятков человек, буквально зависела судьба Украины. Тогда удалось удержать этот аэродром, не допустить высадки российского десанта, не допустить, следовательно, такого скоростного взятия Киева и разгрома украинского государства.
И тем не менее, Украина, украинская нация, украинский народ, украинская армия, украинские политики были на очень большом психологическом подъеме. Они были охвачены ощущением важности и героизма момента. Они были охвачены ощущением того, что от них зависит будущее страны, будущее их семей, детей, их языка — вообще всего, что им дорого. И тогда Украина во главе со своим президентом представляла собой какой-то очень сплоченный, очень такой живой политический организм.
Постепенно, с неделями, с месяцами войны наступила усталость. Наступило где-то разочарование, где-то даже и отчаяние. В каких-то ситуациях украинцы, украинские политики, украинские военные постепенно осознавали, что Украина вступила в очень тяжелую полосу своего существования, и полоса эта широкая, долго придется ее пересекать. Это большой период, требуются большие усилия, большие жертвы.
И вот теперь президент Украины Владимир Зеленский говорит о том, что он, по существу, остается чуть ли не единственным человеком, который верит в скорую победу, в такую яркую, ясную победу Украины. И он осознает все меньшую и меньшую поддержку и внутри Украины, и снаружи Украины, и все большую и большую опасность того, что он окажется виновным в том, что Украина оказалась в таком тяжелом положении.
А рядом опубликованная в Economist колонка главнокомандующего украинской армией Залужного и интервью с ним же, которое сделал Аркадий Островский, которое разворачивает и поясняет очень многие моменты и идеи из этой колонки Залужного. Которая, конечно, тоже… Давайте откровенно, я думаю, он не сам долбил по клавишам. Понятно, что колонка эта появилась в результате разговора с кем-то и в результате взаимодействия и сотрудничества с кем-то из журналистов Economist. Но, тем не менее, это, несомненно, авторское произведение, полностью отражающее мысли этого замечательного, действительно замечательного, как мы могли убедиться, украинского военачальника, много сделавшего для того, чтобы Украина была жива до сегодняшнего дня, давайте это прямо скажем.
Так вот, в этой колонке и в этом интервью очень многие обратили внимание прежде всего на то, что Залужный произносит какие-то тяжелые вещи, делает такие тяжелые признания. О том, что наступление, которого очень ждали и которое заняло весну, лето и часть осени нынешнего года, имело совершенно неудовлетворительные результаты. О том, что Украина устает от войны. О том, что Украина осознает, что эта война очень долгая и ей предстоит напрячь все свои силы. О том, что падает энтузиазм и возникают разнообразные проблемы с людскими ресурсами на этой войне.
И многие восприняли это как какую-то констатацию беды. Что вот, Залужный сказал, что все пропало, все погибло, кошмар и так далее. На самом деле если прочесть спокойно эти тексты, оба этих текста, и колонку Залужного, и интервью Залужного, то становится понятно, что смысл того, что он говорит, совершенно другой.
Вот меня часто спрашивают и зрители, и слушатели. Я читаю это в чатах, которые разворачиваются в прямом эфире, пока я здесь, в этих стримах, что-то такое говорю. Сейчас, кстати, тоже имейте в виду, что этот чат работает. Для тех, кто еще в него не пришел, я так одним глазом поглядываю туда и именно из этого чата обычно берутся те вопросы, на которые я отвечаю в конце этих стримов. Так вот, я сам получаю такие вопросы. И когда мне приходится участвовать в каких-то чужих эфирах, и когда я выступаю там в качестве комментатора, какого-то эксперта, когда коллеги задают мне эти вопросы, часто все это звучит так: «Скажите, а вот событие такое-то…». Не знаю, появление в распоряжении украинской армии танков «Леопард» или появление каких-то ракет…. То появились «хаймарсы», то какие-то новые «хаймарсы», то вдруг ATACMS, то вдруг Украина начала производить в больших количествах свои собственные беспилотники, то вдруг еще что-то. «Скажите, это новый этап, это перелом в войне? Это что-то, что радикально меняет ситуацию? Это что-то, что заставляет нас говорить о том, что война пошла по совершенно другому пути?».
Я обычно на это отвечаю: не надо ничего преувеличивать. Это важное событие, оно создает новые возможности, оно открывает новые перспективы перед украинской армией. Украина давно дожидалась этого вооружения, она этого очень хотела, она об этом очень просила, политики, и прежде всего президент Зеленский, этого добивались. Но, конечно, это никакой не новый этап, никакой это не перелом и никакая это вообще не новая эпоха в этой войне.
А вот теперь, пожалуй, я должен сказать, что да, вот сейчас, пожалуй, мы наблюдаем… Ну, «перелом» неправильное слово, конечно. Мы наблюдаем переход на некоторый новый этап, потому что на некоторое новое понимание. И удивительно, что Залужный, человек, по всей видимости, очень глубокий, очень умный и действительно относящийся к военному делу не как к драке какой-то, где нужно замахнуться как-то покруче и влепить посильнее, относящийся во многом как к какой-то глубокой и сложной современной профессии, почти как к искусству, изучающий эту профессию, это мастерство, эту науку глубоко… Не зря он так часто говорит о том, где он учился, кто его учил, какие книги он читал, пока он учился, и кто были его учителями, чей опыт кажется ему важным и так далее. Он очень любит про это поговорить. И вот он совершенно неожиданно начинается сравнивать эту войну не со Второй мировой войной, как мы привыкли… Мы все время говорим, что это похоже на Великую Отечественную, непохоже. Уже скоро можно будет сравнить, уже скоро 2 года, а это уже половина от Великой Отечественной войны. А вот в Великой Отечественной войне были такие-то потери, сейчас такие-то. А вот так-то продвигался тогда фронт, а так-то теперь…
Так вот, он сравнивает не со Второй мировой войной, а с Первой. И для меня это очень важный и интересный (если можно о таких трагических вещах говорить как о чем-то интересном) поворот размышлений. И для меня это очень важная мысль, когда он, собственно, сравнивает положение с тем самым, что мы знаем по знаменитой фразе Ремарка «На западном фронте без перемен». А сейчас на восточном фронте без перемен для Украины. Произошел некоторый такой клинч, такой тупик, во многом технологический, который похож по природе своей, несмотря на то, что прошло больше 100 лет, казалось бы, и военная наука, и военная техника, и вообще техника, и возможности воюющих стран продвинулись невероятно далеко, открыты какие-то совершенно немыслимые для начала XX века виды, типа и роды оружия, но, по существу, это явление того же порядка. Это технологический тупик, в который зашла война.
Залужный говорит о том, как он приезжает на передовую, на один из самых важных и ответственных участков и видит на мониторе перед собой и на мониторах, которые стоят перед его бойцами, абсолютно все до мельчайших деталей. Он видит каждую отдельную передвигающуюся по местности единицу бронетехники, большую или маленькую. Каждый отдельный грузовик, бронетранспортер, танк, мотоцикл и что там еще есть. Каждое отдельное орудие. И он видит причем, что называется, в режиме от первого лица, то есть как будто бы глазами человека, который летит на этом дроне. Он видит с дронов, как эти дроны преследуют людей, которые выбегают из этой разбиваемой техники, и поражают этих людей, сбрасывая на них разного рода взрывчатку и всякий боевой груз. И все это абсолютно как на ладони. И совершенно невозможно никаким образом совершить никакого скрытного, никакого непредвиденного маневра, ввести в бой какой-то резерв и сделать что-то, о чем в режиме реального времени не узнавал бы противник.
Но проблема в том, что ровно то же самое происходит на противоположной стороне. Обе стороны воюют на ладони. Обе стороны действуют совершенно в открытую. Больше не существует никакой скрытности, потому что современные средства наблюдения за боевыми действиями оказались настолько совершенные, что полностью исключают какую-либо хитрость.
И это делает это противостояние бессмысленным. Бессмысленным потому, что движение измеряется десятками метров и в одну, и в другую сторону. Обе стороны освоили этот тип войны, и она превратилась, по существу, в ту окопную войну, только на новом этапе, с новыми техническими и технологическими возможностями, о которой речь шла тогда, когда воюющие армии, скажем, Франции и Германии стояли где-то наверху, там, где теперь смыкаются Франция, Бельгия и Германия, где-то вот в этих местах — где-то там на Марне, где-то в Лотарингии, где-то, где, собственно, и оставалось это все долгими-долгими месяцами и годами без перемен. И требуется какой-то радикальный технологический прорыв.
Вот о чем говорит Залужный. И адресатом его, конечно, является не публика, не мы с вами, не украинская публика, не британская публика, не европейская публика и не какая-либо еще. Адресатом его, несомненно, являются люди, от которых зависит сегодня решение не просто о поставках вооружений для украинской армии, а решение о применении каких-то принципиально новых подходов к взаимоотношениям Европы, цивилизованного мира и воюющей Украины.
Первый подход, который был, собственно, установлен, заключался в том что западный мир должен удержаться между двумя опасностями. Одна опасность — это поражение Украины. Нельзя этого допустить. Украина должна иметь возможность держаться против России. Украину нужно поддерживать и понимать, что она защищает собой Европу, защищает собой цивилизованный мир. Но была вторая задача: этот западный мир не должен войти в прямое столкновение с путинским тоталитарным государством, поскольку это тоталитарное государство управляется обезумевшим человеком, который номинально, во всяком случае, располагает оружием массового уничтожения в разных вариантах. У него есть ядерное оружие, химическое оружие, бактериологическое оружие — чего только у него нет. Все это он готов применять.
И у него есть важнейшее преимущество перед почти всем остальным миром, если не считать Северной Кореи и еще буквально пары стран, которое заключается в том, что его государство, по существу, перешло на феодальный тип существования, а это означает, что он не экономит жизни своих людей, своих граждан. Он может их расходовать в любых количествах, потому что он их просто покупает у населения. Вот оказалось, что все до такой степени просто. У него есть достаточно денег для того, чтобы скупать живых людей и превращать их в мертвых. И население готово торговать с ним этим удивительным товаром, готово продавать ему человеческое мясо.
Если вы найдете новую, вышедшую только что книжку Владимира Сорокина под названием «Наследие», то вы обнаружите там такой образ, очень страшный на самом деле. Мне, надо сказать, тяжело было читать этот текст. Как-то надо было держать себя за уши, чтобы продолжать читать, потому что это очень жестоко. Собственно, сюжетом этой книги является то, что по стране едет поезд, топливом для которого служат люди. Ну, обрубки людей, обрезки людей, куски людей, человеческое мясо. Но это мясо добывается немедленно. Оно добывается из живых людей. Собственно, поезд хорошо едет, когда мясо свежее, а не когда это какие-то выкопанные откуда-то, или какие-то мороженые, или какие-то застарелые, какие-то уже закоченелые трупы. Нет, давай свежатину. Давай тех, которые сегодня еще как-то ходили, дышали, разговаривали, что-то чувствовали. Вот давай этих в топку.
Вот так устроено путинское государство сегодня. В этом смысле Владимир Сорокин в очередной раз нашел очень точный образ, очень точное воплощение, описание того, собственно, что происходит. И это важнейшее конкурентное преимущество диктатора Путина. Почти никто в мире не может этим похвастаться. Осталось нам с вами понять, мы рады этому преимуществу, мы как-то его одобряем или считаем, что это само по себе большая трагедия. Я, например, считаю, что да, трагедия.
По всей видимости, наступило время, когда доктрина участия цивилизованного мира в этой войне, построенная на этих двух столпах, на этих двух задачах — не дать Украине проиграть, но и не позволить втянуть себя в прямой конфликт с Россией, — эта доктрина должна уступить место какой-то другой. Потому что вопрос теперь не в том, чтобы поставить еще сколько-то ракет и, может быть, еще какой-нибудь новый вид ракет, о которых мы сегодня еще не знаем, которые будут лететь еще на 100 км дальше. Вопрос больше не в том, чтобы наконец уже начать передавать украинской армии какие-то там не самые новые, не самые современные, но, в общем, очень неплохие самолеты, которые украинской армии давно уже обещаны и которые все никак и никак туда не придут. Придут, конечно, однажды. Как обычно, они придут очень неожиданно, когда все будут считать, что до этого как-то еще дело не дошло. И вдруг они появятся. Так же, как совсем недавно ATACMS внезапно появились, а до этого «хаймарсы» внезапно появились. Это каждый раз та шутка, которую проделывают западные поставщики на украинском фронте снова и снова, и каждый раз успехом.
Нет, вопрос не в этом, хотя это все очень нужно и Украина это все очень просит. Вопрос в том, чтобы украинская армия, война с украинской стороны была переведена принципиальная на некоторый другой психологич… технологический уровень. И тогда — не зря я оговорился, — тогда и психологический уровень,что называется, подтянется. Психология идет за технологией в данном случае. Это то, что Залужный называет «мы должны изобрести новый порох». Пока мы воюем, говорит он, тем же самым порохом, который изобрели китайцы. Мы по-прежнему убиваем этим порохом друг друга. Со средних веков ничего особенного не изменилось.
Речь идет о технологическом переломе. И этот технологический перелом, по всей видимости, находится в области радиоэлектронной борьбы, от которой зависят и система наведения, и системы противовоздушной обороны, и системы дальнего обнаружения разного рода боевой техники, и системы того, что называется противобатарейной борьбой.
По существу, это война одной артиллерии против другой артиллерии, когда и на одной, и на другой стороне стоят артиллерийские силы. Широко понимаемые. Как мы понимаем, сегодня к артиллерии относятся не только собственно пушки, которые стреляют какими-то железными болванками. Нет, к этому относятся и самые разные типы ракет, минометов и так далее. Это очень разнообразная техника, но вся она является более или менее артиллерией.
Так вот, успех здесь снова зависит от информации. По существу, речь идет о системах добычи, обработки и использования информационных потоков на современном уровне. И одна из сторон должна взять здесь вверх.
И вот это, по всей видимости, является заведомо слабым местом у России и у Путина. Потому что Россия находится в изоляции, Россия полностью провалилась в том, что касается своего собственного производства этого. Россия до сих пор бесконечно зависима от западных поставок, которые идут окружным путем. Но Россия считает и Путин считает, что у него достаточно денег для этого. А мировая пресса снова и снова обнаруживает все новые и новые свидетельства того, что и современное вооружение, и современные боеприпасы, например, сейчас, в настоящую минуту — не когда-то там до войны или в самом начале войны, когда не успели сообразить, не успели понять, как это работает, а сейчас, — работает на вот этих самых западных поставках. Элементы, микросхемы, разного рода электронные детали и целые блоки в тех ракетах, которые прилетают на украинскую территорию, в тех самолетах и вертолетах, которые там сбивают — все это обнаруживают буквально свежее, буквально 2023 года выпуска. Что, конечно, производит сильное впечатление и оказывает очень большое влияние на происходящее.
И вот здесь Россия должна проиграть. Потому что, конечно, вот это сиденье в окопах, вот это «на восточном фронте без перемен», вот это нескончаемое стояние с движением в несколько метров туда и обратно, война, в условиях которой и те, и другие прекрасно, как на блюдце, видят, что происходит перед ними, с точностью до каждого проезжающего механизма — в этой войне, конечно, преимущество на стороне России. Именно потому, о чем говорили: потому что Россия располагает не просто очень большим или безграничным… Он не безграничный, но он бесплатный, по существу. Ну, бесплатный в моральном смысле. Это оплачивается деньгами, а деньги в этих обстоятельствах стоят недорого. Деньги можно при желании еще напечатать. Деньги можно раздобыть при помощи нефтяной торговли. Выяснилось, что мир, в общем, не может надежно гарантировать отсутствие нефтяных доходов у Путина. Нефть дырочку находит и газ дырочку находит и протекает прежде всего к неким новым покупателям, которые рады на этом заработать. Это прежде всего Индия и Китай, опять-таки. Так что вот здесь, несомненно, преимущество находится у России.
Вот о чем говорит Залужный. И это очень важная вещь, понимать это правильно. Это не просто панические заявления о том, что, извините, у нас же ничего не получилось, что же теперь будет, как же теперь поступим. Нет, речь идет о том, что здесь для для мира требуется, если он осознал опасность происходящего… А я думаю, что он осознал эту опасность вполне. Мир вполне осознал безумие Путина и то, что он абсолютно выключен из каких бы то ни было отношений с цивилизованными странами. Осталась, по существу, только Орда, то есть Китай, который готов с ним общаться. Россия постепенно вытесняется даже из тех регионов, где она хотела бы выступать в качестве какого-то покровителя, в качестве какой-то важной силы, типа Африки или Юго-Восточной Азии, каких-то относительно бедных ее регионов, ее частей. Мир осознал, что он имеет дело с сумасшедшим. Мир осознал, что он имеет дело с преступником. Мир осознал, что не существует никаких гарантий.
И надо сказать, что Путин помог этому миру осознать, что не существует никаких гарантий от применения оружия массового поражения. Собственно, сегодня — или вчера, я не помню, но буквально, мне кажется, прямо сегодня, — российский диктатор подписал закон об отмене ратификации закона о запрете ядерных испытаний. И Россия, несомненно, эти испытания будет совершать. Мы с вами, я думаю, в ближайшие недели это обнаружим. Так что это вещь уже состоявшаяся. Раз вы это поняли, действуйте соответственно.
Вот, собственно, что мне представляется содержательным в этом. И нам с вами остается следить за тем, как это решение будет постепенно поселяться в мозгах у важнейших мировых политиков и будет воплощаться в их действия. Я, честно говоря, в этом нисколько не сомневаюсь, потому что иначе просто никакого мира не будет. Иначе просто человечество погибнет от рук этого безумного диктатора. А следующие человечество, если оно на этом месте, на этих руинах когда-нибудь образуется, уже будет извлекать из этого уроки. Как-то так стоит вопрос сегодня.
Вот это та одна война, рядом с которой мы живем. Вторая война, рядом с которой мы живем — это война, которую мир почти пропустил мимо глаз и ушей. Это война на Кавказе, война между Азербайджаном и Арменией. Я неслучайно ее так называю. Почему-то огромное количество людей уверены в том, что она окончилась, что она позади, что произошли какие-то события и как-то установлено некое новое равновесие. Вот существовало 30 лет одно равновесие, а теперь другое. Вот некоторая территория, Карабах или Арцах, как называет ее другая сторона, принадлежала одним, а теперь будет принадлежать другим. А дальше будем жить как ни в чем ни бывало.
На самом деле это, конечно, не так. Это не так по двум причинам. Во-первых, эта война является чрезвычайно важным аргументом для тех, кто участвует в первой войне. И это обсуждается все более и более ярко. Мы можем это видеть в тех дискуссиях, которые происходят иногда в открытой, иногда в скрытой форме и в Украине, и в России. Потому что в Украине появляются политики, появляются военные, появляются аналитики, которые говорят: «Ну вот смотрите, как оно произошло между Азербайджаном и Арменией. Вот Азербайджан в свое время, когда он был не в силах противостоять Армении и ее в то время мощному союзнику России, вынужден был отдать важную ему территорию Карабах. Ну а дальше как-то терпел, терпел, собирался с силами, выбирал момент, взвешивал разные обстоятельства, а потом шарах! — и справедливость восстановлена, земля возвращена, репутация как-то укреплена, злодей наказан, герой возвеличен. Все стало хорошо. Вот и мы так», говорят в Украине. «В конце концов, ничего страшного. А давайте мы наш Карабах — сейчас как-то смиримся с тем, что он достанется сильному противнику. Ничего страшного, мы соберемся с духом и с силами, выберем правильный момент, установим правильный баланс и уж тогда…». И так далее.
Но на другой стороне происходит прямо противоположный разговор. Там ровно эти же аргументы применяются, наоборот, к России. Смотрите, Россия в свое время, в какие-то там 90-е годы, когда она была слаба, а на той стороне был сильный Запад, Россия свой Карабах в виде Крыма и еще каких-то кусков, которые на самом деле, конечно, являются Россией, но почему-то оказались в Украине — Россия с этим смирилась, а вот теперь прошло время и теперь Россия восстанавливает свой статус кво».
То есть, понимаете, обе стороны трактуют эти обстоятельства прямо противоположным способом. Каждый претендует как-то на роль итогового победителя. Вот раньше мы смирились, а теперь мы восстановили. Или другие говорят: теперь мы смиряемся, но зато потом восстановим. Бесконечно это будет разворачиваться все шире. И вот этот фактор азербайджано-армянского опыта в пропаганде и в аналитике, связанной с войной России и Украины, будет присутствовать.
Но вопрос не только в этом. Вопрос в том, что пока Путин добивался своего в Украине, мир радикально изменился. Баланс в мире — во всяком случае, в этой части мира, — радикально изменился. Российское влияние, как мы уже несколько раз про это говорили, утрачено. Там появился другой лидер, а именно Турция, которая изменила этот баланс.
И ничто не заставляет нас думать, что вот сейчас там достигнуто равновесие. К сожалению, я совершенно уверен, что мы с вами будем в ближайшее время свидетелями попыток Азербайджана, скажем так, осуществить окончательное решение армянского политического вопроса. Я очень надеюсь, что речь не будет идти снова о геноциде, какой был в начале XX века. Я очень надеюсь, что в Азербайджане не возобладают мечты об истреблении армянской нации. Хотя опасность такая существует и безумцев, которые мечтают об этом, там немало. И есть сильные основания подозревать, что какое-то количество этих безумцев есть и в азербайджанском руководстве, в том числе и на самом его верху. Но в любом случае в политическом смысле они могут попытаться эту проблему решить.
И это вторая война, которая не кончилась и которая будет продолжать оказывать давление — и такое политическое, политико-аналитическое, о котором я в начале говорил, и собственно военное давление на тот театр военных действий, который интересует нас больше всего: то место, где Украина противостоит российской агрессии.
Третья война — это война в Израиле. На самом деле нумерация здесь не имеет значения. Мир считает ее в некоторых случаях первой из этих трех, в некоторых случаях второй из этих трех. Так что не обращайте внимания на очередность, в которой я это перечисляю. Я совершенно не вкладываю в это никакого дополнительного смысла.
Впрочем, нет, послушайте, я все равно считаю, что главная война, война, в которой решается судьба мира сегодня в буквальном смысле — это война в Украине. И на мой взгляд, именно тут произошло прямое столкновение между цивилизованным миром и варварским. Поэтому мы обязаны следить за этим с особой пристальностью. То, что происходит на Ближнем Востоке, то, что происходит в Израиле сегодня — это мощнейший взрыв, который, конечно, тоже, что бы ни говорили некоторые из аналитиков, тоже не носит какого-то локального, местного, провинциального характера. Ничего себе провинция, Ничего себе локальный конфликт. Здесь совершенно ясно, что тоже разлом идет по линии цивилизованности и дикости.
То, что происходит сейчас в Израиле, то, что царит сейчас в Израиле — совершенно невероятное, как говорят люди, которые там находятся, невероятное, невиданное единение нации, народа. Я не решаюсь это назвать воодушевлением, потому что воодушевление обычно ассоциируется с чем-то позитивным. Оно бывает радостное, это воодушевление. В данном случае, конечно, это все очень замешано на скорби, на горе, на потерях. Израиль переживает каждую свою жизнь. В этом смысле это полная противоположность российскому подходу и российской традиции. Сегодня весь Израиль знает, что погибло 18 военных. Каждая из этих жизней, каждая из этих судеб, лицо каждого из этих солдат на глазах всей страны. Обсуждается та цена, которую пришлось заплатить, и вот в эту цену вошла и вот эта жизнь, вошло и вот это имя, горе вот этой семьи. И действительно, говорят о том, что вся страна пытается участвовать каким-то образом в помощи армии.
Проблемы на первом этапе заключались в том, что армия не могла сразу принять то количество людей, которые ринулись тогда, когда была объявлена мобилизация — гораздо больше, чем, собственно, ждали и чем вызывали. С другой стороны, сейчас говорят о том, что армия не может справиться с тем количеством всякой материальной помощи, которую она получает. Потому что вся страна что-то готовит, что-то шьет, что-то заворачивает, что-то отправляет, что-то посылает, что-то привозит, чем-то кормит и поит, пытается как-то согреть, защитить и порадовать тех, кто оказался в армии. Мы все время читаем, видим и слышим о том, как люди этим заняты. Так что действительно, это сам по себе совершенно выдающийся феномен вот этого единения страны вокруг своих защитников и в борьбе за свое будущее.
С другой стороны, конечно, это чрезвычайно жесткое противостояние.Оно разворачивается на нескольких фронтах одновременно. Мы много с вами говорили о фронте пропагандистском идеологическом. Мне кажется, что Израиль постепенно выправляет здесь то тяжелое положение, в котором он оказался и которое он обнаружил в самом начале этого конфликта, когда выяснилось, что огромное количество людей по всему цивилизованному миру совершенно неожиданно отказываются сочувствовать Израилю, отказываются понимать, что в действительности там происходит. Но вот постепенно, во многом преодолевая свои собственные традиции и понимая, что нужно распространять информацию о том, что реально происходит в зоне вот этих самых хамасовских зверств и происходило, постепенно, мне кажется, Израилю удается здесь если не перехватить инициативу, то, во всяком случае, как-то улучшить положение.
Впереди тем временем очень тяжелые политические бои. На мой взгляд, это неизбежно, хотя израильтяне очень любят говорить о том, что в их традиции полный отказ от каких бы то ни было разногласий в такие тяжелые времена и так далее. Но, во-первых, традиция традицией, а все-таки прецедентов того, что происходит сейчас в Израиле, просто нет и сравнить просто не с чем. Поначалу говорили, что не было 50 лет, а сейчас, в общем, пожалуй, правильно говорить, что не было никогда. Израиль никогда не переживал вот такой атаки и не оказывался в такой необходимости немедленно справиться с той проблемой, которая впрямую угрожает его жизни. И действительно, вот эта фраза, что на этой земле останется либо мы, либо ХАМАС — эта фраза, несмотря на всю свою такую внешнюю грубость, в действительности справедлива. Она вполне отражает то, что в Израиле сегодня происходит.
Так что да, вот приходится расставаться с традициями, приходится расставаться с обычными подходами, в том числе таким подходом, что мы сейчас с политикой как-то не будем разбираться, вот у нас есть такое правительство. Я думаю, что война будет продолжаться в Израиле еще долго и в какой-то момент станет понятно, что дожидаться ее окончания для того, чтобы начать разбираться с тем, кто виноват в той катастрофе, которая стала началом этого кризиса, разбираться с тем, кому следует доверить управление дальнейшими событиями, дальнейшей боевой работой — никто не будет дожидаться конца войны. Так что мы увидим еще очень тяжелые политические баталии в Израиле. И я думаю, что мы увидим крушение многих важнейших, заметнейших израильских политиков. Некоторые из которых, надо сказать, поставили в свое время на путь иной. И прежде всего это можно сказать о Биньямине Нетаньяху, который Путина и свои отношения с Путиным считал (и никогда не скрывал этого) своим важным политическим ресурсом и этот ресурс как-то с большим удовольствием употреблял в дело во время выборов, во время агитации и так далее.
Так что мы увидим, что ему и за это тоже придется заплатить. Потому что поведение России, поведение Путина в этом кризисе не просто странное — оно совершенно отвратительное и чудовищное. Это одна из немногих стран, которая демонстративно братается с варварами, с ХАМАСом, и которая обращает все инструменты своего, например, ООНовского влияния.. Приходится употреблять слово «влияние», хотя речь идет на самом деле о грубом инструментарии вето, о возможности пользоваться всякими дырами и нелепостями (уже доказавшими, что они являются нелепостями) в ООНовском уставе.
Сегодня Россия является той силой, которая там, в ООН, защищает ХАМАС и поставила себя как бы на службу террористам. Просто говоря, деятельность там господина Небензи, который, разумеется, не на свой страх и риск и не по своей собственной инициативе ведет себя так, как он себя ведет — совершенно очевидно, что он исполняет эти директивы, которые получает из Москвы. Вот, собственно, сегодня на что опирается ХАМАС в ООН — на Россию прежде всего. И получает от нее все необходимое гораздо больше и гораздо безопаснее, чем даже от других арабских государств, которые внешне демонстрируют иногда свое сочувствие, или солидарность, или еще что-нибудь вроде этого, но, что называется, мыла не едят. Никто не ждет из Сектора Газа беженцев, никто не собирается им помогать. И главное, никто не собирается брать на себя ответственность за поддержание порядка на этой территории.
Это по-прежнему та основная проблема, которая остается перед Израилем — что да, вот они разрезали Сектор Газа пополам, они прошли его с востока на запад, дошли до побережья в самом узком месте, они окружили со всех сторон крупнейший город в Секторе Газа — собственно, город Газу, и продвигаются к его центру, расчищая все эти тоннели знаменитые, подземные фортификации, уничтожая разнообразные пусковые установки и так далее. Но главная-то проблемы заключается в том, что потом. Да, Израиль, в этом нет уже совершенно никаких сомнений, сомкнет это кольцо, сойдется в середине, займет эту территорию и будет ее контролировать. С паузами, которых требуют сейчас от израильской армии — так называемые «гуманитарные паузы» для того, чтобы можно было войти тем, кому удастся войти, кого хамасовские бандиты просто выпустят из этой территории. Проблема же еще в этом, что они еще не всех выпускают.
С паузами, без пауз, быстрее, медленнее, с такими потерями, с сякими (потери, к сожалению, они еще будут), но эта задача будет выполнена. Это, в общем, совершенно очевидно. И для этого не нужно никаких технологических прорывов, потому что здесь преимущество израильской армии достаточно для того, чтобы с этой проблемой справиться.
Но дальше что? Кто-то должен взять на себя эту ответственность, кто-то должен контролировать дальше эту территорию. И сегодня, как я понимаю, единственный вариант, который кажется реалистичным — это вот мы все это пройдем, все это расчистим, разнесем все эти укрепления, завалим все эти тоннели, вывезем все вооружение, которое там, перестреляем бандитов и уйдем. А дальше будь что будет. Окружим их большим забором и будем сторожить этот забор. Пускай они там как в запечатанной консервной банке, собственно, существуют. Но это малореалистичный подход и долго эта штука не проживет. Такого рода консервные банки довольно быстро оказываются дырявыми, сколько ни трать денег, сил, внимания, людей, человеческих жизней на их охранение.
Вот третья война и третья ситуация, которыми мы окружены, в окружении которых мы с вами существуем. Все они, несомненно, связаны между собой. Вот мы, собственно, наблюдаем сегодня события в американском Конгрессе, где происходит борьба за то, чтобы правильным образом распорядиться американской помощью. Принят закон о выделении относительно небольшого, если иметь в виду в целом те суммы, о которых идет речь в Соединенных Штатах, относительно небольшого транша исключительно Израилю, без Украины.
Относиться к этому особенно драматично не нужно, потому что это, конечно, политический демарш, такая политическая дразнилка, выходка, если хотите. С помощью этого демарша радикальные республиканцы в Палате представителей во главе с новым спикером дразнят Байдена, как-то пытаются прощупать, до какой степени он может отступить, в каком месте его можно продавить, насколько он решителен и так далее. В целом это, в общем, как говорят нам специалисты, довольно обычная история, когда одна палата принимает некоторый вариант законопроекта, заведомо непроходной, потому что вторая палата этого не поддержит. Вторая палата предлагает свой, первая палата это не поддерживает. Потом они устраивают какую-то согласительную комиссию — не какую-то, а там есть специальная сложная процедура для этого, чтобы была группа, объединяющая и конгрессменов, и сенаторов. И они вместе находят некоторый допустимый компромисс.
Надеяться на это в данном случае заставляет и то, что, в общем, конечно, большинство республиканских членов американского Конгресса, и сенаторов, и представителей, вполне поддерживают идею продолжения поддержки Украины — то, что нам важно. И мы можем не сомневаться в том, что эта поддержка будет продолжаться.
Вопрос, возвращаясь к самому началу нашего разговора, будет ли эта поддержка развитием того, что мы видели до сих пор? Да, еще какое-то количество ракет, какое-то количество самолетов, танков, боеприпасов и так далее. Или речь пойдет о том, чтобы состоялся какой-то технологический прорыв. Впрочем, в этой ситуации мы можем думать о том, что они все зависит от американского государства. Ключевое слово — государство. В разных обстоятельствах мы с вами уже сталкивались с ситуациями, когда внезапно деятельность частных компаний, действующих на свой страх и риск, действующих по своему усмотрению, оказывалась ключевой.
Все помнят, скажем, примеры про Илона Маска и системы связи, которыми он распоряжается. Понятно, что государство давит на него, государство пытается вовлечь его в координацию каких-то действий. Но то, что происходит со «Старлинком», который где-то есть, где-то нет, кому-то предоставляется, кому-то не предоставляется, где-то включается, где-то не включается — в общем, ключ от этого находится не в руках американского государства. Оно пытается повлиять на это, но не распоряжается этим.
То же самое в свое время происходило в том, что касается разного рода космических программ. И кстати, это началось вовсе не со Space X. Крупнейшие американские компании играли очень важную инициативную роль во всех американских программах освоения космоса и раньше. А мы с вами понимаем, что программы освоения космоса напрямую связаны с военными программами, с разработками новых видов вооружения, с разработками новых военных технологий и так далее.
Короче говоря, к чему я клоню? Я клоню к тому, что вполне возможно, что пока Конгресс будет обсуждать то и это, выделять деньги на это и на то, крупнейшие американские технологические компании, такие, как Google, например, и другие компании, существующие в Кремниевой Долине, и крупнейшие инвестиционные компании, и крупнейшие компании, производящие вооружение, могут продемонстрировать свой собственный взгляд на это, набрать свой собственный темп и предложить свои собственные технологические решения.
Возможно — этого никто не может гарантировать сегодня, мы это поймем тогда, когда это произошло, — что мы находимся на некотором переломе, на стыке двух эпох. Одной эпохи, когда государства воевали между собой, и в этих своих конфликтах, в этих своих войнах или, наоборот, в заключении мира определяли все, что с этим связано. И всегда в основе любого решения находилось какое-нибудь правительство или правитель. В разные эпохи это может быть президент, это может быть король, император, мандарин, шахиншах — кто угодно. Возможно, что человеческая история пришла к моменту, когда инициатива в таких делах хотя бы частично, в каких-то важнейших элементах и в какие-то важнейшие моменты, перейдет в руки частных компаний. Вопрос такой, я бы сказал, историко-философский, но да, много всякого ломается сейчас на наших глазах. Эпоха, в которую мы входим, является нехоженой и неведомой во многих своих проявлениях. Так что, может быть, и тут, в этом надежда Украины.
А надежда варвара Путина, конечно, в том, что удастся отвлечь от Украины. Прежде всего надежда его связана именно с войной № 2, с войной на Ближнем Востоке, где, как ему представляется, находится та воронка, в которую он может надеяться всосать весь мировой интерес, все мировое внимание, влияние, все мировые деньги, уводя их от Украины, с тем, чтобы остаться с Украиной один на один и просто вот так медленно высосать силу из Украины и способность ее сопротивляться, распоряжаясь теми жизнями, которые достаются ему просто за деньги. Вот, собственно, и все.
Ну что, давайте я обращу внимание, что количество отметок «нравится» (в просторечии лайков) перевалило за 1.100. Для меня это цифра вполне неплохая. Конечно, мне трудно тягаться с могучими каналами, которые эти лайки считают многими десятками тысяч, но, пожалуйста, я был бы рад, если бы вы, те, кто еще этого не сделали, про это вспомнили. Есть некоторое количество донатов, которое за это время пришло. Я хотел бы поблагодарить, например, Диану Замошкин, которая с помощью системы «Суперчат» прислала небольшое пожертвование. Тем не менее, спасибо, я очень рад.
Кстати, имейте в виду, что тогда, когда вы пользуетесь этой системой, вы можете и вопрос задать, и я его вижу сразу. Поэтому если у вас есть вопрос или какое-то суждение и вы хотите, чтобы оно здесь прозвучало, я вам обещаю, что я на вопрос этот отвечу, если я знаю ответ, а суждение ваше произнесу здесь при условии, что оно не будет содержать в себе чего-нибудь чудовищного, нецензурного или еще чего-нибудь такого, на что у меня язык не повернется. В общем, вы можете воспользоваться этим «Суперчатом» еще и как способом коммуникации со мной. Он довольно эффективный. Как, например, в этих самых знаменитых стримах Плющева, где он связывает это одно с другим очень эффективно, и все это прекрасно работает.
Ну и не забывайте про подписки. Если вы почему-либо еще не подписались, я вот прямо сейчас пойду злодейски и посмотрю, что, собственно, у нас происходит прямо в режиме реального времени. Есть такая возможность посмотреть на то, что происходит с подписками. Их несколько десятков, как я понимаю, добавилось. Ну вот, можно продолжать. Кстати, если вы вдруг вы поймете и вспомните, что до сих пор не подписаны на Youtube-канал Сергея Пархоменко, сделайте это, кликните. Полезная вещь, что называется, не зря она вам достанется.
Давайте посмотрим на вопросы, если они есть. Что мне прислал мой друг Кирилл, который как-то присматривает? «Справится ли Европа, — спрашивает наш слушатель под названием La Bia Arte (что-то такое итальянское, изящное). — справится ли Европа и мир с волной антисемитизма? Ведь оживились не только мусульмане из-за Палестины, но и европейцы. Не в обиду адекватным мусульманам. Спасибо». Понимаете, я все-таки считаю, что как-то представления об этом как об антисемитизме (в частности, в этом вопросе упомянуты Германия и Австрия) немножко преувеличены вот в таком смысле. Не потому, что антисемитизма не существует, а потому, что все-таки в цивилизованном мире антисемитизм твердо является стыдным, позорным явлением. Люди не признаются в этом. Люди, за исключением каких-то экстремистов и совсем уже отвязанных, оторванных дебилов, не демонстрируют этого. Люди понимают, что это нехорошо. Люди ничего не могут с собой поделать иногда, у них там внутри где-то что-то живет — иногда зависть, иногда пережитки каких-то средневековых представлений, суеверий, чего-то еще, иногда дурное воспитание, — но люди это ровно так осознают.
А то, что мы видим сейчас — это скорее перегиб, такая избыточная попытка продемонстрировать, наоборот, универсальность взглядов, либерализм взглядов, стремление к какому-то равенству, к защите слабого и так далее. Люди плохо информированы, люди в данном случае тоже подвержены пропаганде. Иногда довольно, надо сказать, изощренной пропаганде, иногда достаточно мошеннической пропаганде. Мы знаем, что на стороне террористов разного рода из разных экстремистских группировок немало людей достаточно изощренных в этом, которые умеют пользоваться и современными средствами коммуникации, и разнообразными сетями, и так далее.
Вот достаточно посмотреть, что происходит на юге России, где, казалось бы, довольно примитивные системы вот этих сетей, с помощью которых общаются люди… Это главным образом даже не то, что мы с вами обычно называем социальными сетями — Telegram, Facebook, Instagram, какие-то современные, развитые, изощренные вещи. Нет, это чаще всего чаты в WhatsApp. В каждом отдельном этом чате может быть несколько десятков человек. Это могут быть какие-то соседи и так далее. Ну есть люди, есть сообщества, которые умеют виртуозно этим пользоваться и которые умеют запускать по этим маленьким чатикам и дезинформацию, и какие-то ролики, и какие-то голосовые сообщения, и какие-то призывы. И эффективность этого мы, собственно, видели в Дагестане.
И вот это, кстати, тоже очень важный сюжет этой недели. Он как-то, казалось бы, чуть-чуть выпал из-за разряда таких совсем свежих новостей, потому что дело было в прошлые выходные, дело было фактически неделю тому назад. Но, в общем, мы с вами можем констатировать, что Россия сегодня является страной, в которой национальное насилие и, в частности, насилие антисемитское является частью государственной доктрины. Это то, во что играют российские политики сегодня с хихоньками-хаханьками.
Посмотрите просто на то, что за эту неделю наговорили лидеры… Хотя какие они, нахер, лидеры? Они присланные туда наместники, люди абсолютно выключенные из местной жизни и держащиеся только за ту веревку, которую им сверху из Кремля свешивают. Они чего-то все время хохмят на эту тему, все время кривляются по этому поводу ровно для того, чтобы дать понять, что они не относятся к этому серьезно. Что в действительности даже когда они изрыгают какие-то проклятья… «Вы свиньи, животные», как там что-то такое говорил этот самый губернатор дагестанский. Но в действительности он не считает, что произошло что-то важное. В действительности он этого не боится. Он считает, что он это удержит в руках, что он как-нибудь с этим справится. Хотя на самом деле он ни черта с этим не справится. И совершенно очевидно, что завтра это повернется другим углом и завтра выяснится, что нужно выковыривать из самолетной турбины, над чем он долго ржал, не раввина, которого там искали, а выковыривать просто лицо славянской национальности, как это, собственно, уже было в истории разных кавказских территорий, когда ненависть направляется в эту сторону, а неверный — это необязательно человек в кипе и с длинной бородой. Нет, неверный — это человек с чуть более светлым цветом кожи. Это человек, который 5 раз в день не совершает намаз. Вот что такое неверный. Неверный — это тот, кто ест свинину и ест до захода солнца в Рамадан. Вот за кем нужно гоняться, вот кому нужно не сдавать квартиру, вот кого нужно не принимать на работу и вот кого нужно выгонять отсюда, занимая потом его квартиру, отнимая его имущество, завладевая его ценностями и так далее.
Это происходит за две минуты. Но они готовы этим пользоваться. Они этот сигнал грозный, который они получили неделю тому назад, совершенно не прочли нужным образом. Они как-то понимают, что что-то такое бродит, какие-то силы, но мы их оседлаем при необходимости. Так они по-прежнему считают. И это, конечно, входит в доктрину России в целом.
Я послушал сегодня, по-моему, на одном из каналов Ходорковского, «Ходорковский Live», надо сказать, какое-то очень разумное и достойное интервью с Натаном Щаранским, одним из самых известных диссидентов советского времени, с человеком, который боролся, с одной стороны, против антисемитизма, а с другой стороны, против того, что этот антисемитизм оказывается основой для антисионизма в целом, то есть в целом является основой для борьбы против создания еврейского государства на Ближнем Востоке и того, что евреи со всего мира должны иметь право туда ехать и там жить.
И Щаранский, надо сказать, очень просто, каким-то очень понятным, спокойным, таким незамысловатым языком рассуждал о том, антисемит ли Путин, что надо про это думать и что надо про это знать. И он говорил о том, что нет, Путин не относится к тем людям, которые готовы уничтожать евреев за то, что они евреи, просто за факт их существования. Но в ту секунду, когда Путину это зачем-нибудь еще понадобится, он не остановится ни на миг для того, чтобы это проделать. Если потребуется завтра использовать эту карту, если потребуется потоптаться на этой площадке, если потребуется осуществлять насилие вот такое, почему нет? Ничуть не хуже, чем любое другое насилие. Он же готов на любое насилие, в том числе и на такое.
Я сейчас не дословно, конечно, цитирую, но смысл я передаю совершенно точно. Он говорил примерно так: из того, что Путин не антисемит, совершенно не следует, что этот преступник, этот человек, развязавший войну, этот человек, которого ждет новый Нюрнбергский трибунал, нас, евреев, должен почему-то устраивать. Так говорил Натан Щаранский.
Я здесь совершенно с ним солидарен. В целом то, что делает Путин, то, что делает путинское государство, то, что делает путинское группировка — это в целом представляет собой угрозу всякому живому человеку, в том числе и еврею. Может быть, еврею первому, потому что, как, опять же, сказал тот же самый Щаранский, евреи всегда являлись очень удобными врагами. Их атаковать как-то очень удобно и просто. Всегда первым приходит в голову атаковать именно их. Ну, нас.
Я тоже еврей, поэтому я не должен говорить об этом в третьем лице, особенно сейчас, когда вот такая угроза. Да, в этот момент чувствуешь себя еще больше евреем, чем когда бы то ни было еще. Во мне есть и армянская кровь, и украинская, и еврейская. Еврейской больше всего, ровно половина. Если уж вы хотите — я просто вижу эти вопросы здесь в чате, — разбираться в химическом составе моих кровей, половина еврейской. Две бабушки моих еврейских, а дедушки один армянский, а другой украинский. Вот вам полный отчет о моем, так сказать, национальном составе, о моей этнической принадлежности, если вам интересно. Я ее не скрываю, я ей горжусь во всех трех этих ее элементах.
Так что вот, что касается антисемитизма, мне кажется, я пока ответил. Но мы явно еще будем возвращаться к этой теме снова и снова.
Ларс Бросик… О, вот вопрос, которого, я думаю, многие ждут. «Прошу прокомментировать новость от «Генерала Соловья» о кончине Путина». И дальше Дмитрий Катаев просит мое мнение: «Настоящий Путин жив или нет? Спасибо». Я буду краток относительно. Вы знаете, что я никогда не бываю краток, но, может быть, сейчас попробую.
Значит, первое. Я считаю сообщения о гибели Путина ложными. У меня нет никаких оснований полагать, что Путина нет в живых. Я очень часто вижу и в моем telegram-канале «Пархомбюро», и в моем Фейсбуке, и вообще всюду обращенные ко мне слова: «А я верю, что Путин умер». На это я хочу ответить следующее. Вопрос о жизни или смерти Путина не является вопросом веры. Он является вопросом информации, вопросом сведений. У меня нет сведений о кончине Путина. Ровно так же, как у меня нет сведений о наличии у него того, что все обычно называют двойниками.
Я много раз про это говорил. Я считаю, что у него есть дублеры. Это несомненно так. Люди, которые похожи по силуэту, по комплекции, которые более-менее загримированы, относительно пострижены, или у них на голове организована похожая лысина. Это люди, которых можно перепутать с Путиным в проезжающем мимо автомобиле или где-то вдалеке, когда он проходит от трапа самолета и так далее. Это предназначено прежде всего для защиты от снайперов и прочих диверсантов, чтобы они не знали, в какую машину стрелять. Вот едет три машины, в одной сидит настоящий Путин, в двух других сидят два дублера. Они издалека похожи и поэтому непонятно. Это можно использовать для каких-то съемок, для каких-то проходов перед камерой туда-сюда, но для серьезного функционирования этих дублеров использовать нельзя.
Никакой информации о том, что существуют не дублеры, а двойники, то есть люди, например, которые могут достоверно имитировать голос так, что он не распознается техническими электронными средствами анализа. Это на самом деле самое сложное. Потому что загримировать можно и очень похоже, а очень сложно с мимикой, с жестикуляцией, с интонациями и очень сложно с техническими характеристиками голоса. Оттенки тембра, всякие модуляции и так далее — это не имитируется. У меня нет сведений о том, что кто-то научился это делать.
Могу ли я считать сведениями то, что я получаю от Валерия Соловья, бывшего профессора МГИМО, и каких-то таинственных людей, которые ведут telegram-каналы, которые, в общем, повторяют то, что он говорит? Нет, я это сведениями не считаю. Я вообще относился к этому на протяжении долгого времени довольно добродушно, даже позитивно. Я знаком с профессором Соловьевым. Я в свое время, например, помогал ему приезжать в Соединенные Штаты и выступать в очень авторитетных организациях типа Института Кеннана. Я помню, был такой момент, когда мы устроили совместные дебаты, где участвовал он, участвовал Михаил Виноградов и, по-моему, Элла Панеях, замечательный наш социолог, была там. Это было очень интересно. Они были такие разные все трое, у них были совершенно разные интонации, разные подходы. Все трое, в общем, говорили какие-то вполне разумные вещи, с которыми так или иначе можно было согласиться.
Поэтому мое знакомство с профессором Соловьем, так сказать, не только электронное, но и вполне человеческое. Я относился к симпатией к тому, что он делает, потому что мне представлялось, что это такой политический стендап, что он артист оригинального жанра, что он человек, который работает на публику. Артистично, обаятельно, достаточно профессионально, выдумывает какие-то штуки, как-то людей веселит, развлекает. И в целом это психологически, наверное, даже помогает и так далее. В общем, как-то всегда на просьбы о нем отозваться я отзывался, как мне кажется, вполне доброжелательно, говоря о том, что да, он хороший психолог, хороший артист, слушать его интересно и местами весело.
Но я считаю, что он зашел слишком далеко. Я не одобряю того, что он устроил в последнее время. Мне кажется, что это очень помогает путинскому режиму, а этого я прощать не хочу. Я не верю в то, что Валерий Соловей этого не понимает. Он должен понимать, что он сегодня работает на них. Я не знаю, работает ли он по заказу. Знаете, я как-то не присутствовал при подписании контрактов. Никакого заказа я не видел, никакой вербовки как-то я не считаю возможным предполагать. Не знаю. Но объективно он работает на Кремль, Он работает на Путина, он работает на его группировку, он работает на спецслужбы.
По многим критериям. Прежде всего потому, что он выводит Путина таким образом из-под ответственности. Ну а чего — Путина нет, вместо него какой-то другой чувак, какие-то двойники и вообще это не он, а Патрушев, а Путина давно никакого нет. И что там, собственно? Хотелось бы как-то уже как-то оставить Путина в покое. Ну, умер-шмумер — лишь бы был здоров.
Нет, я не согласен. Я на это не готов пойти. Я считаю, что конкретный человек, который принял решение, который развязал войну, который убил сотни тысяч людей, должен понести ответственность за это и не должен выскочить из-под нее никаким способом. Потому что сегодня вы скажете, что страной управляет или имитирует управление двойник Путина, потому что Путин умер, а завтра вы скажете, что страной управляет двойник Путина, потому что Путин сбежал в Парагвай и не надо его там искать. Ну сбежал и сбежал, спрятался, а у нас тут теперь двойник. Давайте бороться с двойником и с Патрушевым. Нет.
Кроме того, он, несомненно, постепенно разваливает, затупляет, я бы сказал, ощущения людей — и так на самом деле этих людей меньше, чем нам хотелось бы, — которые должны были бы чувствовать потребность в том, чтобы этому режиму сопротивляться. А что ему сопротивляться, и так все померли. И этот помер, и тот, и все остальные помрут. Все как-нибудь само образуется.
Вот философия, которая вытекает из этого оригинального жанра, которым занят профессор Соловей. Я не одобряю этого. Понятно, что он работает на себя. В конце концов, в этом нет ничего плохого — всякий артист работает на себя, на свою популярность, на то, чтобы нравиться публике, чтобы публика узнавала на улице и так далее. Это совершенно нормально. Странно от артиста ожидать чего-то другого. Но не любой ценой. Мне кажется, что цена, которую мы платим за популярность Валерия Соловья, непомерно высока. Мы платим серьезными вещами. И мне кажется, к этому тоже нужно относиться серьезно и говорить о том, что он перешел пределы допустимого в этой борьбе за просмотры, за рекламные контракты.
Эти контракты я прямо вижу, потому что я вижу рекламу в его telegram-каналах. И это именно реклама, это платные размещения. Тут как бы чего говорить? Я примерно представляю себе расценки на это. Они не космические, но существенные. Мне кажется, что совершать такие поступки за эти деньги как-то немножко странно, нехорошо. Не знаю, услышит ли это сам Валерий Соловей. Он меня позабанил повсюду — и в Телеграме, и в Фейсбуке, и в Твиттере, везде. Может, кто-нибудь ему расскажет. Я не знаю,может, ему по старой памяти будет полезно это услышать.
Ну вот, мы с вами в эфире 1,5 часа. Народ не уходит, что меня очень радует. Хотя сейчас много интересного происходит на других каналах, у Плющева, где-то еще, но нет, люди здесь, все хорошо. Спасибо вам! Поставьте, пожалуйста, кто не поставил еще, лайков. Подпишитесь, пожалуйста, кто еще не подписался. И встретимся с вами в будущую пятницу здесь же. Я надеюсь, что ничто мне не помешает, что я буду по-прежнему тут, никуда не уеду. И пожалуйста, расскажите об этом канале тем, кто его почему-либо не смотрит. А то мне пишут: «Вот, случайно зашел на ваш канал, видел вас в гостях у Плющева».
Отдельно спрашивают: «А вы реально думаете, что Пригожин умер?». Да, что Пригожин умер — думаю, что да. Потому что у меня есть сведения о том, какие силы хотели его уничтожить и работали на это. И это сведения, а не представления.
Меня зовут Сергей Пархоменко, Это программа «Суть событий». Мы с вами встречаемся каждую неделю в 9 часов вечера по Москве здесь, на моем YouTube-канале, для того, чтобы обсудить события недели. Спасибо вам большое, всего вам хорошего, будьте здоровы!